15 марта
– Что ж, думаю, вам нужно поговорить. – Стоять. Я не мог отпустить Криса, не мог остаться наедине с Виктором. Я перебирал всевозможные варианты, чтобы избежать этой встречи и этого разговора. Но в ответ Крис лишь хмыкнул и закрыл за собой дверь. И мир в одночасье поделился для меня на до и после. Он стоял за моей спиной и молчал. Как и я. Балансируя между обидой и злостью, я с трудом сдерживался, чтобы не набить ему морду и не выскочить из этой проклятой раздевалки. Но в реальности продолжал сидеть и ждать. Непонятно чего. И, как оказалось, не напрасно... Я услышал тяжелый вздох, но даже не шелохнулся. Молчание давило. Я ощущал себя заложником изощренной камеры пыток, из которой не выбраться. И все, что мне оставалось, это терпеливо ждать и надеяться. Но он нарушил молчание первым. – Я думал, я тебя больше не увижу. Я не узнал его голос. Охрипший и прокуренный, он звучал как чужой и отталкивал своим тембром. Я слышал не Виктора, а потрепанного жизнью придурка, которым он, впрочем, и являлся. Но несмотря на это, я ничего не ответил, продолжая возводить вокруг себя неприступные стены, и источать один только холод. – Юр, посмотри на меня. Я вздрогнул. Я не хотел. Я боялся. Боялся взглянуть на него, прочесть в глазах то, что смогло бы меня разрушить. Я сопротивлялся. Внутри. Пока он медленно подходил ближе. Я замер. Сев на корточки, он заглянул в мое лицо и осторожно взял за руку. И тут я понял, что мое терпение иссякло. Отдернув руку, я поднялся и посмотрел на него сверху вниз, сгорая от злости настолько, что готов был расколоть ему череп. Пальцы сжались в кулак рефлекторно. Я был готов на все и не собирался больше терпеть эту клоунаду. – Хватит мной манипулировать. Мой голос звучал едко, пробираясь до самых костей. Мне стало дурно, и я отошел в сторону. Он отвернулся, окончательно сев на пол, и я не смог прочесть его эмоций. Он словно отключил их по щелчку, что раздражало меня больше всего, и с чем я никак не мог смириться. – Зачем ты вообще вернулся в Россию... Мой шепот был сравним скорее с шипением, но я и не пытался следить за речью. «Вот и весь разговор», – подумал я и развернулся к двери. Он продолжал сидеть на полу, опустив голову и расслабив руки. Волосы закрывали половину его лица, и я не видел ничего, что могло бы меня удержать, пока до меня не долетел тихий всхлип. Моя рука остановилась лишь в нескольких сантиметрах от ручки, которую я хотел дернуть, и выбежать из этого ада. – Почему я не могу просто любить тебя? Почему? Что я делаю не так? Я стоял к нему спиной и не верил своим ушам. Я начинал закипать по новой, ощущая, как потеют мои ладони, и как сильно мне хотелось врезать ему по лицу. – Что ты делаешь не так? Ты? Не так?! Я навис над ним, скалясь и брызжа слюной, как самый настоящий хищник. – Я ненавижу тебя, Никифоров. Ты снова меня облапошил. Ты снова променял меня, как дешевку! Прокричав ему это в лицо, я судорожно опустился на пол и схватился за голову, как самый настоящий псих. – Я знал, что ты это скажешь. Я все знал. Он слабо улыбнулся, пока я сидел, подобрав ноги, и не мог унять дрожь. – Я слишком хорошо тебя знаю, Юра. Я знал, что не смогу тебя вернуть, что ты не станешь меня слушать. Я дал тебе уйти, потому что был уверен, что ты справишься. Он говорил не спеша и не сводил с меня глаз, словно находясь под гипнозом. Дорожки слез на его щеках поблескивали, как капли росы, что отвлекало меня от хаоса мыслей, мельтешащих в моей голове. – Я так тебя ненавижу. Я снова тебе поверил. Снова! Забившись в угол, я разрыдался, содрогаясь от нахлынувших эмоций и безразличия, которое исходило от Виктора. Как вдруг... почувствовал, что меня обнимают. Я оттолкнул его, но ничего не вышло. Тогда я стал бить его по спине и пытаться вырваться. Я кричал и матерился, а он прятал лицо, утыкаясь мне в шею, и не хотел отпускать. А я не хотел