Розы и пистолеты

— Дай мне ещё, — негромко просит Бруно, и голос его смешивается с мягким шорохом прибоя позади них. Леон послушно протягивает ему открытую бутылку, тускло бликующую в лунном свете: Бруно делает пару маленьких глотков и передает её обратно. Повторив действия Буччелатти, Аббаккио снова крепко зажимает её горлышко в ладони, чтобы не уронить. Одна рука Буччеллати снова, как в мгновение до этого, ложится ему на талию, оглаживая черную мягкую ткань одежды Леона, с которой тот словно сросся и редко представал перед людьми в других цветах. Вторая, которая должна бы по правилам ведения танца держать его занятую бутылкой ладонь, хватается вместо этого за запястье с чуть задранным вверх рукавом - Аббаккио кожей чувствует, насколько у Бруно тёплые ладони. Туфли брошены где-то в паре метров от берега, босые ступни лижет прохладная морская вода, вяло подступающая-отступающая от линии суши. Волны смазывают ещё свежие следы двух человек, сейчас единственных на этом ночном пляже; мокрый песок прилипает к коже их босых ног. Пара снова продолжает их подобие нелепого полупьяного танца: Бруно как всегда по-своему изящен, даже в таком состоянии и прилагая для этого минимум усилий, а вот Аббаккио просто топчется на месте, ведомый им. Танцевать он никогда не умел, да и позиция для этого была неудобная. Почему Бруно приспичило сделать это в таком месте он не знал, но не смог не поддаться его желанию. — Представь себе какую-нибудь мелодию в голове и повторяй за мной, — посоветовал Бруно в начале глупой на первый взгляд затеи, когда Аббаккио сказал, что нельзя танцевать без музыки. Аббаккио ни малейшего понятия не имел, что за песня сейчас играет в голове у Бруно, а задавать вопрос казалось неуместным. Этим бы он только пошатнул идиллически-лёгкую атмосферу, которую Буччеллати, скорее всего, сейчас нарисовал в своих мыслях. Самому Леону было немного не до воображаемой музыки: вид задумчивого Буччеллати занимал его куда больше. В тишине и звуках бесконечного древнего, как сам Итальянский берег, моря тоже было что-то по-своему мелодичное. Полностью не думать ни о чем у Бруно не получается даже сейчас и что-то его беспокойную голову даже в такой момент не может оставить в блаженной беззаботности — это Леон по его глазам видит. Бруно ненавязчиво прижимается к нему в танце. Вокруг пахнет соленым морским воздухом, немного парфюмом Бруно и капельку горькими нотками выпитого ими виски. В течение дня выпадало немного возможностей наслаждаться теплом друг друга, а то, что в этот момент они скрыты от чужих глаз, и только мириады звезд сейчас могут быть свидетелями их ночного рандеву, зарождает в сердце Аббаккио приятно щекочущее пространство в груди чувство своей избранности. — Интересно, когда-нибудь мы сможем уехать отсюда? Куда-нибудь за море, например? — меланхолично-мечтательно вопрошает Бруно. Леон знает, что сейчас это разговор с самим собой при свидетелях и просто подает ему в нужный момент по мановению руки бутылку. — Ты бы точно не захотел бросить всё здесь и просто сорваться к чёрту на рога, — скептично произносит Леон, которому мысли Бруно не совсем понятны — скорее всего, просто переутомился с этим поручением Польпо, потому и начал пороть горячку. — Слишком много придётся оставить здесь. — Ты хоть на минуточку можешь оставить свою прагматичность и немного помечтать со мной? — в голосе Бруно, не сводящего взгляда с серебристых отблесков на водном полотне, Леон слышит улыбку. — Вот где бы ты хотел жить? — Мне всё равно, — честно отвечает Леон, решая ему подыграть. «Если там будешь ты», добавляет про себя. — Хотя жить подальше от цивилизации иногда кажется заманчивым предложением. — Цивилизации? — задумчиво мычит Бруно, останавливаясь на месте. Глаза его смотрят в грудь Леону, он пьяно хмурится. — А как же свет, теплая вода… и виски? — Зато тихо и мозги никто не компостирует. И постоянные телефонные звонки по утрам не будят, — отвечает Леон, чуть приподнимая уголки губ. Бутылка снова кочует из рук в руки. — Жили же люди как-то раньше. — Но ты бы уже так не смог, — утвердительно произносит Бруно, переводя на него бархатный взгляд, и чуть насмешливо добавляет: — Изнеженный продукт ненавистной цивилизации. — Не смог бы, — соглашается Леон, понимая, что спор проигран. Мысленно добавляет в список Бруно еще и наушники с плеером. Машину, на которой они добрались до этого пляжа. Ну и куда же без кофеварки — единственного, что удерживает по утрам от желания убивать. Вдали слышен шум редких машин, проезжающих по проходящей рядом автомагистрали, разрушающих всю хрупкую иллюзию того, что в мире они остались одни. Эти словно инородные для этого места звуки напоминают о том, что в городе у них еще есть дела. И что плану Буччеллати уехать куда-то подальше вдвоём пока не дано сбыться, если вообще это когда-нибудь им удастся. Кажется, будто даже в старости Буччеллати не сможет усидеть на месте и всё еще будет носиться по каким-нибудь делам «Пассионе». Может быть, он дослужится до капореджиме, или даже сможет стать Боссом. И только на десятке седьмом своей жизни будет сидеть в окружении многочисленной прислуги, попивая дорогое вино, почитывая коллекционные редкие книги, пахнущие пылью ушедших в далекое прошлое годов, и наслаждаясь плодами своих многолетних трудов. «Впрочем, нет. Это совсем на него не похоже», — опровергает Леон сам свою последнюю мысль и вглядывается в спокойное лицо напротив. Всё это лежит еще для них слишком далеко. В двадцать с небольшим лет не стоит думать о таком, пока ещё необозримом для них будущем, решает Леон. Куда бы жизнь не занесла Бруно, у Леона просто не останется иного выбора, как идти за ним, потому что только рядом с ним он чувствует себя на своём месте. Так какая разница, где этому должно будет случиться? Лучше думать днём сегодняшним, а сегодня они танцуют на берегу моря друг с другом, возможно, единственными людьми, с кем можно предаться такой глупости хотя бы раз в длительный отрезок их ношения масок серьёзных и взрослых людей. И завтра их ждёт еще уйма дел, с которой стоит разобраться до того, как они смогут отдохнуть от этой волокиты где-то далеко, вдвоём и нескоро. — Еще по глотку и домой? — предлагает Аббаккио. — Еще по глотку, — кивает Бруно. Но отхлебнув, оставляет на этот раз виски у себя, осторожно приобнимает Леона, устраивая голову у него на плече. И продолжает медленный танец, немного наваливаясь на Аббаккио и переступая с ноги на ногу в нелепом ленивом танце. Ночь на берегу заканчивается лишь с последней каплей крепкого напитка.