Зеркало Венеры

Спит измотанная Спасительница весь вечер, ночь и утро. Дэвиду приходится сдерживать Мэри Маргарет, которая всё порывается разбудить дочь. Пробыв под заклятием сна столько, сколько Белоснежка, конечно же, начнёшь относиться подозрительно к объятиям Морфея. Убаюкивает бог сновидений уютным кольцом своих могучих рук или же душит её дитя? Ровно в три часа дня гонимая боем часов Белоснежка всё же вбегает в комнату Эммы, но та как раз только проснулась и трёт глаза после затянувшегося отдыха. Девушка находит поразительно ценным, что может вот так просто прикоснуться к своему лицу. Сколь многим мы не дорожим, пока оно не пропадёт. Заметив силуэт матери в дверях, блондинка улыбается, а Снежка тут же оказывается рядом с ней и стискивает в объятиях. Эмма не задаёт вопросов, она и так догадывается о чувствах Мэри Маргарет. Вскоре они спускаются вниз, где Свон с огромным аппетитом поглощает свой завтрак. Для него по мнению девушки никогда не бывает поздно. Дэвид звонит с работы, и они втроём решают, что ужин по случаю вызволения шерифа они проведут прямо в этой квартире. Эмма не горит желанием сообщать всему городу об очередной содеянной глупости, поэтому присутствовать будет только семья, ну и Реджина с Голдом, ведь именно им она обязана своим освобождением. Ужин решено назначить на шесть, поэтому Эмма, которая в течении получаса так и не находит, чем помочь на кухне, отправляется гулять по городу. Она хочет, как можно полнее ощутить свою жизнь и свободу. И само собой ей нужно подумать. Как только белокурый шериф шагает за пределы родительской квартиры, в голове возникает один вопрос, который уверенно вытесняет все остальные: «Как теперь общаться с Реджиной?». Сделать вид, что ничего не видела? А если она уже связала скачущие капли перед освобождением Свон и те, что ритмично прыгали в раковине мэра в момент её уединённых (но только не в тот раз) банных процедур? «Она же одна из самых умных женщин, которых я знаю. Наверняка, догадалась обо всём ещё в процессе моего спасения. Тогда, скрывая правду, я снова буду выглядеть полной идиоткой», — терзаемая вопросами, которые требуют немедленного решения, Эмма безотчётно шагает по одной из улиц Сторибрука, она направляется к городскому причалу. Там из-за успокаивающего шума хаотично поглаживающих берег волн девушке обычно легче думается, этот непростой мир проясняется чуть больше. От моря всегда веет свободой и напоминанием о таких грандиозных вещах, как океан, небо, космос. По сравнению с ними проблемы одного смертного человека уменьшаются будто по волшебству и уже не кажутся такими непреодолимыми, как прежде. Быть может, у моря есть своя особая магия… «Значит, придётся сказать всё прямо, извиниться, и будь, что будет. В конце концов от смущения ещё никто не умирал!» — шериф уверенно вдыхает смешанный с ароматом морских недр воздух, но вдруг её плечи опускаются, впрочем, как и взгляд: «Но никто и не сообщал бывшей Злой Королеве, что нагло подглядывал за самой интимной частью её вечера. Уж без последствий она это точно не оставит. С пугающим пристрастием Её Величества к нареканиям и колкостям, она же всю жизнь будет пользоваться этой необыкновенно будоражащей меня историей. Будоражащей? Ещё бы возбуждающей назвала!» Эмма резко поднимает голову, и выражение её лица напоминает мордочку застуканного за порчей мебели щенка: «Вот опять… Боги, как же я облажалась, если происходит то, что мне кажется. Свон, ты просто не можешь желать подру… начальни… виновницу прокля…. да мать своего сына, короче! Хотя вот для последнего варианта романтические отношения в нормальных семьях были бы как раз логичны. Сын и два его родителя, — ухмыляется Эмма пришедшей на ум аналогии, но затем спохватывается: — Отношения… С Реджиной… Нет, немыслимо! Даже