сдаваться. – Вали к своему японцу, слышишь?! Оставь меня в покое! Ненавижу тебя! Он терпел все мои выпады и не разжал рук даже после самых обидных фраз. И лишь, когда я замолк, он осторожно коснулся губами моей кожи и тихо заговорил. – Я тоже соскучился, и я тоже тебя люблю. Я мысленно взвыл. Мы сидели на полу, как парочка чокнутых фриков и не могли разобраться. Даже в собственных отношениях. Он продолжал меня обнимать, а я продолжал обижаться. – Я не скучал, и я тебя ненавижу, – ответил я шепотом, облизнув потрескавшиеся и сухие губы. Было жарко и хотелось пить. – Я хотел провести этот день с тобой. И не только этот. Но ты отказался. А я повел себя, как маленький обиженный мальчик, – усмехнувшись, он уткнулся носом в мои волосы и сделал глубокий вдох. – Ты знал, что нас могут запалить, – ответил я без эмоций, с трудом вспоминая тот день. – Да, знаю. А потом... Юри, и все так завертелось. Рефлекторно оттолкнув его от себя, я посмотрел на него с недоверием и нежеланием слушать дальше. – Юр, ничего не было. Он хотел меня вернуть, это правда. Но я... Для меня это было такой же неожиданностью, как и для тебя. Я хотел устроить тебе сюрприз. И я правда к нему готовился. Я хотел тебя порадовать, а вышло наоборот. – Серьезно? Он вот так вот просто приехал и все? И ты его принял? Я не верю ни единому твоему слову, Никифоров. Собравшись уходить, я вцепился в дверную ручку, но не сразу понял, что меня поднимают на руки и оттаскивают подальше. Я снова забился в конвульсиях, продолжая колотить его, куда придется и кричать, как шакал. – Отпусти меня, блять! Отпусти, кретин! Усадив меня на красный диванчик, он опасливо навис надо мной с нескрываемой грубостью и даже злостью. Проявление эмоций заставило меня подавиться воздухом, и я перестал кричать и брыкаться. – Я не ждал Юри. Я ждал тебя. И приехал в Россию тоже из-за тебя. Знаешь, быть именитым фигуристом и дрочить на подростка, который значительно младше, некомильфо и может преследоваться законом. А чувства... Их к делу не пришьешь. Да и к черту закон. Как бы ты отреагировал на такое? Скажи мне, как?! – Ч-что? – Заткнись и дай мне договорить. Я нервно сглотнул. Я не узнавал Виктора, который сейчас стоял почти вплотную и рассказывал то, что никак не укладывалось в моей голове. Я ощущал на себе его дыхание, и меня это даже заводило, но я продолжал слушать и ловить каждое его слово. – Ты думаешь, это так просто любить кого-то, кто младше и того же пола, что ты? Тем более в России? Ты понимаешь, через что мне пришлось пройти? И я не взываю к жалости, я говорю так, как есть. Я, черт возьми, всегда тебя любил, Юра. Неужели ты этого не видел? Мои долгие взгляды? Касания? Томные вдохи за дверью душевой? Неужели ты ничего этого не замечал? Я не мог сказать прямо. Я просто не мог. Я не знал, как ты отреагируешь, и что с нами будет дальше. Ты был совсем мал, а я чувствовал себя монстром и ревел в подушку, считая себя педофилом. Это было бесчеловечно. Но что я мог сделать? Только забыть. И двигаться дальше. Ты все еще думаешь, что я уехал в Японию тренировать Юри? Я уехал туда, чтобы забыть тебя и все, что с тобой связано. Я научился подавлять чувства и не замечать тебя рядом. Я пытался вычеркнуть тебя из своей жизни. Я пытался полюбить Юри. Но у меня ничего не вышло. Называя его имя, я представлял тебя. Я видел тебя в окне своей спальни и накрывался подушкой, чтобы отогнать твой фантом. Ты преследовал меня даже там. И я решил, что если возненавижу тебя, то смогу отделаться от наваждения. Но стоило Юри заговорить о тебе, как я собрал свои вещи и просто уехал. Я пытался тебя разлюбить. Я пытался даже возненавидеть. Но я здесь. Рядом с тобой. Рассказываю то, что не должен был. Я ненавижу себя за все, что я сделал. За все необдуманные поступки. И даже за чувства, которые причинили столько боли. Я устал, Юра. Я не хочу продолжать этот