Нам всегда кажется, что плохие вещи происходят только с плохими людьми, ну, или хотя бы не с нами. С нами точно не может происходить ничего подобного, как с соседом, что дальше по улице. Говорим, что у нас все отлично и верим в то, что способны своими руками творить своё счастье, отрицая влияние судьбы, кармы и прочей чепухи. Но при этом остаемся чертовски суеверными: не выкидываем мусор после шести, надеваем счастливые носки, храним амулеты, боимся просыпанной соли, разбитых зеркал и стараемся обходить лестницы с чёрными кошками тридесятой дорогой. Мы говорим, что не верим в высшие силы, отрицаем существование инопланетян и Бога, но, когда все летит в Тартары, начинаем молиться, молиться кому только знаем, надеясь на то, что кто-то свыше смилуется и снизойдёт до помощи убогим и немощным нам.
Говорим всем и себе, что теории тайных заговоров и масонства — это чушь, выдуманная детьми, но во время самых черных дней — верим, что весь мир против нас. Продолжаем отрицать закон Мёрфи и наличие в чьей-либо жизни чёрных лебедей ровно до тех пор, пока на нас не свалится вся суровая реальность, со всем прилагающимся дерьмом прямо на голову. И хлещет с такой силой, и гнет к земле, что вот-вот и больше не встанешь.
Серхио всегда был воином. Он боролся со всеми с самого детства. Доказывал, что он лучший, что достоин, что он не какой-то отброс с задворок этой Вселенной. Никогда не верил словам, а только делам и поступкам. Так же андалузец всегда считал себя кузнецом своей судьбы, ведь, если не он – то кто еще? Гарсия любил играть, но в особенности тренироваться, до седьмого пота, до дикой ломки во всем теле, вытачивая себя, как из камня, вновь и вновь, делая сильнее, мощнее, быстрее. Он отдавался любимому делу до конца и без остатка. В его жизни вообще не было никаких полумер, либо целиком и полностью, либо никак. Серхио любил клуб, за который играл вот уже одиннадцать лет, всеми фибрами своей грешной душонки. Когда во время интервью спрашивают, на что он готов пойти ради команды, он всегда отвечает, что может умереть на поле, если потребуется. И он действительно не врет, всякий раз появляясь на поле, он выходит на битву, которую хочет выиграть. А еще кто-то не любит проигрывать, но так же знает, что без падений не бывает и взлетов.
Рамос не очень хорошо воспринимает критику в свой адрес, но готов смириться и принять ее, стиснув зубы, работать над собой, приносить команде пользу и затыкать рты каждой недовольной собаке — результатами. Тренировки, игры, тренировки, дом. В таком бешеном ритме он живет уже много лет, прерываясь иногда на семейные вылазки и отдых.
Он отдает себя бланкос целиком и полностью, ни на секунду не представляя себя вдали от этой команды. Однако все когда-то приходит к своему логичному концу. С «логичным» он мог бы поспорить, он вообще редкий любитель этого дела. Но сейчас ему было абсолютно не до споров, его мир рушился у него на глазах, противным режущим песком ускользая от него сквозь пальцы. Реальность казалось до того абсурдной, что в ее правдивость было абсолютно невозможно поверить. Он всегда стойко переносил любые сложности и дерьмовые новости, но у Вселенной всегда на всё свои планы. Его колотило крупной дрожью, будто у него температура за 40, его знобило, и, казалось, кровь сейчас закипит в его венах. Мир перед глазами плыл, он пытался дойти до раздевалки и просто не рухнуть посреди коридора. Воздуха в легких критически не хватало, он сделал рваный вдох и не смог