209
«В любом сне, детка, главное вовремя проснуться. Рад, что тебе это удалось».
© Мариам Петросян
Она лежала грудью на холодном камне. Сердце было на месте, исправно сокращалось, но Сарада все никак не могла избавиться от ощущения, что его выбил своим чидори Какаши-сенсей. Слезы увлажнили глаза. Чертов Зецу… Теперь получается, что я все-таки убила Тензо. И Наруто мертв… Что я наделала?.. Хотелось кричать, но сигналы ее воли не находили отклика в организме. Закованная в онемевшее тело душа металась в ужасе. Наконец паралич откатился, и Сарада попыталась подняться. Из груди вырвался судорожный всхлип. Она не сумела его задушить, скорчилась и взвыла от боли и невыносимого чувства вины. Чьи-то сильные руки подхватили ее за плечи, не позволяя вновь опуститься на землю и удариться о нее лбом. Сарада присела на колени, и мир вдруг заслонило до боли знакомое полосатое лицо. На мгновение ей показалось, что она угодила в гендзюцу. — Ты в порядке? — спросило гендзюцу. В груди поднялась теплая волна облегчения. Живой. Сарада вся еще не понимала, как такое возможно и куда она попала, но это было не столь важно. — Наруто… Едва сдерживая слезы, Сарада потянулась к нему, коснулась полосатой щеки и нежно провела по ней пальцами. Наруто вздрогнул от прикосновения и изумленно вытаращился. Удивление в его ясных голубых глазах росло с каждой секундой, и Сарада, продолжая медленно поглаживать его щеку, все острее понимала: что-то не так. Широкий подбородок, несколько тонких морщинок на лбу… Короткие волосы… Сарада отдернула руку и завалилась назад, упираясь ладонями в холодный камень. Они с Наруто неотрывно глядели друг другу в глаза, боковым зрением Сарада замечала его одежду, белый плащ на плечах… Он взрослый и… другой. — Нана… — начала она, рвано глотнула воздух, но так и не заставила себя закончить. Нанадайме сморгнул наваждение и снова повторил, на этот раз скупо и смущенно: — Ты в порядке? Сарада вложила свою руку в протянутую забинтованную ладонь. Нанадайме помог ей подняться. Вместо его лица Сарада теперь видела оранжевую куртку на уровне груди. Она осмотрелась украдкой. Прохладный полумрак рощи. Улыбчивая каменная статуя. Где я? Нанадайме положил руку ей на плечо, пытаясь успокоить. — Сарада… Все переволновались за тебя. Особенно Саске. Нет. Невозможно. Я не… Горький спазм сдавил горло. Сарада глядела на оранжевую куртку, и текстура ткани расплывалась от слез. Рука Нанадайме обжигала плечо. Хотелось скинуть эту руку и вырваться, но она не нашла в себе сил. Первое время в прошлом Сарада не могла заставить себя поверить, что она действительно переместилась назад во времени. Но поверить в то, что все вернулось на круги своя, оказалось еще труднее.****
За дрожащим воздухом портала показались смазанные силуэты Сарады и Наруто. Саске ступил на землю. Плащ сдуло набок мощным порывом ветра, и портал за спиной окончательно схлопнулся. Сарада стояла спиной к нему, худенькая, в своем платье без рукавов. Голые плечики судорожно вздрагивали. Сердце окатило горячей волной торжество. Саске сглотнул, чтобы не выпустить эти обжигающие чувства наружу. Сработало? Божество подчинилось? — Сарада… — выдохнул он. Дочь обернулась. На ее щеках блестели слезы. Она смотрела на него с каким-то глубоким мутным ужасом. Теплое чувство торжества чуть угасло. Родная и чужая одновременно. Чтобы спасти дочь, он ломанулся сквозь границы реальности и приказал уничтожить миллиард других, но все еще не знал ее как человека. Чем она жила? Что ее тревожило? О чем она мечтала? — Саске, — неуверенно окликнул Наруто. — Что это было? Саске присмотрелся к нему. Скован. Смущен. Ему вдруг показалось, что он что-то упускает. Что-то произошло здесь, пока он возвращался от Донны, и это что-то было таким же мутными и неопределенным, как взгляд Сарады. Саске понял: без толку с этим разбираться. В конце концов, важно было не это.****
