Пустошь, или Почему так вышло

      Быстрый голубой поток неутомимо мчался вперёд, теряя белую шапку пены. Длинные холодные ленты, огибая коричневые камни, стачивая их углы, соединялись воедино, переплетались в стихийном безумии и падали в пропасть, разбиваясь об искрящуюся толщу и выпуская в воздух сотни радужных капелек.       У подножья седого водопада сидела девушка и недоверчиво водила пальчиками по ледяной глади. Тёмная тень поднялась из глубины полупрозрачной толщи, и медленно приблизилась к блондинке. Холодные губы коснулись белых коленей и принялись подниматься выше. Она закрыла глаза и запрокинула голову, подставляя своё лицо ласковым солнечным лучам. Ледяные шарики скатывались с твёрдого пластрона и падали на горячую кожу, заставляя нимфу жадно вдыхать воздух. Тень села на тёплый камень рядом с девушкой и устремила свой взор на её чарующую красоту. — Скажи, Рене, почему ты так редко приходишь ко мне? — неожиданно спросил голос. Пушистые ресницы подлетели вверх, и карие глаза встревоженно окунулись в светло-голубую бездну. — Прости меня, Майки. Просто события в моей эпохе стали меняться. Лорд Симултенеус и я пытались разобраться в причинах происходящего. Но нам так и не удалось понять их. В этой безумной гонке сквозь время и пространство я провела 10 лет. Я не приходила к тебе, но я никогда о тебе не забывала… и всегда сильно скучала по моему любимому Микеланджело, — улыбнулась она. — Знаешь, мне всё труднее переносить разлуку. Я… я влюбился в тебя, Рене… по самые уши, — серьёзно сказал ниндзя. — Майки, ты же знаешь, это взаимно, — улыбнулась девушка.       Воин зачерпнул рукой холодную рябь и брызнул эти маленькие шарики на своё горящее изнутри лицо. Эмоции переполняли его, и это уже не была эйфория, как раньше, это было отчаяние. Серьёзный разговор намечался уже очень давно, и чем реже Майки видел свою владычицу времени, тем более серьёзный характер этот разговор приобретал. — Рене, я не могу больше так, — выпалил он. — Месяцы разлуки ради одного дня, проведённого вместе, это… невыносимо. — Да, но зато какой этот день, — томно прошептала блондинка, обвивая руками его шею и скользя горячими губами по его холодной коже. — Есть большая разница между «курортным романом» и любовью, Рене, — сказал Хамато, отстраняя от себя девушку. — Я понимаю, что судьба разделила нас четырьмя веками, но ведь можно что-то придумать. Хотя бы видеться чаще.       Кареглазая стремительно поднялась с камня и направилась к берегу. Она подняла с нежного жёлтого песка свою одежду и принялась судорожно натягивать горячую ткань на влажную кожу стройного тела. — То есть… ты думаешь, — пытаясь держать себя в руках, говорила она, — что я спокойно живу себе в своём времени… работаю, а потом… вырываюсь на отдых, чтобы насладиться тобой, как тропической экзотикой? — Нет. Я так не думаю, — пробурчал парень, хотя в чём-то она оказалась права. — Ты считаешь, что я не разделяю твоих переживаний, — продолжала блондинка, натягивая брюки. — Мне нравится носиться по временным виткам, и перегрузки, которые я испытываю, никак не отражаются на моём организме… — Рене, — перебил воин. — Послушай меня, — нахмурилась Тилли, поправляя рукава и натягивая перчатки. — Каждый такой скачок — это дни моей жизни… в сторону минуса… Ты не знаешь, но всем магистрам запрещено вступать в браки или иметь какие-либо отношения с теми, кто проживает в других эпохах. И, естественно, все мои перемещения легко можно отследить и понять, куда и зачем я ухожу. Если я буду являться к тебе чаще, то это вызовет вопросы, на которые я не смогу ответить. Тогда меня исключат из Ордена и лишат скипетра, без которого, как ты понимаешь, я вернуться к тебе уже не смогу. Девушка сжала в руке скипетр и испепелила собеседника взглядом. — Я рискую всем, приходя к тебе, — сказала она, — сокращаю свою жизнь. Слишком большая цена для «курортного романа», не находишь? — Забери