153
Новый глаз приживался сравнительно быстро, но ныл и чесался, а Обито, не имея возможности почесать его изнутри, сходил с ума от этого неудовлетворенного желания. Свечи не горели. Кругом стояла тьма. Повязку снимать было рано, но вставать ему никто не запрещал. Тем не менее он продолжал лежать в своей пещере неподвижно и глядеть единственным глазом в черный потолок. Где-то в глубине души Обито хотел умереть, и уже давно, а в последние несколько дней смерть прямо-таки манила его грешную душу. Возможно, это была слабость. А может, совесть. Он принес в мир уже много зла, и хоть оправданием его поступкам была великая цель, но Обито прекрасно понимал, что он наделал, и продолжал творить подобное сознательно, периодически ловя себя на мысли, что миру без него, возможно, стало бы легче… Но более вероятно, это все-таки было одиночество. Где-то там, на том свете его ждала Рин. А в последние дни тянущее чувство в сердце навевало глупое впечатление, что у входа в чистый мир стоят и Какаши с Минато-сенсеем, ожидая того, когда он — последний член команды — присоединится к ним. Ясную картинку со второго, утраченного глаза Обито видел лишь однажды. В тот день, когда погибла Рин. Тогда, когда их с Какаши чувства и шаринганы синхронизировались и открыли им обоим новую силу, помимо боли Обито впервые неосознанно ощутил, что между ним и его давним соперником есть связь. Не придал этому значения. Связь никуда не девалась, она срослась с его сущностью, стала рутинной. Он даже забыл про нее, пока совсем недавно не почувствовал, что она стала гаснуть. Вначале он пытался убедить себя, что это бредни. Потом — что на того, кто по ту сторону связи, ему искренне наплевать. А потом ему просто с новой силой захотелось умереть. Однако крошечные лазейки, через которые просачивалась его саботажная склонность к суициду, за все эти годы ни разу не расширились настолько, чтобы и вправду позволить ему умереть. Что-то сдерживало его. Всякий раз, когда Обито чувствовал, что ему все осточертело и он совсем не прочь все бросить, в попытке убежать от себя он натыкался на незримый барьер, который упорно отшвыривал его обратно. Этот барьер отрезвлял. Напоминал одну важную истину, о которой Обито порой малодушно забывал: «Сотворить подлинный мир счастья способен лишь сильный. А жалкое существо может дать начало лишь призрачному сну».****
Сакура переместила руки с медицинской техникой от груди к животу Какаши-сенсея. — Ну что? — настойчиво повторила старуха. Сакура покачала головой. — Ты должна что-нибудь сделать. Ты же ученица Цунаде. Нам нужен Хокаге! Пальцы сами собой сжались в кулаки. Сколько можно мне об этом напоминать, шаннаро?! — Прошу прощения, — Сакура вежливо поклонилась. — Его организм работает исправно, но в сознание он все равно не приходит, что бы я ни делала. Медицина тут бессильна. Сакуре казалось, что за последние несколько дней она прожила целый год, не менее. И за этот год от нее прежней остался небольшой осколок. Потерять учителя… Она представляла, каково Наруто переживать такое. Однако Наруто был предоставлен самому себе, тогда как на ее плечах все еще лежала ответственность за госпиталь, чужие жизни… И еще эта мерзкая старуха все нудила над ухом. — Ты должна что-нибудь сделать. Мы потеряли слишком много сильных бойцов. Претендент на пост Хокаге один, и он сейчас лежит перед тобой. — Выберите Наруто, — сердито бормотнула Сакура себе под нос, надеясь, что старуха ее не услышала. — Что-что? На мгновение Сакуре стало страшно. Неужели услышала? Внимание привлекла суета у входа. Кто-то ввалился в госпиталь, толкнув дверь плечом, и едва не задел выходившего на улицу пациента. — Осторожно! Смотри куда… — начал было тот, но осекся и отступил назад. Сакура обомлела. В вестибюль госпиталя шагнул Саске-кун. Он держал на руках мужчину и от тяжести ноши чуть отклонялся назад. Разговоры в вестибюле стихли. Все присутствующие наблюдали за Учихой, затаив дыхание. Окинув взглядом