Розы и пистолеты

Утро пришло незаметно, как незаметно приходит лето после долгой теплой весны. Я не спеша, будто в замедленной съемке, раскрываю веки. Они поддаются легко — спал я крепко, снов никаких не видел, и впервые за долгое время, после этого процесса ощущал себя хорошо отдохнувшим и обновлённым. Иногда все-таки полезно уделять такому бессмысленному казалось бы занятию больше, чем привычные четыре с половиной часа, подумалось мне. Откидываю одеяло. Встаю, подхожу к окну, затянутыми плотными шторами бордового цвета — безвкусный, на мой взгляд, хоть и действенный в плане светоизоляции выбор Леона, всё еще сонно сопящего на кровати. В комнате холодно. Форточка на ночь как всегда была открыта. Леону вечно жарко. Я же постоянно замерзаю. Леон вечно бубнит, что мне просто стоит получше закутаться в одеяло или на крайний случай, я всегда могу использовать в качестве обогревателя его. Я думаю, что он дурак. Вредный, упрямый дурак. Я привык. Меня не раздражает. Мне уже скучно жить без его постоянных глупых капризов. Одергиваю штору. Солнце стоит в зените, пробирается яркими лучами в комнату, больно бьет в еще не привыкшие после сна к свету слабые глаза. Город давно проснулся: суетливые прохожие несутся кто-куда, тарахтящие машины лавируют между каменными зданиями и исчезают из поля зрения. Мир как и в сотню-тысячу дней до этого потонул в своей постоянной спешке. А ты сегодня остаешься немного в стороне от этого течения. Выходной - слово, обдумывание которого выбрасывает в кровь достаточное количество гормонов счастья, чтобы почувствовать себя именно счастливым в полном понимании этого слова. Как приятно знать, что пол дня проспал: вот так вот просто, никуда не спеша. Для себя. Для души. Для изможденного уставшего тела, в конце концов. Еще приятнее осознавать, что сегодня тебе никуда идти не нужно. И день можно полностью посвятить себе, друзьям. Любимым. Даже просто посидеть, порелаксировать в своей комнате, послушать музыку, почитать книгу — когда ты в последний раз уже читал что-нибудь просто так, потому что тебе этого хотелось? Отложенный у тебя до лучших времен томик «Три товарища» пылится на полке уже больше года, так и рискуя остаться в статусе только запланированного чтива. Делай, что хочешь, занимайся самыми бесполезными глупыми вещами - сегодня ни у кого ни будет права упрекнуть тебя за это. Вспомни, что ты тоже всего лишь простой человек, как остальные шесть с половиной миллиардов, и тебе тоже иногда нужно банального человеческого пожить. Можно взять с собой Леона. Потащить его гулять по летним улочкам Неаполя: погода теплая, солнечная — одним словом, не располагающая к домоседству, а зовущая исследовать бескрайний тесный мир. Как пара подростков во время летних каникул, бегать с ним по городу, захаживать в бульварные магазины. Накупить кучу ненужных в быту, но приятных для сердца мелочей, вроде новых часов или коллекционных пластинок, а потом сидеть вечером уставшими дома, потирать приятно болящие от долгой ходьбы за день ноги, разгребать покупки. Или можно уйти с ним на пляж. Бегать по морскому берегу, босиком по мокрому теплому песку, есть сладости и купаться в прохладном июльском океане. Обниматься под шум прибоя на закате, словно влюблённая парочка в разгар букетно-конфетного периода — ему это явно не понравится, он афиширования отношений не любит до зубного скрипа. Вряд ли он найдет подобные вещи романтичными, а если и найдёт, то мне об этом не скажет из принципа, я точно знаю. Столько хочется сделать. А в сутках всего лишь двадцать четыре часа. С первого этажа доносится грохот, звук битого стекла. Громкий, рычащий крик Фуго, а затем звонкий голос Наранчи. Что ж, разговаривать тихо для них как было, так и по сей день остается задачей непосильной, укоризненно думаю я. — Блять. Даже в выходной поспать нормально не