Rickey F: Arkham

Но дверь открыта, я больше не пленник

Год спустя, после того, как Гена устроил сборище народа, люди потянулись к нему с большей силой. Их стало в десять раз больше. За него начали молиться, за него стали просить. Ева, видя такой расклад, была очень рада. Она побежала к дому поэта, отворила дверь запасными ключами, вбежала в комнату, но остановилась в проёме. Девушка увидела, что парень мирно спал. Шпана тихо рассмеялась и легонько его толкнув, сказала: — Спишь? А люди там за тебя молятся вообще-то. Просят тебя не трогать и вообще уже готовы порвать за тебя любого, кто осмелится словом недобрым обозвать. Гена повернулся к ней, глянул время на телефоне и с недовольным видом спросил: — Ты поэтому меня разбудила в девять утра, да? Он смотрел на то, как его подруга тщетно пытается не рассмеяться, и, закрыв лицо руками сонно проговорил: — Ева, мать твою, ну что ж тебе не сидится на месте-то, а? Все адекватные люди в это время спят, а не по домам друзей бегают. Девушка села рядом с ним на край кровати и осторожно проведя по волосам поэта, сказала: — Ты всё равно бы провалялся до двух дня, а потом ныл, что ты не успеваешь. Гена, я тебя давно знаю. Парень резко встал с кровати, бросая: — Ага. Всего два года с копейками. Он уже почти ушёл из комнаты умываться, как вдруг, услышал голос Евы: — Ну, вообще-то ты меня знаешь и раньше. Гена повернулся к ней, схватил её за руку, прислонился девушку к стене, ставя руки по обеим сторонам от неё, заключая шпану в ловушку. — Как это, знаю тебя раньше? Ева видела, как поэт нахмурил брови, слышала, как его голос стал серьёзным, а руки парня было невозможно скинуть. — А вот так. Мы с тобой с детства дружим. Потом, ты сюда сбежал. Я поехала за тобой. Денег ноль, я здесь сначала подъезды мыла, вечно недоедала, со мной как со скотиной обращались. А потом, бросила эту сволочную работу и меня приютил один человек. Очень добрый, ласковый. Он мне помог художницей стать, а я ему помогала выжить, пока он болел. И всё это время я искала тебя. Мне было обидно, что ты про меня забыл и не ищешь. Я хотела тебя найти и обнять. И вот, ты меня спас. Никогда бы не подумала, что ты на такое способен, но ты очень храбрый поэт. Фарафонов пытался осознать рассказанное Евой. Он не верил ей. — Отпусти меня и я покажу тебе то, что я нашла в шкатулке. Ева достала фотографии и протянула их другу. На них были Гена и Ева, совсем ещё маленькие. Они стояли около реки. У Гены был плюшевый мишка в руках, а у Евы кукла, похожая на неё саму. У поэта перехватило дыхание. Он вспомнил, как это было. Они тогда ходили купаться, и после того, как Ева чуть не утонула, они больше на речку не пошли. Гена обнял девушку. Ему было так хорошо с ней рядом. Наконец-то, они встретились и поговорили нормально. — Евик, я больше не хочу тебя терять. — Ты думаешь, что я хочу? Ева кинула взгляд на стол её друга. Он был весь завален письмами, стихами Гены и прочими бумагами. — Слушай, а от кого письма? — Поинтересовалась шпана, подходя к столу. — Не обращай внимания, спамят только. Думают, что я соглашусь на съёмки в рекламе или каким-то людям буду писать стихи за них. Я не привык есть с золотых тарелок Они неправильно меня поняли. Хотя, их проблемы. Ева поражалась тому, как Фарафонов так запросто игнорирует выгодные предложения, за которые отвалят столько денег, сколько ему на две следующие жизни хватит. — Почему ты их игноришь или пишешь отказы? Почему? Неужели не надоело жить вот так? — Девушка провела рукой вокруг себя, указывая на то, что квартирка Гены слишком маленькая. Ему вечно приходится ютиться здесь и Ева это прекрасно понимала. Она хотела, чтобы её товарищу было хорошо, но абсолютно забыла про то, что поэту вот так, как он живёт сейчас и было хорошо. — Искусство, девочка моя, не продаётся. И тут, парень понял, что ошибается, потому что Ева продавала свои картины, а он сам отнёс свои стихи на публикацию. А это значит, что то, что Гена написал от руки в порыве вдохновения, ведомый своей музой сквозь грёзы и собирательные образы, которые он видел во сне и на улице - будет продаваться. Он невольно вспомнил стихотворение Пушкина "Разговор книгопродавца с поэтом". Бывало, музу призывал. Там слаще голос мой звучал: Там доле яркие виденья, С неизъяснимою красой, Вились, летали надо мной В часы ночного вдохновенья!.. Нам нужно злата, злата, злата: Копите злато до конца! Предвижу ваше возраженье; Но вас я знаю, господа: Вам ваше дорого творенье, Пока на пламени Труда Кипит, бурлит воображенье; Оно застынет, и тогда Постыло вам и сочиненье. Позвольте просто вам сказать: Не продается вдохновенье, Но можно рукопись продать. Что ж медлить? уж ко мне заходят Нетерпеливые чтецы; Вкруг лавки журналисты бродят, За ними тощие певцы: Кто просит пищи для сатиры, Кто для души, кто для пера; И признаюсь — от вашей лиры Предвижу много я добра. — Ген, а жить ты на что собираешься? А как же деньги? Он поднимает голову и глядя в глаза, задаёт девушке вопрос: — С чего это элита небесного города решила, что деньги имеют хотя бы минимальный вес?