зал, Саске-кун направился прямиком к ней, перешагивая через раненых. Сакура сглотнула. Ей казалось, она бредит. Сердце припустило с такой скоростью, что весь притихший вестибюль наверняка слышал, как громко оно колотится. Всколыхнулся омут чувств и воспоминаний. Он пытался убить ее. А потом… сердитая Цунаде-сама. Угрозы… Сакура смотрела ему в глаза и не могла понять, какого чувства в ней больше: обиды или надежды. Совершенно дурацкой надежды. Как можно доверять человеку, который пытался убить тебя? Специально выманил и пытался убить. Как можно надеяться на что-то? Как можно… — Сакура. Его голос разогнал все сомнения и обиды. Осталась только надежда. — Где Хокаге? Сакура открыла рот и даже шевельнула губами. «Цунаде-сама мертва». Однако в воздухе по-прежнему стояла тишина. Что же это, она так и не вымолвила ни звука? — Принцессы Цунаде нет в живых, — настороженно проронила старуха. — Что ты здесь делаешь, Учиха Саске? Кто это с тобой? Саске, казалось, не боялся ни обвинений, ни наказаний за отступничество. Коротко взглянув на Кохару, он снова посмотрел Сакуре в глаза, словно именно она была главной, а не старуха-советница. — Это — джинчурики Восьмихвостого. Глаза Сакуры округлились от ужаса. Саске-кун убил… — Его отравили «Акацуки». Куда? Мысли замерзли и все никак не могли оттаять. Я точно схожу с ума. Это гендзюцу. Это не может быть Саске-кун. Не здесь. — Сакура, — терпение Учихи явно не было безграничным. Он, стоящий между футонами раненых, слегка подкинул на руках свою ношу, перехватывая поудобнее. — Куда? Что-то щелкнуло в голове, отрубая хаотические мысли и дурманящие эмоции. Остался только долг. Сакура поднялась и стала пробираться к коридору. — За мной.****
Сарада влетела в госпиталь. Пол вестибюля все так же служил всеобщей палатой. К стойке регистратуры пришлось пробираться аккуратно, чтобы не наступить на людей. — Где Сакура? Растерявшаяся девушка стала знаками объяснять, но Сарада поняла прежде, чем та собралась с мыслями и выдавила из себя что-то определенное. Запахи больницы врывались в легкие. Темный коридор. Поворот. Пятно света — этот сектор питался от резервного генератора. Сарада толкнула дверь нужной комнаты и неожиданно налетела на выходящего парня, который автоматически схватил ее за плечи, чтобы она не сбила его с ног. Ощущение «это Саске» опередило осознание. Сарада замерла, поражаясь охватившему ее чувству уюта и не до конца веря в то, что это и правда отец. — Сарада, — прозвучал у самого уха голос, с виду спокойный, как и всегда, но почему-то сейчас в нем мелькало едва уловимое напряжение. — Где Итачи? Она оттолкнула его и вырвалась из объятий. Это действительно был Саске. В драной рубашке с коротким рукавом, пропахший жженной глиной. Сарада попятилась. — Где он? На этот раз напряжение было явным. Казалось, если придется спрашивать в третий раз, отец зарычит и от напускного спокойствия уже не останется и следа. — Сарада… Я все знаю. — Что… что ты знаешь? Он знает, что дядя жив. — Правду. Где Итачи? — Какую правду? — Всю правду, — загадочно давил Саске. — Где он, отвечай. — Какую всю правду, — упавшим голосом пробормотала Сарада. — Зачем тебе Итачи? Знает про восстание? Про то, что я… я его… — Нам нужно поговорить. — Как именно вам нужно поговорить? — Сарада! В глазах отца вспыхнул шаринган с тремя томоэ и… томоэ вдруг слились в узор, наполовину знакомый из какой-то прошлой жизни. Саске хмурился, плотно сжимая губы. Ледяной страх сковал сердце. Опоздала? Он… убил маму? — Как ты… Эти первые секунды для нее существовал лишь отец, а на то, что творилось вокруг, Сарада даже внимания не обратила. Она заглянула ему за плечо. На операционном столе лежал смуглый мужчина с крепкими бицепсами. Вокруг него суетилась Сакура, раздавая указания двум помощникам. Мама что-то говорила, не замечая ни ее, ни Саске… Сарада расслабилась. Саске оглянулся через плечо, и когда он вновь повернулся обратно, додзюцу уже погасло. — Я понял. Пойдем, поговорим