20
— Прости, я опоздал. — Привет, Итачи. Шисуи стоял на краю обрыва и глядел на водопад. В последнее время они виделись редко: Итачи был занят в Анбу, а Шисуи занимался проблемой клана. Итачи подошел ближе и поразился тому, как изменился его друг. Черты его лица заострились, под глазами лежали темные мешки. Шисуи был крайне изможден, и Итачи ощутил укол совести. — Ты выглядишь уставшим. — Была работенка. — Прости. Я говорил, что мы будем работать вместе, а в итоге все свалил на тебя. — У тебя ведь миссии, ты не можешь от них отказаться. Мы оба состоим в Анбу, но Сандайме дал мне полномочия и полную свободу действий, естественно, что я мог работать над делом больше, чем ты. Легче не стало. Шисуи просто был слишком добр к нему, но по сути сам Итачи не сделал ничего. Он ходил на миссии, а проблему с кланом откладывал на потом. И при виде изможденного Шисуи душу Итачи стало подгрызать чувство вины. Как тогда, когда Сарада ночью затащила его к себе в комнату и умоляла остановить мятеж. Ох, если бы он знал как! — Несколько офицеров Полиции не доверяют тебе. — Да, я знаю. — Ты не понимаешь, все серьезно. Они пристально следят за каждым твоим шагом. Более того, они приказали мне шпионить за тобой. У Итачи похолодело в груди. — Я тебя прикрываю, так что выдохни. Неужели это отец? — Яширо, Инаби, Текка, — Шисуи будто читал его мысли. — Ярые сторонники революции. Будь осторожен, ладно? — Я был готов к этому. — Ты всегда такой твердый и уверенный, — Шисуи улыбнулся. — Мне нравится. Это твоя сила, и в то же время — слабость. Но ладно, к делу. Я чего позвал тебя… Ты помнишь, какой завтра день? Итачи молчаливо кивнул. Конечно, он помнил. Завтра — собрание клана, на котором все решится. — Если все пройдет как обычно, мы не сможем остановить восстание. — Что ты предлагаешь? — Я нападу на твоего отца. — Что?! — Тш-ш, не пугайся так. Всего лишь гендзюцу. — Но подействует ли… — Подействует, — твердо ответил Шисуи. Итачи начал понимать. — Тот шаринган в битве с Мукаем. — Именно. — Что это, Шисуи? Друг медлил. Судя по всему, воспоминания о силе, скрытой в его глазах, были ему неприятны. Он вздохнул. — Ладно, рано или поздно тебе все равно стоило рассказать. Шисуи присел на землю, округлив спину, обнял колени руками и продолжил любоваться водопадом, в потоке которого плясали пламенные блики заката. — Высший уровень нашего додзюцу — Мангеке Шаринган. За всю историю лишь немногие Учиха сумели пробудить его, их можно пересчитать по пальцам. Мангеке дает доступ к невообразимой силе, превосходящей обычный шаринган. — Контроль над Кьюби? — Не только. Мне досталась техника высшего гендзюцу — Котоамацуками. Я могу внушить человеку любую мысль, и он примет ее как свою собственную. Для этого даже не обязательно пересекаться с ним взглядом. — Ты хочешь поймать отца в эту технику? — Да. И я хотел спросить твоего разрешения. — Моего разрешения? Шисуи посмотрел ему в глаза. — Это ведь твой отец. Единственное, что меня останавливает. — Не беспокойся об этом, — быстро ответил Итачи. Предотвратить мятеж — вот, что важнее всего. А отец… С ним он никогда не был достаточно близок. Саске должно быть ревновал отца к нему, со стороны ведь казалось, что старшему сыну Фугаку уделяет куда больше внимания. Но все это только с виду. Итачи заботил отца лишь как средство, инструмент. Связующее звено между Учиха и деревней. — Шисуи. Как ты пробудил Мангеке? Друг опустил глаза. Он ждал этого вопроса. — Это не то, что приятно вспоминать, знаешь. Ты ведь в курсе, как пробуждается обычный шаринган? Итачи знал. Сильная душевная боль, вызванная, к примеру, гибелью близкого человека. Но тогда… какой должна быть боль, пробуждающая Мангеке? — Я убил своего лучшего друга. Слова Шисуи растворились в шуме водопада, не зацепившись в сознании, будто в них не было никакого смысла. О чем это он? Но Шисуи говорил совершенно серьезно. — Это случилось незадолго до того, как мы с тобой познакомились. Еще в академии я встретил парнишку. После выпуска мы попали в одну команду, сражались вместе, плечом к