мечтать о таком не стоит. Мечтать? Я уже мечтаю? Вот дубина. Да если вдруг случится чудо, и она не убьёт меня на месте после признания, то уж совершенно исключено, что вся эта ситуация зародит в её голове хотя бы крохотную мыслишечку о возможности отношений с такой, как я. Королевы не встречаются с малообразованными охотниками за головами с плохими манерами, даже если потом судьба вдруг делает их Белыми Рыцарями всея Зачарованного леса. Тем более она уже тысячу раз напоминала о моём ужасном, по её мнению, воспитании, отсутствии знания этикета, стиля, ребяческом характере. И без того ясно, что я не её поля ягода», — пинать мыском сапога мелкие камешки в воду довольно расслабляюще, но не настолько, чтобы прервать самоуничижающие мысли. Поэтому шериф разворачивается и стремительно идёт к ближайшей лавочке. Ей нужно переключиться с себя на кого-то другого. И, конечно, этот кто-то тут же появляется, ведь уже два дня никуда и не отлучался из светловолосой головы: «И как нарочно, она не просто Королева. Она ещё и ведьма. А они ведь всегда обладают какой-то запредельной, просто невообразимой привлекательностью. Может, из-за бытующего мнения, что этим женщинам известны все тайны мира? И ладно бы она была просто очаровательна, но нет! Она безумно красива! Эта совершенная, манящая фигура, изящные движения. Эта иссиня-чёрная, роскошная копна волос, которую я всегда узнаю, даже будучи за километр. А этот её дьявольски притягательный взгляд точно мне в душу, когда она целовала проклятое зеркало! По её вине я даже не смогла сосредоточиться и вместо того, чтобы перешагнуть зеркальную раму, больно шмякнулась прямо на пол её спальни. Кстати, это было моё первое появление в этой комнате. Более эффектное даже и представить сложно. К тому же я видела её обнажённой. Человек просто не может быть настолько сексуальным. Это незаконно! Ох, а если был бы такой закон, я бы сразу арестовала эту нарушительницу. И такого бы с ней натворила… Так стоп!» — понимая, что её занесло, Эмма вскакивает на ноги и, стараясь дышать глубже, поспешно продолжает свой путь вдоль берега. При интенсивной ходьбе фантазиям в её голове сложнее разворачиваться во всём своём великолепии. И вскоре (ну километра через два) Эмме удаётся потушить свет на каждой сцене своего явно пренебрегающего всеми возрастными ограничениями мысленного театра. Всё что девушка решает в конце крайне волнительной прогулки — это ничем себя не выдавать, общаться с Реджиной как обычно, но пристально следить за ней и действовать по ситуации. Ведь, если быть честной, Свон никогда и не умела вести себя согласно плану. А вот импровизация — её конёк. Главное, придерживаться линии беспалевности и наблюдения. Также Спасительница неожиданно вспоминает, что, будучи под зеркальным проклятием, она почему-то не подумала навестить Нила или Крюка, хотя считала, что прощается с этим миром. Видимо, даже бурное развитие отношений с ними обоими в тропических лесах Неверлэнда не привело к возникновению чувств в её сердце ни к одному из них. Такое положение вещей становится ещё интереснее, если учесть, что одного только взгляда на Реджину, как на женщину, хватило, чтобы повергнуть ум шерифа в постоянные размышления о ней… Вернувшись домой с не особо прояснившимися мыслями и планами, Эмма видит, что уже всё готово к приходу гостей. Которые, кстати, не заставляют себя ждать. Ровно в шесть часов с неподражаемой пунктуальностью в дверь звонит мэр Миллс. Открывая ей и Генри, Свон тут же проваливается в своём намерении открыто смотреть в карие глаза. Её хватает лишь на то, чтобы скользнуть по ним взглядом. Она сразу переключается на сына, раскрывая руки с призывом к обнимашкам. Мальчик поспешно приникает к Спасительнице, и, счастливо сжимая свою родную душу, она благодарит богов