вначале с тобой. От утренней прохлады Сарада растирала сама себе руки и мелко дрожала. Они шли под деревьями по территории прирученного леса, который деревня когда-то давно поглотила и превратила в полудикий парк. Саске вел себя вменяемо. Пусть нетерпеливо — он явно стремился увидеть брата, и все остальное было вторично, — но все же не превращался в осатаневшую истеричку, как раньше, всякий раз, когда речь шла об Итачи. С одной стороны, это успокаивало. С другой — настораживало. — Как он выжил? — Его спасли Карин и Сакура. — Сакура, хм? Сарада остановилась и выдохнула: — Что происходит? Саске тоже остановился. Подумав немного, ответил: — Я знаю, что Шисуи убил не Итачи. И еще я знаю про клан. — Что ты знаешь про клан? — Сарада начала раздражаться. Секреты прошлого и правда было страшно озвучивать вслух. Чужие уши могли быть везде. Но в то же время из-за этих тонких намеков они с отцом никак не могли друг друга понять. — Я не читаю твои мысли! — Знаю, что это был приказ. Хокаге, советники, Данзо… Они приказали Итачи. Сердце охватила тревога. Саске говорил те вещи, о которых не должен был узнать. Никак не должен был. Шисуи запрещал рассказывать ему. Итачи запрещал. Но он все равно узнал. Как? Сараду вдруг перемкнуло. Стоп-стоп… Что значит «они приказали»? Разве дядя не сам? Это был не его выбор? Предотвратить восстание, чтобы защитить папу… Ложь на лжи. Как же сложно было ворочаться в ней. Каждый нес свою правду, и Сарада чувствовала, что начинает тонуть в этом болоте. «Вероятно, Итачи поставили ультиматум, в котором он сделал свой выбор самостоятельно. Тот выбор, который от него ожидали, — снисходительно пояснил Орочимару и добавил с ностальгической сладостью: — Очень даже в духе Данзо». — Итого, из тех, кто стал причиной падения нашего клана… Третий мертв. Данзо мертв. И меня удивляет, — холодно перечислял Саске, — почему все еще живы советники. Он взглянул на нее с подозрительным прищуром, словно это она должна была прикончить стариков. — Откуда ты узнал правду? — тихо спросила Сарада. — Мадара сказал. До того, как я убил его. — Ты… — волну радости сместило неверие. Конечно же он одолел Мадару, если стоял сейчас перед ней. Но Сарада отлично знала — Тоби не так просто победить. — Не расслабляйся. Я тоже думала, что убила его, после чего он появился снова. — Я точно убил, — Саске вдруг нахмурился и скривился. — Если только он не использовал… Он запнулся. — Не использовал что? — Неважно, — Саске тронулся с места. — Хватит терять время. Скажи мне, где Итачи, и помоги Сакуре с ядом. — Хватит командовать. Я не скажу тебе, где Итачи, пока не убежусь, что ты не задумал какую-то очередную… странность. С дерева, шумно хлопая крыльями, слетела черная птица. Сарада прищурилась, наблюдая, как ворон умащивается к Саске на плечо. Птица повернула к ней голову и тупо посмотрела в глаза. Затем, огрев Саске крылом по уху, снова поднялась в воздух и устремилась в сторону квартала Учиха. Отец хмыкнул. Сарада скрипнула зубами и, сложив печати, произвела теневого клона. Клон отправился в госпиталь, а сама она — следом за Саске. Жизнь приучила ее не доверять людям. А особенно — своим родственникам.****
Саске сидел на краю веранды и глядел, как солнце заливает теплым светом сад. Лучи пробивали черную воду и зажигали пруд новыми цветами, трогали траву и человека в светлом плаще, дремлющего в кустах под забором с клановым гербом. Хьюга не соврал, Итачи и правда был жив. И Мадара не соврал. Скорее всего. Весь путь в Коноху Саске думал о том, как придет и спросит Итачи (если тот на самом деле жив), правда ли все это: про клан и про старейшин. А сейчас… Поведение Сарады и то, что брат не попытался напасть на него, поставило точку в последних сомнениях. Он просто молчал. Была в Итачи одна неизменная особенность, которую Саске никогда не удавалось преодолеть. Расставаясь с братом на долгое время, он лез из кожи вон, чтобы стать лучше, узнать больше. Чтобы, встретившись с