плечу. Он был тем, кого я действительно мог назвать другом, — Шисуи запнулся. — Но знаешь, и года не прошло… Что-то холодное и скользкое свернулось кольцом в груди. Итачи понял, что не хочет слушать продолжение, но собственное любопытство не позволило ему помешать рассказу Шисуи. — В то время миссии были куда жестче, чем сейчас. Мы были на задании с еще несколькими командами и очутились в другой стране. Нам крупно не повезло. Мы столкнулись с врагами, их было куда больше, чем мы могли бы одолеть. Это была верная смерть, но, к счастью, несколько наших товарищей, с которыми мы до этого разделились, отыскали нас. Они спасли меня, но мой друг не успел добежать. Если бы я только дотянулся до него — он бы выжил. Несколько мгновений — лишь вопрос удачи. Шисуи напрасно винил себя. — Ты не виноват… — начал Итачи. — Нет, — жестко перебил Шисуи. — Я завидовал ему. Он был более талантлив, чем я, всегда выбивался вперед, и… В тот раз я мог спасти его, если бы нормально протянул ему руку. Но я намеренно не стал. Я убил его. Итачи вдруг понял, что никогда по-настоящему не знал этого человека с усталым лицом, который сидел сейчас рядом с ним, обхватив руками колени, и печально глядел на водопад. Он был ошарашен признанием Шисуи. Итачи даже не подозревал, что в сердце друга дремлет подобная тьма. Но Шисуи заговорил снова: — Несколько месяцев я не мог прийти в себя. Осознание того, что я убил своего друга, почти полностью уничтожило меня. А потом я встретил тебя. Я каждый день наблюдал, как ты тренируешься: такой маленький и целеустремленный. И однажды я заговорил с тобой, сам не знаю, кто потянул меня за язык. Ты вернул меня к жизни, Итачи. Проводя с тобой время, я собирал себя по кусочкам. И я правда тебе благодарен. «Это я благодарен», — подумал Итачи. — Эта сила… Она не стоит того, знаешь. Я вижу, как ты смотришь на меня с той миссии с Мукаем. Ты немного завидуешь, правда? — Я… — Итачи растерялся. Шисуи был прав. Он действительно мечтал о подобной силе. — Я просто слаб. Я осознаю свою бесполезность… — Она тебе не нужна, — перебил Шисуи. — Ты достигнешь вершины и без нее. Ты даже не представляешь, каково это. Поверь мне, Итачи, тебе не нужен Мангеке. — Я понял, — глухо выдавил Итачи. Шисуи слабо улыбнулся. В сумерках его лицо казалось еще более усталым. — Не ходи завтра на собрание. — Что? Но отец… — Придумай что-то. Скажи, что ты на миссии. Тебе нельзя появляться завтра в храме. Когда твой отец объявит, что восстания не будет — начнется нечто страшное, и если ты будешь рядом — радикалы… Я боюсь, они нападут на тебя. Они наверняка посчитают, что ты в этом замешан. — Если они нападут — я буду сражаться. — Пойми меня правильно, Итачи. У них нет и шанса против тебя, но такая серьезная потасовка перечеркнет весь смысл собрания. — Значит, ты подчинишь моего отца и задашь Учиха новое направление? — Именно. — Я могу чем-то помочь? — Просто не приходи на собрание. Жди меня здесь. Шисуи поднялся, крепко сжал его плечи и заглянул в глаза: — Это обязательно сработает, слышишь? Мы дадим шанс тем, кто против восстания, сманим их на свою сторону, и у клана появится шанс. — Прости меня. В такой ответственный момент я бесполезен. Пальцы друга сжались сильнее. — Не думай об этом. Наша настоящая битва завтра только начинается.****
«Что?! Ты хоть представляешь, что значит завтрашний день?» Сарада подскочила в постели. От яростного вопля дедушки чуть ли стены не гудели. «Что еще за миссия?!» В коридоре послышался тихий шорох. Это проснулся папа. Сарада чувствовала его присутствие: Саске тихонько прокрался к комнате отца, где совещались старшие. Дедушка перестал кричать, тихих голосов было уже не разобрать. Сарада накрылась одеялом под самую шею и смотрела в потолок. Из углов пустой комнаты на нее давило одиночество. Она вздохнула. Снова ругаются.****
