Семикурсники

      Утро пятницы наступило по ощущениям раньше часа на четыре. Гарри, пытаясь разлепить глаза, отдернул полог и свесил ноги с постели.       — Ночка удалась? — спросил Дин шутливо, стоя у соседней кровати и надевая мантию.       — Это как посмотреть… — пробормотал Гарри, вспоминая события прошлого дня. Так, у них сегодня Защита, надо взбодриться.       Контрастный душ привел его в чувство, а спустившись в гостиную, он встретил Гермиону — та казалась выспавшейся, вот только лихорадочный блеск в глазах выдавал остаточную взбудораженность от минувшей ночи.       Наскоро позавтракав, они отправились на занятие, где весь класс уже был в сборе. На преподавательском столе громоздились сундучки вроде тех, что были на прошлой неделе, только меньше размером; сам профессор стоял рядом. Проводив Гарри и Гермиону сумрачным взглядом, тот принялся левитировать ларцы, на этот раз по два на каждый стол. Гарри, воспользовавшись этим, ненадолго обернулся — спеша в класс, он не заметил Малфоя. Но тот нашелся на своем месте — пристально смотрел в ответ, хотя близорукость и не позволяла определить, что выражал этот взгляд. Гарри только заметил залегшие под глазами блондина круги — судя по всему, у Малфоя тоже выдалась «веселая» ночка.       Вскоре перед Гарри и Гермионой также приземлилась пара ларцов, и они наравне с другими учениками приступили к работе, на этот раз — самостоятельной. Снейп молча опустился за свой стол, выглядел он ничуть не лучше Драко — те же залегшие тени под глазами, усталый вид. Он просматривал свитки с эссе и за все занятие даже не поднял головы. Гермиона, же, напротив, то и дело бросала на него обеспокоенные взгляды.       Первым со своей задачей справился один из когтевранцев из соседнего ряда — он поднял руку, уже собираясь обратиться к преподавателю, когда тот, не отрываясь от проверки работ, проговорил:       — Название найденного предмета запишите на пергаменте вместе со своей фамилией и оставьте на краю стола.       Гарри опешил — голос Снейпа был хриплым, сорванным и вряд ли бы его услышали, если бы в классе не было так тихо. Гермиона рядом замерла — она невидяще смотрела внутрь ларца, в то время как сжимающие палочку пальцы побелели от напряжения.       В это время профессор, пожалуй, впервые за все занятие поднял голову. Гарри лишь на миг заметил этот взгляд, но этого мига хватило, чтобы вспомнить то же самое выражение, появившееся на лице профессора в день смерти Дамблдора. Только смотрел Снейп на этот раз не на него, а на Гермиону.       «Что же такое вчера произошло?», — недоумевал Гарри, когда они возвращались из класса. В памяти всплывал истошный крик «не смей называть меня трусом!», а перед глазами стояло искаженное страданием лицо мужчины.       Вечером, дожидаясь урока Астрономии у четвертого курса, Гарри едва держался, чтобы не уснуть. Гермиона ушла сразу после отбоя, не в силах справиться с сонливостью. Сам он уже сыграл с Дином две партии в шахматы, попытался почитать «Тысяча магических растений и грибов», попил воды, поиграл с Живоглотом, но глаза немилосердно закрывались. Когда в гостиной не осталось никого, Гарри даже подумал вздремнуть и поспать до будильника, но тут он вспомнил про пергамент Драко. Вчера, после того как Малфой описал подслушанный разговор, они больше не писали друг другу. Гарри поглядывал на пергамент, но тот оставался чист. Вот и сейчас лист был совершенно пустой, но взяв перо и макнув им в чернила, Гарри написал всего лишь одно слово: «Драко».       В этом время в подземельях, за тяжелым изумрудным балдахином Малфой оторопело смотрел на собственное имя, выведенное поттеровской рукой, и не знал, радоваться ему или проклинать гриффиндорца.       — Да, Поттер, это я. — сдался он.       — Снова «Поттер»… Извини, что не выходил на связь. Было не до того.       Драко равнодушно смотрел на строчки, но внутри бушевала буря.       — У меня самого не было времени, — заметил он.       — Я хотел написать тебе в среду, пока ты ждал Астрономии, но уснул сразу после ужина.       О да, в среду Драко долго ждал ответа Поттера, до самой полуночи, а не дождавшись, отправился на Астрономическую башню и потом долго бродил по замку, пока не стал свидетелем разговора профессоров.       — Зато выспался, — подытожил он.       — Да. Только это не очень помогло сегодня.       — Сегодня вообще мало кто отличался бодростью.       — И то верно. Не знаешь, все ли в порядке у Снейпа? Ты же слышал утром его голос.       — А тебе твоя подружка не рассказала? Она была после обеда у Помфри и задавала тот же вопрос.       — Гермиона? Нет, ничего не говорила.       — Ну так спроси у нее завтра. — Драко все еще раздирала обида за долгое молчание Поттера.       — Хорошо. А что ты сам делал в больничном крыле?       Драко ухмыльнулся, представляя, как будет смотреться ответ «попросил снотворное, чтобы не мучиться мыслями о тебе». Обмакнув перо в чернила, он поспешил сменить тему:       — Мимо проходил. У Северуса все нормально, просто побочное действие от Сыворотки правды.       — Понятно. Радует, что у него есть люди, которые беспокоятся о нем.       «Кто больше всех беспокоится, так это Грейнджер», — с досадой подумал Драко.       — Радует ли это его — другой вопрос. Крестный не из тех людей, кто любит внимание.       Последовало долгое молчание, прежде чем проступили новые слова.       — Значит, нелегко будет тому, кто решит сблизиться с ним.       О, неужели и до Поттера дошло? Да, кое-кому будет очень непросто.       — Вероятно, — подтвердил он.       — Драко, мне пора идти. Я напишу тебе в среду.       Слизеринец уже хотел написать, что в этом нет необходимости, когда появилось следующее:       — Надеюсь, увижу тебя на выходных.       Сердце защемило от написанного, и, все еще не веря своим глазам, Драко ответил:       — Спокойной ночи.       После он долго лежал, вглядываясь в темноту потолка, и представлял, как Поттер идет в этот момент в окружении учеников, как поднимается на самую высокую башню, поручает их профессору Синистре и торопливо возвращается в спальню. Как ложится в постель, шепчет «Нокс», закрывает глаза. «Поттер», — чуть не сорвалось с губ и Драко, в ужасе, откинул одеяло и сел. Не хватало еще по ночам звать гриффиндорского очкарика. Взяв с тумбочки зелье от бессонницы, он сделал глоток и вновь откинулся на подушку. «Чертов Поттер», — вновь подумал он, а спустя несколько минут уже спал.       Когда Гарри проснулся, спальня уже была пуста. В гостиной тоже никого не было, за исключением пары девочек с младших курсов. Направляясь на завтрак, он сразу ощутил это — незабываемый аромат сладкой печеной тыквы. Невероятно, насколько запахи прочно завязаны с воспоминаниями, подумал Гарри, словно проваливаясь в далекий первый курс, заново переживая свое первое детское счастье оттого, что, наконец, обрел дом, друзей, стал игроком в квиддич. Тем не менее, он не мог забыть и о другом.       За обедом Гермиона ожидаемо не увидела Гарри. Из глубокой задумчивости ее вывел голос подошедшего старосты — сообщив о школьном собрании, Джастин ушел к своему столу, и она вновь вернулась к своим мыслям. Ровно семнадцать лет назад Гарри стал легендой и надеждой магов, а также сиротой и носителем крестража. Она предполагала, что в этот день он вновь решит навестить Годрикову впадину. Было немного обидно, что на этот раз он не взял ее с собой, но Гермиона справедливо рассудила, что, вероятнее всего, на этот раз ему захочется пройти этот путь в одиночку. Настроение праздника, царившее в школе, тяготило даже ее.       