145
«Я хочу знать, просто хочу знать, будем ли мы тем, кто мы есть, когда пройдет боль?»
© Б. Гребенщиков (Аквариум)
Невероятно трудно было разделять поток чакры и направлять часть на Бьякуго, а другую — на лечение стольких раненых. Чакры не хватало. Голова кружилась, но Сакура всякий раз делала над собой усилие и продолжала лечить. Она не могла отвлечься от операции. Если бы отвлеклась — шиноби бы умер. Но в то же время никак не получалось избавиться от мыслей… Почему прервался призыв Кацую-сама? Медицинская техника погасла. Сакура вытерла тыльной стороной ладони лоб. Она вся вспотела и дрожала. Прикусив палец, Сакура призвала частичку Кацую, совсем маленькую, на большее сил не хватало. Слизень огляделся кругом и воскликнул: — Сакура-сан! — Кацую-сама! Цунаде-сама… Рожки слизня поникли. — Цунаде-сама убита… Ее слова отозвались в сердце болезненным эхом. Остатки сил, которые Сакура выдавливала из себя просто потому, что от нее этого требовал долг медика, разом покинули ее. Все это время мысль о том, что надо всем стоит Цунаде-сама, на которую стоит равняться, поддерживала Сакуру. Но теперь ее душило отвратительное ощущение беспомощности, словно стрелка компаса, направляющая ее по жизни, отвалилась и рассыпалась. Сакура вытерла кулаком скопившиеся слезы. В вестибюль ввалились двое одинаковых мальчишек. Правый наступал на конец своего синего шарфа и спотыкался. Оба волокли с собой бесчувственного Какаши-сенсея. — Э-эй… — воскликнул правый. — …помогите, корэ! — подхватил левый.****
Блуждая по душным зарослям Мёбоку, Наруто наткнулся на какую-то гору. Эта странная гора с округлой вершиной вздымалась, будто дышала, и он вдруг понял, что это не гора, а брюхо гигантской жабы. Расцветка была знакомая. — Эй! Жабий Босс! Гамабунта не отвечал. Спал? Наруто подобрался поближе. Жабий Босс был весь изранен. По его одежке растекалась кровь. Над головой мелькнула крупная тень — какая-то очередная жаба. Она была намного меньше Босса, где-то размером с Гамакичи. Жаба приземлилась неподалеку, опустила на землю чемоданчик, раскрыла и принялась обрабатывать раны Босса. Наруто стало страшно. Гамабунта явно вернулся из боя. Кроме него самого призывать жаб мог только отшельник-извращенец, а значит, Жабьего Босса так изранили в Конохе. — Да что же это… — пробормотал Наруто вслух. — Как же… Что там происходит, даттэбайо?! Он схватился за голову. Что творилось в Скрытом Листе, если Жабьего Босса так потрепали? А что с Сарадой, Сакурой-чан и с остальными? — Э-эй!!! Верните меня назад! Слышите? Верните! Жаба-медик продолжала суетиться вокруг Босса, игнорируя его вопли. Наруто крепко сжал кулаки и решительно направился по влажным джунглям Мёбоку обратно к Жабьему Мудрецу. Ему все это осточертело. «Даже если тебя вернут, ты ничего не сделаешь», — сказал вдруг голос внутри. Наруто умолк и прислушался к самому себе. Зеленый влажный рай исчез. Кругом расстелилась тьма. Он обернулся. Из клетки с толстыми прутьями на него глядел Кьюби — его проклятие и персональный демон. — Чего тебе? Кьюби растянул губы в злобной улыбке, обнажая белые клыки. — Если бы ты был полезен, тебя бы не спрятали на Мёбоку.****
Наруто нахмурился и спросил с угрозой: — Поговорить захотелось? Кьюби продолжал скалиться. Мальчишка делал вид, что оскорбление его ничуть не задело, но Лис понимал, что это не так. Он ощущал чувства Наруто: ярость и ненависть. Правильные чувства. Из них можно было мостить дорожку к его воле. Шестнадцать лет терпения. Шестнадцать лет кропотливой работы. У него почти получилось, но Четвертый заново восстановил печать, и она больше не протекала. Полтора десятилетия подготовки пошли прахом. Приходилось все начинать заново. Йондайме Хокаге, будь ты проклят. Кьюби сверлил взглядом Наруто. — Без моей силы ты — ничто. А моей силы Коноха боится. Вот почему тебя заперли. От Наруто повеяло свежей дозой ярости. Кьюби