32
«Разве бог имеет право на какое-либо чувство, кроме жалости?»
© Стругацкие
Шисуи вышел из резиденции Хокаге и бесцельно блуждал по улицам. Прохожие все также пялились на него, и теперь стало понятно почему. Вся Коноха знала о том, что клана Учиха больше нет, и вдруг на улице появляется черноволосый парень с гербом Учиха на рукаве. Только Хокаге и некоторые шиноби были в курсе, что Шисуи на миссии, и ожидали его возвращения. Но откуда было знать гражданским? Естественно, они удивились. Чувствовать на себе любопытные взгляды было слишком неприятно, и Шисуи поспешил убраться с людных улиц в заросли деревьев. Он все еще пребывал в глубоком шоке. «Учиха Итачи уничтожил клан, — вспомнил он слова Хирузена. — Может, ты и не соврал, но Итачи… Что вы с ним сделали, если он пошел на такое?» Ситуация прояснилась, но не до конца. Шисуи знал Итачи лучше, чем кто бы то ни было. Они понимали друг друга с полуслова, буквально читали мысли друг друга. Этот упорный мальчишка всегда мечтал о мире. Как человек, подобный ему, мог сотворить такое с собственным кланом? Что-то было нечисто во всей этой истории. Или Хокаге что-то скрыл, или изменился сам Итачи. Ноги несли Шисуи к привычному обрыву. Занесен в Книгу Бинго как ниндзя-отступник S-ранга. У него бесподобный потенциал, но… он бы не справился с целым кланом в одиночку. Его бы остановили. Неужели в такой короткий срок он стал настолько силен? Он вышел из зарослей и застыл. На камне сидела фигура в черном плаще с красными облаками. Никто не знал об этом месте, кроме него и Итачи, и Шисуи сразу понял, кто поджидает его у обрыва. Он медленно приблизился к камню, будто боялся, что Итачи, заслышав шаги, испарится. Тощий черный хвост, спадающие на щеки пряди волос. Погасший взгляд, усталое лицо с тенями под глазами, и неизменные линии, рассекающие щеки от переносицы — они стали еще больше. — Ты правда сделал это? Скажи, что нет. Скажи, тебя заставили, угрожали Саске, пытали. Скажи, пожалуйста. — Да. Продолжения не последовало. Шисуи задохнулся. — Кто надоумил тебя? — спросил он жестко. — Никто. — Как ты пришел к этому? — Ты много пропустил, Шисуи. Спокойный холодный голос, низкий, взрослый. — Как только ты ушел на миссию — они сместили отца. Главой избрали Яширо. Шисуи покачал головой. К горлу подступал ком. «Лучший» из вариантов. То, чего я так боялся. — Учиха совсем обезумели. Они угрожали Саске и Сараде, напали прямо на улице в шаге от дома. Я долго думал, отговаривал их. Посылал к тебе ворона, еще тогда, но ты не вернулся. Горло стиснуло спазмом. — Я не получал ворона, — с трудом выдавил Шисуи. Итачи помолчал и продолжил: — В один прекрасный день я просто задался вопросом: ради чего я стараюсь? Они были отвратительны и… ничтожны. — Итачи, — тон Шисуи не предвещал ничего хорошего. — Ты понимаешь, что ты говоришь? Яширо, Инаби, Текка, другие… Я еще могу понять, но ты убил всех! Своих родителей, мою мать. Эту девочку, Изуми… Идиот, она ведь любила тебя! Ты был настолько слеп, что даже не замечал этого. — Замолчи, — процедил Итачи. Он прикрыл глаза, и в свете заходящего солнца на его щеки легли длинные тени от густых ресниц. Ему все-таки больно. — Все считают, что я сошел с ума. Только в эту легенду могла поверить Коноха. Если бы выжили другие Учиха, мои родители, твоя… твоя мать… Лицо Шисуи исказила гримаса боли. — …стало бы сразу понятно, что это дело рук правительства. А сейчас в Лист пришел покой. — «Все считают…» Итачи, ты правда полагаешь, что заставил глупых жителей поверить в легенду? Тебе не приходила в голову мысль, что это уже не легенда, а истина? Ты не думал, что ты действительно чудовище? Итачи резко взглянул на него. — Если бы я не сделал этого, жертв было бы гораздо больше. Ты всегда был слишком добр… Шисуи. Но других вариантов не было. Прости, я не смог защитить и Учиха, и Лист. Мне пришлось выбирать. — Так не бывает, Итачи. Всегда