Rickey F: Arkham

"Я грешу, но так красиво, что ваш бог мне респектует"

Солнце постепенно освещает Аркхэм, заливая его улицы золотыми лучами. Солнце в этом городе, слишком промозглом и пасмурном, явление редкое, но сегодня один из таких счастливых дней, когда будет ясно и тепло. Гена закрывает жалюзи на окне, потому что вечно щуриться от яркого солнечного света слишком утомительно. Он включает настольную лампу с тусклым приглушённым светом, которого хватает, чтобы видеть листы бумаги, разложенные перед ним на столе. Парень пишет стихи. Точнее, пытается, но сегодня почему-то застой. Его карие глаза бегают по комнате, цепляясь взглядом то на одном предмете, то на другом, но ничего не происходит, рифмы не хотят рождаться. Муза ему изменяет с другими поэтами, а вдохновение исчезло. Он ходит кругами по своей комнате, описывая, наверное, тридцатый за прошедший час с копейками. В открытую форточку тихим звоном влетел перебой церковных колоколов, созывая людей на молебен. Эта мелодия отозвалась в воспалённом сознании Гены острой болью. Он надменно посмотрел на толпу, собирающуюся у церкви. "Ебаные верующие" — Скрежетал Рики в глубине сознания. Его вымораживала эта толпа, каждый человек, что находился в ней. Вымораживал звон колоколов, бесили священники, пасторы, апостолы, попы и попадьи. "Подожди, но они же ведь сами так захотели жить. Их никто не заставлял. У нас с тобой другой путь, отличный от них" — Раздался внезапно голос разума – Гены. Но даже если и это учесть, Парень всё равно садится за стол и пишет текст нового стихотворения. <center> Робко глядя между звёзд, ты веришь – там кто-то есть, но бога нет, им наряжается твой пьяный отец. <center> Через пару часов, работа завершена. Можно обращаться к Еве за обложкой к сборнику. На заброшке, где жила девушка постоянно никого не было. Было холодно, грязно и как-то не по себе. Гена сколько раз говорил ей перебираться жить к нему по старой дружбе, но Ева говорила, что не будет чувствовать себя как дома у парня в его захламлённой, но уютной и маленькой квартире. Она была там несколько раз, когда поэт просил её помочь ему со стихами. У девушки была чуйка на парня, поэтому она всегда знала, когда он придёт к ней на заброшку. Её голубые глаза устремились в даль. Дул холодный ветер, развевая русые волосы девушки и пронизывая её тело насквозь, хоть она и была в чёрной тёплой толстовке, слишком свободной для неё. Рукава толстовки закрывали почти всё руки девушки. Она никогда не закатывала их и никогда не снимала капюшон. — Вон он, идёт. — Выдохнула Ева. Она это сделала с каким-то внутренним облегчением. Девушка спрыгивает с крыши своего сарая. Гена обнимает её и просит прощения за то, что так долго не приходил к ней. — Был занят немного. Но всё равно, извини. Я постараюсь приходить к тебе чаще. К тебе пришёл по делу. Я дописал своё последнее, на данный момент, стихотворение и мне очень нужна обложка на сборник. Можешь помочь? Ты же неплохо рисуешь. — Да, есть такое. — Улыбнувшись ответила девушка и принесла баллончики с краской, начала работать на стене заброшки. Гена всегда любил смотреть как рисует девушка. Ему это казалось слишком эстетичным. Она изобразила Аркхэм, его красивые очертания. На тёмно-синего небе была россыпь ярких звёзд. Были и кометы, которые хвостами чертили псевдоним поэта: Rickey F. — Как мы с тобой и договаривались. У тебя сборник по большей части из космических стихов, поэтому звёзды. — Сказала Ева, вытирая руки от краски. Фарафонов оценивающе посмотрел на работу девчушки и остался очень ею доволен. — А сможешь перенести на бумагу со стены? — В смысле, перерисовать? — Уточняюще спросила она. — Ну да. Сможешь? Ева кивнула. Она достала телефон и сфоткала рисунок граффити. — Позовёшь меня, когда будет удобно. — Смущаясь проговорила шпана. Её щёки слегка покраснели. Она смотрела прямо в глаза поэту. И вроде бы, ей надо отвести взгляд, но она не может этого сделать. Парень это понимает, поэтому, взгляд от девушки отводит он. — Пошли ко мне сейчас. Мне удобно как раз. Ева пожала плечами и они вместе пошли к Гене домой. Девушка села за стол. Гена дал ей лист бумаги, карандаш, ластик, точилку, чёрную ручку, которой он никогда не писал, потому что оказалось, что у неё слишком жирные чернила, зато для отводки линий – самое оно. Также, Еве нужно было либо полная тишина, либо разговор. Она ненавидела рисовать под музыку, потому что вечно сбивалась с линии, да и в целом, ей это казалось дикостью. Поэт знал про это, а поэтому решил дать девушке временную тишину, а потом пообщаться с ней, ведь они не общались уже очень долго. Но шпана не захотела сидеть в давящей тишине. Ей больше хотелось говорить с Геной о чём-то. Она повернулась, чтобы задать парню первый вопрос, но увидела, что он что-то увлечённо пишет. " Видимо, опять вдохновение нашло " – со вздохом подумала Ева. Слегка расстроенная тем, что Фарафонов не сможет разбить своим голосом тишину на осколки, и придётся рисовать в тишине, она продолжила работу. Девушка вырисовывала каждый домик, каждое