26
«Да, говорить за немых — это прекрасно, но как тяжело говорить перед глухими!»
© Виктор Гюго
Фугаку сидел у себя в комнате, скрестив ноги и закрыв глаза. Сегодня его старшему сыну исполнялось двенадцать лет. Этот день давно перестал быть праздником у них в семье. Еще лет шесть или семь назад они с Микото обратили внимание, что Итачи относится равнодушно к пиру и поздравлениям, и со временем все это прекратилось. Для Учихи Итачи собственный день рождения ничего не значил. Мальчик слишком рано повзрослел. В коридоре послышались шаги, и бумажная дверь отъехала в сторону. — Ты звал меня, отец? — холодно спросил Итачи. — Да. Присядь. Фугаку открыл глаза и следил, как его старший сын проходит в комнату и садится напротив него. Он изменился за последний год. Прошлым летом Итачи был наивным мальчуганом с твердым взглядом, полным веры. Фугаку никогда даже не задумывался, а веры во что? Он понятия не имел, что происходило в душе его сына: ни раньше, ни сейчас. Однако теперь перед ним сидел уже не мальчишка. Итачи вытянулся, его взгляд погас, и вместо юношеского запала в нем появилась тяжесть. Ледяной взгляд старика, никак не двенадцатилетнего мальчика. И эти линии под глазами, они тоже стали больше. Как же дети быстро растут… — У меня дела в городе, — низким голосом произнес сын. — Так что давай покороче. — Сегодня твой день рождения, — Фугаку попытался улыбнуться. — Поздравляю тебя. Двенадцать лет… В последний раз он улыбался очень давно. Это было не в его характере. Он посмотрел на своего бесстрастного сына и понял, что не помнит, когда видел улыбку на лице Итачи — этот мальчишка тоже никогда не улыбался. Странное удовлетворение пробудилось в душе Фугаку. Мы похожи. Я и мой сын. Но это ощущение было иным, нежели чувство родителя к ребенку, унаследовавшего от него какую-то особую черту. Нет, Фугаку радовался не тому, что Итачи похож на него, а тому, что он похож на Итачи. Его сын был гениален. Первый Учиха в Анбу… Учиха Итачи был великолепным ниндзя, и Фугаку подозревал, что сын относится к понятию шиноби куда более строго и ответственно, чем он сам. Как родитель, он должен был гордиться, но вместо этого — люто завидовал. А завидуя, стал относиться к Итачи более грубо. Реакция не заставила себя ждать. Между ним и сыном разрасталась глубокая пропасть непонимания и даже вражды. Фугаку знал, что это неправильно. Ему было противно от самого себя, но чувство уязвленной мужской гордости было сильнее отцовского инстинкта, и пересилить его оказалось практически невозможно. Фугаку слишком поздно понял, что все это время пытался сказать ему сын. Он никогда по-настоящему не прислушивался, не вникал. Слова Итачи казались ему идеалистическим юношеским бредом, и он затыкал сыну рот словами: «Ты устал от миссий. Это пройдет» или «Извинись, Итачи». И только накануне решающего собрания, на котором все должны были наконец определиться с датой восстания, Фугаку вдруг понял. Они с Микото шли по дороге к храму, и Фугаку в своих размышлениях о важности грядущих событий неожиданно пришел к выводу, что все это время ошибался. Обрывки их разговоров с Итачи; его сын, который, сверкая шаринганом, пытался докричаться до глухих соклановцев на каждом собрании… Все вдруг выстроилось логической лесенкой. И, пройдя по этой лесенке, на последней ступеньке Фугаку не почувствовал под собой опоры. Он провалился с головой во внезапное просветление: он ведет клан к гибели. Нельзя допустить восстания. Как жаль, что он понял это слишком поздно. Осаждая Яширо и других своих подчиненных, которые орали о том, что им позарез необходим государственный переворот, Фугаку впервые ощутил то же, что, должно быть, все это время чувствовал его первенец. Беспомощную ярость. Сколько бы он ни говорил — его не слышали. Что бы он ни говорил — его не слушали. Учиха отложили идею восстания до лучших времен из-за давления признанного авторитета, но ненадолго. Совещаясь и собираясь по темным углам, соклановцы сговорились и… просто