сознательно расшатывал его веру. Если сердце джинчурики полно ненависти, он чаще будет использовать его силу. А чем чаще они будут сливаться, тем быстрее удастся расшатать печать. Курама чувствовал: нового пришествия Йондайме Хокаге можно было не опасаться. — Ты вернешься назад, когда будет слишком поздно что-либо исправить. Увидишь труп девчонки из Учиха и целую деревню, тебя ненавидящую. Потому что разрушение пришло в Лист из-за тебя. — Из-за меня? К злости Наруто добавились страх и растерянность, и Кьюби с наслаждением впитал их. — Это наверняка «Акацуки». Ты им нужен. Наруто вскипел. — Это не я им нужен, — заорал он, указывая на него пальцем. — Это ты им нужен! Все из-за тебя, чертов Лис! Курама осклабился. — Для Конохи мы — все одно. И то, что ты сейчас кричишь мне, будут кричать тебе. Как тогда в детстве, помнишь? — Замолчи! Джинчурики фонтанировал гневом, страхом и чувством вины. Курама добился своего. Где-то на дне очерствевшего сердца Лису тоже было страшно. «Акацуки» и правда пришли за ним, и он предпочитал оставаться внутри своего джинчурики, а не становиться игрушкой какой-то тупой организации. Легкие нотки страха сменялись сердитой самоуверенностью. Им бы не удалось меня захватить. Жалкие людишки… Они испытали бы на себе всю мощь моего гнева. А здравый смысл подсказывал: «Ты бы не смог показать свою истинную силу. Йондайме Хокаге отобрал половину твоих сил шестнадцать лет назад, а совсем недавно восстановил подточенную временем печать. Проиграл бы Наруто — проиграл бы и ты». В толстой пуповине негативных эмоций, связывающих их с Наруто, натянулась и зазвенела тонкая нить страха. Джинчурики пугала даже не собственная гибель. Он опасался за своих близких, тогда как Кьюби переживал исключительно за себя и в глубине души надеялся, что Конохе все-таки удалось отбиться.****
Шима потерянно озиралась. Лес, опасность, умирающий муж и теплое плечо Джирайи как-то резко сменились до боли знакомым помещением. От привычного влажного воздуха на мгновение дышать стало легче, но в следующую же секунду горло сжало спазмом. Шима развернулась и увидела Оогама Сеннина. Голубой помощник протирал его морщинистую шею листочком, а Мудрец держал в лапах шар и за чем-то наблюдал. — Ты… ты, зачем ты вернул меня?! — Я вернул не только тебя… — печально откликнулся Мудрец, ничуть не обидевшись на ее бестактное обращение. Он кивком головы указал на пол. Шима вскрикнула. На полу лежали Фукасаку и Джирайя. Она бросилась первым делом к мужу, приподняла ему голову, прощупала пульс. Лапы дрожали. Это знакомое лицо с седыми кустистыми бровями и мелкой бородкой. Он ведь не мог так глупо погибнуть. Правда? Не мог. Вот только пульса почему-то не было. — Нет. Нет-нет-нет. Очнись, папа. Очнись! — Мне жаль, — повторил Мудрец. Шима бросилась к Джирайе. Пол испачкался от его крови. Кругом уже суетилось несколько медиков. В отличие от нее, они сработали оперативнее и сразу попытались оказать мальчику помощь, но… Один из синекожих медиков покачал головой. Шима обошла Джирайю и заглянула ему в лицо. Мальчик глядел на ступени трона Оогама Сеннина каким-то чужим и печальным взглядом. Его глаза были влажными от слез. Почему? Почему Мудрец не вернул их раньше, всех вместе? Не успел? Или надеялся на малую вероятность, что они отобьются? Она обернулась к Оогама Сеннину и спросила сдавленно: — Ты же видел будущее! Почему?.. — Ткань времени волнуется. Я не видел наверняка. Не знал, какой путь выпадет на этом перекрестке. На многих путях вы могли уничтожить риннеган, и… — …и ты держал нас до тех пор, пока не убедился, что риннеган не уничтожить. — Как только понял, попытался переместить вас обратно, — с раскаянием пробормотал Мудрец. — Но не успел. Этот шустрый юноша наполовину меня опередил… Шима снова повернулась к Джирайе. Медики все еще пытались спасти его. Над пробитой грудью зеленым прозрачным облачком висела медицинская техника. Они делали свою работу до конца, даже зная, что это, скорее всего, бесполезно. С улицы донесся грозный вопль Наруто. — Эй вы! Глупые жабы! Верните меня в Коноху, ттэбайо-о! Он, споткнувшись на ступенях, влетел в зал и застыл на пороге, пораженный. Его огромные голубые глаза, казалось, стали еще больше от ужаса. — Это… это эро-сеннин? Это…****