И вновь в который раз душный сумрачный зал и люди, которые обсуждают запретное. Сарада уже давно не радовалась присутствию на собраниях. Ее патологическая правильность зудела каждый раз, когда Учиха начинали обсуждать восстание. Она чувствовала себя преступницей. Ей каждый раз хотелось крикнуть: «Остановитесь!». Ведь так же нельзя… В пределах Конохи обсуждать грядущее убийство ключевых шиноби внутренней защиты Листа, похищение Хокаге, захваты складов… Это предательство. Она не может смотреть в глаза деревенским: Шинко, Наруто и даже торговкам на рынке. Потому что по ночам, когда мирные жители Скрытого Листа ложатся спать — она идет на собрание и слушает, как Учиха обсуждают бунт. Она знает, что готовится революция. Знает, смотрит в глаза Наруто и молчит. Это предательство деревни. Но если кому рассказать — это будет предательством клана. Безвыходная ситуация. Почему нельзя жить в мире? Почему нельзя делать все правильно?! Ей хотелось встать и отчитать весь клан, как она ругала Нанадайме и Саске, но все эти люди были не детьми, а взрослыми, и ее слово ничего не значило. Итачи и Шисуи пытаются остановить это безумие, но вот он тот день, когда наконец объявят окончательную дату восстания, и пути назад уже не будет. Вошел дедушка, а с ним и бабушка. Она никогда раньше не ходила на собрания, а сегодня почему-то пришла. Только дяди все не было. Скорее всего, поэтому и без того мрачный дедушка был особенно хмур. Миссия… Вот почему они кричали прошлой ночью. Дедушка настаивал, что дядя должен идти на собрание. Свечи по углам зала уже горели. Дедушка прошел на свое привычное место и сел на колени. Собрание вот-вот должно было начаться. Дверь позади отворилась, и в храм вместе со свежим сквозняком тихонько проскользнул опоздавший Шисуи. Он не стал пропихиваться вперед на свое место, а опустился на татами рядом с Сарадой — на последний свободный клочок пола. Сегодня на собрании был просто аншлаг. — Привет, — быстро шепнул Шисуи, слегка наклонившись к ней. Сарада кивнула. Они сидели почти вплотную, касаясь локтями, настолько тесно было в зале для собраний. На душе вдруг стало спокойнее, как в те минуты, когда рядом был взрослый Нанадайме. Сарада смотрела на Шисуи и своего дядю и постепенно осознавала, что у каждого времени есть свои герои. Те, за кем в трудную минуту пойдут другие; те, на кого можно положиться и кому хочется доверять. В ее современности — это был Нанадайме. А здесь, в прошлом — Итачи и Шисуи. Но на Седьмого все-таки больше походил Шисуи — веселый и в то же время серьезный; в нем было много света, который он не пытался скрывать. Мерный гомон понемногу стих под тяжелым взглядом главы. Дедушка откашлялся и поднялся. Ну все. Началось. — Приветствую вас, мои братья… и сестры. В этот раз было непривычно много женщин, матерей, которые оставили службу и посвятили себя семье, но право допуска на собрания сохранили. — Сегодня решающий день для клана Учиха. Зал одобрительно загудел. — У вас было время все обдумать, взвесить и принять решение, как нам действовать дальше. Вновь одобрительные возгласы. Сарада невольно обратила внимание, как крепко стиснул Шисуи кулаки. Он был очень напряжен. — И у меня оно тоже было, — продолжал дедушка. — Я — глава Военной Полиции и лидер Учиха, отвечаю за благополучие клана, за его славу и безопасность. Всех нас издавна тревожило отношение Листа. Нас отстранили от дел, отбросили на край деревни, мы живем в изоляции, и Коноха нам не доверяет. Вы справедливо возмущены, и я возмущен не менее. Именно поэтому мы собрались совершить государственный переворот — чтобы наконец положить конец притеснению Учиха и напомнить Листу о том, насколько велик наш клан! Собрание неистово взревело. — Однако… Поразмыслив как следует, я пришел к тому, что этот путь — ложный. Учиха замолчали в недоумении. В храме воцарилась тишина. Стало слышно шумное дыхание ближайших людей, которые, как и сама Сарада, задыхались от жары. — Что вы имеете в виду, тайчо? — настороженно уточнил Яширо. — Сейчас объясню, Яширо. В душном воздухе повисла тяжесть. — Гражданская война может обернуться не в нашу пользу. Мы сильны, но если выступим против целой деревни, то можем потерять многих своих, и когда мы наконец получим контроль над Листом — деревня окажется неспособна