Prisoners of evil

      — Какого черта вы все здесь? — Чонгук узнает голос дяди, что раздаётся эхом среди непроходимой глуши деревьев. — Джин рвёт и мечет! ... Чонгук!? Зачем вы привели его сюда? — Хосок был пугающе взволнован, словно стряслось что-то страшное.       — А что, племянничка тоже на органы по-тихому сдать решил, пока он ни о чем не знает? — язвит Юнги.       Что он сказал? Какие ещё органы?       — Что ты несёшь, Юнги?! — возмущается Хосок. — Долго думал, прежде, чем сморозить такую бессмыслицу?!       — Значит, своих жалко, а чужих можно, да?! — набирает в тоне голос Юнги.       — Успокойся, пожалуйста, — просит Тэхен. — Давайте, будем потише. Никто никуда никого не сдаст, если мы будем действовать сообща и не будем тратить время на бессмысленные споры. Хосок же сказал, что Джин рвёт и мечет. Остаётся лишь надеяться, что пока еще мы не вызвали подозрений.       — Сдаст! Как и до этого сдавал. Жестоко и беспощадно!       Ну все. Это уже ни в какие рамки.       — Да что, мать вашу, здесь происходит! Какие органы, блять?! — не выдерживает, наконец, Чонгук.       Все вокруг уставились на него, словно на новые ворота. Тэхен думает, что ранее не видел студента таким возбужденным.       — А ты не знал, что твой родственничек трансплантолог?! Чёрный трансплантолог! — шипит Юнги. — Ну давай, скажи, что впервые слышишь и, вообще, твой дядя святой.       — Юнги, пожалуйста, прекрати! — умоляет Хосок. — Он ни о чем не знал! И, если уже на то пошло, то позволь мне самостоятельно разобраться со своим племянником, и не вмешивайся!       Чонгук думает, что это всё ему снится и сильно щипает себя за руку, однако, вопреки ожиданиям проснуться, та отдаёт болезненным импульсом в ответ.       — Дядя, что? — Чонгук с силой проглатывает слюну, ощущая напряжение, что тугим комом мучительно застряло в горле.       Ему же послышалось, да?       Тем временем, Юнги не унимался:       — А теперь вот и до Чимина добрались! Подставили моего люб...       — Юнги, тихо! Угомонись, ради всего святого! — Тэхен становится прямо перед разнорабочим, пытаясь обратить на себя его внимание. — Мы все исправим! Никто не тронет твоего брата.       — Ты врешь! Никому нет никакого дела до того, что Чимина собираются насильно и незаконно сделать донором сердца! — парень почти что задыхался на нервной почве. — Хотя почему же, «незаконно»? Хоби все нужные бумажки оформит и всё будет чисто! Вот только совесть не будет чиста твоя! Сука! — Юнги делает один резкий шаг, приближаясь к Хосоку, и сжимает кулаки. — Я бы убил тебя сейчас! Вот только Чимина тогда некому будет спасти, — едко, сквозь зубы шикает он, затем сбавляет обороты и, неожиданно развернувшись, уходит.       Гробовую тишину нарушало лишь учащённое сердцебиение трёх мужчин, каждый из которых не имел силы произнести ни единого звука. Чонгук, прерывисто дыша, отчаянно прикусывал губу, отвлекаясь на боль, чтобы не сорваться. От стремительно нахлынувшей ярости парень еле сдерживался, чтобы не разнести всё в пух и прах. Страшно было представить, что на самом деле происходило в этом проклятом месте.       От молчания шкала напряжения стремительно ползла вверх и уже, когда достигла точки невозврата, студент, решается и, стиснув до скрипа зубы, подходит к Хосоку и крепко хватает того за ворот рубашки, в полумраке пытаясь взглянуть дяде в глаза.       Стоящему рядом Тэхену ничего не оставалось более, кроме как молча наблюдать, изумляясь с каждой секундой неприкрытой импульсивности Чона-младшего. Ведь такое поведение было совершенно не свойственно для студента. Ким не собирался вмешиваться в семейные дела этих двух. Он и сам не знает, как бы поступил на месте Гука. Сумел ли удержаться...       — Чонгук, выслушай меня, пожалуйста, — с долей грусти молит Хосок.       