О звездах

Перед капотом моей машины появилась она — и мои руки неосознанно вцепились в руль. Рыжая грива волос, длинные стройные ноги в разрезе игривого черного платья, кожаная короткая куртка и броский вечерний макияж. Я как будто получил удар прямо в солнечное сплетение - меня тут же окатила жаркая волна воспоминаний о ее коже под моими ладонями, ее изгибах, ее запахе. Я не чувствовал их больше года, но моя душа и тело помнили каждую деталь. «Моя. Ты — моя!» Я быстро вышел из машины и направился к ней — зачем? Я не знал. Я хотел что-то сказать, но она билась в моих руках, как пойманная дикая птица, она кричала, кричала справедливые вещи и тем глубже вонзались в меня ножи ее слов. Сколько за этот год стало этих ножей в моем сердце — сотни, тысячи? Но именно ее слова сейчас, именно ее боль окончательно иссушили мое сердце — в нем больше не осталось крови. Цветущая, в роскошном образе женщина идущая на вечеринку, и непреодолимые тоска и разочарование в ее глазах, устремленных на меня — этот контраст меня уничтожил. И причиной был я сам. Она кричала, что это я ее бросил, что теперь все кончено, чтобы я оставил ее в покое, но я не верил. Я не верил, что опоздал, не верил, что ее любовь может закончиться. Не верил, что я сам стал ее убийцей. А потом она ушла. Тоненькая, притягательная, сгорбленная болью фигурка, которую я просто физически не мог отпустить глазами — я подошел к ограждению и, глядя через тонкие прутья, вцепился взглядом в каждый ее шаг, пока она не села в машину. К Памиру. Я в ту же секунду принял его всерьез. Слишком хорошо я знал этого человека, его целеустремленность и список его побед. И слишком хорошо я знал себя, свою гордыню и список поражений, к которым она привела. Имя этому списку — «каждый день прошедшего года». И когда ноги несли меня к машине я молил Аллаха только об одном, чтобы этих нескольких сотен раз, когда я день за днем разочаровывал Дефне своим молчанием и отсутствием, оказалось недостаточно, чтобы полностью лишить жизни ее любовь ко мне. А больше я не потрачу зря ни одного. Я не помню, как гнал машину по трассе с намерением догнать их, как сигналил и подрезал, как рванул на себя дверцу машины с ее стороны. — Выходи. — Омер, что ты делаешь? — Выходи. — Не выйду. — Я сказал выходи и садись в мою машину! Быстро! — А я сказала не выйду! Что ты себе позволяешь?! Памир пытался вмешаться, но я не дал и он понял, что лучше меня не трогать — такого состояния аффекта я сам у себя не помню. А потом появился еще и Синан, миротворец с благими намерениями — как всегда. И когда Дефне нашла выход в том, чтобы уехать с ним, когда она уже отстегнула ремень и поставила свои стройные ноги на высоких каблуках на асфальт, чтобы выйти из машины и уйти, я вдруг утратил свой гнев. — Останься. Она подняла на меня полные боли глаза и устало подняв брови ответила: — Я не вижу причин оставаться, Омер. Оставь меня в покое. — Не видишь? Я покажу. Я отвел рукой Синана, давай ему знак отойти, подошел к ногам Дефне и наплевав на пыль, грязь и свой модный костюм цвета «электрик», опустился перед ней на колено так, чтобы видеть ее глаза прямо перед своими, и так, чтобы ей некуда было бежать. Я услышал, как слева от меня удивленно крякнул Синан и где-то по ту сторону машины протяжно присвистнул Памир, но мне было плевать — весь мой мир сейчас сузился до размеров этих ореховых, расширенных в удивлении глаз, до ее нежного, вдруг сухо сглотнувшего горла. Я взял ее ледяные руки в свои и заговорил. — Этот год был худшим временем в моей жизни, Дефне, а плохих времен у меня было немало. Худшим — не потому что ты меня предала, а потому что тебя не было рядом. Не потому что ты врала мне, а потому что я врал сам себе. Я каждый день растрачивал себя, разменивал, жил в пустоте потому что во мне не было моей души — я сам оставил её в Стамбуле. И я не хочу... не могу потерять то хорошее, что еще от меня осталось. Я не заслуживаю этого, но я прошу, чтобы моя душа снова соединилась со мной, прошу, чтобы ты меня спасла. Я приму от тебя любое наказание, но только не проси меня смотреть спокойно на то, как ты уезжаешь с другим. Ты — моя жизнь, Дефне… Она слушала, закрыв глаза, и ее слезы капали прямо в наши с ней ладони, которые, соединившись, так и лежали на ее коленях. А потом она высвободила свои руки из моих, вытерла щеки и молча посмотрела мне в глаза, которые в эту минуту не скрывали ничего. Наши взгляды говорили друг другу всё, чему не нашлось слов. Через минуту она прервала наш безмолвный диалог - она тронула мое плечо, давая мне знак встать и отойти. А потом, не сказав мне ни слова, встала и направилась к машине Синана. — «Ты — моя, даже если я тебя никогда не увижу»*. Помни, Дефне. Она остановилась. Я не знал, что написано в этот момент на ее лице — я видел только ее напряженную узкую, одетую в черную тонкую кожу, спину и стройные нежные пальчики, сжавшиеся сейчас в кулаки. Я видел как она глубоко вздохнула и продолжила свой путь к машине Синана, села на переднее сиденье, захлопнула дверь и стала смотреть прямо перед собой. Моя рука всеми силами вцепилась в дверцу машины, чтобы не броситься следом, а мои челюсти всеми силами сжались, чтобы не прокричать ей вслед то, от чего разрывалось мое снова кровоточащее сердце. Синан сочувственно улыбнулся, сверкнув подозрительно влажными глазами: — Я присмотрю за ней, брат. И тоже пошел к машине. Я скользнул глазами по лицу Памира, крем взгляда отметив как тот неодобрительно качает головой, но мне было все равно — я смотрел только на машину Синана, которая увозила мои надежды. А когда она скрылась из виду, мои пальцы наконец-то расслабились, я захлопнул дверцу машины Памира и, развернувшись, посмотрел прямо ему в лицо. _____________________________________________ * Ф.Кафка «Письма к Милене»