выдохнуть, реальность уходила от него, но в то же время хватала стальной рукой за горло. Путаясь в собственных ногах и теряясь в коридорах родного стадиона, он доходит до раздевалки, не видя, куда идет, просто кулем падает на скамейки. Горбится, прижимает колени ближе к себе и хватается за голову, впиваясь пальцами в волосы, пытаясь оттянуть посильнее, сделав больно, чтобы придти в себя. Делает попытки сконцентрироваться на числах над шкафчиками, считает их, но ничего не выходит, зрение уходит с каждой секундой, легкие жжет от недостатка кислорода, он пытается сделать глубокий вдох и с третьего раза у него вроде как даже получается. Где-то на задворках сознания появляется мысль: что то, что он делает, не поможет ему, если не сделает еще хуже. На выдохе он кричит, что есть духу, со всей блядской силы, что у него только есть, руками сжимая грудную клетку так, будто пытаясь разорвать ее, выпустив оттуда наконец-то всю боль и отчаяние, что сейчас так плещется, штормя и погребая его под своими волнами. Он продолжал срывать голос и задыхаться, пока его не скрутило в приступе уже накрывшей его с головой истерики. Царапая пальцами грудь, мечась взглядом по раздевалке и затапливая пол градом из слез, он пытался пережить трагедию, свою личную смертельную катастрофу. Столкновение с фурой на скорости 200 километров в час, прыжок со скалы, пожар в доме, да блять, ни одна ебаная метафора в этом мире не могла описать того дерьма, что с ним творилось. Его просто вышвырнули, выкинули, как ненужный мусор, который никогда никому и не был нужен. Как вещью - попользовались, пока был хоть какой-то толк, и сдали в утиль. Блять, этого просто не могло происходить с ним, с любым другим игроком, но только не с ним. Не с капитаном, защищавшим эти цвета и клуб не только в футбольном, но и в любом другом плане. От футболистов, журналистов, злобных фанатов, от любых недоброжелателей. Он защищал эти ворота, на этом стадионе более четырехсот матчей подряд. Делал, пусть и не всегда, но бо́льшую часть этого времени хорошо, черт возьми! Пятнадцать ебаных трофеев, принесенных в зал славы Реал Мадрида!
Они просто не могли поступить так с ним, не могли выставить из клуба посреди сезона, ничего не сказав при этом. Только вчера он жал руку и смеялся с Флорентино после разгромной победы над Алавесом, а сегодня он получает уведомления, что его сдают в ебаную, блять, аренду! Вы только подумайте! В ебаную а р е н д у! Будто он вообще ничего и никогда не значил для этого клуба, будто не нес гордо на себе его джерси столько лет. Он просто, блять, не мог поверить в действительность происходящего, отказывался это принять.
Да и, наверное, даже передача в аренду не была самой большой бедой. Господи, куда они его отдавали! Вот, что было настоящей катастрофой. Самый скандальный трансфер последнего десятилетия, он уверен, именно так будут завтра трубить все таблоиды Испании, да и не только. Как они только посмели, как только язык и чертовы руки или что там, блять, осмелились это сделать! Капитан бланкос переходит в состав блаугранас, тьфу. Как такое вообще возможно? Может, он просто сильно приложился головой о мяч на тренировке и сейчас находится в отключке? Пожалуйста, скажите, что это просто ебаная шутка или дурной сон и скоро он проснется, но пальцы лишь больнее сжимают грудь, что дает понять, что это никакой не сон, а суровая реальность. Он рыдает как ребенок, расцарапывая ногтями все, до чего может дотянуться на своем теле. И нет, ему не стыдно.