Сознание стремительно гасло, а с ним отступала и боль. Джирайя уже не чувствовал тела и с трудом осознавал, что творилось вокруг. Он слышал Шиму и дрожащий старческий голосок Оогама Сеннина. В их перепалке был какой-то смысл, но он ускользал от Джирайи. Все это было уже не важно. Важна была только горечь. Джирайя, умирая, думал о том, что вся его жизнь была одной сплошной ошибкой. Его друг ушел путем тьмы, а он так и не сумел возвратить его в Коноху. Девушка, которую он любил, отшила его, а он даже не смог ее защитить, хотя поклялся. Пророчество Мудреца… Оно обернулось темной стороной. Вместо того, чтобы вырастить спасителя этого мира, он воспитал безумного фанатика. И его смерть… Такая глупая смерть — от удара в спину. Но ему ли было не знать, что в битве все решает не столько сила, сколько стратегия. Он дал волю слабости, не чувствовал поблизости опасности и, угнетенный смертью Цунаде, совсем позабыл о Мадаре и его пространственной технике. Тот, кто погубил его ученика Минато, погубил и его самого. А ведь Джирайя полагал, что просто обязан отомстить за Четвертого и защитить его наследие. Я не сумел уничтожить риннеган. Теперь все повторится снова. Мадара создаст нового Пейна и разрушит Коноху. Завладеет Кьюби. И нас уже не будет рядом… Сумерки смерти пропитывали краски мира: ступени и морщинистые лапки Жабьего Мудреца. Когда наступающую тьму разбило нечто светлое. Джирайе показалось, что это Минато. Ученик встречал учителя на том свете… Он вдруг понял, что это не Минато. У Минато никогда не было такого наивно-детского выражения лица. И полосок на щеках тоже не было. А еще он никогда не кричал ему: — …сеннин, даттэбайо! Эро-сеннин! Эй, не… Джирайя улыбнулся краешком губ. На границе гаснущего сознания вертелась неоформленная мысль… Какая-то глубокая, светлая и очевидная. Джирайя попытался зацепиться за нее, но провалился во тьму прежде, чем сумел уловить ее смысл.****
Отшельник-извращенец улыбнулся и с последним выдохом медленно прикрыл веки. Все его тело расслабилось и, лежащее на боку, завалилось на спину, но одна из мелких синих жаб придержала его. Наруто била дрожь. Его учитель… умер? — Нет, нет-нет-нет. Это… нет. Он нервно рассмеялся. Ему вдруг показалось, что отшельник-извращенец просто уснул. Люди так спят. Прикрыв глаза и улыбаясь. Люди… Наруто принялся трясти его. — Эй, эро-сеннин. Вставай, эро-сеннин! На груди учителя по одежде расплывалось пятно крови, прямо из дыры в пробитой груди. — Эро-сеннин! — заорал Наруто ему прямо в лицо. «Хватит, дурачье, — холодно откликнулся Кьюби. — С ним все кончено». Если бы в тоне Лиса хоть на долю мелькнуло ехидство или злорадство, Наруто разорвал бы его. Прямо как Саске, когда тот вломился к нему в печать. У Наруто не было шарингана, но он чувствовал, что может. Ярость придала бы ему сил. Но Кьюби не ехидничал. Он говорил серьезно и строго, словно проводил черту между остальным миром и ними двумя: джинчурики и биджу. Все те мерзкие слова, которые он говорил ему до этого, обретали плоть. «Ты вернешься назад, когда будет слишком поздно что-либо исправить. Увидишь труп девчонки из Учиха и целую деревню, тебя ненавидящую. Потому что разрушение пришло в Лист из-за тебя».****