за то, что снова может это сделать. Между тем не жалующая таких сентиментальных картин Королева огибает обнимающуюся парочку и величественно шествует к кухонному островку Прекрасных. Непроизвольно Эмма поворачивает голову, смотря в след чёрным каблукам, уверенно пронзающим пространство. И во второй раз за эти несколько дней блондинка понимает, что не смотреть невозможно. Возникшие в открытом дверном проёме мистер Голд и Белль, отвлекают Спасительницу на дела насущные, а именно, на размещение всех гостей за столом. Когда стремящаяся сесть как можно дальше от Миллс Эмма понимает, что из-за этого оказывается прямо напротив неё, девушка осознаёт свою ошибку, но уже поздно. Теперь исключить Королеву из поля зрения становится просто нереально. Её чёрное платье с алыми вставками так и цепляет взгляд, которому тут же необходимо вдобавок пробежаться по контурам фигуры брюнетки, подняться к лицу и, чуть было не наткнувшись на прямой карий взор, юркнуть под стол, прямо на сжатые кулаки шерифа. И слава небесам, что за ужином Эмме видна лишь верхняя половина Её Величества. А посему ровно вполовину легче одёргивать своё внезапно возникшее желание запечатлеть в памяти каждую частичку этой женщины. Которая, к слову, как-то слишком часто одаривает Спасительницу долгими взглядами. А та их будто бы чувствует кожей и всё не может определить, нравится ли ей это жгучее ощущение или пугает до чёртиков. По всей видимости, происходит и то, и другое. Во время праздничной трапезы все гости ведут себя на удивление приветливо. А ведь за столом собралась очень странная компания. Два самых тёмных мага мило беседуют не только между собой, что уже поразительно, но и с самой светлой семьёй Зачарованного леса, к тому же пробывшая в заточении у Злой Королевы более двадцати восьми лет Красавица сейчас без тени обиды передаёт ей вазочку с оливками. И самое невероятное, что объединяющим поводом для всех этих людей стало спасение Спасительницы. Похоже на то, что истинное проклятие сказочного мира рушится именно в этот момент. Если рассуждать проще: добро со злом объединились ради общей благой цели. Да где это видано?! На лицо крах всех сказочных канонов! Но самим участникам ужина такая ситуация не кажется необычной. Всё действительно течёт, всё действительно меняется. Нам людям свойственно ко всему приспосабливаться и привыкать. И что-то казавшееся нереальным буквально год назад, может считаться абсолютно нормальным сейчас. Ведь в наших головах теперь есть цепочка событий, из-за которой всё сложилось так, как есть. Из-за понимания этой цепочки любой результат становится вполне нормальным. — Мистер Голд, так вы расскажете нам, что это за Зеркало? Почему оно всасывает людей? — устами ребёнка озвучивается вопрос, который интересен всем присутствующим. — Не всех людей, Генри. Только любующихся собой женщин, — отвечает увлечённый куриной ножкой Румпельштильцхен. — Я не любовалась собой! — вскидывается Эмма. — Ещё как любовались. Но не краснейте так, дорогуша. Зеркало, как бы это сказать, заставляет любоваться собой. Так что — нет, в вас не проснулись слащавые инстинкты принцессы. Я полагаю, их сон в вашем случае можно вообще назвать мёртвым. Секунду блондинка обдумывает сказанное, а потом удовлетворённо улыбаясь откидывается на спинку стула. Ответ её более чем устраивает, так как девушка опасалась того, что сказочный город начал искривлять её манеры согласно книжным шаблонам. А Свон гордится тем, что её поведение больше смахивает на охотника за головами, чем на Барби: «Интересно, где-то в Сторибруке живёт эта кукла? Ведь про её жизнь были написаны комиксы. Надо залезть в картотеку. Было бы круто увидеть, как образцу для подражания живётся в реальном мире». — И всё-таки, мистер Голд, расскажите историю этого