Ипостась огня

The magic has to live Spurting from your soul. You'll know that it's true When you will look and see — In the sky The dragon is into the fire… «Dark Moor», «Dragon into the fire»

      Жара. Невыносимая, безветренная, нескончаемая. Это лето пытается убить всё живое, даже комары и оводы не жужжат вокруг. В лесу не прохладней, наоборот, воздух застаивается, как в парилке, становясь вязким и плотным. Хотелось взять мачете и резать его перед собой.       Ноги я переставлял вяло — обе устали, а правая ещё и болит. И именно из-за этого растяжения мне приходится сейчас таскаться туда-сюда по полянам и бурелому, проверяя силки, а не присоединиться к предрассветной охоте на оленей и кабанов, назначенной на завтра. Ничего, поедим и ёжиков с зайцами — в заплечной торбе уже мотались два колючих комочка, и один тощий длинноухий висел на ремне. Нам троим — мне, матери и брату, — должно хватить чуть не на неделю, но проверить и собрать нужно все ловушки — тонкие витые из конского волоса верёвки просто так на дороге не валяются.       Но какая же жара! Меж деревьями заманчиво поблёскивала водная гладь, но до обмельчавшей настолько, что рыба вся сгинула, речушки было ещё далеко. Кристальное озеро это, сраная блескучая лужа. Ничуть не испарилась, и в песочного цвета каменной ограде вокруг не появилось проломов — опять придётся вокруг обходить.       Достаю из сумки флягу из полой тыквы, болтаю. Вода внутри нагрелась и мерзкая. А вот в озере, небось, получше — вон как его обступили по краям ивы и вербы, да ещё и ключи точно бьют из дна — так и тянет прохладой.       Жрецов не наблюдается — видать, в их ритуалах перерыв, и никакую несчастную невесту в драконий этот Миктлан не поволокут и даже не посвятят.       Если меня и покарают боги, то это только после смерти, а ускорять её наступление жаждой мне как-то ну уж совсем не хочется. И кто меня жрецам сдаст-то? Вон та лошадь вороной масти, которая пасётся на ряске у противоположного берега, свесив гриву в воду? Её хозяину за осквернение этой священной лужи уж точно смертная казнь полагается, разве что не заметит никто.       Животное ведёт себя спокойно, когда я, перебравшись через ограду, подхожу к кромке воды. Дна не видно, и сама поверхность озера покрыта лёгкой рябью, хотя ветра нет. Вода и вправду как будто блестит и светится, но когда зачерпываю в горсть — прозрачная. На вкус немного сладковатая, но прохладная. Пью жадно, осторожно осматриваясь перед каждым новым глотком — нет, всё спокойно, заросли не шевелятся, конь и ухом не дёргает, вяло переступая копытами.       Набираю флягу, плотно затыкаю пробку. Поразмыслив, умываюсь, обтираю шею. Хорошо как! Но по лесу ещё шататься и шататься, я и половины ловушек не осмотрел, вернусь в деревню, когда уже темнеть начнёт. А что если… мысль сначала отгоняю.       В этом озере не купаются — здесь только топят. Причём, как заведено, молодых и красивых девушек, как только кто-то из них начнёт кричать по ночам. Драконы. Им снятся драконы, обитатели Миктлана, мира за этим озером. Я видел, как во время ритуала его воды расходятся, чтобы исторгнуть на поверхность очередного монстра и поглотить очередную жертву. Впрочем, иногда они возвращаются — безумные и лишённые языков. А ещё ни одна из вернувшихся девушек не могла зачать ребёнка и до старости мыкалась по самым злачным местам, либо, что было гораздо чаще, сводила счёты с жизнью. Хотя жрецы никогда не обделяли их. Потому что именно с немыми, отвергнутыми невестами со дна Кристального озера, в нашем мире появлялись Дары. Выкуп за тех девушек, что пришлись драконам по сердцу. Ткани, драгоценные камни, металлы, чёрное вулканическое стекло, шарики благовоний…       Многие вещи, без которых существование было бы немыслимо — в нашем мире такого просто не было. Особенно ценились маленькие безделушки, которые гнулись, но не ломались, и при падении отскакивали от земли. Даже моя сумка была заколота пусть и самой простой, но металлической пряжкой — тоже Даром. Когда очередная немая возвращается — жрецы возвещают о великом несчастье, и что на нашу презренную землю никогда не придёт Король. Каждый раз. И о счастье и благословении — когда очередной ритуал свадьбы завершается. Противоречия — вот и вся суть Озёрного культа. Но это так, на кухне перетереть и в хмельной компании, никак не в полный голос и открыто. Что мы противопоставим вековым традициям?       Если бы не Кристальное озеро, моя деревня и парочка других в округе давно бы сгинули. А так к нам постоянно приезжают гости из столицы — когда сопровождать несчастных драконьих невест, а когда и просто так, полюбопытствовать.       