разговор. Ты был прав. Думаю, будет лучше, если я снова вернусь в Японию. И оставлю тебя в покое. Я был оглушен. Вихрь эмоций и мыслей стих, как полночная буря. Я сидел ни жив, ни мертв. Я забыл, как дышать. Я не до конца осознавал, что человек, в чувствах которого я сомневался, любил меня, несмотря ни на что. Всегда. С самого начала. А я был просто слепым котенком, который не видел ничего дальше своего носа. Я продолжал сидеть в полном крахе, пока он поднимал с пола свой серый пиджак и накидывал его на плечи. Пленка киноленты словно замедлилась. Я видел его лицо. Отчетливо. Я видел горечь и красные от слез глаза. Я называл его холодным, а сам даже не пытался разглядеть в нем что-то глубже. Холодным был я. Не он. И сейчас я снова терял его. По своей глупости. Как это было... больно. Боль пульсировала во мне, как второе сердце. Я задыхался, а в реальности не мог сказать даже слова. Он развернулся, чтобы уйти. По моим щекам лились слезы. Он не видел, как я пытался его остановить. Душой. Сердцем. Всем своим существом. Он уходил. А я... – Д-дедушка теб-бя всегда л-любил. Он замер. И посмотрел на меня. Я сидел, размякнув в кресле, как тряпичная кукла, зареванный и жалкий. Таким меня видел только он. – И я тебя тоже. Всегда. Я заикался. Мой голос дрожал, как и я сам. Было непросто. Так, словно меня придавило чем-то тяжелым, и теперь не вдохнуть, не выдохнуть. Он это понял. Вернулся. И просто поцеловал меня в лоб, грея мои ладони в своих. А еще он отчего-то улыбался. Сквозь капли слез, поблескивающие в его глазах. Мы смотрели друг на друга и просто молчали. Как тогда. Было тихо и спокойно. Я ощущал тепло его рук и то, как постепенно возвращаются силы. Мы смотрели друг на друга, и знали, что никто не уйдет. Что мы останемся и будем жить дальше. Вдвоем. Несмотря ни на что. Мы смотрели друг на друга. И любили. Остервенело, сильно и совершенно незаконно. Но мы любили и любим сейчас. Друг друга.***
Я с трудом отлепил веки, щурясь от яркого света и гула самолета. Виктор спал рядом. Я не хотел его будить, а потому шевелился по минимуму, оглядывая обстановку и других пассажиров. Кто бы мог подумать, что все разрешится именно так. Что ссоры и обиды окажутся только иллюзией. А я самым невнимательным человеком в мире, который многого не замечал или просто не хотел видеть. Помирившись с Виктором, мы вернулись в отель, где нас уже ждали. Мила бросилась на меня со слезами и нахлобучила, как родная мать, отчитывая за все на свете, но я почему-то не злился и был рад ее видеть. Гоша, не став грозить пальцем, обнял меня как брата, ну а все остальные присоединились. Изабелла держалась в сторонке, пока я не взял инициативу в свои руки и не притянул ее к нам. В тот момент я ощущал себя нужным и целостным. Я не был один. Меня окружали люди, которым я мог доверять и на которых всегда мог рассчитывать. – Ну, все, хватит телячьих нежностей. Лучше расскажите, как вы тут без меня. Отлепившись от потных тел, я присел на подоконник и посмотрел на них как ни в чем не бывало. Мила хотела было уже завестись по новой, но Гоша ее вовремя остановил, решив ответить за всех. – Все как всегда. Ничего нового. Только Фельцман с Барановской звонили. Но мы им ничего не сказали, а то на своих двоих бы примчались и устроили показательную порку. – А что так? – переспросил я, не понимая, к чему он клонит. – Да приехать они никак не могут. С делами разобрались, билеты купили, а рейс неожиданно задержали на неопределенный срок. Видимо, погода нелетная. Так что мы не знаем, когда они прибудут. Но будем надеяться, что до финала успеют, – поспешила ответить Мила, листая журнал. – Да ладно? – удивился я, вскинув бровь. Я действительно недоумевал, что могло задержать Лилию и Якова настолько, что их присутствие на финале по-прежнему оставалось под вопросом. Я почувствовал себя некомфортно от одной лишь мысли, что буду