отстранили его. И он ничего — ничего не смог сделать. И уже не сможет. Потому что никто его не станет слушать. — Как твоя служба в Анбу? — спросил Фугаку, все еще натужно улыбаясь. — Все стабильно. Итачи говорил с ним как с одним из соклановцев, бывшим лидером, который сделал из него шпиона, не как с отцом. — Итачи, я твой отец. А ты мой сын, — при этих словах в сердце кольнуло неприятное чувство: он снова сравнивал себя с Итачи. — Никого другого в этой комнате нет. Ни Яширо, ни Инаби. Никого. — Правда, с тех пор, как я вступил в Анбу — ничего не изменилось. — Тебе не дают сложных заданий? — Было немного, — пробормотал Итачи, опустив лицо, и вдруг взглянул прямо в глаза Фугаку. — Но я теперь Анбу. Я не могу проявлять слабость. Слова слетели с губ раньше, чем Фугаку успел остановить их. — Как и ожидалось от моего сына. Его любимая фраза, которой он всегда хвалил Итачи. На самом деле, он хвалил ею себя. Подчеркивая родство со своим сыном, Фугаку словно относил и себя самого к той же категории великих людей. — Итачи… Люди в клане думают по-разному. Сын удивленно взглянул на него. — Тебе необязательно принимать их мнение. Я всегда надеялся, что ты проникнешься стремлениями клана и будешь со всеми. Но… Я ошибался. Я признаю, ты был прав. Фугаку снова слабо улыбнулся. — Наверное, я не тот отец, которым стоит гордиться. Я не поддержал тебя, не дал тебе шанса. И вот, теперь я никто, меня даже сместили с поста главы. — Отец… — растерянно пробормотал Итачи. — Но для тебя еще не все потеряно. Ты еще можешь остановить Учиха и направить их по верному пути. В мире не так много людей, которые сами принимают решения и следуют им до конца. Большинство предпочитает доверить право выбора другому и снять с себя ответственность. Ты не должен так поступать. Иди по жизни своим путем. Сам принимай решения. Глаза щипало. Фугаку всеми силами пытался подавить нахлынувшие эмоции, чтобы сын не заметил их. — Я понял, — Итачи поднял голову и посмотрел ему в глаза. — Я не позволю никому принимать за меня решения. В его взгляде снова пробудилось то, что Фугаку видел когда-то давно, когда его мальчик был еще мальчиком, а не ребенком со взглядом старика. А может, оно никуда и не девалось? Может, Итачи просто научился мастерски скрывать свои чувства? — Вот это мой сын! Фугаку не почувствовал боли, произнося привычную фразу. Потому что впервые за долгое время она прозвучала искренне и правильно.****
— Создаем новую команду. Миссий много, Анбу не справляются. А для новой команды нужен новый лидер, и на эту должность утвердили твою кандидатуру, — бесстрастно вещал Данзо. За его плечом все так же светлым пятном нависала белая тигриная маска — Сугару. — Я дам для этой команды своих людей из Корня. Хирузен не возражает. — Значит, я буду принадлежать к Корню? — Нет. Но ты и не будешь напрямую подчиняться Хокаге. Давай просто предположим, что это отдельная команда, которая не имеет отношения ни к одной из организаций: ни к Анбу, ни к Корню. — Я не совсем понимаю, — произнес Итачи. Данзо едва уловимо улыбнулся. — Мы приняли решение создать новую команду, чтобы дать тебе полную свободу действий. Никаких новобранцев, лица все те же. Думаю, я смогу дать тебе несколько людей. Так же, как Учиха Шисуи работал на Хирузена — теперь ты будешь работать на меня. Итачи молчал. — Ты ведь уже понял, верно? — Заткнись, — резко выдохнул Итачи, игнорируя все правила приличия. — Как можно защитить мир в деревне… — Я сказал тебе заткнуться, — процедил Итачи. Но Данзо продолжал, будто не слышал его грубых слов: — …и кто сделает это… то, что необходимо сделать. — А может, мне лучше убить тебя? — Итачи склонил голову, с интересом глядя на забинтованную голову Данзо. Ожил шаринган. Итачи не мог сдержать свое негодование, и чакра активировала додзюцу самостоятельно. — Хм. Можно и так, — совершенно спокойно ответил лидер Корня. — Но, убив члена Совета, ты станешь изгнанником и уже не сможешь помочь ни деревне, ни своим