Transparency

      Мэттью раздраженно скосил глаза на зазвонивший телефон. Он только что устроился в кресле в кабинете вместе с книгой, которую уже давно хотел прочитать. Пусть ему и нравилась компания Гилберта, но сейчас он хотел побыть один. Поджав губы, Мэттью поднял трубку и расслабился от осознания, что это всего лишь Скотт.       — Алло?       — Привет, Мэтти. Получил твое соо.       — Точно, — Мэттью встал с кресла. — Хм, Гилберт в душе, но уверен, он будет не против поговорить с тобой. Погоди минутку…       — Гилли может немного подождать, Мэтти. Как дела? Он же не слишком плохо себя ведет?       Мэттью тихо рассмеялся в трубку, но продолжил идти к лестнице. Он почему-то сомневался, что разговор продлится долго.       — Вовсе нет, Скотт. Он молодец. Мы проводим много времени вместе, и я даже могу назвать его своим другом.       — Значит, он не скучает?       — Нет, не то чтобы… оу, — Мэттью остановился и нахмурился. — Ты о моем сообщении. Я просто пошутил.       — Я не Альфред, Мэтти, — сказал Скотт серьезно. — И это не было похоже на шутку. Мэттью вздохнул и присел на ступеньку. Хоть у него и была большая связь с Чарльзом, Алистер был британцем, с которым он общался чаще всего. У шотландца было правило: поддерживать контакт с людьми, которые ему небезразличны, он всегда серьезно относился к звонкам. Они случались всего раз в месяцев восемь или около того, но это был единственный звонок, в котором никто ничего не хотел от Мэттью. Так что, если Скотт думал, что что-то действительно не так, он хотел это обсудить. Мэттью знал, что был не единственным, с кем тот общался, но все равно было приятно.       — Это больше мои заскоки, чем действительно какая-то проблема, правда! — заговорил Мэттью, едва Скотт собрался продолжить. — Ты знаешь, у меня редко бывает компания, я настолько поглощен одиночеством, что, кажется, никто никогда меня не замечает. Неудивительно, что мне трудно понять, насколько ему не скучно со мной. Конечно, я стараюсь найти нам занятия, и он всегда, кажется, рад просто даже потусоваться, но я же не сумасшедший, что думаю, что он скоро захочет уйти, верно? И…       — Ты бредишь.       — Верно. Он не сделал ничего, что бы заставило меня думать, что ему скучно. На самом деле, иногда он… — Мэттью остановился. Это неправда. Сознание Мэттью отреагировало прежде, чем рот произнес лишнее. Нельзя принимать желаемое за действительное.       — Он что, Мэтти? Ты можешь рассказать мне. Что бы это ни было, — на этот раз голос Скота был нежным, полным чего-то, что Мэттью не мог определить.       Мэттью в нерешительности прикусил губу, прежде чем бросить быстрый взгляд на лестницу. Так тихо, что Скотт едва мог его расслышать, он произнес:       — Иногда он смотрит на меня так, будто я единственный человек в мире. Как будто я никогда не смогу ему наскучить. Знаю, что это не может быть правдой, и что он ни за что не станет смотреть на меня так. Он влюблен — или что-то в этом роде, — в другого. Невозможно, чтобы что-то другое могло… — Мэттью снова оборвал себя, смутившись. Это было похоже на отчаяние, наполненное слишком большой бесполезной надеждой, чтобы оказаться чем-то иным.       — Мэтти, я не знаю, что сказать. — Тон был сдержанным, маскирующим обеспокоенность. Мэттью многое отдал бы, чтобы увидеть лицо Скотта в этот момент, хотя, скорее всего, не смог бы встретиться с ним взглядом.       — Пожалуйста, ничего не говори, — Мэттью стиснул зубы и поднялся, чтобы продолжить подниматься по лестнице в более быстром темпе. — Сейчас отдам трубку Гилберту. Спасибо, что так быстро перезвонил мне. Береги себя.       Мэттью притворился, что не слышал протеста Скотта, когда поднял руку, чтобы постучать в дверь ванной.