Коноха пробуждалась. На улицах плясали яркие лучи восходящего солнца. Это обилие красок, современных вывесок и реклам напрочь выбивало дух. Мир казался ненастоящим. Всю дорогу домой Сарада пыталась разделить свои воспоминания и восстановить картину реальности, в которую ее вышвырнуло. Наруто умер, Тензо убила она сама. Какаши-сенсей убил ее… Как остро хотелось тогда вернуться в свое старое будущее! Неужели божество услышало ее предсмертное желание? В том мире больше нет ничего… Или это был и не мир даже? Просто сон? Они с отцом шли домой в молчании. Между ними накапливалось безмолвное напряжение, и у Сарады не было ни сил, ни желания избавляться от него. Шаги прокатились эхом по подъезду новой многоэтажки. Папа остановился перед смутно знакомой дверью, но открывать почему-то не торопился. — И как мы попадем в дом? — спросила Сарада, удивляясь звучанию своего детского голоса. Он немного помолчал и признался: — Я думал, у тебя есть ключ. Его голос звучал сухо, но Сарада четко различила в этой сухости попытку скрыть смущение. Они стояли перед дверью своего дома без ключей и испытывали обоюдную неловкость. Сарада вдруг спохватилась. — Ах да! Точно, был ключ… Рука нащупала в подсумке маленький холодный ключик. Старое тело. Старая одежда. Старые вещи. Щелкнул замок. Съемная квартира показалась Сараде тесной, душной. Они с отцом словно вломились в чужое жилье. Старая реальность без мамы, тихая и спокойная, словно заслуженный отдых после стольких лет борьбы, напряжения и страха. Но этот отдых был пустым. Повесив плащ у входа, отец остановился посреди крохотной гостиной. Сарада посмотрела на него, и мысли с сожалений вернулись к реальности. Отец, как и она, витал в каких-то своих сферах, и залегшая между бровей морщинка указывала на то, что мыслил он о чем-то тяжелом и нехорошем. Этот папа — точно такой же, как Саске из той жизни, только старше. Сарада смотрела на него совершенно по-новому и словно видела насквозь. Поражалась самой себе, как это не было очевидно раньше. Его прошлое как на ладони. Уязвимые слабости, скупая нежность. Сухие попытки скрыть неловкость. Сарада подошла к нему, нерешительно замерла, глядя на серый жилет и свободно болтающийся рукав кофты. Рука… Как он потерял руку? Нет… Не все я знаю. Сарада смяла в кулаке конец свободного рукава и, запрокинув голову, посмотрела на папу. Он с трудом подавил порыв отступить. Казалось, боялся ее. Что-то не так. Мы совсем друг друга не знаем, но молодой Саске не стал бы так отстраняться. Да и этот папа… В первые минуты встречи около кладбища Сараде казалось, он едва сдерживается чтобы не обнять ее, но чем дальше, тем более настороженно он к ней относился. Как будто она не была его дочерью. Словно он ожидал увидеть вместо нее кого-то другого. Я правда изменилась. Я… уже не та я. Но имеет ли это значение, папа? Сарада судорожно вздохнула, глядя отцу в глаза и пытаясь телепатически передать ему эти мысли. — Что ты помнишь, Сарада? — выдавил он наконец. Сарада растерялась. — В каком смысле? — Ты коснулась статуи… Сарада нахмурилась, вспоминая. — Ну да… Дотронулась… Попала к этой… Донне. — А потом? — Потом… — Сарада опасливо подняла взгляд на него. — Потом попала в прошлое… — И сразу вернулась сюда? Тебя нашел Наруто… — Нет, нет-нет. Там была волна… потом я прожила год… Потом меня убили… Потом еще года, — она запнулась, подсчитывая, — года три… Лицо папы стало злым. Он плотно сжал тонкие губы. — Расскажи подробнее. Она покачала головой. — Не расскажу. Папа сосредоточенно сдвинул брови. — Проще показать, — добавила она. Активировался шаринган, и мир прояснился. Неподвижные объекты оттенило багровым.****