окошко, что она видела во время прогулки по городу мимо этих домов на улице. Она также детально рисовала небо. Каждую звёздочку, каждую комету и всё остальное Ева рисовала с максимальной опорой на реализм. Гена иногда поглядывал на согнутую над столом спину девушки. Он улыбался такому виду подруги. Парень был рад, что они наконец-то увиделись. Хоть он и гнал прочь ту мысль, что Ева упорхнёт от него рано утром, если получится уговорить её остаться на ночлег дома у поэта. Он просто не захочет отпускать Еву одну в тёмное время суток до заброшки, потому что, скорее всего, девушка проработает допоздна. Гена боялся, что её убьют какие-нибудь маньяки. Чего доброго, ещё и изнасилуют. Нет, поэт точно этого не хотел для неё. Время на часах показывало четыре часа дня. Ева обвела чёрной ручкой меньше половины обложки. Но она старалась изо всех сил ускорить процесс, чтобы слишком долго не сидеть и не задерживать Гену. Хотя, с другой стороны, она знала, что если ускорится, то ненароком собьётся с линии, и всю работу придётся делать заново. Поэт тем временем, уже забросил писать свои строки. Он чувствовал, что исписался и на ближайшее время от него нельзя будет ничего ждать. — Ева, ты на какой стадии? — Спросил он, глядя в потолок. Он даже не надеялся на ответ. Девушка как раз с ним не очень торопилась, но через две минуты ответила: — Обвожу. Мне ещё дофига делать. Кстати, Ген, у тебя часом нету красок или фломастеров? Карандашей цветных, на худой конец? Он поднялся со своего писательского любимого кресла и полез на чердак. Через минуту оттуда стали падать коробки с листами, исписанные старыми стихами, ящики с мелками и пакетированными порошками, коробки со всяким старьём, и так далее. Ева была мысленно самой себе благодарна за то, что она отложила ручку и решила передохнуть, потому что от такого грохота, который поднялся в комнате, она бы точно испугалась и дёрнула руку, чего делать было нельзя. — Гена, давай осторожнее. Я не хочу, чтобы ты упал. — Произнесла девушка. Вскоре, он вернулся с большой корзиной, в которой было очень много карандашей, фломастеров, маркеров и пастельных мелков. — Откуда у тебя это всё? — Удивлённо улыбаясь спрашивает шпана. — Помню, пару лет назад хотел быть художником, а не поэтом. Купил себе всё это и рисовал на заказ. Потом, участвовал на выставке юных художников и не прошёл отбор. Мне сказали, что руки у меня растут не оттуда, откуда должны были и что рисую я плохо. Я и закинул всё рисовальное на чердак пылиться. Это было года два назад, наверное. — Ничего себе! Я знаю тебя достаточно долго, но вот этого я не знала. — Ева придвинула корзинку к себе поближе. — Я тебя встретил и спас через полгода после этого. — Проговорил Фарафонов, усаживаясь в кресло. — Буду бесконечно благодарна тебе за это. Если бы не ты, то тогда не сидела бы я у тебя дома и не рисовала бы тебе обложку. — Со смехом сказала шпана. Прошло ещё два часа. Ева закончила обводить и принялась красить своё творение. Солнце за окном начало потихоньку садиться. — Ген, знаешь, иногда я представляю, что было бы со мной, если бы тогда меня публично сожгли. Все были бы в шоке. — Это точно. Тебя же половина города знает. Ты знаменита здесь своими картинами. И если бы тебя здесь сожгли, то был бы бунт у народа. — Отозвался парень, дописывая последнюю строку. Через пять часов, работа над обложкой была закончена. За окном стемнело, и ужасы улиц постепенно начали оживать. — Ева, я тебя домой одну не отпущу. Оставайся у меня. Я вижу, как у тебя глаза слипаются. Девушке не хватало сил отказываться, поэтому, она согласилась. Гена расстелил Еве постель. Она сняла с ебя одежду и легла. Шпана отрубилась мгновенно. Парень последовал её примеру. На утро следующего дня, они оба пошли в редакцию. — Здравствуйте, мы пришли сдать текст на публикацию. Даже обложку имеем. — Сказал Гена, кладя папку на стол. — Прекрасно, — улыбнулась рыжая сероглазая девушка, — сейчас дам Вам расписку о том что Ваш текст приняли на публикацию. Она достала маленький листик и начала быстро писать. — Вот. — Редактор протянула парню листок, — Только нужно Вашу подпись поставить. — Не проблема. — Ответил Гена, отыскав ручку в своей сумке. Он поставил подпись, девушка пробила пин-код написанный на листочке. — Всё. Теперь Ваш текст опубликуют в течении трёх дней. — Но там же публиковать неделю, если не больше.— Возразила Ева. — Не беспокойтесь, мы уложимся в срок, начиная с сегодняшнего дня. Поблагодарив её и попрощавшись, ребята вышли из редакции. — Ну что, предлагаю обмыть успешный финал работы. — Сказала Ева, коснувшись плеча парня. — Тебе семнадцать, алкоголь пить ещё рано. — Отрезал Фарафонов. — Тогда пошли к тебе чай пить. — Вот это другое дело. — Кстати, я же забыла тебе рассказать! Помнишь Никиту и Колю, своих корешей? — Помню конечно. — Короче, их посадили в тюрьму за антирелигиозные высказывания. Они должны там провести три года строгого режима. Ева обещала ему, что поможет им. Может быть, даст возможность сбежать. Она пока не знала как, но твёрдо верила в свои силы.