есть выбор! Я думал, тебе приказали. Думал, тебя шантажировали. Угрожали Саске. Разве нет? Итачи молчал, глядя в землю. — Это был мой выбор, — ответил он, немного погодя. — Потому что ты считал мужчин нашего клана ничтожными и отвратительными? — Да. Шисуи стиснул кулаки. Этот мальчишка выводил его из себя. — Таким людям нельзя было доверить будущее, — добавил Итачи. — Дьявол… Итачи! Да, эти идиоты всегда были слабы и самоуверенны. Но ты-то. Ты мог не уважать, презирать их, ты всегда был умнее, дальновиднее и имел на это полное право. Я уже говорил Хокаге, а теперь говорю тебе: ты был в ответе за наш клан и обязан был защитить их. Глупых, напыщенных. Каких угодно! Просто потому, что к ним нельзя было испытывать ничего кроме жалости, а ты позволил себе возненавидеть тех, кто ниже тебя. Ты сказал: «Ради чего?» Да пусть не ради них же самих, но ради своих близких. Ведь были в клане хорошие люди, которые желали мира и никому не хотели зла. Были дети. Ради каждого такого человека стоило бороться и искать альтернативу. А ты просто списал их. Итачи ничего не ответил на его речь. — А Сарада… Твоя племянница, которую ты так защищал от меня. Ее ты тоже убил? Учиха Итачи зажмурился, выдохнул и снова открыл глаза. — Нет. Ее убил не я. Шисуи истерически хохотнул. — Это что-то новое. Значит, был кто-то еще? — Да. Над обрывом повисла тишина. Дело принимало неожиданный оборот. — Кто? Ты ведь сказал, что это не был приказ. Значит, тебе все-таки помогали? Корень? — Нет. Это был Учиха Мадара. Он помог мне вырезать клан. — Что за бред? Мадара умер с век назад в битве с… — Не знаю, как он выжил, но я говорю правду. Ты кричал мне про варианты и альтернативы, — безжизненным голосом продолжал Итачи. — Так вот, их не было. Твое Котоамацуками помогло бы, и все было бы нормально, если бы не Мадара. Он агитировал Яширо, хотел уничтожить и Учиха, и Лист. Мне удалось спасти Коноху в обмен на жизни Учиха. Хотя бы что-то… — Вот оно что, — пробормотал Шисуи и, помолчав, добавил: — Но даже так. Это ничуть тебя не оправдывает. — Я и не пытаюсь оправдаться. — Именно это ты и пытаешься сделать, Итачи. Я никогда не хотел вот этого. Ты чувствуешь вину, потому что я все доверил тебе, а ты меня предал. Какими бы логичными ни были твои доводы, я никогда не прощу тебя и не приму никаких оправданий. Что бы ты ни говорил, мы больше не друзья. Надеюсь, ты понимаешь. — Да. Шисуи, тяжело дыша от негодования, опустился в траву. — Почему не убьешь меня? — спокойно спросил Итачи. — Это же все равно клон. — Так ты понял? Ладно. Отправишься искать оригинал? — Нет. Оставлю эту честь Саске. — Спасибо. Шисуи раскачивался, обняв колени. — Господи… Господи… Неужели это происходит на самом деле? — Я уже полторы недели задаю себе этот вопрос. Шисуи взглянул на него с сомнением. Черный плащ с красными облаками, темные ногти, кольцо на безымянном пальце… — Что с твоими руками? — Правило организации, в которую я вступил. — Что за организация? — серьезно спросил Шисуи и весь обратился в слух. — «Акацуки». Они набирают ниндзя отступников S-ранга. Среди них есть и Орочимару. — Точно. Ты же теперь S-ранг. Не поделишься, когда ты успел из чунина превратиться в преступника такого высокого класса? — За то время, пока тебя не было, — ответил Итачи немного едко, ядом на яд. — Меня повысили до капитана Анбу. Так что я был не просто чунином. Шисуи нахмурился. — Они не могли. Тебе всего двенадцать. Итачи лишь пожал плечами. — За один год повзрослел на два. Такое случается иногда. За те месяцы, что меня не было, ты, кажется, повзрослел на целую жизнь. — Шисуи. Я пробудил Мангеке. — Вот оно что. Неудивительно. Это после убийства родителей? — Нет, до. Шисуи с подозрением взглянул на него. — Но тогда чья смерть пробудила твой Мангеке? Итачи снова прикрыл глаза. — Изуми. Шисуи отвернулся. — Значит, все-таки любил ее, — тихо сказал он. — Неужели ты не