Саске лежал на диване, закинув одну ногу на подлокотник, а вторую опустив на пол. Здоровая рука свесилась вниз, обрубок другой упирался в спинку дивана. Ресницы слиплись от слез — во власти гендзюцу он едва ли мог себя контролировать. — Почему ты плачешь? — спросила Сарада. Саске открыл один глаз и уперся невидящим взглядом в потолок. Обрывки видений понемногу таяли. Слишком реальные для обычной иллюзии. — Он обучил тебя Цукуеми? — Н-нет… — чуть помедлив, выдавила Сарада. — Тогда как? — Дядя показал бы тебе это за долю секунды, а мы так сидим уже целый день. Саске посмотрел в окно. Вечерело. Бока домов застелило тенями. — Вот оно что. Он помолчал недолго и снова спросил: — Так сколько тебе лет на самом деле? — Эм… — Сарада загибала пальцы и беззвучно шевелила губами, пересчитывая. — Восемнадцать?.. Восемнадцать… Пять с половиной лет в мире шиноби — целая жизнь. Ему отдали не ту Сараду. Изначальная не помнила бы всех этих лет другой жизни. Как и ожидалось, Донна решила обвести его вокруг пальца. Саске вздохнул. Он так надеялся, что все закончилось, но худшие его опасения оправдались и он вновь оказался перед выбором, на этот раз еще более тяжелым. Не зря он старался не привязываться к этой новой Сараде. Намного проще было избавиться от клонов своей дочери, когда они существовали гипотетически в каких-то эфирных реальностях. Но не тогда, когда одна из них сидела рядом. Самая что ни на есть реальная. Такая же, как прошлая, только несчастнее, опытнее и старше. Отказаться от нее сейчас и заставить божество вернуть ему другую, а всех остальных, в том числе и ее, убить? Предательство. Но остаться с ней — предать остальных. Как можно выбрать из множества дочерей одну? Он рывком поднялся с дивана. Пустой рукав безвольно провис вдоль корпуса. — Прости, Сарада. Я отлучусь. Она прищурилась и спросила с подозрением: — Куда это? Саске посмотрел ей в глаза с тем же подозрительным прищуром. Он думал, как бы убедительно соврать. Она была готова разоблачать его ложь. Отец и дочь, они оба друг друга стоили. — К Донне, — наконец признался Саске. Эта Сарада не была наивным ребенком, и он каким-то образом чувствовал, что она знает его повадки и ход мыслей гораздо лучше, чем он ее, даже несмотря на увиденные в гендзюцу отрывки из жизни. — Зачем? Беседа все больше походила на допрос. Сарада не собиралась смягчаться, а вранье разоблачила бы вмиг. — Твое перемещение создало бесчисленное множество миров, Сарада, — аккуратно объяснил Саске. — И в каждом — ты. — И… что? От ее наивной неосведомленности было больно. Так неправильно: грузить ее и делить с ней ответственность выбора. Но Саске чувствовал, что эта Сарада — не тот ребенок, которого он пытался в свое время защитить неведеньем. И скрывать от нее правду теперь уже было не попыткой защиты, а неуважением и предательством. Особенно потому, что первым его приказом Донне было уничтожение всех отражений изначальной Сарады — в том числе и этой, которая сидела сейчас перед ним. Саске отмел противное чувство вины. Она — одна из них. Она лучше знала условия жизни других себя и потому имела моральное право решать. Во всяком случае, большее, чем он. — Я отвечаю за каждую из вас. А эта Донна вернула мне только одну тебя. — Ты хочешь, чтобы она вернула сюда всех? — Не думаю, что это возможно, — уклончиво ответил Саске. — Но я должен убедиться, что все вы… в безопасности. Во взгляде Сарады поселилось сомнение. Не знаешь. Как и я. Он упрекнул себя за поспешную искренность. Не стоило с ней делиться. С чего он взял, что выбирать должна была Сарада? Она из ада попала обратно домой. Конечно, из всех отражений она бы выбрала себя. Просто чтобы не возвращаться назад. И чтобы не выбирать смерть. Но про последнее я тебе не скажу. Он направился к выходу, уже и сам неуверенный, доведет ли свое преступное намерение до конца. В первый раз ему казалось, он исправляет ошибку. Сейчас он чувствовал себя так, словно своими руками собирался убивать дочерей — не призраков, а живых девочек во плоти. Как когда-то Итачи… Сердце защемило. — Постой! — Сарада успела перехватить его за пустой рукав. Саске обернулся на нее. Вряд ли она понимала, на что он пытался решиться. Он ведь так и не сказал ей все. — Не надо, папа… — тихо добавила Сарада. Она пожала плечами, все еще не выпуская рукав. Мяла его в руках, совсем как маленький ребенок, а не взрослая куноичи в теле двенадцатилетней девочки. — Это ведь мне не повезло, папа. А