предоставлен самому себе, и что никто из них не сумеет подготовить меня должным образом. Но стоящий за спиной Никифоров отчетливо дал понять, что ничего не потеряно. – Черт, у меня же вещи там остались. Ударив себя по лбу, я закатил глаза, невольно обратив на себя внимание всех присутствующих. – Юр, что такое? – поинтересовался Виктор, приблизившись и сев рядом. – Да я вещи забыл забрать. Из мотеля. О, боже, как мне лень снова туда переться. Видели бы вы это местечко. Зад орангутанга и то поприличней выглядит. Звук сверчков на фоне гробовой тишины был очевидной реакцией на мой специфический юмор. – Я... я с тобой, – заявил Никифоров без промедлений и помог мне собраться. Мы ехали целый час, и для меня это время показалось вечностью. Виктор сидел рядом и копошился в телефоне, пока я бездумно глядел в окно и пытался хоть чем-то себя занять. Посмотрев краем глаза на экран его телефона, я расплылся в улыбке и выхватил мобильник из его рук, чего он никак не ожидал и пытался забрать его всеми силами. – Значит, это правда, что ты часто зависаешь у меня в инсте? – спросил я, ехидно посмеиваясь с его реакции. – Юр, отдай. На нас водитель уже косо смотрит... – пробурчал он обиженно, перестав тянуть руки. – Будем считать, что я прав, – заключил я с победоносным видом, листая собственные фотографии, на которые он пялился уже час. – Ладно, держи, – отдав вещицу при выходе из такси, я направился прямиком к мотелю, параллельно вытаскивая из кармана ключи. Дверь поддалась. Мы тихонько вошли, и я долго наблюдал за реакцией Никифорова, который то и дело морщил нос от неприятного запаха сырости и вечного холода, исходившего от голых заплесневевших стен. – И ты жил здесь тринадцать дней? Поверить не могу. Если бы я знал, что ты ютишься в этой кунсткамере, то примчался бы в тот же день. – Но ты не приехал. – Юр... – Все в порядке. Я не в обиде. Сев на край кровати, я притянул его ближе, укладываясь на спину и не сводя с него глаз. – Ты уверен, что не держишь на меня зла? – спросил он, нависая сверху и осторожно касаясь моего бедра. – Да, я же уже сказал. Ты все объяснил. И я понял. Хотя раньше мог просто наорать и уйти. Наверное, взрослею. – Взрослеешь? И насколько ты уже взрослый? Сжав мои бедра в ладонях, он взглянул на меня в ожидании, улыбаясь как-то особенно интимно и доверительно. – Ну, вот до этого точно дорос. Резко привстав, я впился в его губы, ощущая, как его руки блуждают по моему телу, и как мне от этого хорошо и приятно. Я водил пальцами по его бледной шее, спускаясь к ключицам и отмечал про себя, что его тело чертовски идеально, и что оно заводит меня, как ни одно другое. Я целовал его неумело, но горячо и вместе с тем ненасытно. Мне не хватало его, и я хотел большего, прижимаясь к нему всем телом и чувствуя неимоверное возбуждение. – Черт, у меня стояк, – прервав поцелуй, он посмотрел в мои глаза, затуманенные и полные желания. – Хорошо, – улыбнувшись, я потянулся к его брюкам, пытаясь их расстегнуть. Он остановил меня, накрыв мои руки своими, и выдохнул мне в губы, что заставило меня потерять голову. – Ты правда хочешь, чтобы наш первый раз был в этой халупе? Подавив смешок, он взглянул на меня, но не отстранился ни на шаг. Вспомнив, где мы находимся, я прыснул со смеху и оставил его брюки в покое. – Да, окей. Не лучшее место, согласен. Тогда решай свою проблему сам, а я пошел. Буду ждать тебя в машине. Подмигнув ему, я забрал все свои вещи и поскакал к такси. Я прождал его минут тридцать, удивляясь тому, как долго он доводит себя до оргазма, и невольно представил себя с ним, прикусив губу и сжав свой пах. Мне совершенно не хотелось решать ту же проблему, тем более здесь и сейчас, с полноватым норвежцем у руля и мутными типами, что крутятся в этом районе. Наконец, соизволив появиться, Никифоров сел рядом, и по его лицу было ясно, что последние минуты его жизни