Испытывая смешанные чувства, она вскоре вошла в учительскую. Глаза сами нашли профессора — он, как и в прошлый раз, занял самый дальний угол. Она села в кресло у стены напротив, а рядом расположился Джастин. На собрании обсуждались дежурные вопросы, впрочем, по каждому из них Гермионе было что сказать. Джастин чаще всего поддерживал ее, но никогда не начинал высказываться первым. Когда речь зашла о предстоящих матчах, преподаватели решили поменять устоявшееся расписание и перенести матч Гриффиндора со Слизерином на конец года, чему Снейп едва заметно усмехнулся. Гермиона непонимающе наблюдала за тем, как единогласно было утверждено новое расписание. По ее мнению, напряжение между факультетами в этом случае будет только нарастать, зато отыграй они матч уже через неделю, с этим противостоянием хотя бы на время было бы покончено. Но в конечном счете квиддич не являлся для нее чем-то значимым, поэтому староста промолчала, зато когда речь зашла о походах в Хогсмид, Гермиона не преминула поднять вопрос о тех учениках, кому в силу тех или иных причин не удалось получить разрешение на посещение волшебной деревни. Ее вдохновенная речь задела даже Снейпа, который незаметно наблюдал за ней все это время. Как нетрудно было догадаться, та защищала, тех, кому, как и Поттеру, не повезло с родителями или опекунами.       — Мисс Грейнджер, — обратилась к своей любимице МакГонагалл, — ученикам седьмого курса разрешение и так не требуется. Первые два курса вообще не посещают Хогсмид. Стоит ли менять традицию из-за четырех посещений в год для остальных?       — Я согласна насчет третьего и четвертого курсов, но пяти- и шестикурсники — уже не дети! — настаивала на своем Гермиона. — Для многих из них посещение Хогсмида — это праздник, сравнимый с Хэллоуином или Днем Святого Валентина!       Северус закатил глаза. Он всегда удивлялся неугомонной суете, связанной с этими походами, но последующие слова Гермионы заставили его задуматься о том, так ли много радостей испытывал, например, Поттер, находясь в Хогвартсе, раз его подруга так рьяно стоит на своем.       Гермиона не знала, какие еще слова нужны, чтобы быть услышанной, но каково же было ее удивление, когда преподаватели в итоге пообещали обсудить этот вопрос с попечителями и на одном из следующих собраний озвучить принятое решение.       Занятая дискуссией, она совсем забыла о профессоре, стоящем напротив. С досадой подумав о том, что в очередной раз показала себя «гриффиндорской выскочкой», Гермиона на миг подняла на него глаза и поймала его задумчивый взгляд, который, впрочем, он тут же отвел. В памяти всплыли события недавней ночи, когда она так глупо попалась у директорского кабинета, и чувствуя, как кровь приливает к лицу, Гермиона смутилась и уставилась в свои записи. Взяв себя в руки и стараясь больше не встречаться глазами с профессором, она дождалась окончания собрания и одной из первых покинула кабинет. Северус проводил взглядом девушку, разрываясь от противоречивых эмоций и проклиная себя за каждую из них.       Гарри встретил Гермиону за ужином; подходя к столу, та вопросительно взглянула на него, очевидно, пытаясь понять настроение. Улыбнувшись, он хлопнул ладонью по скамье, и подруга радостно села рядом. Когда собрались оставшиеся ученики и ощущение праздника, настоящего праздника Волшебства, захватило всех вокруг, Гарри все еще чувствовал отголоски печали. Но в конечном счете он решил не грустить. К тому же, его не мог оставить равнодушным вид преобразившегося Большого зала — тысячи летучих мышей носились над столами, сидели на стенах и терялись на фоне мрачного колдовского неба. Десятки гигантских тыкв парили по всему залу, а на столах сияли свечи, довершающие картину. Гарри знал, что над всем этим заботливо работали профессора, а Хагрид собственноручно выращивал этих оранжевых гигантов.       Найдя лесничего за столом преподавателей, он весело помахал ему, показав на тыквы и подняв вверх большой палец. Хагрид, смутившийся, но явно довольный, сдержанно кивнул в ответ, стараясь не сильно привлекать внимание к своей и без того выдающейся персоне. С соседнего стола Гарри улыбалась Луна, а неподалеку сидели Дин и Джинни, которые, поймав его взгляд, весело кивнули в знак приветствия. После этого Гарри, наконец, смог расслабиться — он снова дома, в Хогвартсе, а рядом — люди, которые любят его, его друзья.       