зеркала, — любопытство Белоснежки и по сей день является её отличительной чертой. Где-то по левую руку от неё вздыхает одна Королева, в мыслях которой всё ещё слишком часто всплывают неприятные воспоминания об уничтожающей все надежды на счастье падчерице. Тёмный с толикой сожаления откладывает столовые приборы, интеллигентно вытирает рот салфеткой и начинает свой рассказ: — Алхимик-отшельник, живший в древние времена на острове Кипр, долгое время хотел изготовить из меди самое прекрасное зеркало в честь богини Венеры, которую обожал. Всю жизнь поклоняясь только её красоте, он даже не замечал других женщин, постоянно лаская её великолепный образ в своих мыслях. Вот и принявшись за сотворение этого зеркала, он думал только о красоте. Думал так неистово, так искренне и самозабвенно, что зеркало всё больше заряжалось от него жаждой красоты. В тот день, когда он вставлял последний драгоценный камень в его оправу, ещё восторженнее думая о Венере, так как подарок ей был почти закончен, жажды красоты в зеркале накопилось так много, что оно стало способно поглощать женскую красоту. Алхимик, конечно же, не мог догадаться об этом. А ещё о том, что мысли о Венере заполнили его настолько, что Зеркало после последнего вставленного камня, почувствовав сильнейшую энергетику женской красоты, тут же вобрало его в себя. Став лишь зеркальным духом, он вскоре обнаружил, что может попасть в любую точку Земли, где есть зеркала. К сожалению, в то время они изготавливались сложно, их было намного меньше, чем сейчас. Но он всё равно мог посмотреть множество мест, где не успел бы побывать за всю свою жизнь. А так как кроме Венеры его сердце не питало привязанностей ни к одному живому существу, алхимик-отшельник был вполне доволен открывшимся возможностям. Кстати, он не считал это проклятием, наоборот, он верил, что богиня таким образом решила одарить его, так как оценила глубину любви к ней. Но прошло много времени, ему стало надоедать путешествовать, быть бестелесным духом. Жизнь стала абсолютно бессмысленной. Он воззвал к Венере, прося выпустить его обратно в мир людей. Но никто не ответил несчастному. Ещё бесчисленное множество раз взывал алхимик к своей любви, пока совсем не отчаялся. Тогда он начал искать магов, ведьм, да и просто гадалок, чтобы они вытащили его из Зеркала своим колдовством. Но никто из них его не слышал, не видел, не чувствовал, как бы он не бился внутри их зеркал. Вскоре он понял, что ему никогда не выбраться. Он потерял надежду, его дух ослаб и вскоре растворился. Так он и сгинул в своём творении. Заслушавшись как всегда красноречивого мага, все некоторое время переваривают информацию. Затем голос подаёт Дэвид: — А что стало с зеркалом? — Ох, оно принесло ещё немало страданий. Через несколько сотен лет домик алхимика, затерянный в густых зарослях жасмина, обнаружил один заблудившийся киприот. Войдя внутрь, он удивился, что все вещи древнего хозяина явно были на местах, а из плесени на бывших продуктах уже выросли маленькие причудливые клумбы. Справедливо полагая, что владелец дома давным-давно умер, и вещи ему уже не понадобятся, мужчина забрал всё ценное, что смог унести. И лежащее на столе, поблёскивающее драгоценными камнями Зеркало, конечно, тоже. Вернувшись в деревню, он первым делом пошёл продавать найденные вещи на небольшой местный рынок. Конечно же, вещи в доме алхимика были не из дешёвых материалов, а жители деревни не могли заплатить за них много, так что тот киприот почти ничего не продал, так как по дешёвке отдавать драгоценности ему не хотелось. Но ближе к вечеру в деревню заехали на ночёвку два купца, один из которых был с молодой женой. Ради развлечения они отправились на деревенский рынок, где их тут же привлекли старинные вещи того киприота. Девушку сразу потянуло к