принесли ему только наслаждение и невероятные эмоции, которыми он делился на протяжении всего пути, нашептывая мне на ухо всякие приятности и едва касаясь моих пальцев. По прибытии Мила не оставляла нас ни на минуту, пытаясь подловить то на поцелуях, то на чем-то еще, попутно хохоча и краснея, как рак. Но Сара, пришедшая нам на выручку, увела подругу к себе, и больше мы их не видели. Мы заснули в обнимку, в одной постели, в одном номере. А на утро засобирались покинуть страну. Я сидел и боялся пошевелиться, наблюдая за тем, как безмятежно и спокойно он спит. Черты его лица, идеальный профиль, светлые ресницы, подрагивающие от самого легкого ветерка, падающие на лицо волосы, тонкие губы и впалые щеки – все это приковывало мой взгляд, и я с трудом сдерживался, чтобы не поцеловать его в краешек губ, а потом куда-нибудь еще. Я заливался краской, как девственница при одной только мысли, что могу его возбуждать, подставляя шею под поцелуи, и тихо стонать от его касаний. А, впрочем, я и так был девственником, и секс мне только снился. Но Виктор переворачивал все с ног на голову и был тем единственным, кому бы я отдался без сожалений. К счастью, витать в облаках долго не пришлось. Самолет выполнил посадку, и вскоре мы покидали аэропорт с чувством предвкушения и легкой усталости, кутаясь в теплую одежду и переодически зевая. Туманный Альбион не впечатлил меня так сильно, как Виктора, который словно оживился при виде классической архитектуры, серого неба и пробирающего до мурашек холода. Он разглядывал все с интересом, бросая на меня восхищенные взгляды и рассказывал о том, как любит этот город, его жителей и атмосферу старого Лондона. Он проводил параллель с Петербургом, и для него эта схожесть была ключевой и очень важной. Он чувствовал себя, как дома, и мне это нравилось. Нравилось наблюдать за ним, подмечая детали, и ловить каждый взгляд, каждое слово. Он был необыкновенно многогранен, воодушевлен и полон решимости. Я глядел на него снизу верх и старался не отставать, держа его за край куртки. А он шел вперед и рассказывал, рассказывал, рассказывал. Спуститься на землю пришлось тогда, когда мы все дружно подошли к стойке ресепшена. Миловидная, на первый взгляд, девушка попросила у нас документы, и спустя пару минут мы уже заселялись в выделенные нам номера и падали без сил чуть ли не на пороге. Мила отчего-то шмыгала носом, Сару, непривыкшей к такому холоду, бил озноб, а Гоша и вовсе слег с температурой. Изабелла, не теряя времени, тут же принялась всех лечить, отправив Эмиля и Микки в аптеку за всем необходимым, ну а нас с Виктором она тактично выставила за дверь, погрозив соплями и кашлем, которые могли скосить меня перед самым финалом, чего я, конечно же, не мог допустить. Решив наведаться в ледовый, я быстро собрал свой рюкзак и вышел из отеля, зная, что меня ждут. Виктор безоговорочно согласился поехать со мной и потренироваться пару тройку часов, чтобы прийти в форму и размять мышцы. Он не выглядел уставшим в отличие от меня, сонного и невыспавшегося. Но несмотря на это, я рвался на лед, как и прежде с неимоверным желанием прокатиться и утереть всем нос. Появившись на катке, Никифоров тут же привлек к себе внимание всех присутствующих, но, не став отвлекаться, продолжил катание. Присоединившись, я выпрямил спину и после недолгой разминки показал ему номер от начала и до конца. В целом он остался доволен, но настоятельно рекомендовал подтянуть техническую часть и особенно вращения. Не став отпираться, я принял его слова к сведению и улыбнулся, не обращая внимания на других. Наше занятие продлилось часа три. Я чувствовал себя выжатым, как лимон, но в то же время счастливым и безмятежным. Виктор шел впереди, не оборачиваясь, пока я плелся где-то сзади, рассматривая его классный зад, на который пялился каждый первый. Остановившись, он посмотрел на меня так, словно