попытался хотя бы ради нее… — Хватит, — оборвал его Итачи. — Не было другого выхода. — Об этом можно спорить бесконечно. Кажется, тебя невозможно переубедить. Даже если я прав, ты ни за что не позволишь себе согласиться со мной, потому что это сведет тебя с ума. — Возможно. Но ты не прав. Шисуи вздохнул. — Прошу, позаботься о Саске. — Это не то, о чем стоит просить, знаешь. Конечно. Только ради него самого, а не потому, что ты попросил, Итачи. — Мне все равно. Просто… он-то ни в чем не виноват. — Я знаю. — Шисуи, — спохватился Итачи. — Насчет Сарады. У меня есть подозрения. — Что? — После того, как Мадара убил ее — тело исчезло. — Ты имеешь в виду, она переместилась во времени? — недоверчиво уточнил Шисуи. — Скорее всего. Просто поглядывай за кварталом. Мало ли. — Ладно. Клон Итачи соскользнул с камня на землю. Ткань его плаща покачивалась на ветру. — Мне пора. Прощай. Шисуи не ответил. Тело Итачи рассыпалось на стаю воронов, которые с карканьем разлетелись по округе. Я оставлял другого Итачи, а этого человека я действительно совсем не знаю. Ему казалось, что говорить с Итачи тяжело, потому что его присутствие вызывает слишком много воспоминаний, негативных эмоций и ярости. Но когда бывший друг исчез — стало только хуже. На плечи Шисуи навалилось одиночество. Та боль, которую причинили ему новость о падении клана Учиха и беседа с Итачи, все это время замешивалась в его душе в густую тяжелую массу, и как только клон самоуничтожился — она стала рваться наружу. Дрожью во всем теле, слезами, всхлипами, которые невозможно было сдержать. Хотя к чему их сдерживать, на обрыве все равно никого не было. Брови съехались к переносице, нижняя губа дрожала. Глаза горели от соли и чакры, вновь прилившей к ним, совсем как в тот день, когда он впервые активировал шаринган. Сила, которая сама решала, когда ей оживать, и не считалась с волей своего хозяина. Слишком густая боль, слишком много ее внутри. Ей мало было дрожи и слез, которые она выжимала из молодого сильного парня. Она рвалась наружу всхлипами, почти детскими. Так в истерике рыдают малолетние дети, обиженные на весь мир по своим личным причинам, самым серьезным причинам на свете, но голос был низкий, мужской, оттого рыдания звучали неестественно и даже жутко. У него не осталось больше ничего. Ни клана, ни матери. Ни друга. Дома — и того не было. «Вам выдадут квартиру…» А пока не выдали, Шисуи, не возвращайся в квартал. Ночуй где-нибудь. На улице. Хотя о чем это он. Он и сам добровольно не стал бы возвращаться жить в бывший квартал Учиха. Стены домов, мостовая, заборы, рисунки гербов на штукатурке и тканевых навесах, флагах — все было пропитано смертью. Это место навсегда проклято. Даже если Хокаге распорядится снести район и выстроить на его месте новый — никто не станет там жить.****
Окно Кирэй было как всегда открыто нараспашку. Шисуи осторожно присел на подоконник и просунул в комнату плечо с небольшим рюкзаком. Он все-таки заскочил в квартал забрать кое-какие вещи, но где ему ночевать, так и не придумал. Неважно. Где-нибудь переночует. Но вначале он хотел повидаться с Кирэй. Шисуи чувствовал, что если останется наедине со своими мыслями еще хотя бы немного, то обязательно сойдет с ума. Нужно было отвлечься, хоть как-то. Хоть чем-то. Он так мечтал о встрече с Кирэй все долгие месяцы на границе с Туманом. Думал о том, что будет с ними дальше после того прощания, отгонял тяжелые мысли о судьбе клана воспоминаниями и мечтами о девушке. Кирэй была последней нитью, что соединяла его с прошлым. Если сейчас и она меня оттолкнет… В комнате было пусто, а дверь в коридор — открыта. С кухни слышался грохот посуды. Еще не хватало нарваться на ее мамашу. Шисуи активировал шаринган и различил два очага чакры — один принадлежал молодой волчице, а другой — девушке. Больше в квартире никого не было. Он беззвучно спрыгнул с подоконника на пол и на