диковинному Зеркалу, и только она улыбнулась в него, как тут же исчезла. Даже и описывать не стоит, как потрясён и зол был её муж, который потребовал торговца вернуть свою любимую. И когда тот, к его несчастью, рассказал, что понятия не имеет, как это сделать, и что только сегодня нашёл эти вещи. Купец в порыве отчаяния кинулся на киприота с кинжалом и зарезал его. Многие месяцы после того события беспокойный муж странствовал по миру и искал волшебника, способного вызволить его молодую жену, но попадались либо шарлатаны, либо всякие слабые ведуньи, которые, только почувствовав ауру этого Зеркала, в страхе прогоняли мужчину. Лишь один маг в северной стране взялся за вызволение пленницы, он собрал все сведения, которые смог найти о Венере. И после многих неудачных попыток, наконец, нашёл нужную комбинацию. Однако он не мог знать, что необходимо было использовать зеркало в рост человека, поэтому девушка выпала из заточения, потеряв навсегда свои ноги. Это стало ударом для них с мужем, но они были благодарны уже тому, что снова вместе. Купец остался служить тому магу и помогать своей любимой до конца жизни. А Зеркало маг оставил себе. Правда потом оно было выкрадено и помогло прознавшим о его силе людям натворить много плохого. — Но откуда вы знаете всю эту историю? Я имею в виду ту часть, где алхимик путешествовал по миру внутри зеркал, потом искал свободу, а затем отчаялся? Это ведь может быть известно только ему, — подозрительность шерифа даёт о себе знать, когда Голд уже почти дотянулся вилкой до вожделенного кусочка картошки. — Я Тёмный. Мои познания за гранью вашего понимания, дорогуша, — Румпель театрально разводит руками, сдабривая жест загадочным взглядом. А Эмма думает, что как-то странно, при этих безграничных познаниях столько лет искать своего сына. Но спрашивает иное: — А почему оно в вашей лавке? Зачем оно вам? На лице мага расползается его фирменная хитрая улыбочка, которая заставляет беспокоиться за свою жизнь всех, к кому она обращена. Но отвечает за него низкий голос с хрипотцой: — Чтобы заточать в него тех особ женского пола, которые придутся ему не по нраву, — серьёзный взгляд Реджины, прожигающий Румпельштильцхена, наталкивает на мысли, что в их общем прошлом имел место какой-то неприятный инцидент (или скорее куча таких инцидентов), касающийся устранения конкурентов. Но это размышление не успевает развернуться в голове Эммы, так как Королева переводит свой взор на неё. И они впервые надолго встречаются глазами после момента освобождения блондинки. Вся длинная история Голда вытесняется из сознания Свон карим взглядом, который становится всё заинтересованнее, потому что блондинка стремительно краснеет, и это становится слишком уж подозрительно. Так решает Эмма, когда вдруг срывается с места, попутно задевая корзинку с хлебом, подхватывая её содержимое, не глядя кидая его обратно, практически убегая в ванную комнату, которая почему-то располагается в лофте на втором этаже. Так далеко! Ворвавшись туда, она первым делом выкручивает кран с холодной водой и вдоволь умывается. Когда ей кажется, что теперь лицо уже скорее синее, чем красное, шериф хватает полотенце, вытирается, отбрасывает его и вперивает свой дикий взгляд в зеркало. Она спрашивает себя, как дальше жить, ведь уже очевидно, что Миллс не просто так весь вечер бросает на неё изучающие взгляды. Она всё поняла! Вдруг незапертая впопыхах дверь приоткрывается, и внутрь входит та, остаться наедине с которой Свон сейчас боится больше всего на свете (и да, это с учётом гигантских акул, разъярённых тигров и… ну даже дьявола). Но зеркальная поверхность, к сожалению, не врёт, повернувшись, блондинка видит Реджину. Тёмный, нечитаемый взгляд не даёт возможности понять, что у неё на уме. И это только усиливает панику