«…Опасней и вредней Укрыть любовь, чем объявить о ней.»
— Почему ты не дал мне оторвать ей голову? — почти обиженно воскликнул яростный голос в голове. Хедвиг чуть вздрогнул, ведь обычно было так, что Зверь не издавал голос, а самовольно и без препятствий выходил в свет. Сейчас же, с какого-то перепуга, у них намечался внеплановый разговор, которого парню уж очень сильно хотелось бы избежать. — Потому что это не твоё дело. Все проблемы отрыванием голов не решишь. Он хныкнул, закрыв воспаленные от слёз и недосыпа глаза рукавами кофты. Ему хотелось спрятаться подальше от всего мира и тем более от Зверя. Ему бы очень хотелось, чтобы сейчас никто его не трогал, а образ зеленоглазой шатенки с красивой улыбкой поскорей бы улетучился из его… их головы. — Не все, но многие, — настойчиво продолжал Зверь, отчаянно не понимающий, почему рыдает чуть ли не самое сильное альтер эго Кевина. И почему, чёрт побери, ему самому так плохо от этих, вроде бы чуждых эмоций. — Она мне никогда не нравилась. — А мне нравилась. Понимаешь? У людей есть такие понятия, как любовь, чувства, привязанность, — Хедвиг повысил тон, хоть и старался всеми силами сдержаться. И даже если бы ему предоставилась возможность выплеснуть свои эмоции кому-то, то лучше б это была мисс Патрисия или, на худой конец, Барри. — Нет, — уверенно изрёк Зверь, появившись во мраке тёмной комнаты. Ломающийся юношеский голос сменяется на почти звериный бас. Теперь уже на Хедвига смотрели два напряжённых, залитых кровью глаза. Это было какое-то странное ощущение, будто душа изнутри разрывалась. Зверь в упор смотрел на него. — Ты плачешь потому что она сказала тебе уходить? — Она разбила мне сердце, — от безысходности выпалил парень, желая поскорее завершить эти мучительные расспросы. Но, кажется, таковыми они казались только для Хедвига. Он попытался вернуть контроль над телом Кевина, но сломить могущество Зверя оказалось для него почти непосильной задачей. Пускай, он в свои шестнадцать довольно-таки возмужал, но двадцать четвёртое альтер эго всё равно оставалось доминирующим среди всех остальных. Парень чуть ли не закричал от досады. Его опять сдвинули на второй план, опять выкинули, как ненужный мусор. «Зачем Кевину я, если есть те, кто смогут сберечь его тело?» В такие моменты Хедвиг забирался в самую глубину сознания носителя и уже не решал, кто должен был выходить в свет. Но сейчас всё по-другому. Зверь почувствовал сопротивление внутри себя, но не позволил Хедвигу контролировать тело Кевина. Он знал, что подобное состояние, в котором пробывал подросток последние двенадцать часов, пагубно сказываются не только на теле Кевина, но и на существовании других личностей. Зверь ещё долгое время молчал, иногда поднимал глаза на отражение в зеркале. Там он видел измученное бессоницей и распухшее от слёз лицо Хедвига — самого слабого физически, но очень сильного, как личность. — Нет, с твоим сердцем всё в порядке. — Так говорят, когда человек, который был дорог, причиняет боль. Душевную. Существу без души этого не понять. Хедвиг упорно сопротивлялся, пытался вырваться в свет, чтобы хоть как-то избежать продолжения разговора. Но вместо этого на него в упор пялились два алых глаза, лишь иногда напрягающиеся, и сжатые нервно зубы. В Хедвиге говорила обида на сложившуюся ситуацию; ему хотелось причинить кому-то столько же дискомфорта и переживаний, сколько причинили и ему, а Зверь своим любопытством в неподходящий момент неудержимо злил, попав под горячую руку. Зверь ещё раз осмотрел отражение Хедвига. Он казался таким маленьким для этого огромного мира, и, уже в молодости прочувствовавший душевную боль, заслуживал хоть капельку милосердия. — И что же по-твоему «любовь»? Хедвиг нахмурился, когда его надежды на тишину и покой разрушились о новый вопрос, на который отвечать не хотелось, но пришлось. Иначе дело бы обстояло совсем по-другому. — Это забота, желание быть рядом, помогать и оберегать друг друга от трудностей. Взаимное притяжение и… счастье, когда видишь как тот, кого любишь, улыбается. Это когда ссоритесь до крика, но всё равно прощаете друг другу всё, — парень ещё раз горько всхлипнул, вспоминая момент его расставания с той, которую он считал своей. Зверь еле заметно дёрнул бровями. Он был удивлён тем, что Хедвиг, одно имя которого было синонимом к «глупый» так красиво может описать прекрасное, по его словам, чувство. На миг Зверь ощутил эту «любовь», которая лёгкими вздрагиваниями прокатилась по всему телу с ног до головы и ударило прямо в голову — ужасное саднящее чувство. — У нас «любовь», — вдруг выпалила двадцать четвёртая личность, сопоставив всё перечисленное Хедвигом с их отношениями. — Нет. У «нас» не может быть никакой любви… Что за бред? Как ты себе это представляешь? Зверь заскрежетал клыками; он почему-то оскорбился этими словами. Но, опустив голову, тихо добавил: — Обычно я не задумываюсь над тем, что делаю, но произношение этого слова у меня ассоциируется именно с тобой, — раздражённо пояснил Зверь, параллельно тому ослабляя контроль над телом Кевина. — Когда ты окончательно выйдешь в свет, мы тебе будем не нужны, — Хедвиг наконец вырвался на первый план, ударив кулаками в столешницу перед зеркалом. — Ты мне будешь нужен, — с тем же утробным рычанием отозвался Зверь. Хедвиг вздохнул, даже с каким-то глупым облегчением. — При следующей встрече, я её съем. — Нет. Ты её и пальцем не тронешь. Зверь прорычал что-то грубое и глухое, адресованное несправедливости происходящего. Но главное то, что наконец возмужавший Хедвиг наконец вышел в свет. И совсем не важно, что это позволил Зверь. Хедвиг больше не спорит с тем, что у них «лю-бо-вь». Осталось донести ту простую мысль, что с ним ему не нужен больше никто, ведь он всё равно исключительно его, сколько бы таких виновниц его слёз не встретилось на пути. Это аксиома их пары.01
24 ноября 2018 г. в 16:21