Сегодня, получив разрешение МакГонагалл, он отправился в Годрикову впадину. Гарри не ходил к дому, зато провел долгое время у могил родителей. Ему хотелось побыть одному, и он был безумно благодарен Гермионе, что она позволила ему это сделать и не задала ни одного лишнего вопроса. Теперь, сидя в Большом зале и слушая речь директора, он чувствовал потрясающую легкость; не хватало лишь Рона, но с ним они обязательно увидятся в скором времени. «Все остальные так или иначе рядом», — подумал Гарри, бросив взгляд на дальний стол. Ему даже показалось, что он увидел светлую макушку.       А потом началось традиционное представление. Привидения Хогвартса появились аккурат в тот момент, когда золотые блюда наполнились всевозможными яствами: призраки вырывались прямо из стен, они кидались на учеников, протяжно воя, а под конец медленно и хаотично поплыли по воздуху, словно осенние листья по ветру. И как если бы ветер начал закручивать их по спирали, так и они постепенно начали подниматься, нарезая над столами круги. Напугались только первокурсники. Часть детей даже выронили вилки из рук, тогда как ученики постарше дружно зааплодировали привидениям по окончании выступления. Гарри с Гермионой нашли в новоявленной труппе сэра Николаса и помахали ему, на что он радостно поклонился, в очередной раз почти оторвав свою голову.       Как и большинство учеников, они не спешили покидать Большой зал, погруженные в свои мысли. До отбоя оставалось каких-то полчаса, когда Гарри услышал знакомое имя. Повернувшись к соседнему столу, он увидел Асторию Гринграсс, та стояла рядом со старостой Когтеврана, пятикурсницей Орлой Свирк.       — Нужно выяснить, кто пронес это в подземелья, а его нигде нет, — стараясь не привлекать внимания, говорила слизеринка тихим голосом.       Староста Когтеврана, судя по всему, не находила проблему серьезной, поскольку, махнув рукой, ответила:       — Поверь, немного нетрезвые студенты на Хэллоуин — это не самое страшное. Главное, чтобы не попались в школе после отбоя.       О чем говорили девушки дальше, Гарри не узнал, поскольку Гермиона, так же услышав разговор и переведя на него взгляд, спросила:       — Пойдешь искать Малфоя? — и воззрилась на него с полуулыбкой и капелькой любопытства.       — Надо же убедиться, что на этот раз в школе ничего не стряслось, — шутливо ответил он. — А Малфой запросто может что-нибудь устроить.       Продолжая улыбаться, Гермиона покачала головой и проводив его взглядом до самых двустворчатых дверей, задумалась. Это ощущение пришло почти сразу — надо было только повернуть голову. Аспидно-черные глаза буравили ее взглядом, но едва она это заметила, как их владелец тут же встал и покинул зал.       Гарри не стал доставать карту. Прихватив теплую мантию, он уже шел извилистой дорожкой, зная, где найдет Малфоя. Погода тридцать первого октября накрыла весь замок непрекращающимся дождем, в небе то и дело раздавался гром, а отсвет молний едва пробивался сквозь плотные низкие тучи. Гарри то и дело приходилось накладывать на себя чары, чтобы не промокнуть. Наконец, аккуратно приоткрыв дверь, он бесшумно вошел внутрь. Силуэт слизеринца еле угадывался в темноте — тот стоял у самой кромки воды, кровля лодочной едва защищала его от ливня. Шум волн не позволил Драко услышать приближение гриффиндорца, и поэтому он крупно вздрогнул, когда рядом раздался голос:       — Малфой, ты решил провести остаток семестра у Помфри?       — Поттер? — слизеринец растерялся — никто до настоящего момента не знал его тайное место.       