Гук и предположить не мог, что когда-нибудь окажется в подобной ситуации. Что наступит такой момент, когда он будет ощущать столь жгучую неприязнь к любимому дяде.       Тем не менее, после просьбы Хоби, цепкая хватка всё же ослабевает, и взволнованный студент готовится слушать. Ему невероятно сильно хотелось услышать что-то по типу «я не хотел», «это все ложь, Гуки», «меня заставили» и тому подобное, однако, реальность оказывается гораздо более суровой.       — У тебя две минуты, чтобы попытаться объяснить это всё, — командным голосом произносит Гук и сдавленно выдыхает.       — Когда твой отец умер, ответственность за вас с матерью легла на меня... — тихо начинает Хосок.       — Ближе к делу, пока меня не стошнило! — распоряжается студент. Слышать то, что он и так знал, желание отсутствовало. К тому же, парню очень больно и тягостно было прокручивать в памяти столь горькие воспоминания, когда отец попал в авиакатастрофу.       — Чонгук, пожалуйста, выслушай его! — вмешивается всё-таки Тэхен. Чонгук на эту просьбу лишь закатывает глаза, но, тем не менее, замолкает и продолжает слушать.       — Ты очень хотел пойти по моим стопам, стать врачом. До сих пор не могу простить себе, что не отговорил тебя, — разочарованно качает головой Хоби. — Я тогда ещё работал в городской поликлинике вместе со своими одногруппниками: Намджуном и Сокджином.       Чонгук бледнеет.       — Тогда в больнице деньги платили смешные, невозможно было толком прокормить даже самую маленькую семью из трёх человек. Что уже говорить о многодетных семьях. В такой семье рос Сокджин. Ещё будучи студентом, он постоянно донашивал одежду старших братьев, а в университете обедал кусочком хлеба с компотом. Мне и Намджуну повезло чуточку больше и мы иногда угощали парня булочками из столовой, — Хосок прервался и натянуто улыбнулся, вспоминая былые времена. — Так мы и сдружились, собственно... Но, вернёмся к больнице... Мы зарабатывали приблизительно одинаковые деньги, однако, у Сокджина откуда-то вдруг начали появляться дорогие вещи: часы, кожаная куртка, новые туфли – все это появилось у друга почти в одно время. Мы тогда сидели с Намджуном, завтракали чаем с рисовыми лепешками, а Сокджин притащил целый пакет еды. Конечно, все тогда здорово офигели, — Хосок делает глубокий вдох и продолжает: — На вопросы, откуда всё это добро, Джин отмахивался, мол, благодарность от пациента после успешной операции. Мы, конечно же, ему тогда поверили, но не одобрили. Хотя, в глубине души, каждый из нас позавидовал. Нам с Намджуном не давали никаких презентов в то время пациенты. Шло время, Сокджин начал иногда оставаться после работы. Говорил «подработка нарисовалась». Какая именно – не рассказывал, да и мы с Джуном особо не вмешивались: неудобно было. Но вот случилось неожиданное: через полгода Намджуну предложили великолепную должность – главный врач в психиатрической лечебнице «Гонжам». Ох, как Джин злился тогда. Не упускал возможности в отсутсвие друга, позлорадствовать, мол, подсидел кого-то. Я же был рад, не только потому, что Джун действительно, был великолепным специалистом, но и по той причине, что вместе с ним предложили повышение и мне. В той же лечебнице. Не главным врачом, но все же... Ты тогда как раз собирался поступать, деньги были не лишними. Через месяц, когда в поликлинике освободилось место в блоке интенсивной терапии, Намджуну удалось устроить туда и Джина. Не могли нарадоваться тогда, что друзья вновь в сборе. Думали, заработае-ем... Впрочем, все оказалось не так просто... — Хосок замолчал и присел на бревно, лежащее около люка. Остальные молча сделали то же самое. Стоять уже не было сил: ни физических, ни моральных. Мужчина принял более-менее удобную