Поразмыслив ещё немного, стягиваю рубаху через голову — успею из воды выскочить, если конь встрепенётся, отбрехаюсь, что упал. Не утащит же меня под воду какой-нибудь дракон, и не сегодня Король из воды выйдет! Хотя астрологи чуть не каждый год что-то там по звёздам предсказывают, что уже вот-вот. Ага. Захочет дракон воплощаться в человека, как же! Ну и что, что вся магия у него останется, и королём сделают! Лучше быть нищим драконом, чем самым богатым человеком!       Стягиваю портки, забегаю в воду. Дно обрывистое, так что мне сразу у берега — по шею. Зато как освежает! Немного поплещусь и обратно, ну как провалюсь в Миктлан, чёрт его знает, где там точно в него вход.       Довольно бурчу похабную песенку о вдове и баклажане, пока плаваю — осквернять святыню так осквернять. Растопырив руки и ноги, лежу на воде.       Озеро, если замереть, как будто живое — в нём есть собственный пульс, волны бьются о берег в неспешном ритме. Вздрагиваю. На мгновение показалось, что в безоблачном высоком небе мелькнул дракон. Конечно же нет, крылатый силуэт принадлежал крупной птице — коршун или орлан выслеживал добычу. Примерещится же от жары такое!       Летающих драконов никто никогда не видел — по крайней мере, из моих современников. Во время свадеб женихи-миктланцы — молодые, размером чуть больше человека. Разноцветные, пёстрые, нервно щёлкающие пастями, отдельные фразы на нашем языке как выплёвывают. Но крылья у них ещё мелкие, и самой драконьей стати, формы, той, что приводит в суеверный трепет, ещё нет. Взрослые драконы — на мозаиках стен в столице, вытканы на гобеленах и на флаге нашей и пары соседних стран. Устрашающе-мощные. Изрыгающие огонь, испепеляющий города. Вызвать гнев хоть одного из них — обречь на гибель тысячи людей. В прошлом такое случалось, но сейчас драконы своей страны не покидают — мы не нарушаем условия договора, они тоже. Всем, кому порядок слишком уж не нравится, легко заткнуть рот.       Это общая традиция, но таких, как наше Кристальное, озёр только два: Бриллиантовое, в месяце конного пути на север, и Смарагдовое, но оно за Усталыми горами — почти легенда.       Конь заволновался, фыркнул. Пора выбираться, неприятностей лучше избежать заранее. Подгребаю к берегу, вылезаю, стараясь сильно не пачкаться. Быстро одеваюсь, периодически отбрасывая намокшие пряди волос с лица. Оборачиваюсь только тогда, когда благополучно пристраиваю сумку на плечо.       Никто к озеру не пришёл — коняга просто решил искупаться, зашёл в воду по грудь и бродит туда-сюда — с той стороны дно, похоже, более пологое. Только вот мне показалось, или по воде плеснул перепончатый хвост?       Смаргиваю. Большая рыба. Конь просто спугнул сома из-под коряги, только и всего. Вздыхаю — поймать бы усатого на уху, наесться от пуза! Только кто ж порыбачить мне разрешит? Священные воды! Ну и что, что кони купаются! Нехорошо смеяться над чужим горем, но, может, хозяин коняги проспится и найдёт её раньше, чем жрецы. А мне надо поторопиться, если не хочу, чтобы заяц протух и ежи завонялись.       Идти стало намного легче — и освежился, и боль в ноге как будто поутихла. И настроение после такой шалости было отличное: риск — дело весёлое. В силках мне попались ещё один ёж и бурундук. Колючий шар, вскрыв ножом, бросаю в сумку, а полосатого грызуна отпускаю — что с него толку?       На обратном пути срываю горсть орехов — скорлупа их ещё зелёная, а мякоть полужидкая. Всё равно вкусно.       Хрупая, прохожу мимо озера, возвращаясь. Конь уже не прогуливается, и на том месте копошатся жрецы, вкапывают факелы, что-то раскладывают. Понятно. Значит, сегодня ночью драконы опять придут забирать невесту. На кой бы им чёрт? Да вот все они — поголовно мальчики, и размножаться, убогим, приходится с нашими девушками. Как именно — знать не хочу. Как и то, куда деваются не отвергнутые невесты, когда их партнёры… скажем так, становятся слишком большими. И сколько их всего… Должно быть, немало — редко какой вечер обходится без ритуала свадьбы. Но и редко какая неделя — чтобы невеста не вернулась.       Вздыхаю, вгрызаясь в очередной орех. Три года назад моя сестра обручилась с драконом. И осталась там, в мире под водой. Мать тогда две ночи плакала, а я до сих пор спрашиваю себя — как она там? Неужели родила чешуйчатого ребёнка? Неужели счастлива? Мы на это надеемся: я — едва ли, мать — не знаю, а вот выбежавший мне навстречу брат — очень сильно.       — Кунц! Ты рано сегодня!       — Да, Арзу, так уж вышло.       Взъерошиваю короткие волосы на макушке младшего, он недовольно фыркает, уворачиваясь.       — Забирай добычу, я пойду, отдохну, — протягиваю брату котомку и тушку кролика, которую тот придирчиво осматривает.       — Нога? — интересуется, но не особо участливо.       — А то, — морщусь почти непритворно. — Если мама сварила чай, принесёшь?       Брат кивает, но в дом не торопится. Раньше, чем поднимает на меня умоляющий взгляд, возражаю:       — Нет, на охоту ты не идёшь!       — Но мне уже восьмое лето идёт! — Арзу вспыхивает тут же.       Я это предвидел. Разговоры вокруг да около велись уже давно, и младший то правил лук, то точил нож демонстративно, желая попасться мне на глаза. И вёл себя примерно — не расколотил за неделю ни единой крынки и даже старого кота не мучил.       — Нет и нет. Дикий кабан — это тебе не белка, а олень — не крыса из погреба. По весне помнишь, что было?       — Так Ферги старый был, — тянет брат. — И хромой. Ой, прости.       — Вот поэтому я и не иду. И ты не пойдёшь. Ферги был старый, а ты ещё мелкий. Всё, не обсуждается!       Арзу фыркает, разворачивается на пятках и тащит мою невеликую добычу в дом. Никакого чая мне точно не принесёт, но зато на ужин будет тёплая похлёбка — слышу через окно голос матери, почти радостный. Да, это лучше, чем ничего. Но вот если бы отец нас не бросил…       Вздохнув, плетусь к сараю, распугивая кур и цесарок. Арзу опять забыл затворить дверь, и поэтому в сене возятся петух и несколько индюшек. Приходится брать вожжи и выгонять настырных птиц прочь.       Свежее сено мягко пружинит, но неприятно напоминает о том, что нужно будет нарезать ещё. Серпом — та ещё проблема, но сосед точно больше косу не одолжит. Не после того, как мать его на всю деревню ославила. Конечно, лезть под юбку одинокой даме с двумя детьми, при собственной живой жене и выводке мал мала меньше — то ещё развлечение. Но вот только косы мне теперь не видать, и граблей с тонкими прутьями, чтобы сгребать листья — тоже.       Нога вновь разнылась, я долго ворочаюсь, прежде чем хоть приблизительно удобно её устраиваю. Под стрехой недовольно возятся и пищат летучие мыши — мать всё время просит их прогнать, но мне жалко — у одной из них на животе ползает маленький мышонок, я видел. Смешно так — тоже вниз головой. И нет от них вреда никакого. Кот бы, конечно, поймал — но возраст уже не тот. Теперь, небось, крутится на кухне, выпрашивая заячью печёнку — требуху я выбросил ещё в лесу, чтобы не стухла, и так получилось, что сердечко с лёгкими тоже.       Сон ко мне не идёт долго, я мучительно считаю и пересчитываю балки сруба. На одной из них — глупый рисунок, означающий любовь. Знай я грамоту, вырезал бы тогда наши инициалы, мои и… теперь уже неважно. Пришлось подарить ей эмалевую брошь, с огромным трудом добытую мной на сезонной работе в городе. Я тогда собирался подарить её матери, но таковой оказалась цена молчания ветреницы — сам же я виноват. Как пригласить на танец, угостить, говорить ласковые слова — это я смог, а как дошло до дела… словом, я рад, что в трёх деревнях ничего не знают, но позорище…       Ничего, вот после охоты будет праздник, тогда и… ну, маловероятно, что на меня обратят внимание. Но если уж совсем прижмёт — всегда останутся эти, немые.       Хотя семью заводить мне бы и пора уже — привести в дом молодую хозяйку, подспорье для матери. Хорошо бы знахарку или кожевницу, но если я и в конце лета охоту пропущу — того и гляди всех девчонок разберут, потому что… драконы, да. У нас и так остаётся по одной женщине на двоих мужчин. Уговорить бы мать, чтобы всё-таки уехала с тем, городским, что к ней иногда приезжает, да с подарками. Глядишь, и Арзу учиться бы отдали, а грамотные — они всегда в цене большой. Вот только заживёт у меня нога — сам к нему поеду на попутной подводе. Растолкую, что да как, что мать любит, и что для неё лучше добрая сталь, чем цветные ткани.       Такие мысли меня постепенно убаюкивают, но к ужину надеюсь проснуться. Хотя и холодного похлебаю, а завтра разве что за камышовым корнем к реке схожу, можно рано не вставать…       Но просыпаюсь от собственного крика, в холодном поту, вскочив, резко, неловко оперевшись на больную ногу и яростно зашипев. Сердце колотится, как бешеное, вокруг темнотища, во дворе лает пёс — или не признал, или испугался. Я проспал до глубокой ночи и мне приснился кошмар. Помню его смутно, но единственное, что пригрезилось ярко — огромная, крылатая тень.