Итачи вновь, иметь преимущество и чувствовать себя наконец-то равным ему полноценным взрослым, а не глупым младшим братом. Ему казалось, сейчас-то уж точно все переменится. Эта встреча станет решающей. Мутное прошлое наконец-то прояснилось, все встало на свои места. Они с Итачи были на равных. Нет, он был даже сильнее, потому что брата едва вытащили с того света, тогда как он пробудил Мангеке и явно находился на пике своих способностей. Итачи запрокинул голову, глядя на небо. Саске нервно дернул плечом. Голос брата: «Ты, наверное, ненавидишь меня?» Моменты их общего прошлого. Они когда-то сидели так же, как и сейчас, на этой веранде. Лет десять назад. Когда еще клан был цел, а жизнь не успела превратиться в ад. Этот Итачи был старше, имел болезненный вид и, в отличие от себя прошлого, не произнес ни слова, но Саске хватило. Глаза запекли, словно Мангеке снова пробивался наружу. Он отвернулся. В детстве он даже не подозревал, как сильно будет ненавидеть брата. А совсем недавно не мог даже помыслить, что эта ненависть однажды иссякнет. «Мы — необычные братья. И я всегда буду рядом. Даже если я стану препятствием, которое тебе придется преодолеть». …все равно ощущал себя глупым младшим братом. То самое препятствие, через которое он пытался перелезть всю свою жизнь, одновременно уступило ему дорогу и никуда не делось. И Саске с усталым смирением впервые задумался о том, что, быть может, так оно и надо? Итачи продолжал всматриваться в небо таким взглядом, словно смотрел сквозь ширму утренней голубизны на скрывшиеся звезды, видимые лишь ему одному. — Ты что-нибудь видишь? — неожиданно для самого себя спросил Саске. Глупо. Не так он представлял себе этот разговор. Совсем не так. Но вопросы, которые недавно сводили его с ума, сейчас утратили былую важность. Итачи медленно моргнул и словно распахнул глаза шире. — Свет. Брат умудрялся отвечать даже на такие простые вопросы с ощутимым символизмом. В то время, как он все глубже погружался в ненависть, Итачи видел свет? Всю свою жизнь? Именно об этом пытался сказать Мадара. Ему вдруг стало не по себе. После битвы с Дейдарой глазные яблоки все еще немного ныли. Мангеке планомерно убивал зрение своего обладателя, и Саске подумал о том, что неровен час, и он тоже будет видеть только свет. Правда, не в том возвышенном смысле, в котором это могло бы прозвучать. Ты хотел забрать мои глаза. Думал и вглядывался в лицо брата, словно тот умел отвечать на невысказанные мысли. Ты все еще можешь это сделать. Итачи не отреагировал. Саске открыл было рот, чтобы озвучить все это, но внезапно спросил совсем другое. Казалось бы, никак не связанное с цепочкой прошлых мыслей, но в то же время косвенно важное. — Сарада. Кто она? Предложить брату обменяться глазами всегда было можно. Но вот кто проведет операцию? В этот момент они будут абсолютно беззащитны, и решаться на такое в стане врага (а Конохе Саске упорно не доверял) было безответственной глупостью. — Ты уже спрашивал, — устало ответил Итачи. — И я уже отвечал. — Может быть, я даже понял твой ответ, — подхватил его манеру Саске. — Просто хочу убедиться, что не сошел с ума. — Твоя дочь. Виски сдавило приятной тяжестью. Эта странная идея была настолько же невероятна, насколько естественна, и Саске вдруг понял, что совсем не удивился. — Я так и думал, — ответил он спокойно, старательно делая вид, что все идет по плану. В то же время мышление разгонялось, переваривая полученную информацию и давая ей логическое развитие. Похожа на маму. И одновременно — на Сакуру. «Папа, не надо!» Саске на мгновение разучился дышать. Его удивляло то, что вместо размышлений о невероятности происходящего, техниках перемещения во времени и прочем он испытывал лишь странную нежность и не особо пытался искать ей объяснения. — Как давно ты понял? — с легким интересом уточнил брат. — Я… все еще не до конца… — пробормотал Саске. — Это необычно, знаешь ли: стать отцом до того, как успел познать женщину.