Свон. Изнутри её опаляет бушующий пожар стыда, который всё набирает обороты. Вдруг пухлые вишнёвые губы размыкаются: — Ты всё видела. Не вопрос, утверждение. Но настроение брюнетки всё ещё не понятно. Эмма рассматривает пол: — Да. — И как? От неожиданности серо-зелёный взгляд тут же взмывает вверх, чтобы примагнититься к карему, смеющемуся сейчас. Нет, правда! В глазах брюнетки сверкает подобие озорства и интереса. И вдруг, совершенно не подумав (ведь она даже не рассчитывала на столь любопытную реакцию, которую нельзя назвать негативной), от невозможности выразить всё буйство чувств, вызванных той сценой в ванной особняка, Эмма делает шаг к брюнетке и прикасается своими губами к её, стремясь в этом ответе выразить всю нежность и восхищение этой женщиной. Их контакт длится не более двух секунд, после которых блондинка резко отодвигается, снова упираясь поясницей в раковину. Её глаза боязливо бегают по лицу Королевы в ожидании вердикта. И пощёчина была бы самой мягкой реакцией из неутешительной рулетки вариантов, что мелькают сейчас в светловолосой голове. Однако Реджина не выглядит удивлённой или разозлившейся. Более того, на её лице медленно расползается довольная улыбка: — Я не сомневалась. И не понятно, говорит эта фраза о том, что вид обнажённой Королевы без сомнений понравится любому, или об очевидности симпатии Свон. Но блондинка не успевает ничего спросить, так как эта до неприличия загадочная женщина выходит из ванной, не забыв прикрыть дверь. Эмма в который раз не знает, как теперь быть. Но одно ясно точно — Миллс не оттолкнула её! Она даже улыбнулась. Это должно что-то значить! Решив, что ещё не всё потерянно, девушка приглаживает волосы, да и вообще пытается вернуть себе выражение лица, которое не выглядит так, будто шериф решает в голове сложнейшую математическую задачу. После нескольких глубоких вдохов-выдохов, блондинка покидает ванную и спускается вниз. Там она тут же ловит обеспокоенный вопрос Мэри Маргарет о своём животе и непонимающе смотрит на мать: — Реджина ходила проверить и сказала, что тебя тошнит. Ах, точно. Внезапный побег из-за стола не остался не замеченным. И сейчас она благодарна такой шикарной отмазке, которую ей даже не пришлось самой выдумывать. — Да, я… Наверное, съела что-то не то. Она возвращается на своё место, и ужин продолжается в своём обычном русле. Кстати об обычном, теперь Эмма уже не боится смотреть на Миллс. Наоборот, как можно незаметнее, она пытается считать настроение брюнетки, но та ведёт себя так обыкновенно, будто не её только что впервые поцеловала дочь бывших врагов и биологическая мать её сына. Да что ж за выдержка у этой особы? Просто потрясающе. Это ни в какое сравнение не идёт с поедающей Эмму недосказанностью, из-за которой девушка сначала никак не может удобно сесть, потом через каждые пять минут ёрзает, а потом вообще получает предложение от матери выпить таблетку, потому что «ты и правда выглядишь болезненно». Конечно! Свон прямо-таки лихорадит изнутри из-за ситуации в ванной, да и не только в этой. Если подумать, оба поворотных момента произошли именно в ванных комнатах. Какая-то странная закономерность. А пока Спасительница занята своими размышлениями о комнатах для водных процедур, она и не замечает, как празднование её освобождения подходит к финалу, который должен ознаменоваться запусканием салюта. Все поднимаются из-за стола. Реджина говорит, что останется и уберёт посуду, так как не любит салюты. Снежка возражает, но кому и когда удавалось переубедить Миллс? Так что мэр остаётся. И вдруг Эмма открывает рот, из которого вырывается: — А я вымою. Белоснежка непонимающе оборачивается: — Что? — Посуду. К ней тут же подскакивает Генри и делает умоляющие глазки: — Но это же салют в честь твоего возвращения! Ты