прочел мои мысли, но в следующую же секунду расплылся в улыбке и заговорил. – Ты не проголодался? Может, перекусим где-нибудь? Впав в секундный ступор, я тряхнул головой и ответил. – Перекусить? Здесь? У меня нет таких денег. – Все в порядке, я плачу. – Виктор! Не успев возразить этому мудаку, я поспешил вслед за ним, стараясь не затеряться в толпе переходящих улицу зевак. Ресторан на том конце дороги выглядел дорогим и вычурным, что настораживало меня и мой кошелек, но Виктор был слишком настойчив и втащил меня внутрь без промедлений. Пухлая официантка, заприметив нас, поспешила к нам навстречу и заговорила на английском, приглашая сесть за любой незабронированный столик. Никифоров был вежлив и улыбчив, заставляя сердце девушки трепетать, а меня колоться от подступающей ревности и злости. Заняв столик в самом центре, он пригласил меня присесть, и мне ничего не оставалось, как, скрипя зубами, согласиться. – А ты, я вижу, времени зря не теряешь, – пробурчал я вслух, отвлекая его от созерцания меню. – А, ты про официантку? Да ладно тебе, Юр. Я просто договорился занять этот столик, хоть он и был забронирован. – Окей. Но я не ревную, если что. – Да, я так и понял, все в порядке. Подавив смешок, он посмотрел на меня с хитринкой и предложил выбрать что-нибудь из меню. – О нет, я ничего не буду. Разве что только воду. Из-под крана. – Я же сказал, я за все заплачу, – напомнил он, не отрываясь от чертовски интересных страниц с дорогущими блюдами. – С чего бы? Это что, типа свидание? – Типа да. Потупив взор, я постарался скрыть неловкость и легкий румянец, генерируя в голове любую колкость, которая только придет на ум. – Лучше бы ты накормил меня там, в мотеле. Дешевле бы вышло. Прикусив язык и округлив глаза от сказанного самим собой, я готов был провалиться сквозь землю и впасть в кому до самой старости. Но подняв взгляд на Виктора, я увидел лишь легкую улыбку и искры желания, замелькавшие в его глазах, сосредоточенных и внимательных. Они изучали меня и, безусловно, хотели. На этом самом столе. – У нас впереди еще много времени, Юрочка. – Юрочка? Ну все, у меня пропал аппетит. – Что, представил, как я шлепаю тебя и зову Юрочкой? – Вить, я знал, что у тебя бурная фантазия, но чтобы настолько. Улыбнувшись друг другу, мы отвлеклись на официантку и сделали весьма скромный заказ. Есть не хотелось. Хотелось стонать и выгибаться. Я думал об этом всю дорогу, ощущая, как он обнимает меня за талию и тяжело дышит, зарываясь лицом в мои волосы. Хорошо, что таксист попался равнодушным. От него пахло виски и немного корицей, свежей мятой и выветрившимся одеколоном. Я хотел его здесь и сейчас, но молился дотянуть хотя бы до отеля. Ввалившись в наш номер, мы проследовали в спальню, возбужденные и немного уставшие. Он расстегивал свою рубашку, глядя на меня сверху вниз, пока я лежал неподвижно и наблюдал за ним полузакрытыми глазами, находясь словно под экстази или еще какой-нибудь дрянью. И лишь почувствовав тяжесть тела, я заморгал, избавляясь от наваждения, и притянул его ближе. – Мы же встречаемся, да? – уточнил я на всякий случай, улыбнувшись этому глупому вопросу. – Юр, мы встречаемся с рождения. – Придурок, – с трудом подавив смешок, я вдохнул запах его волос и шумно выдохнул. – Я хотел поужинать с тобой в твой день рождения, а получилось только сейчас. – Все хорошо, я не злюсь, слышишь? – Да. Прости еще раз. Он говорил не спеша, лежа у меня на груди и слыша биение моего сердца. – Не оставляй меня, Вить. Никогда. Готовый разрыдаться, я зажмурился, что было сил, подавляя в себе эту слабость. Приподняв голову и взглянув на меня, он провел ладонью по моей щеке, спускаясь к губам и шее. Он целовал меня медленно, не торопясь, стараясь продлить это мгновение, запомнить вкус моих губ. А потом, остановившись, заглянул мне в глаза и спросил на полном серьезе. – Ты этого хочешь?