***

      Скотт был взбешен. Он мог сказать, что Мэттью точно больше не слушал его, поскольку услышал приглушенный разговор. Он уже был немного эмоционально истощен после удивительно приятной беседы с Артуром, и он был не совсем в настроении справляться с кризисом чувств, который, похоже, сформировался по ту сторону провода. Он не сердился на Мэттью. Он просто не мог, ведь тон голоса друга звучал слишком печально. Вот он, столкнувшийся с возможностью заиметь близкого друга, который, как мог признаться Скотт, определенно стоит того, чтобы немного упасть в обморок, если тот на минуту отбросит высокомерие. Гилберт был одним из самых заботливых людей, которых знал Скотт, и когда он называл тебя другом, он имел в виду, что это на всю жизнь. Если бы у него было время все обдумать, когда Гилберт неделю назад попросил его о помощи, он, возможно, смог бы предвидеть, что подобное произойдет.       Он не мог по-настоящему злиться на Гилберта, хотя это не мешало ему пытаться. Его друг был сейчас в крайне уязвимом положении, и если то, что он стал другом Мэттью, помогло, он точно не станет с этим спорить. Ради всего святого, они уже были взрослыми и могли сами принимать решения. Но в то же время, похоже, Мэттью сильно влюбился в него. Ни для кого не секрет, что Мэттью был одинок, и теперь Скотт даже чувствовал себя виноватым, что никогда не навещал его и не звонил чаще. Таким образом, вопрос заключался в том, был ли интерес Мэттью к Гилберту вызван тем, что тот просто был первым человеком, проявившим к нему интерес, или его вдохновило что-то, что сделал Гилберт.       В любом случае, Мэттью могло только навредить то, что было между ними. Даже если Гилберт не был по-настоящему влюблен в Родериха, как всем хотелось думать, теперь, когда ситуация немного успокоилась, Гилберт все равно оставался слишком эмоционально уязвимым, чтобы начать что-то серьезное. А Мэттью никогда не казался человеком, который может сделать что-то небрежное.       Гилберт мог бы использовать Мэттью, чтобы забыть о Родерихе. От этой мысли кровь Скотта закипела, но разве он недавно не признался себе, что ради Гилберта сожжет весь мир? Что такое одинокое сердце человека по сравнению со всем миром?       Нет, Скотт не злился на Гилберта, у него в сердце не было места для этого. Он был взбешен всей ситуацией, которая оставила его лучшего друга и названного младшего брата в безнадежном сценарии. Если бы все сложилось по-другому, тогда, возможно… ну, неважно. Он пытался контролировать свою беспомощную ярость настолько, чтобы она не отразилась в голосе при разговоре с Гилбертом. Однако Скотт сильно сомневался в своем успехе.