близким. Согласись, не очень-то удобно беречь покой в Конохе, не заходя в Коноху? Но если ты хочешь избрать этот глупый путь, то вперед. Убей меня. Итачи не шевельнулся. Все это была игра. Данзо явно не собирался умирать. Пусть в его кабинете были только они и Сугару, но члены Корня Анбу скрывались отовсюду. Снять всех в одиночку, не зная их укрытий, было невозможно. Даже если бы он убил Данзо, уйти из подземелий Корня живым Итачи бы не удалось. — Если собираешься убить, то лучше поторопись. С каждой секундой шансы успешно прикончить меня стремительно сокращаются. У тебя нет времени на вопросы и размышления. Если ниндзя решил — ниндзя действует. Итачи молчал и все еще оставался неподвижен. Убийство Данзо ничего не решало. Этот человек контролировал Тьму, что скапливалась в Конохе, и не давал ей затопить деревню и нарушить ее благополучие. И он был прав. Черт… — Я могу считать твое молчание положительным ответом? Глупо погибнуть в подземельях Корня в попытке убить Данзо… Это противоречило амбициям Итачи. У него было слишком много грандиозных планов, чтобы позволить себе такое безрассудство. — Раз так, значит, вернемся к тому, на чем мы закончили? — Я ухожу. Итачи повернулся спиной и направился к двери. — Не хочешь дальше слушать. Похоже, ты тоже видишь, что это единственный путь. Не так ли? Игнорируя слова Данзо, он продолжал шагать к выходу. — Это должен сделать кто-то из клана. Невменяемый юный гений. Только если все поверят в это, в Коноху придет мир. Дрожащей рукой Итачи схватился за дверную ручку и через плечо взглянул на него. От горящего шарингана вся комната казалась багровой. — Ты единственный, кто подходит для этой роли, — добавил Данзо. Итачи захлопнул за собой дверь, будто бы окончательно отклоняя предложение.****
Путь домой от ворот кланового квартала и до порога с недавних пор стал для Сарады испытанием. Очень не хотелось ни с кем встречаться. Она помнила, как ее отловила компания Мичи со стервозной Нэконэ, а ведь это было еще до того, как дедушку сместили с поста главы, и по-хорошему тогда ей еще ничего не угрожало. Угрожало ли сейчас? Как знать. Рядом ковылял хмурый Саске: все еще не мог смириться, что его, такого взрослого, забирает из академии девчонка. Сарада старалась прошмыгнуть мимо встречных соклановцев и не смотреть им в глаза, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание. Осталось совсем немного. Завернуть за угол — и знакомая улица, дедушкин дом. Пряча взгляд, она не сразу заметила, что дорогу ей перегородили двое полицейских. — О, гляди-ка, выводок Фугаку, — глумливо сказал один из них. Сарада покосилась на Саске — тот нахмурился еще сильнее. Папа уже знал, что дедушка больше не глава Учиха, но в подробности его, разумеется, не посвящали. — Та самая девчонка. — Точно, я уже и забыл про нее. Это ведь тебе бывший лидер дал допуск на собрания до получения звания генина? А как говорил тогда… «Не буду ждать подачки». Старый идиот. Он с отвращением сплюнул на мостовую. Сарада панически следила за сменой эмоцией на лице Саске. Оскорблять отца на глазах у шестилетнего сына — так низко… Ей вспомнились слова Шисуи: что она лицо своей семьи, что вступать в драки категорически нельзя. Но это была не компания Мичи, а взрослые люди, и что, если они могли свободно использовать шаринган? В таком случае, ей с ними не справиться. Один из парней с закатанными гармошкой рукавами кофты потянулся к Сараде. Знакомый жест… Когда-то к ней так же потянулся отец, не признавший в ней дочь. Но сейчас это был не папа. Чужие пальцы грубо схватили ее за подбородок и развернули к себе вначале одной щекой, а затем другой. Парень пристально изучал ее лицо. Шисуи-сан… Почему нельзя? Дедушка больше не глава клана. Может, можно? Мне все равно, пусть у них и есть шаринган. Я лучше вступлю с ними в бой и проиграю, чем буду терпеть это унижение, шаннаро! Парень, державший Сараду за подбородок, с воплем отдернул руку. Из голой руки, чуть пониже локтя, торчал кунай, загнанный