позу и продолжил рассказ, — Денег в лечебницу не вкладывали вовсе, хотя она требовала капитального ремонта ещё тогда, а некоторые корпуса, вообще, нуждались в реконструкции. Постоянно не хватало лекарственных препаратов, шприцов, да и качество оборудования оставляло желать лучшего. Кажется, больница существовала только на пожертвования. Ни о каком государственном обеспечении и речи не было... Но мы работали. Ждали обещанных улучшений. В один прекрасный день Сокджин позвал нас с Джуном в свой кабинет и выдал такое, что на уши было не натянуть: оказывается, в те вечера, когда Джин оставался после смены на работе, он делал операции... Понимаешь, Чонгук? Нелегальные операции. У него появился подельщик, который время от времени приводил клиентов.       — Не совсем понимаю... Приводил клиентов, которым внезапно понадобилась селезенка? — перебил Гук.       — Клиентов, которым нужны были деньги, Чонгук. Многие не могли выплатить кредиты, вылечить родных от каких-либо заболеваний и просто-напросто обращались с просьбой купить его почку или кусок печени.       Чонгука словно током от такого ответа прошибло.       — Люди предлагали купить у них их же органы? Самостоятельно и добровольно ложась под нож?       — Именно. Однажды пришла девушка, у которой была последняя стадия рака, вылечить её было невозможно. И жить оставалось максимум полгода. Но сердце девушки было абсолютно здоровым, поэтому она решила стать донором и принести хорошие деньги своим близким. А клиенты находились всегда. Знаешь, какие очереди на трансплантацию?       Чонгук кивает. Он знает.       — Всех клиентов находил посредник. Уж не знаю, где и как... Сокджин лишь делал операции. Незаконные операции. Он имел с этого неплохие деньги, и когда перешёл работать за нами следом в Гонжам, то предложил заниматься тем же. Вот только была небольшая разница между тем, чем он занимался до этого и тем, на что уговаривал нас. До работы в Гонжам он изымал органы исключительно у тех, кто приходил по собственному желанию. Нам же с Намджуном Сокджин предложил другой вариант: пересадку и продажу органов пациентов лечебницы, у которых либо не осталось родных, либо от которых родные самостоятельно отказываются по каким-либо причинам. Обычно, если не хотели делить наследство или желали избавиться от обузы в виде больного ребёнка. Такие родственники писали отказ или же просили признать больного недееспособным. Сокджин, будучи под воздействием азарта, подсчитывая возможные суммы, которые можно было бы получить, занимаясь пересадкой здоровых органов у психически-больных, никому не нужных людей, загорелся идеей. И решил, что мы ему в этом поможем.       — И?! — у Чонгука оставалась надежда, что всё, что он слышал о дяде – клевета, и сейчас Хосок это подтвердит.       — И я согласился, — Хоби опускает голову, горестно вздыхая.       Несмотря на то, что Гук внутренне готовился к страшной правде, он всё же не мог хладнокровно принять услышанное.       Любимый дядя – убийца.       Парня мгновенно охватила волна ужаса, от всплеска которой он еле удержался, чтобы не свалиться с бревна.       — Сука!!! – заорал студент. — Как? Как ты согласился торговать органами? Правда? Скажи, что ложь! — Чонгук все-таки взлетает с бревна со скоростью света, словно ужаленный, и цепляется Хосоку в плечи. — Скажи, что ложь, пожалуйста!       — Сказал бы, если бы это не было правдой, — без интонации отвечает Хосок.       — Нет! Нет! Нет!!! — Чонгук берётся со всей силы за голову, хватаясь за свои волосы. — Почему?! Не могу поверить! Мой дядя – преступник!       — Сейчас я бы все изменил, если бы смог. Но на тот момент – заработать много денег и купить машину, дом, помочь тебе с обучением, твоей матери с рестораном – было приоритетнее.       — Приоритетнее чего? Закона, блять?! Да срать я хотел на такое образование, которое досталось мне кровью других людей! Скольких ты убил, Хосок?! — Чонгук чувствует, как, несмотря на прохладную погоду, лоб покрывается испариной. Сердце колотится, словно вот-вот выскочит из грудной клетки. Дышать было невероятно тяжело и все ещё хотелось проснуться дома, будучи школьником, и пойти с дядей на горки или в парк.       Но, не будет этого всего.       Любимый дядя – убийца.       — Он никого не убивал, Чонгук, — отвечает Тэхен вместо Хосока.       — Я занимался документами. Только бумаги, — говорит Хосок. — Я никогда никого и пальцем не тронул.       — И слышать не хочу! — качает головой Гук. — А ты! — он показывает пальцем на Тэ. — А ты защищаешь его! Небось у самого на совести не один труп!       — Это не так, Чонгук! Я защищаю твоего дядю по той причине, что он невероятно добрый и великодушный человек, — Тэхен затихает, опуская голову. — Если бы не он, я бы, возможно, погиб...       — Что за бред, Тэхен? — у Чонгука от переизбытка информации, казалось, вот-вот – и взорвется мозг.       — Это не бред. Я не хотел никогда вспоминать об этом, но... — Тэ запинается, сглатывая слюну. — Но, пять лет назад именно твой дядя подобрал меня на шоссе, избитого до крови! — Тэхен шмыгнул носом, неожиданно всхлипывая.       — Что? Я ничего не понимаю, Тэхен. Объясните мне, в конце-концов.       — Тэ, позволь мне, — Хосок приобнял Кима за плечи, тем самым, подбадривая. Тот легко кивнул. — Тэхена избил и выгнал из дома родной отец за то, что он не такой как все. Выгнал без копейки денег, без вещей. И Тэхен, обессиленный, кое-как добрался до шоссе. Я тогда, как раз перевозил кое-какие вещи на рабочем автомобиле из предыдущего места работы в Гонжам и под светом фар заметил парня, твоего ровесника, который сидел на асфальте весь в ссадинах и кровоподтеках, — на лице Хосока отображалась смесь эмоций обиды и гнева. — Я не мог тогда проехать мимо. Я предложил мальчику заявить в полицию, но он категорически отказался. Ему было жаль собственного отца, понимаешь?! Он не хотел усадить его за решетку. Но идти ему некуда было. Никаких родственников у Тэхена не было. Мать умерла, когда он был школьником, — с грустью рассказывал Хоби. — Тогда я решил, что просто не имею права просто так уехать, оставив несчастного ребёнка погибать без денег, еды и крыши над головой. Я привёз его в Гонжам и, к счастью, Намджун согласился оставить парня в лечебнице, предоставив тому комнату, при условии, что он будет помогать медперсоналу. Тэхен оказался очень смышлёным парнем и на лету все схватывал, поэтому, через некоторое время стал заведующим лаборатории. — Я понял... А отец... Почему он избил тебя? Он был пьян? — поинтересовался       ошеломленный услышанным Чонгук у Тэхена.       — Я как-то признался отцу, что мне нравятся мужчины, — сухо ответил тот. — А потом он напился и начал избивать меня. Он орал на весь дом, что ему не нужен сын-пидорас.       Тэхен болезненно усмехнулся.       — Я тогда ненавидел этого человека всем сердцем. Желал в глубине души ему сдохнуть... Но потом, спустя пару лет, я собрался духом и позвонил домой. Никто не ответил. Я позвонил и на следующий день, трубку взяла соседка. Она иногда убиралась у нас после смерти матери и угощала выпечкой. Аджумма сначала расплакалась, услышав мой голос, а затем рассказала, что отец умер. Цирроз. Пьянство его загубило. А она все так же приходит убираться в квартиру. Просила, чтобы я возвращался. Но я не могу... — Тэхен запрокидывает голову назад, а Чонгук замечает, что у того в глазах слезы.       — Почему ты не можешь, Тэхен? Твоего отца больше нет и...       — Сокджин... Он никогда не отпустит меня. Если только ты не поможешь...