Они с Иноичи и остатки поисковой команды — Хьюга и сенсор из Яманака — спешили как могли, но все равно не успели. Пространственная техника Мадары была быстрее. Шикаку спрыгнул на поляну. На земле лежал тощий обезглавленный труп Пейна, а рядом с ним — бездыханное тело саннина. Джирайя-сама сказал им держаться подальше, не вмешиваться в его бой с Пейном. Быть может, если бы они ослушались, все сложилось бы совсем иначе. К примеру, Джирайя бы выжил. Или они все погибли. Шикаку с сомнением взглянул на молодого Хьюга и сенсора, с шелушащимися от солнечных ожогов ушами. Эти мальчишки… Стоили их жизни риска? Но Джирайя был достаточно серьезной фигурой, чтобы его жизнь защитила от гибели сотни таких ребят. Если бы… Шикаку качнул головой. Однажды он ослушался приказа. Тогда, с Наруто, Хиданом и Какузу. Но в тот раз он четко осознавал, что его вариант — лучший. Сейчас же у Шикаку не было совершенно никакой уверенности, и в его расчетах не фигурировал Мадара. Он ведь владел информацией, что Учиха Сарада смертельно ранила человека в маске. В таком случае или Мадара очень уж быстро исцелился или она соврала. Равновероятны были оба варианта.****
Сарада брела по разгромленным улицам родной деревни в поисках дяди. Кацую успела указать, где он, но затем исчезла. А ведь Сарада даже привыкла уже к склизкому передатчику на шее. Без Кацую она чувствовала себя слепой. Впрочем, после активного использования Мангеке глаза слезились и картинка мира действительно время от времени становилась еще более нечеткой, чем была. И проблема была не в Кацую. Так или иначе без слизня Сарада не знала, что происходило в других частях деревни, что там с Пейном, куда ей нужно было бежать и что делать. Да она и бежать-то не могла. Только ковыляла, пошатываясь. А ведь чакра еще оставалась, но вот тело не тянуло бешеной силы: откат от использования Сусаноо оказался мощнее, чем ей представлялось прежде. Улицу затопило водой из разорванного водопровода. Глубокая мутная лужа стояла озерцом во впадине между полуразрушенными домами, а в ней отражалось голубое небо с пятнами облаков. Сарада перебралась через озерцо по кочкам обломков. Дядя и Карин отыскались на развалинах одного из зданий. Они сидели в уютном укрытии, с трех сторон защищенном завалами, и ожидали ее прихода. Очевидно, благодаря чутью Карин, знали, что она идет к ним, а потому ждали и не двигались с места. Итачи сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной и затылком к стене. Карин бесстыдно прижималась к нему боком и накручивала на палец прядь его растрепавшегося хвостика. Сарада мысленно возрадовалась, что в волосах у дяди не было нервных окончаний и он не подозревал, что Карин вытворяла с его прической. Под каблуком обуви хрустнули осколки тарелки. — Где Кацую? — Хокаге убили, — устало сообщила Карин. Сарада замерла. — Как убили? Цунаде-сама вела Коноху на Четвертую Мировую. Она должна была… «А я тебе сразу сказал: если исчезла Кацую, значит, Цунаде, скорее всего, нет в живых». — А что другие Пейны? Оставалось еще трое… — Я их не чувствую. Один ушел за пределы деревни, а двух других добили ваши. Сарада вздохнула и перешагнула через черно-белого игрушечного медвежонка с оторванной лапой, припорошенного бетонной крошкой. Похоже, в этом доме жили дети. — Как Сакура? — В порядке. В госпитале. Пытается откачать холодную собачью шерсть. Сарада неуютно повела плечом. Ассоциативный ряд Карин порой вызывал у нее неоднозначные ощущения. — Дядя. Итачи не шевельнулся. На его щеке темнели разводы крови, длинные ресницы слиплись. Она бы решила, что он умер, но будь оно так, Карин бы не находила себе места, так что на этот счет Сарада была спокойна. — Дядя! Карин перестала наматывать его волосы на палец и вдруг сильно толкнула плечом. Итачи вздрогнул и нехотя разлепил глаза. — Что ты… — начал он медленно, но вдруг заметил свои волосы на пальце Карин и настолько ошалел от ее наглости, что даже не стал заканчивать предложение. — Зовут тебя, — флегматично объяснила Карин. Итачи отобрал у нее свой хвост. — Идем в госпиталь, — сказала Сарада. — Там мама. Итачи тяжело вздохнул и снова, прикрыв глаза, откинулся спиной на стену. Судя по всему, у него не было сил куда-либо идти.