в плоть до середины клинка. По бледной коже стекала кровь. Кто это сделал? Она резко обернулась на Саске. Тот смотрел на двух незнакомцев взглядом дикого волчонка. Папа?! — Ах ты, щенок! Внезапный мощный удар второго патрульного Полиции откинул Саске к стене. Он стукнулся головой и осел на землю. Сознание не потерял, но сам подняться не смог. В душе Сарады закипала ярость. Раненый незнакомец с закатанными рукавами кофты, скривив лицо, вытащил из руки окровавленный кунай и зажал в левом кулаке, словно готовясь к битве. Прямо перед Сарадой вдруг возникла чья-то спина. — Хватит, — знакомый голос, только почему-то хриплый. — Пускай идут. Не трогайте их. Не может быть. Сарада широко распахнула глаза от удивления. — Ты? — поразился раненый. — А ты здесь чего? Спина не отступила. Тонкие черные волосы, прикрывающие затылок… — Черт, Мичи! — раздраженно воскликнул офицер. — Ты же племянник Яширо, какого дьявола ты защищаешь этих ублюдков! Мичи не шелохнулся. «Нанадайме, неужели ты оказался прав? — потрясенно сознавала Сарада. — Я ему действительно нравлюсь? Иначе с чего бы он…» — Уйди с дороги! — Нет. В глазах мужчины вспыхнул красным шаринган. Мичи вздрогнул, но не отступил. Раненый же церемониться не стал. Одним сильным движением он отшвырнул Мичи, и тот, не удержав равновесие, свалился на мостовую. — Что здесь происходит, — прозвучал холодный низкий голос. И время будто остановилось. Мичи замер, не пытаясь подняться на ноги. Лицом к Сараде застыли парни. Раненный с закатанными рукавами злорадно осклабился и обернулся. — Какие люди! Второй последовал его примеру. — Учиха Итачи. Дядя. Они знали, что он поблизости. Мичи оперся на руку, но подниматься не спешил. Затаив дыхание, он наблюдал, что будет дальше. Сарада, воспользовавшись моментом, бросилась к папе. Саске, блуждая рассеянным взглядом по улице, держался рукой за голову. Для ребенка удар взрослого мужчины был слишком силен. Саске настолько оглушило, что он даже не пытался вырваться и позволил Сараде помочь ему подняться на ноги. Учиха Итачи стоял чуть поодаль, на углу улицы. Уже не мальчишка — парень, худой и немного измученный недосыпом и вечными миссиями. Но взгляд его в эту минуту был страшен. — Что. Здесь. Происходит, — повторил ледяным тоном Итачи. Сараде стало страшно. Ничего хорошего этот тон не предвещал. А ведь Шисуи сказал им не нарываться. Неужели только ей, не Итачи? — Теперь выводок в полном сборе, — из-за угла улицы выступил еще один человек. У всех троих: и у раненого с закатанными рукавами, и у его спутника, и у новоприбывшего — на одежде были символы Военной Полиции. Патрульные, которые устраивают беспредел. Теперь я понимаю, почему Шисуи-сан с таким презрением отзывался о Полиции. — Какого черта вам нужно от моего брата… и от моей сестры? — ровный голос Итачи напоминал натянутую струну. — Ты быстро сроднился с девкой из деревни, Учиха Итачи. Они разговаривали с ним как с равным. Взрослые парни, лет так двадцати, и уверенный двенадцатилетний мальчик. Мичи поднялся и тихонько отошел в сторонку, будто все происходящее его не касалось. Дядя неспешно подошел к Сараде и Саске и внимательно взглянул на младшего брата. — Саске, ты как? Тот все еще не пришел в себя как следует. Он шатался, придерживаясь за руку Сарады, и бессмысленно глазел на Итачи. В глазах дяди сверкнул шаринган. — Как вы посмели тронуть моего брата? — Д… Итачи-сан, не надо, — попробовала остановить его Сарада. Она знала, если дело касается Саске, то Итачи сдерживаться не станет. Но парни-полицейские тоже прекрасно знали это. Они намеренно раздраконивали старшего сына свергнутого лидера. Кто знает зачем? И правда, приставать к ней, так сильно бить шестилетнего ребенка — это неправильно, не по-мужски. Подонков нужно наказывать, и чувство справедливости Сарады вопило: «Давай, дядя! Врежь им, шаннаро!» Однако она знала, что Шисуи прав. На кону было не просто сотрясение мозга ее родителя — на кону была вся деревня и весь клан Учиха. Нельзя