меня с собой, — нашёл решение ниндзя, протянув ей белый цветок, что рос у берега. — Майки, — вздохнула она, крутя между подушечками пальцев тонкий стебель, — ты не этот цветочек, который я с лёгкостью могу забрать с собой, и ничего не изменится. От тебя слишком многое зависит в будущем, ты непременно должен оставаться в своей эпохе. — Да, я понимаю, — с трудом улыбнулся он. — Это изначально было невозможно. — Что-либо становится невозможным, лишь когда ты заведомо решил от этого отказаться, — сказала девушка и открыла портал. Она протянула ему руку и увлекла за собой.       Яркий луч света разрезал ночное небо, он медленно расширился, и из него показались два силуэта. Рене плавно опустила своего спутника на крышу. Ниндзя молчал, его душа рвалась в клочья и кричала от отчаяния сотнями голосов. — Я не хочу тебя отпускать, — прошептал Хамато, сжимая её кисть. — Майки, если бы ты только знал, как тяжело мне с тобой расставаться, — призналась повелительница времени. Светящееся облако начало пульсировать сильнее, и стройная блондинка стала отдаляться. Воин впивался взглядом в тонкие черты девичьего лица, пытаясь ухватить хотя бы блеск её шоколадных глаз. Рене разжала свою хватку, и тонкие пальцы заскользили по его ладони. — До встречи, — прозвучал любимый голос и канул в ярком потоке. Парень рухнул на холодную крышу и обхватил голову руками, боль тонкими иглами сковывала душу. Он посмотрел на открывающуюся с крыши высотки панораму — город, раскрашенный в сине-чёрные краски воцарившейся ночью и ей же наряженный в сотни разноцветных огней. Этот пафосный мегаполис эгоистично жил своей жизнью, ему не было дела до одинокого воина, он не замечал эту крупицу в своём гигантском организме… он даже не догадывался о его существовании. Видеть окружающий мир в радужном свете — прекрасное качество, данное природой, но быть оптимистом совсем не означает быть безумцем, оторванным от реальности. Время проказ и дурачеств уже давным-давно прошло, Микеланджело ступил на новый виток своего развития, но клеймо беззаботного чудака навсегда прилипло к его образу в глазах окружающих… в глазах семьи. Да, они его любили, но продолжали воспринимать не просто как младшего по фактическому возрасту, а как ребёнка… немногим старше Чомпи. Никто из братьев просто не верил, что у их крошки-Майки могут быть такие же взрослые переживания. Недооценённой оставалась его роль в команде и семье, никто не понимал, что именно он, подобно солнечному лучу, сшивает разрозненные клочья неба их тонкой идиллии.       Майки видел, как тяжело приходилось Лео, как брат смиренно выносил все тяготы, лёгшие на его плечи после смерти отца. Он ежедневно часами проводил в додзё… в одиночестве… медитировал. Микеланджело слышал, как их бесстрашный лидер разговаривает с отцом… с незримым никому, кроме него, духом. Поэтому весельчак пытался разрядить обстановку, искал специально для своего самого старшего брата последние выпуски «Героев космоса», чтобы хоть как-то отвлечь его от тяжёлых мыслей.       Майки видел, как долго Донателло сутулится над длинным столом, заставленным проводами и платами, а потом звенит колбами в вытяжном шкафу. Только самый младший из братьев понимал, что раньше их гений пропадал в лаборатории, потому как его пытливый ум страстно желал усвоить тайны научных знаний, а теперь его гнала туда необходимость. Необходимость разгадать планы врага и обеспечить команду необходимым оборудованием или средствами перемещения. После бессонных ночей, когда воспалённый мозг отказывался работать и гений начинал зависать на элементарных вещах, весельчак вваливался в лабораторию с горячим попкорном и заманивал брата к телевизору каким-нибудь смешным фильмом с крайне незамысловатым сюжетом и обилием шуток. Тогда исследователь отвлекался от своих задач и хотя бы пару часов чувствовал себя беззаботно.       