***
Антон останавливается у входной двери, потягиваясь, когда слышит поворот ключа в скважине. Брат его с красным носом и мокрыми щеками, едва ли проворачивает ключ промёрзшими пальцами. В квартире его сразу же обдаёт теплом, а к брату притягивает магнитом. Холодный, в верхней одежде он тут же оказывается в объятиях Антона. Тот стягивает с него куртку, пробирается своими тёплыми пальцами под тёплый серый свитер, но Лёша отстраняется. — Не сдал? Тот не отвечает. И не нужно. Антон хочет вновь начать петь дифирамбы о том, что пора дать себе отдохнуть, что он гробит со скоростью которая увеличивается в геометрической прогрессии своё здоровье, а в особенности нервные клетки, что пора уже начать спать хотя бы семь часов в неделю и питаться хотя бы три раза в день, но знает ведь, что брат всё выслушает, головой кивнёт и вновь засядет над французским до самого утра, пока Антон уже не будет крайне недоволен. И то, даже в постели будет с учебником до тех пор, пока не уснёт прямо щекой на нём. А утром стянет одеяло с постели, укутается в него, сделает себе крепкий чай и полчаса будет на кухне приходить в себя. Но сейчас Антону удаётся таки снять с него свитер, почувствовать ближе, и отобрать этот чёртов учебник французского. — Фёдор Михайлович недоволен мною, — констатирует Лёша, сообщая этот факт сидящему на кровати сзади брату. — Антон, ну скажи уже что-нибудь! — Братик, ты у меня такой красивый. Лёша невольно улыбается, откладывает домашнюю футболку и перекидывает ногу через бёдра брата, давит ладошками тому на плечи, заставляя опуститься на белое постельное бельё. Контраст режет глаз: тёмные татуировки на светлой коже любимого брата, а светлая кожа на фоне белоснежного постельного белья ещё сильнее подчёркивает чёткий рисунок. Красиво, глаз не отвести. Они целуются лениво, долго и влажно, не желая отлипать друг от друга. Даже не целуются, просто мажут губами слепо, Антон, более наглый, оттягивает нижнюю губу брата, и ни одному из них не хочется большего, они таким образом наполняются друг другом до краёв, и наполненность эта необходима жизненно, как воздух. Их кожа соприкасается, а возбуждение таки накатывает волной, таковы законы человеческого тела, и ничего ты с этой природой не поделаешь, как не вертись. Тоша просовывает руку меж их телами, безрезультатно пытается расстегнуть пуговицу на джинсах брата, и, не желая больше терпеть эту тянуще-приятную истому, застывшую внизу живота, переворачивает Лёшу на спину и расстёгивает таки его джинсы, хаотичными движениями спуская их до колен. Лёша пытается протестовать, но брат в сей же момент пререкает его протест словом «успокойся» и наслаждается картиной. Через час они уже стоят под душем; сильные струи тёплой воды расслабляют их и без того расслабленные до предела тела. — Мне сегодня к десяти на работу, Федос хочет какую-то чухню на французском набить, — Антон пытается пригладить хаотичные вихры на голове, что выходил довольно сомнительно. — Хочешь со мной поехать? Лёша надевает домашнюю большую футболку, подворачивает рукава. — А можно? — Конечно можно. Тебе — можно. Миранчук ложится в постель, укрывается одеялом с головой, Лёша улыбается. Видимо, сон взял верх над измученным Антоном. — Сколько времени? — невнятно бурчит он, высовывая нос из-под одеяла. — У тебя ещё есть время, спи. Я тебя разбужу. Антон снова накидывает на себя одеяло, согревается. — Сладких снов, братик.***