Он просто сгорает заживо и не видит смысла пытаться спастись. Ему больно, ему так чертовски больно, что он просто хочет побыстрее превратится в пепел. Но боль давно уже взяла его в свой плен, целиком и полностью, совершенно не спеша отпускать его из своих жестких объятий. Серхио пытается сделать что-то с собой, осознать, что ничего изменить нельзя, что ебаное руководство устроило все так, чтобы он даже не заикнулся ни о чем, иначе о карьере в мировых клубах можно забыть. Его настолько отчаянно заносит на поворотах, что он вновь старается успокоить себя, что это всего лишь на полгода, а потом он вернется обратно. Но затем воспаленный мозг подкидывает картинки заключенного контракта с обязательной опцией выкупа и ему хочется выть от боли, вскрыть себе вены, утопиться в душе, да сделать, блять, что угодно, лишь бы не переходить в другой клуб, не переходить в Барселону. Для настоящего мадридиста, как он, не существует ничего хуже, чем играть за клуб соперника. Это значит быть ненавидимым всеми, в своем бывшем клубе, в своем новом и ненавидеть самого себя, за то, что делаешь. Он еще никуда не перешел и ничего не сделал, но уже ненавидел себя так сильно, как мог. Серхио не помнит, сколько времени он провел в раздевалке, задыхаясь в рыданиях и истерике, громя все вокруг и сбивая костяшки пальцев. Не помнит, как дошел до поля Бернабеу, сколько времени провел, сидя на пустом поле стадиона, раскачиваясь взад-вперед, медитируя и пытаясь успокоится, как маленький ребенок. Так же, как и не помнит того, как послал всех нахер и доехал до дома. Оказавшись в родных четырёх стенах, упав на кровать, он был благодарен своему больному сознанию за то, что оно просто милостиво сжалилось, отключившись. Это было лучшее, что случилось с ним за этот день. Худший день в его жизни.
Всю следующую неделю он не расставался с алкоголем, не выходя из запоя, пытаясь утопить свою боль. Не читал ядовитых новостей в интернете, новостей назойливых таблоидов и не отвечал ни на чьи звонки. Может быть, у него и были шансы не скатиться в такой пиздец, но, когда он в последний раз вернулся на стадион, чтобы забрать свои вещи, и зашел в раздевалку, он увидел взгляды своих уже бывших одноклубников. И все понял. Они знали, знали до этого, черт их подери, и ни одна паскуда даже не заикнулась о его уходе. Модрич попытался что-то сказать, но Серхио было поебать. Кроме краткого «Отъебись» он ничего не мог сказать, иначе это грозило перейти в драку. Пусть он чувствовал себя отвратительно, но не был готов на подобное. Он не справился, не смог, не оправдал ни своих, ни чужих ожиданий. Он больше тут никому не нужен, его выставили за дверь, дав понять, что свое он уже отжил. Злоба, обида и боль разрывали его на миллионы осколков, которые он не был уверен, что сможет собрать когда-либо. Но уйти с гордо поднятой головой, как будто ему плевать - это определено было лучшее, что он смог сделать. Неделя прошла как в тумане, скоро должно было быть медицинское обследование на Камп Ноу. Он был в ужасе.
Но точно знал, что должен быть трезвым как стеклышко к этому злополучному событию.
Может, он и дерьмовый человек, защитник и кто бы то ни был еще, и он больше не нужен Реалу. Теперь он хочет сдохнуть и не видеть того кошмара, в который превратилась его жизнь.
Он не знает, как это пережить, но он будет, блять, жить дальше. Будет играть за эту чертову команду так, как не играл никогда раньше, он заставит пожалеть их всех. Пожалеть о том, что не ценили его, он соберет осколки себя, пусть и проебет свою душу где-то в пути, но он слышал и без нее можно жить. Он еще покажет им всем на что способен, и это они будут кусать локти и костерить самих себя за то, что выкинули его. Он сделает для этого все. Встанет себе на горло, убьет себя и возродит заново, пустив по венам сине-гранатовую кровь.
Сделает так, как делал всегда, отдаст себя всего целиком и полностью, в очередной раз заткнет всем рты, иначе не будь он
Серхио Рамосом Гарсией!
***
Ненужным быть довольно просто,
Не научился таки жить, а жаль.
И сердце выстрелом на вылет, пусто.
В груди гремит осколками хрусталь.
Все смотрят, кичатся, кричат:
Смотрите, этому ублюдку грустно!
На кожу, обжигая, падает печать.
Всепоглощающей вины утопят чувства.
Я не хочу жить без тебя,
Ведь не могу же без тебя дышать!
Утопят медленно в цветах бордовых,
Мой постаревший, в миг окаменелый лик.
Ушел на дно, погрязший в чёрных смолах,
Не стоит плакать о былом, я себя нового из темно-синего воздвиг.