цыпочках прокрался в коридор. Комнату Кирэй он успел изучить досконально, но в других местах ее жилища никогда не бывал. Светлый коридор с картинами — иероглифами на циновках и журавлями; клочки шерсти на чистом деревянном полу. Шисуи осторожно заглянул на кухню. Кирэй что-то готовила на плите. Вкусно пахло едой. — Привет, Шисуи. Не испугалась, не удивилась. Ей сказали, что он вернулся в деревню. Ждала, значит? — Ты одна? Он чувствовал себя преступником, который вломился в дом без разрешения. Эйга подошла и обнюхала его ногу, испачкав штанину влажным носом. — Мама ушла в гости к тете Цуме. У них там праздник, день рождения. — А ты чего не пошла? — У меня скоро аттестация. Надо готовиться. — Прости, я помешал, — тяжело вздохнул Шисуи. Но Кирэй поспешно ответила: — Нет. Останься. Только, гм, — она неодобрительно взглянула на его обувь. — Разуйся и руки помой. — Э-э. Хай. Шисуи отыскал коридор, стянул сандалии, вернулся на кухню и сполоснул руки. — Есть будешь? — А можно? — Учиха, когда это в тебе проснулась скромность? — Не знаю, — хмуро ответил Шисуи. — Я чувствую, что не должен здесь быть и… Вообще мне здесь не место. Скоро вернется твоя мать. Не хочу еще проблем. — Ой, они будут праздновать до утра. Расслабься, — Кирэй выставила на стол тарелку с едой. — Тебе повезло попасть на день рождения, который взялась организовывать тетка Цуме. У нее всякий раз такой шабаш, что полдеревни на ушах стоит. — А чей день рождения? — осведомился Шисуи, принявшись за еду. — Да какая тебе разница. Кирэй вдруг прищурилась. — Ну-ка, взгляни на меня. Шисуи встретился с ней взглядом и почувствовал, как в руках просыпается трепет, который он с таким трудом унял после нервного срыва на утесе. Только причина нервной дрожи на этот раз была другой. Кирэй внимательно изучала его. — Что у тебя с глазами? — А что с ними не так? — Все красные, сосуды полопались. Это шаринган? — Сама спросила, сама ответила, — сухо сообщил Шисуи. Не рассказывать же ей про Мангеке. Кирэй облокотилась спиной на подоконник и сложила руки на груди. — Ты всегда используешь шаринган, но такого никогда не было. И лицо какое-то опухшее. — Давай не будем об этом, ладно? — Ладно, — с неохотой, но все же согласилась Кирэй. Она присела за стол напротив. — Где будешь ночевать? — Не знаю, — отвечал Шисуи, глядя в тарелку. — Где-нибудь переночую. Глаза действительно болели. Неужто и правда настолько красные? Нет, не так он представлял их встречу все эти месяцы. Совсем не так. Он ожидал чего-то большего. Пусть это все были глупые фантазии, но надежда, что хоть одна из них станет явью, не покидала его ни на миг. — Оставайся у меня. Шисуи подавился. — Ч-что? — Тебе некуда идти, правда же? — Да, но… — Тогда оставайся, — объявила Кирэй тоном, не терпящим возражений, и поднялась из-за стола. — Я пошла заниматься, тарелку помоешь. Время перевалило далеко за полночь, и Шисуи немного успокоился. Он принял душ, переоделся в чистую одежду и лежал в постели Кирэй, тщетно пытаясь заснуть. В голову снова лезли отвратительные мысли и воспоминания. Шисуи закрывал глаза, которые все еще ныли от перенапряжения, и видел посменно одни и те же картины: пятно крови на кухонном полу в своем доме, лицо Третьего, гербы Учиха по всему вымершему кварталу, лицо Итачи, слишком измученное, взрослое, как для мальчишки его возраста, потухший ледяной взгляд черных глаз, руки с темными ногтями и кольцом на безымянном пальце, и снова пятно, снова проклятые веера. Шисуи перевернулся на другой бок. Кирэй в очках сидела за письменным столом, подогнув под себя ногу, и что-то увлеченно читала в свете настольной лампы, шевеля губами. Он рассматривал ее мускулистые ноги, сосредоточенное лицо, вьющиеся каштановые волосы. Почувствовав на себе взгляд, Кирэй отвлеклась от книги и посмотрела на него. — Ты спать сегодня не будешь? — спросил Шисуи. Она пожала плечами. — Посмотрим. — Я