— Тох, а на шее больно бить вообще? — Смолов спокойно снимает рубашку, садится на кушетку. — Да не, нормально, — Антон натягивает силиконовые перчатки, берёт лист с эскизом, прикладывает к шее Фёдора. — Работать в университете это наверное пиздец какой-то, да? — Да не, нормально. У меня ученик один есть, Лёшей зовут, на тебя, кстати, похож. Милый такой, маленький. Как ты. Только татуировок нет. — У меня брата Лёшей зовут. — Совпадение наверное. — Наверное. — Тох, поехали потом ко мне? Антон на несколько секунд останавливается. Фёдор целует его в открытую ключицу. — Нет, Федь. Я с братом. Смолов вздыхает. — Твой брат случайно не по мужчинам? — говорит Фёдор, притягивая Антона к себе на колени и целуя в изгиб шеи. — Федь, не смешно. Миранчук отстраняет машинку в сторону, чтобы случайно не чиркнуть ею по себе или Смолову, пытается слезть с его колен, доказать себе, что ему неприятно. Что эти поцелуи в шею ему противны, что ему совсем не хочется снова быть под ним, что не хочет опять чувствовать его в себе. Получается из рук вон плохо, и он сдаётся — льнёт к нему всем телом, кладёт машинку где-то неподалеку, закидывает голову назад, открывая доступ к шее — и Фёдор этим умело пользует. Целует выступающий кадык, проводит носом по гладкой коже, целует в подбородок. — Хорошо, Федь, хорошо, — Антон ластится, берёт его лицо в руки, целует в переносицу. — Хорошо. Смолов улыбается во все тридцать два, и позволяет наконец ему начать выполнять свою работу.***
— Федь, не останавливайся, пожалуйста, — Антон прогибается в спине, и через пару секунд с гортанным стоном кончает себе в руку. Смолов толкается последний раз и изливается в презерватив. Антон всё ещё отходит — замер в одной позе, с открытым ртом, едва ли дышит. Федя проводит ладонью по его рёбрам, спускается вниз, по животу, целует в солнечное сплетение, проводит носом по дорожке волос от пупка до паха. — Щекотно, Федь, — Антон сводит согнутые в коленях ноги, закидывает на спину Смолова, задерживая его голову у себя на животе. — Не останавливайся. Мне приятно. Федя легонько дует на короткие волоски на пахе. — Не возбуждай. — А что ты мне сделаешь? — Домой уеду. — Весомо. Смолов целует его в живот, наконец ложится рядом. Антон выдыхает. У него кончики ушей красные, щёки алым залиты, на белой подушке ореол из волос — беззащитный. Первое слово, приходящее на ум. Невзирая на забитое тело, на сильные руки с выраженными венами. Худой, хрупкий и невероятно расслабленный. Лежит после сладкой истомы, не собираясь сводить ноги. — Федь, можно я останусь у тебя? Смолов зачёсывает его волосы назад, целует в висок. — Конечно оставайся. Антон медленно выдыхает, тянет на себя одеяло, укрывается по шею. – Отдыхай, солнце.***
– Федя, Федя, боже, быстрее, я прошу тебя, – у Антона уже сил нет, он кончил уже раза три – и снова возбудился. – Глубже, Федь, пожалуйста! Лёша открывает дверь в квартиру. Слышит стоны брата, и чьи-то чужие. Совсем измучил его своей учёбой – уже до порно докатились. Бедный братик. Идёт в спальню, уже готовый помочь своему любимому братику с проблемой. А Антона с головой накрывает оргазм, он прижимается всем телом к Смолову, кусает его за плечо, громко стонет. Ему очень хорошо. Только через пару секунд он замечает знакомую фигуру брата в розовой толстовке. Смолов вовсе не понимает. Думает, что в глазах двоится. – Вы типо братья? – ... близнецы, – добавляет Лёша. Антон нервно сглатывает, выползает из-под Фёдора, натягивает на себя одеяло, скрывая наготу. – Братик, – тихо говорит забитый Миранчук, натягивает под одеялом нижнее бельё, подходит к Лёше, пока Смолов так-же одевается под одеялом. – Я.. Мы всё объясним! Лёша улыбается. – Я не злюсь, Тош. Я слишком нагрузился учёбой и совсем не уделяю тебе внимания, а Фёдор Михайлович решил тебе помочь, – звучит комично, но Лёша и вправду не держит зла. – Вы знакомы? – Да, Фёдор Михайлович – мой преподаватель французского. С того дня жизнь их стала веселее втрое.