дадут, — Леон грузной фигурой нехотя приподнимается с нагретой своим телом постели. Лениво садится, держась ладонью за голову, будто вчера вечером хорошо перебрал — что не правда, выпили мы совсем мало и скорее, чисто номинально, чтобы расслабиться — недопитая бутылка вина, подтверждающая это, как раз стоит на столике в углу. Леон выражает намерение сходить вниз к ребятам и вправить им мозги. — Кучка идиотов. Нахрена они вообще живут с нами? — Оставь их. Пусть делают что хотят, — говорю я ему, всматриваясь в светлую голубую полоску океана вдали за окном. — Пускай денек побудут сами по себе. Это для всех будет полезно. Он пожимает плечами, поднимает руки ладонями вверх в жесте «сдаюсь». Завернувшись в одеяло по пояс, подходит к подоконнику, где стою я, в чем мать родила. Он пытается не рассматривать меня везде, где только можно — по его постоянно бегающим туда-сюда глазам видно, что дается ему это с трудом. Я улыбаюсь, замечая это. Он смущенно отворачивает голову в сторону. — Пойдем сегодня на море? — предлагаю я, чтобы разбавить неловкость, опираясь локтем на подоконник. — Ненавижу загорать, — бурчит он в свойственной ему манере. — Я и не загорать предлагаю. — Плескаться в воде, как будто мне двенадцать и делать вид, что это весело? Нет уж, увольте, — он кидает беглый взгляд в окно, сонно потирая свои заспанные глаза. — Давай один день посидим дома никуда не выходя и никого не видя. Только я и ты. — И ребята на первом этаже, — напоминаю ему я. — Нахрен ребят. Закроемся и не будем выходить из комнаты, — серьезно говорит он. Я не нахожусь, что ответить. Молча прижимаюсь к его обнаженной груди в осторожных внезапных объятиях. Он после недолгой паузы, видимо что-то обдумав, одной рукой обнимает меня за плечи, второй придерживая одеяло, в которое все еще завернут. — А давай, — говорю я. Наступаю ногой на краешек ткани, волочащейся за Леоном по полу, от чего он опешив, не успевает её удержать. Одеяло с тихим шелестом спадает на пол. — Что ты делаешь? — он заглядывает мне в лицо озадаченным взглядом. Ходить нагишом — всегда было для него занятием из списка смущающих вещей. Даже передо мной. Что странно — тело у него красивое, хоть на обложку журнала выставляй, поэтому чего он стесняется, мне непонятно. Он стоит передо мной весь такой голый и подтянутый, пытается ненавязчиво прикрыть свою наготу ниже пояса рукой. Такой мускулистый и бледный — кожа у него почти молочная, будто он древний вампир — и солнце тоже, как вампир, он не очень любит. На фоне моей, смуглой, загоревшей кожи, она всегда смотрится даже немного нездоровой, при определённых ракурсах отдаёт холодной полупрозрачной синевой. Но мне нравится. Мы как кофе с молоком, думаю я, сам удивляясь возникшей в голове несуразной ассоциации, перехватывая его бледную руку своей, контрастирующей на её мраморном фоне. Я скольжу взглядом от его руки, вверх, заглядываю прямо в его янтарные глаза, которые он со временем соизволивает опустить на мои. — Оно тебе сейчас не понадобится, — коротко отвечаю я, прежде чем прильнуть к его губам теплым влажным поцелуем. Зарыться пальцами в жесткие светлые волосы на его затылке. А затем, не встречая никакого сопротивления, под его шумный выдох утянуть за собой на пол, тем самым положив начало нашему с ним дню наедине друг с другом. С первого этажа периодически доносятся крики и возгласы ребят, о чем-то громко спорящих или просто комментирующих какие-то действия со стороны друг друга. Я же слышу их расплывчатым фоном, где-то далеко, как будто бы и не рядом вовсе. Мне интереснее слушать сбившееся дыхание Леона, вырывающееся из его напряженно подрагивающей грудной клетки. В дуэте со стонами, что он сдерживает во время долгих исступленных поцелуев, дабы никто не узнал, что творится в этих четырех стенах между нами, пока мир сегодня живет своей отдельной от нас жизнью.