противостоять внешним угрозам. Коноха падет. А с ней падут и Учиха. Сердце Сарады радостно забилось: дедушка впервые говорил то, что ей так давно хотелось услышать. Но как? Неужели дяде прошлым вечером удалось убедить его? Невероятно… — Капитан… — Я все взвесил и решил для себя. Как глава Учиха — я не могу допустить уничтожения клана. Я выступаю против переворота. Вот мое слово. Друзья, кто полагает так же? Поднимите руки. Зал остался неподвижен. — Ничего не бойтесь. В этом и смысл собраний — чтобы каждый Учиха мог озвучить свое мнение и к нему прислушались. Вы ничем не рискуете. Я лично отвечаю за безопасность любого из вас. Из толпы неуверенно потянулась рука. За ней еще одна. И еще. И еще. Сарада хотела тоже проголосовать, но ладонь Шисуи вдруг накрыла ее руки. Такая широкая и теплая ладонь. Он запретил ей, непонятно почему, но Сарада поняла намек и не стала поднимать руку. Вот только Шисуи не торопился убирать ладонь, словно опасался, что «шпионка» ослушается. — Капитан, — сцепив зубы, процедил Яширо. — Что все это значит? — Я сказал то, что думаю, — ледяным тоном ответил Фугаку. — Я понимаю ваше негодование, но вы вспыльчивы. Многие из вас еще молоды. Ваша страсть и жажда справедливости вызывает уважение, но я не могу позволить вам рискнуть всем: жизнями наших собратьев, будущим наших детей. Мой сын служит в Анбу. Да, я хотел, чтобы он стал глазами и ушами Учиха. Но в Анбу его неожиданно хорошо приняли. Если он закрепится в сердце деревни, он сможет понемногу подтянуть других наших, и мы вырвемся из изоляции. — Ваш сын… Вы очень много говорите о своем сыне, капитан. Вот только за все полгода от него не было никакого толку. Он не сказал нам ничего нового. А сейчас… При всем уважении, тайчо, такое чувство, что он «вправил вам мозги». Вы начали говорить как Итачи, — с ненавистью выплюнул Яширо. Стало очень тихо. Учиха с трепетом ожидали развязки. Уже никто не голосовал, и Шисуи отпустил руки Сарады, но она неожиданно для себя ухватилась за его ладонь. Подозрения подозрениями, но к тому разговору они больше ни разу не возвращались, и Сарада незаметно для себя привязалась к дядиному другу. Ей было страшно. Она не видела лица Шисуи и боялась поднимать на него взгляд. Но пальцы Шисуи крепко сжали в ответ ее руки. Он понимал, что она ищет поддержки. — Ты-ы, — протянул Фугаку и внезапно заорал: — Что ты ляпаешь своим языком? Ты полагаешь, что у меня нет своей головы на плечах?! Сарада испуганно вжала голову в плечи. Она и без того опасалась дедушку, но в гневе он был особенно страшен. — Вы говорите, что хотите защитить наш клан, — вмешался Инаби. — Но своей слабостью вы лишь потворствуете его разложению. Если не показать деревне зубы — Учиха выродятся в бессильных ублюдков. Таких, как… Он запнулся. — Таких, как кто? — участливо уточнил Фугаку. — Вы хотели сказать, «таких, как мой сын»? Или, может, таких как я? Инаби молчал. Судя по всему, именно это он и хотел сказать, но вовремя спохватился. — Во всех ключевых этапах нашего плана задействованы Итачи и Учиха Шисуи. И я. Вами там и не пахнет. Поэтому прежде чем бросаться словами, Инаби, посмотрите на себя. И подумайте, кого вы смеете называть слабым. Инаби так и не ответил. Зато снова заговорил Яширо: — Кстати о вашем сыне. Учиха Итачи есть в зале? Храм ответил ему тишиной. — Учиха… Итачи! Рев Яширо эхом откликнулся из углов зала. Мужчина поднялся и обернулся, ища глазами Итачи. — Где этот щенок? — Вы говорите о моем сыне! — с нажимом произнес Фугаку. — Хватит поучать нас, капитан, и кичиться своим сыном, — вмешался Текка. — Да, мальчик талантлив. Но он явно на стороне деревни. А сейчас… — Текка! — … такое чувство, что он сманил и вас. — Вы что себе позволяете? У вас совсем мозги поплавились! — гневно воскликнул Фугаку, сверкнув активированным шаринганом. Сараду била дрожь. Ей казалось, что офицеры полиции в любой момент могут накинуться на дедушку и начнется драка. Но Шисуи рядом был уверен и сосредоточен. Она крепче сжала его ладонь. Все будет хорошо. Правда, все будет нормально.