***
— Может их разнять? — пробурчал парень и прислонился лбом к холодному окну, охлаждая нещадно болевшую после очередной попойки голову. Драка двух его товарищей сопровождалась яростными выкриками, которые были едва слышны в стенах школы. — Сами разберутся — лениво протянул его темноволосый собеседник и плотнее укутался в черный свитер. —В крайнем случае учителя разнимут. Страдающий от похмелья медленно оторвался от стекла и запустил пятерню в темные кудри, массируя голову — Если учителя вмешаются, проблем будет много. Тогда и нас вызовут, спросят, почему не уследили за этими идиотами. Как-будто это возможно. — страдающий грустно вздохнул — Чувствую себя, как— он тактично промолчал, предпочитая не описывать в красках свое состояние — Вот тебя я вижу, как черное расплывчатое пятно. — в очередной раз поморщился. — Саш. Ты не пробовал меньше пить? — ухмыльнулось пятно. — Если у тебя так много энергии на пьянки, ты мог бы направить её на благое дело. Например ты мог бы играть у нас в театре. Из тебя выйдет отличный актер, а мы как раз скоро будет ставить спектакль. — Гоголь. Ты не пробовал меньше думать о своем театре? Носишься с ним, как Маяковский со своей Лиличкой — улыбнулся Саша, произнося имя возлюбленной Володи и томным придыханием, закатывая глаза от восторга. Гоголь рассмеялся и снова посмотрел в окно. Маяковский отшвырнул от себя Есенина и что-то рявкнул (из-за толстого оконного стекла Коля не расслышал). Сережа быстро вскочил, стер кровь с разбитой губы, что-то закричал в ответ и рванул в атаку. Драка не была похожа на их обычную потасовку. Она была какая-то…серьёзная, злая. Видимо колкости Есенина окончательно довели через чур вспыльчивого Володю. — Может всё-таки разнять, — протянул Гоголь. — Схожу. Пушкин вяло кивнул. Однако идти никуда не пришлось. Во дворе показалась чья-то высокая темная фигура. Она встала между противниками, а когда те попытались продолжить драку, отвесила обеим подзатыльники и потащила в школу. Саша улыбнулся: — Ну вот. Лермонтов сам всё сделал. Наверняка потащил их в медпункт. Пошли. — он резво вскочил и, словно забыв о головной боли, направился к лестнице. Гоголю ничего не оставалось, кроме как пойти следом.***
Медпункт располагался на первом этаже в самом конце длинного, плохо освещенного коридора. Уже подходя к крашеной двери, Пушкин услышал знакомую ругань. — Чем вы думали? Идиоты. Вы можете хоть иногда вести себя как адекватные люди? Пушкин прошел в светлую комнату, за спиной слышались легкие шаги Гоголя. На кушетках сидели присмиревшие Маяковский и Есенин. Володя злобно зыркал на Сережу, тот прижимал к пострадавшей губе пропитанную водкой (которую медсестра так тщательно прятала в шкафу для своих, «лечебных», целей) вату, тайком облизывал её, пытаясь выжать на язык хоть немного алкоголя, за что получал от Лермонтова многообещающие взгляды. Стоило Мише увидеть вошедших друзей, он мигом успокоился и быстрым жестом пригладил растрепавшиеся темные волосы. Пушкин алчно облизнулся, учуяв водку, Есенин, заметив это, привычно ухмыльнулся, но тут же болезненно сморщился. —Я думаю, ни у кого нет желания разбираться в произошедшем. Что случилось, то случилось. Нет смысла говорить об этом. — серьёзно сказал Гоголь, выразительно посмотрев на Лермонтова, и присаживаясь на стул. Собравшиеся дружно кивнули. Повисла тишина. Однако она тут же была нарушена нервным цокотом чьих-то каблуков. В комнату ворвалась разъяренная женщина лет сорока пяти и противно взвизгнула: — Вы все! К директору! Живо! И тут же выскочила, злобно стуча туфлями по несчастному полу, как-будто заколачивая невидимые гвозди. Оставшиеся удивленно переглядывались. Наконец Пушкин растрепал волосы, которые и без этого больше походили на гнездо (этот жест давно вошел у него в привычку) и вслух озвучил мысль присутствующих: — Пиздец.