Майки видел, как вечно ворчащий Рафаэль, тайком разговаривавший с ручной черепашкой, перерос в могучего воина, готового горой стоять за своих близких. Видел, как брат принял на себя ответственность за свою собственную семью, как осознанно принял своё отцовство. Не каждый может вот так искренне и трепетно заботиться о чужом ребёнке. Раф больше не наколачивал бессмысленно грушу, он учил Чомпи, всему, что умел сам, начиная со звуков и простых слов и заканчивая первыми элементами самообороны. Он пытался вложить в маленького черепашонка все свои силы, вырастить его таким же могучим воином… нет, лучше, чем Хамато Рафаэль. Это не всегда давалось легко и подчас отнимало много сил. Тогда младший брат, со свойственным ему озорством, брал племянника на себя и давал старшему время отдохнуть и побыть с любимой.       Майки видел, как его сестра — сдержанная и стойкая куноити с горящими глазами и ледяным сердцем — несёт на себе тяжесть вины. Вины за причинённые в прошлом своей настоящей семье боль и страдания, за упущенное время, что могла провести с отцом. Как трудно было этой снежной королеве принять простые и понятные любому человеку чувства, как сложно было лишённой детства девушке учиться показывать их своим близким. И на помощь пришёл самый младший из Хамато — озорной и наивный весельчак. Он научил её простым дружеским объятиям и поцелуям в щёку на ночь, приобщил, хоть и порой принудительно, к семейному просмотру бессмысленных комедий. Майки видел, как уголки её красных губ ползут вверх на особо смешных моментах картины. Караи полноценно вошла в семью и ощутила себя её частью благодаря всем братьям, но вклад Майки был самый весомый.       Вот таким был настоящий Микеланджело — проницательным, тонко чувствующим других, добрым и отзывчивым… он не был глуп, в чём-то он был умнее многих. А теперь его душа рвалась на части, и некому было излить свои переживания, никто бы не понял его сейчас… не поверил в серьёзность его терзаний. Никто? Был такой человек… с такой же болью. Майки достал че-фон и написал сообщение: — Привет. Не спишь? — Не сплю, — ответил абонент под именем «кошка», — заходи. Ниндзя подскочил и понёсся по одиноким крышам к готическому замку с витражами, где его у раскрытого окна ждала стройная изящная фигура грациозной воительницы.       Он забрался к ней в комнату, приятный карамельный аромат ирисов окутал ночного гостя. Его взгляд приковала к себе хозяйка небольшой спальни, впервые он видел её не в образе ведьмы. Шёлковая ночная сорочка цвета тёмного шоколада расходилась вырезами по бокам, демонстрируя белые полосы стройных ног, и стекала к тонким щиколоткам. Короткий халат в тон сорочки, расшитый красными цветами, прикрывал плечи и декольте японки.       Воин поймал себя на мысли, что откровенно пялится на подругу, и стыдливо отвёл взгляд, который моментально вонзился в фотографию, заключённую в резную серебристую рамку. Длинноволосый парень аристократической внешности внимательно смотрел со снимка на ворвавшегося ниндзя. Его тёплые медовые глаза с лёгким прищуром и едва поддернутые вверх уголки губ говорили о хорошем расположении духа синоби в тот момент, когда была сделана эта фотография. — Это он? — спросил гость. Брюнетка подошла к туалетному столику, взяла рамку с фотографией, положила её в ящик и закрыла его. — Да, — прошептала она. Желание жаловаться на свою жизнь резко убавилось, и Хамато стал сомневаться в правильности своего визита. — Что случилось, Майки? — приятный голос выдернул его из мыслей. — Ты чем-то расстроен? — Я не могу так больше, кошка, — прошептал он. — Я должен поставить точку. — Тогда ты разобьёшь её сердце, — заметила куноити. — Шини, от моего сердца уже ничего не осталось… кроме томатной пасты, — признался воин. — О чём я только думал? Зачем я добивался её? Ведь это я всё начал, я задурил ей голову! Она влюбилась в меня, я получил что хотел… но не могу этого удержать… Между нами 400 лет, Шини, 400! Наши отношения заведомо