не можешь его пропустить. — А я и не пропущу. Посмотрю отсюда. А то так живот болит… Жалобы на здоровье делают своё дело. Снежка торопливо семенит к аптечке, и Эмме приходится выпить средство для улучшения пищеварения. Во время запивания его водой она ловит насмешливый взгляд из-под вскинутых бровей. Да, только Реджине известно, что Свон сейчас впустую переводит лекарство своих родителей. Но наконец все толпятся у выхода. Белль прощается с Эммой, не забыв ещё раз упомянуть, как она рада её спасению. Румпельштильцхен сдержанно кивает шерифу, и все гости идут смотреть салют, оставляя в лофте только двух матерей Генри. Выдохнув, Эмма оборачивается в ожидании теперь-то уж неизбежного разговора. Однако она видит, что брюнетка, как ни в чём не бывало, собирает со стола несколько тарелок, которые затем относит в раковину и возвращается за следующими. Так повторяется два раза. А Свон не знает, что сказать или сделать, как разорвать эту супер-неудобную тишину, поэтому просто подходит к раковине и начинает в самом деле мыть посуду. И это самая смущающая ситуация за всю её жизнь. Прямо за спиной находится человек, у которого ужасно необходимо спросить так много, но девушка абсолютно не знает, как это сделать. Нет ни одной мысли. В голове какой-то вакуум. А смятение вот-вот грозит перерасти в панику. Она чисто механически трёт тарелку, когда слышит, как сзади неторопливо приближается стук каблуков. Тарелка медленно выскальзывает из ослабевших пальцев. Дыхание девушки ускоряется, а потом вдруг прерывается, потому что Реджина обвивает руки вокруг её талии и прислоняется к спине Эммы. Через несколько мгновений до опьянённого рассудка блондинки долетает шёпот у правого плеча: — Дыши. Свон выдыхает. Но осознаёт, что снова не может повернуться, сдвинуться с места или даже шелохнуться. Эта совершенно неземная атмосфера близости Реджины необъяснимо и безумно приятно парализует. Аромат её духов, который раньше Эмма чувствовала только лёгкими дуновениями, теперь полностью охватывает девушку. Столь желанная насыщенность одурманивает. Ранее неизвестное для блондинки давление рук и тела Королевы производят сладостный фурор. Всё в девушке сейчас обращается в алтарь поклонения этому божественному чувству. И всё в ней восклицает самые неистовые молитвы о продлении изумительного момента. Будто ощутив состояние Спасительницы, Миллс прижимается теснее. Эмма надеется, что её сердце выдержит тот эмоциональный накал, который она не может и, конечно, не хочет успокаивать. Быть здесь и сейчас — вот мечта всей её жизни, о которой она даже не догадывалась. И вот мечта сбывается! Первая россыпь искр за окном раскрашивает лица женщин золотистым заревом. Вторая отражается в их глазах фиолетовыми всполохами. А третья — алая успевает только пробежаться по их волосам, так как Эмма вдруг поворачивается, и Реджина без промедления забирает её губы в пылкую пляску их первого осознанного, длинного и такого головокружительного поцелуя. Через него когда-то очень Злая Королева принимает и приглашает в своё сердце долгожданную душу, которая, возможно, отважится полюбить не только её светлые стороны, но и тёмную натуру. Вся надуманная ценность одиночества испаряется, женщина сейчас ясно понимает — вот её счастье. А виновница этого счастья больше не хочет избавляться от трепета из-за близости самого интересного человека в своей жизни. Пусть этого трепета будет как можно больше! Ведь нет чувства прекраснее! Кто знает… Может, с помощью Зеркала Спасительница разглядела в своём сердце чувства, которые оказались ответными, да ещё и соединили вечных противников — порождение Света и творение Тьмы. Что, если даже они могут иметь одно на двоих «долго и счастливо»? В этом мире возможно всё! Особенно если повторять себе это перед зеркалом…