у других меня, может быть, все хорошо. Может, у них жива мама, и Наруто тоже жив и… Она запнулась. Наруто. Сарада так и не показала, что их связывало. Она что-то усиленно скрывала от него, словно боялась наказания и осуждения. Даже сейчас, после всего пережитого, когда, казалось бы, бояться уже было просто нечего. — Я понимаю, — он положил руку ей на плечо и ободряюще сжал. Попытаться еще раз… — Понимаю, что сейчас тебе уже не хочется, чтобы что-то менялось. Но я отвечаю за вас. — Уже нет. Сухой ответ больно полоснул по сердцу. — Что? — неверяще выдохнул Саске. — Что бы ты ни задумал, ты не сделаешь лучше, папа. Ты нужен был нам раньше, когда мы были еще детьми. А сейчас уже поздно. Саске изо всех сил пытался сохранить лицо, но по неприкрытой жалости в глазах Сарады понял, что ему это все-таки не удалось. Каждым словом она наносила ему удар за ударом — в ту самую открытую рану, гниющую от вины, которую он так усиленно защищал отстраненностью, холодом, масками. Она посмотрела ему в глаза. Ее взгляд, прежде мутный и болезненно-угнетенный, прояснился и стал твердым, почти стальным. — Сейчас мы сильные — те, которые я. Не стоит нас недооценивать. Саске пробрало до мурашек. Сарада говорила с такой уверенностью, что у него не оставалось сомнения в ее силе. К чертям хилое тельце ребенка. С таким духом это было лишь делом времени. — У нас есть друзья. К тому же… — она отвернулась и заправила за ухо прядь волос — совсем как Сакура, — и сердце откликнулось ноющей болью. — К тому же в прошлом тоже есть ты, — продолжила Сарада с каким-то снисходительным теплом, словно пыталась его подбодрить. — И другие ты заботятся о тех, которые я, как ты хочешь заботиться о них сейчас. Только ты здесь один. А их там много. — Но там мы ровесники, — попытался возразить Саске. — Другие я не знают… Он слишком хорошо помнил прежнего себя и свои подростковые нравы. — Кто знает, кто не знает… Знание — ничего не значит. Сарада смущалась, путаясь в повторяющихся словах, но он понимал все, что она пыталась донести. — Другие ты все поняли, папа. Даже если и сами не поняли, что именно они поняли… Это узы, которые нельзя заглушить ни пространством, ни временем. Дочь снова заглянула ему в глаза, и Саске поразился тому, насколько она умела быть разной. Разбитой, растерянной… Уверенной и упрямой, проницательной и заботливой… А сейчас он читал в ее глазах только усталость и наконец то самое детское доверие, ради которого готов был пробивать границы мироздания. Или не пробивать. Со всем этим опытом и болью за плечами она все еще была его дочерью и готова была принимать его старшинство и заботу. Сейчас у нее не было никого ближе. Он привлек ее свободной рукой к груди. Сарада охнула, вжимаясь носом в жилетку. Саске слушал тихое дыхание дочери и медленно поглаживал ее по шелковистой макушке. Она не пыталась отстраниться, прижималась щекой к его груди и, казалось, не собиралась отлипать. Сильная. Уверенная. И теперь бесконечно одинокая, как и он. Саске показалось, что за время этих затяжных объятий он исчерпал весь накопленный лимит искренней отцовской нежности за последние двенадцать с половиной лет. И даже немного больше. Он отстранился как можно мягче. — Отправляемся через неделю. Думаю, к тому моменту свиток расшифруют. — А? Она оторопела. — Как раз будет время разобраться с вещами и отказаться от съема квартиры, — продолжал Саске. — Ну и тебе надо подготовиться. Впрочем, с твоим опытом, проблем не возникнет. — Мы… вместе уйдем из деревни? Саске на миг стало страшно, что она откажется. Тогда в деревне придется остаться ему. — Ты хочешь остаться. Конечно же, она хотела. У нее тут друзья, светлая жизнь, по которой она наверняка соскучилась. Сарада покачала головой. — Не хочу. Меня тут ничего не держит. — Значит, решено, — Саске ободряюще хлопнул ее по плечу, стараясь не выдать облегчение. Оставаться в деревне ему было никак нельзя. Это было его долгом — поддерживать мир из тени. Если бы он остался, все бы развалилось.