Что-то забытое. Осколки.

Тишина, прерываемая мелодией и мыслями. Собственный мир, зарисовки, сцены, желания — всё это простая иллюзия, основанная на безразличие к настоящему миру. И остается произнести мятое: «Достали!» — включить плеер и тонуть, тонуть, тонуть.

      Тонуть — заманчивое слово. Тонуть можно в чём угодно: в воде, крови, слезах, в собственном дерьме и жалобах, в боли и отчаяние… а знаете, про боль и отчаяние было лишним, действительно. Шу любил это слово, а вот Аято начинало трясти. Разная реакция на одно и тоже, и опять-таки, не суть. Слышать очередную словесную перепалку между братьями он не любил: то голоса их казались отвратительными, сами слова пропитывались мерзким слоем, теряя свой смысл. Но на некоторые вещи вампир не реагировал. Почему? А вот знаете, было откровенно плевать: на ссору, кучу негатива и прочего «романтизма». К чему проводить время в этом извечном мире? Скучный, кровавый, грязный, несправедливый, назойливый — и это не весь список. Включить музыку на всю громкость, чтобы заглушить звуки из вне, закрыть глаза, и тонуть, тонуть…       Хоть глаза и закрыты, но в голове прорисовывается полноценная картина «зазеркалья». Такт мелодии будто бы контролирует весь этот мир. Удивительно, что он меняется, как и его обитатели, как настрой «создателя» и его музыки. Всегда разные. Шу помнит свою первую Вселенную. Именно Вселенную. Она была яркой, пахла розами и яблоками. И там был он, его друг и их щенок, а ещё дивный сад, в котором росли все цветы и фрукты мира. Эдемский Сад. Там не было таких понятий: «Ты должен!», «Твоё предназначение, как старшего сына». Как же он любил запираться в комнате, закрывать глаза и снова тонуть. А потом раздавался стук в дверь и строгий голос матери: «Ты должен!» И ему приходилось вскакивать с места, протяжно кашлять, отхаркиваясь от кристаллов сахара с кровью, сдерживать слёзы.       Затем была звезда. Спалённая собственным сиянием, пахнущая пожаром и мясом. И Шу был на ней один. Нет, он не сгорал живьём, восставая из пепла. Он жил на ней. Один. Без друга, без их щенка, без запаха яблока и их сада. Разве что, вонь пепелищ той деревни преследовала его. И ему снова приходилось вскакивать с места, когда он снова попадал в нелюбимый мир. И в этот раз были только слёзы и горечь утраты.       Юноша породил так много миров, что и сам стал путаться в них, но не перестал искать ту Вселенную, самую первую, наивную, детскую. Те самые кристаллы сахара, царапающие глотку и язык, та самая сладкая кровь и тёплые слёзы. И он всё ещё ищет. А, чтобы найти… нужно тонуть, тонуть, тонуть.