Гарри тем временем приблизился и, встав рядом, принялся осматривать окружающее пространство. Картина, открывшаяся взору, и впрямь была завораживающая — низкие темные тучи висели прямо над усеянной волнами поверхностью озера, а монотонный шум дождя заставлял забыть обо всем мирском. Лишь тут они могли наблюдать за стихией, находясь от нее в одном шаге и не рискуя промокнуть. Впрочем, насчет последнего он засомневался, когда очередная вспышка молнии осветила посиневшие губы и покрытое мелкими каплями воды лицо слизеринца.       — Малфой, что с тобой в самом деле? — воскликнул Гарри, наблюдая, как тот зябко кутается в легкую мантию. — Не мог одеться теплее?       — Что ты здесь делаешь, Поттер? — ответил вопросом на вопрос Драко. — Только не говори, что забрел сюда случайно.       — Это долгая история, как-нибудь расскажу, — сказал Гарри, радуясь своей предусмотрительности — развернув принесенную с собой мантию, он накинул ее тому на плечи.       — Это уже вторая история, которую ты обещаешь мне рассказать, — еле слышно пробормотал слизеринец, покуда тот запахивал на нем одежду.       Вместо ответа Гарри накинул ему на голову капюшон и вновь посмотрел вдаль. Ветер поутих, и теперь на поверхности озера осталась только мелкая рябь. Где-то вдалеке еще грохотало и сверкали молнии, но постепенно все вокруг стихло. Взглянув на Малфоя, он не без удовольствия отметил, что тот, согревшись, выпрямился и теперь стоял, словно статуя — недвижимый и гордый. Лишь бледные руки, выглядывающие из-под накинутой мантии, едва заметно дрожали.       — Руки замерзли, — вопрос Гарри прозвучал скорее как утверждение, и Драко в очередной раз перестал дышать, когда тот совершенно спокойно взял его ладони в свои и принялся растирать. Он разрывался между намерением вырвать их из рук Поттера, высказав все, что думает о его манерах, и между постыдным желанием наслаждаться каждым прикосновением горячих пальцев. Так или иначе, этих простых проявлений заботы оказалось достаточно, чтобы в душе Драко мгновенно вспыхнул пожар. Еще минуту назад его бледное и мокрое лицо теперь горело огнем и наверняка покрывалось некрасивыми красными пятнами. Впрочем, увидеть этого в сумраке лодочной никто не мог.       «Что ты делаешь со мной, Поттер?» — безмолвно вопрошал Драко, проклиная себя за слабость, за то, что позволяет все это Поттеру и, более того, смиренно упивается самообманом. Взглянув в лицо гриффиндорца, Драко увидел лишь благородство и желание помочь. Волна скорбного разочарования в очередной раз вернула его с небес на землю, заставив отнять руки, которые, впрочем, уже совсем не мерзли.       — Пойдем, уже поздно, — сказал Поттер, по-своему расценив поступок Малфоя, и направился к выходу. Драко, не желая спорить, пошел следом. Набросив на себя согревающие чары, они практически бежали, перепрыгивая подчас через несколько ступенек. Наконец, двери замка распахнулись, и вестибюль встретил их божественным теплом, неярким светом факелов и полным отсутствием студентов.       — Отбой, — резюмировал Гарри, повернув часы на запястье. Посмотрев на Малфоя уже при свете, он снова отметил бледные губы и какой-то затравленный взгляд.       — Драко? — с тревогой спросил он.       — До скорого, Поттер, — прервал его тот и, отвернувшись, вскоре скрылся за дверью, ведущей в подземелья. Про чужую мантию, все еще согревающую его, Драко вспомнил уже в спальне.       В эту ночь он долго не мог уснуть, поглядывая в сторону поттеровской вещи, что висела неподалеку. Но не только ему не спалось. В другом крыле замка, в кабинете одинокой башни долго сидел у камина профессор Защиты от темных искусств. Невидящим взглядом он смотрел на пламя, но перед его глазами было совсем другое. Он много думал о той ночи после вызова в Министерство: корил себя за проявленную несдержанность и всячески душил в себе глупые эмоции, вызванные встречей с девчонкой. Уже в постели, где сон никак не шел к нему, он вдруг осознал, что в этот день, возможно, впервые за много лет, он думает не о Лили.