занял твое место. — Учиха, — с угрозой произнесла Кирэй. — Я уже предупреждала, еще хоть слово об этом, и я вышвырну тебя в окно, через которое ты так беспардонно влез ко мне. Шисуи улыбнулся. — Как ни загляну — ты все в одной позе, за этим столом со своими книгами и свитками. Что там можно читать ночами? Уже который год. — Обычное дело, если хочешь стать хорошим медиком. Ты чего не уснешь никак? Свет мешает? — Нет. Мысли в голову лезут всякие. Нехорошие. Судя по взгляду, Кирэй догадывалась, какие мысли. Вернуться домой с долгосрочной миссии и обнаружить, что весь твой клан, включая друзей и семью, уничтожен. Врагу такого не пожелаешь. Она сняла очки и погасила лампу. — Занятия на сегодня окончены? Кирэй молча присела на край постели спиной к нему и сунула ноги под одеяло. Шисуи прислушивался к ее спокойному дыханию, разглядывал в темноте волосы, рассыпавшиеся по подушке, и чувствовал, что ему стало легче. Теперь в мыслях царил лишь образ Кирэй. Она засыпала безо всякой задней мысли, и Шисуи сам не понял, как очутился рядом. Куда только делось все благородство, с которым он отказывался от ночлега и настаивал, что на диване с Эйгой ему будет вполне комфортно. Шисуи нежно тронул пальцами ее плечо. Боялся, что она снова начнет кричать и язвить, но Кирэй не шелохнулась. Может, спала и не чувствовала? Он коснулся плеча кончиком носа, с наслаждением вдыхая аромат ее кожи, и поцеловал в руку. Нет, она не спала. Кирэй все чувствовала. Ты не против? Тебе нравится? Шисуи поцеловал ее снова, чуть выше. Убрал в сторонку пышные волосы и коснулся губами шеи. Кирэй едва заметно дернулась. Развернулась к нему лицом, провела пальцами по щеке и вдруг припала губами к его губам. Шисуи стало жарко. Еще несколько минут назад казалось, даже прикоснуться к Кирэй — это нечто недостижимое, запретное, но сейчас его рука свободно скользнула по талии за спину подруги. Как же с ней было хорошо. Не об этом ли он мечтал уже давно? Об этом. Но Шисуи даже не догадывался, что долгожданной близостью с любимой девушкой он будет забивать душевную боль, которая сводила его с ума. Кирэй была нужна ему. Именно сейчас, как никогда раньше. Последний близкий человек, единственный, оставшийся в живых и не предавший. Она не знала его секретов. Шисуи не рассказывал ей о своих проблемах, о преступных намерениях клана, о предательстве лучшего друга и был счастлив, что Кирэй ничего этого не знает и не стремится узнать. Она не пыталась взвалить на свои плечи его боль, разделить ее, напротив, она хотела помочь ему справиться с ней самостоятельно. Своей женской интуицией она четко ощущала, что ему нужно. Знала, что он придет, и не пошла на праздник. Отворила окно, приготовила ужин. Шисуи понял, что даже сейчас Кирэй на расстоянии почувствовала его боль и только поэтому отложила свои многомудрые свитки. Он даже не думал, что эта резкая девушка с волевым характером может быть так открыта и так нежна. И не с кем-нибудь, а с ним, Учихой Шисуи. Он, задыхаясь, оторвался от ее губ и выдохнул: — Кирэй… Я уйду на рассвете. Кирэй нежно гладила его шею. — Почему? — Вернется твоя мать. А я… Он все-таки чувствовал себя преступником и человеком совершенно бесчестным. Но… но ведь она хотела этого сама. — Никуда ты не уйдешь, — твердо заявила Кирэй. — Это бессмысленно. Мама все равно узнает, что ты был здесь, у нее отменный нюх. Эй-эй, тихо, что у тебя пульс подскочил? Ее палец привычным движением медика придавливал на шее место, где запросто прощупывался пульс. — Куда уж выше, — буркнул Шисуи. — Я идиот. А ты раньше сказать не могла? — Что ты идиот? — улыбнулась Кирэй и медленно поцеловала его в губы. — Могла. Не хотела. Она запустила пальцы в непослушные волосы Шисуи, прислонилась лбом к его лбу и прошептала: — Расслабься. Она все поймет и не будет ругаться. Тебе же действительно некуда идти. К тому же… Обо всем ей знать совсем необязательно.