было идти на поводу у провокаторов, чтобы сохранить мир, стоило смолчать… Раненый демонстративно вскинул окровавленную руку. — За дело получил. Видишь, что эта сопля сделала мне с рукой? — Это ты получил за дело. Нечего было касаться нашей сестры. Дядя называл ее сестрой: своей и Саске. Непривычно было слышать это и понимать, что для всех окружающих она действительно не племянница, не дочь, а именно сестра Итачи и Саске. — Питомец деревни, — подошел поближе третий и сплюнул на мостовую. Сарада чувствовала, что еще немного, и она сойдет с ума. От плевков, которые щекотали ее педантизм. От несправедливости и того, что взрослые парни, мужчины, патрульные Военной Полиции позволяют себе хватать беззащитных девочек за лицо и бить шестилетних первоклассников. От того, что и ответить на эту несправедливость ничем нельзя было, чтобы не провоцировать конфликт и гражданскую войну… Она влипла, застряла и не могла двинуться ни в одну сторону. Но дядя чувствовал себя иначе. — Что ты сказал? — уточнил он тихо. — Я сказал, что ты — предатель, — повторил третий. — Вся ваша семейка — вы предали клан. Твой ничтожный родитель, ты и эти… Он хотел что-то сказать про Сараду и Саске, но не успел. Движения Итачи были молниеносны. Три быстрых хлестких удара, и патрульные растянулись на земле. Итачи бил в ключевые точки, страшно больно и страшно эффективно. Дядя, сгорбившись, опустил лицо, скрытое прядями волос. Его расслабленные руки свободно висели вдоль корпуса. — Вы полагаете, что мое терпение безгранично, но это не так. Раненый с закатанными рукавами попытался встать, но Итачи резким ударом локтя возвратил его в прежнее положение. — Ты предал… клан… — запинаясь выдавил один из патрульных. — Клан… клан… — бормотал Итачи как в бреду. — Клан вас ограничивает. Вы подчиняетесь ему, мыслите одним мозгом на всех. У вас нет своей головы на плечах — ни у кого. Вы не видите ничего, что происходит за пределами слова «клан». Ненавидите — и сами не можете понять, что именно. Иногда мне кажется, что вам и не нужно причин, чтобы ненавидеть. — Прекрати, Итачи! На повороте стоял Яширо со своей свитой. Перепуганный Мичи побыстрее скользнул к нему и спрятался позади. Учиха Яширо — это его собрание назначило новым главой клана Учиха и Военной Полиции Листа. Подчиненный дедушки, лидер радикалов — несложно было догадаться, каким путем двинется клан под его командованием. — Да он совсем страх потерял, — выпалил длинноволосый Инаби. Он стоял по правую руку от нового лидера. Текка слева молча кивнул. Корчащиеся от боли патрульные расползались и пытались подняться на четвереньки. Какие же они жалкие. В тот миг, когда ее дядя уложил троих взрослых мужчин с шаринганом, душа Сарады, позабыв все наставления Шисуи, ликовала. Но появление Яширо погасило ее радость. Сердце ушло в пятки. Новый лидер… Дядя… Сарада теперь гадала, насколько глубоко была спланирована провокация. Что, если сам Яширо и заварил эту кашу, чтобы эффектно появиться в момент избиения Итачи и указать старшему сыну Фугаку его место? Но что-то пошло не так. Если дело затрагивало дядю — что-то всегда шло не так. Учиха Итачи одним своим присутствием менял течение реальности и направлял в какое-то новое русло. В свое русло. Он поступал так, как считал нужным. Откуда только бралась его непоколебимая уверенность в своих решениях? — Ты открыто признаешь, что предал нас? — настороженно спросил Яширо. Дядя в ответ вдруг выхватил кунай и запустил в стену. Клинок вошел в штукатурку прямо на месте герба Учиха, рисунок веера пошел трещинами. — Я потерял веру в этот жалкий клан. — Капитан, — сказал Инаби. — Он напал на полицейских при исполнении и открыто признался в предательстве. Выпишите ордер на его арест. — Не могу. Анбу подчиняется лично Хокаге. Без специального приказа мы ничего ему не сделаем, — процедил Яширо и перевел недобрый взгляд на Сараду и ее малолетнего отца. — А вот… Но Итачи не дал ему закончить. — Сарада, Саске, — сказал он. — Идем домой.