***

      Гилберт только расслабился в горячей воде, как Мэттью постучал. Томно и немного безразлично Гил сказал:       — Ja?       — Хэй, Гил, — начал Мэттью. Даже не видя его, Гилберт мог сказать, что что-то было не так. Голос был слишком тихим даже для Мэттью. Он сел, насторожившись. Мэттью сказал что-то еще, но он не расслышал.       Бросив взгляд на мутную воду, Гилберт сказал:       — Пташка, я тебя не слышу. Заходи. Я пока еще достаточно порядочный.       На мгновение в коридоре воцарилась тишина, затем дверная ручка повернулась, и Мэттью просунул голову внутрь и уставился в пол.       — Извини, но тебе звонит Скотт. Ты не против поговорить с ним сейчас или перезвонишь потом?       Гилберт нахмурился, глядя на притихшего канадца, который вел себя гораздо сдержаннее, чем за последние несколько дней. Это тревожило.       — Я поговорю с ним, но с тобой все в порядке? Ты выглядишь… грустным.       Глаза Мэттью встретились с чужими глазами. По взгляду канадца можно было прочитать, что он был поражен тем, что Гилберт уловил его настроение.       — Я в норме.       Гилберт бросил на него красноречивый взгляд: еще попытка?       Хоть это и не заставило Мэттью рассмеяться, как предполагалось, но он хотя бы улыбнулся.       — Нет, правда. Сейчас все равно ничего не сделаешь.       Гилберт все еще выглядел обеспокоенным, но протянул руку к телефону.       — Ну, ты знаешь, где я, если захочешь… если тебе что-то понадобится.       Забавное выражение промелькнуло на лице Мэттью, а после превратилось в добродушную улыбку.       — Спасибо.       Он быстро вложил телефон в руку Гилберта и выбежал из комнаты, закрыв за собой дверь. Это оставило у Гилберта отчетливое ощущение, что он упускает что-то важное и что, возможно, Скотт знает, что вызвало перемену в настроении Мэттью.       Думая об этом, Гилберт произнес:       — Привет, Скотти.       — Гилли, что… как у тебя дела?       Пруссак нахмурился еще сильнее. Голос Скотта прозвучал бы просто обеспокоенным для любого другого, но Гилберт не упустил скрытую горячность в его тоне. О чем бы они ни говорили, Скотт разозлился, а Мэттью расстроился — нехороший знак.       — Я в порядке. И я не просто так этого говорю. Пташка крайне гостеприимен.       — Пташка?       Гилберт закатил глаза.       — О, да ладно. Ты же знаешь, Скотти, как я отношусь к друзьям.       После долгой паузы Скотт спросил:       — Чем вы двое занимались?       Выражение лица Гилберта смягчилось, когда он начал вводить Скотта в курс дела. Кажется, прошло совсем немного, но к тому времени, как он закончил рассказывать, почему он отмокает в ванне, воду пришлось доливать. Его мышцам стало лучше. Его деревянным мышцам не помогла бы ни одна растяжка. Пора было выходить.       — Честно, встреча с Пташкой, вероятно, была лучшим возможным исходом из этой неразберихи с Очкариком. Тусоваться с ним так легко, и он такой классный, Скотти, правда. Погоди, — Гилберт встал и положил телефон на стойку у раковины. Он потянулся к сливу, чтобы выдернуть пробку, а после быстро вытерся. Он знал, что Скотт не любит ждать дольше минуты, и постарался вернуться к разговору как можно скорее. — Эй, прости.       — Все в порядке.       Гилберт остановился, обернув полотенце вокруг талии, а телефон зажал между ухом и плечом. Тон Скотта был… отстраненным. Не часто случалось, чтобы Гилберт не мог прочитать своего друга, но это был как раз один из таких моментов. Он бы мог даже сказать, что голос Скотта был осторожным. Он закончил закреплять полотенце и взял телефон в руку.        — Что такое?       Ответом ему было молчание.       Прошло достаточно времени, чтобы Гилберт смог выйти из ванной и уйти в спальню.       — Ну же, Скотти, я начинаю…       — Гил… Гилберт, мне нужно, чтобы ты очень внимательно выслушал меня. Я знаю, что ты…       — Погоди-погоди. Я чувствую, мне следует надеть брюки для этого разговора. Дай мне тридцать секунд.       Гилберт бросил телефон на одеяло и бросился натягивать чистую одежду, его мысли лихорадочно метались. Он мог пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз Скотт говорил с ним таким тоном с тех пор, как они стали друзьями много столетий назад. Наверняка, что-то случилось, но Гилберту ничего не приходило в голову. Он снова взял телефон и с немалым беспокойстве в голосе продолжил: — Прости, пожалуйста, продолжай, я слушаю.       Скотт громко откашлялся и сказал:       — Гилли, мы давно общаемся, и ты мне как брат. Мэтти тоже, хоть и по другим причинам. Вы оба взрослые мужчины с головой на плечах и можете сами принимать решения, но я имею право беспокоиться о своей, с твоего позволения, семье.       Скотт сделал паузу, собираясь с мыслями, и Гилберт ответил:       — Скотти, я ценю твои чувства, правда, но ты не подбирал так тщательно слова с тех пор, как… — с тех пор, как я узнал о твоих чувствах к Артуру, подумал он. — Ну, в общем, давно. Это очень напрягает. Пожалуйста, просто говори, как есть.       Скотт фыркнул на другом конце провода, и Гилберт буквально видел, как его друг закатывает глаза прямо сейчас. По крайней мере, он перестал быть таким осторожным в словах.       — Какого черта ты творишь?       — Что?..       — Ты не в том состоянии, чтобы сейчас заводит роман с Мэтти! О, и не пытайся отрицать, что ты этого не делаешь. Ты тут чуть ли не дифирамбы пел, пока рассказывал о вашем времяпрепровождении, так что это ясно, как божий день. Нет, я знаю, вы были бы хорошей парой, если бы все было хорошо, и думаю, что даже дал бы вам благословление, но прошло чуть больше недели с тех пор, как ты ушел от этого ублюдка. Если ты думаешь, что я собирался опустить этот момент, то ты ошибаешься!       — Думаешь, я хотел этого? — Гилберт начал расхаживать по комнате после того, как первоначальный шок от тирады Скотта прошел, и теперь потирал переносицу. Он хотел было сказать что-то резкое в ответ, но понимал, что его друг был прав.       — О, да кому ты заливаешь? Мы оба слишком старые, чтобы не думать о последствиях.       — Скотти, я серьезно.       — Как и я!       — Неужели ты думаешь, я не размышлял над этим вопросом раньше? Ты прав, я очень стар, чтобы не обдумывать подобные вещи, и если бы у меня был другой выбор, я бы им воспользовался. Но Пт… Мэттью делает меня счастливым, я снова радуюсь жизни, и я могу быть самим собой. Только дурак бы упустил такого человека без боя, а я устал быть дураком.       Скотт сначала не знал, что ответить, но потом продолжил более серьезно.       — Я слышу тебя, Гилли, но ты меня нет. Выбор есть всегда. Я люблю вас обоих и желаю счастья, но у Мэтти мало людей, которым он доверяет, не говоря уже о тех, кого он любит. Я убежден, что у тебя добрые намерения, но мы оба знаем, к чему это приведет. Если ты причинишь ему боль своей глупостью, я спущу с тебя шкуру. Живьем.       Гилберт застыл на месте, как вкопанный. Он никогда не думал, что настанет момент, когда они со Скоттом окажутся по разные стороны баррикад. Но через мгновение решил, что друг все-таки прав.       — Если я причиню ему боль, то я сам попрошу это сделать.       — Хорошо.       Лицо Гилберта озарила его обычная ухмылка.       — Так… ты говорил, Пташка в затруднительном положении?       — О, да иди ты! Прощай, придурок, и купи себе уже телефон, — на этом Скотт бросил трубку.