были обречены… Теперь я должен причинить боль той, которую люблю… Что мне делать, кошка? Как всё закончить? — Нашёл кого спрашивать, — грустно ухмыльнулась японка. — Ты ничего не сможешь закончить, если не убедишь её в необходимости такого решения. Она будет рвать тебе сердце, понимая, что ты её любишь. Если она захочет бороться за тебя — ты обречён. Микеланджело понимал, что она права, и это лишь продлевало его агонию, заставляло веки крепко сжиматься, пряча небесно-голубые глаза, а зубы скрежетать от бессилия. Грациозная брюнетка с кошачьей пластикой приблизилась к отчаявшемуся парню, её гибкие руки обвили его шею и прижали мускулистое тело к себе. — Ну, чего ты, глупенький? — прозвучал нежный голос. — Неужели ты сдался?       Майки поднял голову, его губы оказались в опасной близости от её лица, внезапно вспыхнувшее желание заставило свести дистанцию к нулю. К его удивлению, девушка даже не пыталась отстраниться, она отвечала взаимностью. Его руки сорвали скользкую ткань с белых плеч, он сам не помнил, как они очутились на кровати. Хамато крепко сжимал точёное тело, идеальное, но такое жёсткое — результат изнуряющих физических нагрузок, переносимых этой красоткой с детства. Но широкие ладони воина привыкли чувствовать мягкое женское тело, а ещё они искали родинку на плече… искали, но не находили. Его пальцы окутали густые прохладные пряди… светлые, с лёгким золотистым оттенком, но, открыв глаза, он увидел глянцевую смоль. Нежные девичьи руки скользили по рельефным плечам, пленительные ласки разжигали в нём страсть. Но только страсть — животное желание без духовного наполнения, пустую оболочку. «Я не могу использовать её, — подумал Микеланджело. — Это неправильно… Но, может, ей это нужно?». Воин посмотрел в жёлтые лучистые глаза, то, что он в них увидел, шло в полный разрез с действиями Шинигами. В этом тёплом океане не было ничего… кроме плещущейся на пару с отчаянием боли. Хамато резко отстранился от неё, поднялся с кровати и сделал несколько шагов назад, пока не упёрся в столик. Девушка удивлённо посмотрела на него. — Нет, Шини, я не могу с тобой так поступить, — выпалил он, пытаясь восстановить дыхание и унять выпрыгивающее из груди сердце. Чёрная бровь куноити вопросительно поднялась вверх. — Мы не любим друг друга, ты это знаешь, — ответил он на немой вопрос подруги. Девушка вздохнула и села на кровати, поправляя съехавшие с плеч тонкие лямки сорочки. — Мы можем упиваться друг другом сколько угодно, — продолжал Майки, — но это не решит наших проблем и не избавит нас от боли… так мы рискуем лишиться того, что имеем. Если я перейду черту, и я знаю, ты мне это позволишь, то я потеряю тебя… а я этого совсем не хочу. Я всегда дорожил тобой, ты совершенно особенная для меня, я не могу воспользоваться твоим отчаянием. — Значит, мы только друзья? — спросила японка. — Я не буду врать, Шини, — вздохнул воин, невольно взглянув на точёные бёдра, предательски оставленные шоколадным шёлком, и пышную грудь, облачённую в тонкую ткань, — мне трудно оставаться тебе только другом, но я не чувствую от тебя того же. В твоих мыслях он. Майки открыл ящик, достал резную рамку и поставил фото на стол. Он видел, как взгляд куноити прилип к изображению, как в уголках её раскосых глаз заблестели алмазные капли. — Прости, я не смог излечить твою душу… я лишь растеребил её, — сказал ниндзя и подошёл к окну. — А кто излечит твою? — спросила брюнетка. — Время, — ответил друг и канул в чёрно-синей бездне. Девушка вновь посмотрела в медовые глаза на фото, которые окутывали её своей теплотой и любовью. Этот снимок она сделала, когда они жили в богом забытой деревушке, прячась от шпионов Шреддера. Тишина, маленький домик, крики петухов по утрам и они вдвоём… только он и она. — Не смотри на меня так, — шепнула Шини, — я сама себя ненавижу. Японка закрыла лицо руками и рухнула на подушку. Эта ночь для неё была особенно тяжёлой.