Perfect choice and maybe man

За всеми этими новогодними фиговинами стоит одна огромная и очень важная проблема. Ее имя многие бояться даже произносить, у некоторых она вызывает потери сознания, кислородное голодание и проблемы с пищеварением. Эта проблема настигает практически всех без исключения, в определенный момент жизни поджидая и одаривая кирпичом по голове, после чего в ней не остается ничего, кроме, разве что, мыслей о суициде. И имя Ей — зимняя сессия. Каждый раз, слыша это пугающее слово, Юнги невольно ежится. Он уже отучился в универе четыре долгих года, которые на деле пролетели настолько незаметно, что вливаясь в магистратуру он совсем не заметил разницы. Ну, учеба как учеба, поменялось только то, что помимо нее Юнги еще приходится ежедневно работать, зарабатывая себе, взрослому мужику, на жизнь. Ему 25, полтора года учебы на магистратуре уже спиной, а он все еще, все еще, после каждого семестра вздыхает с облегчением. Работа работой, а учиться ему, оказывается, дается тяжелее. Он ступает торопливо по заснеженному асфальту Сеула, к которому за последние пять лет привык, как к родному, и матерится, скрывая замершие и посиневшие губы за шарфом, намотанным вокруг шеи кое-как. Пару часов назад ему промывали мозги тем, что безалаберно относиться к учебе в его возрасте — просто крайняя степень нелюбви к себе, и сейчас настроение у него готово пробить землю до самого ядра. Ему 25, черт возьми, неужели он все еще должен выслушивать нудных преподов про их нудные предметы? На улице, как назло, холодно, как на гребаной Гренландии, и у Юнги зуб на зуб не попадает, когда он наконец-таки заскакивает в здание фирмы, в которой работает три последних года. Внутри ему тут же становится тепло, но в то же время душно — хотя кондиционеры потыканы везде, где только можно, Юнги душит здешняя атмосфера. Ему никогда и не хотелось быть офисным планктоном; все, что ему хотелось — это быть свободным от других, от чужих мнений и от денег, потому что те, по его скромному мнению, только портили людей. Но, судьба все-таки сложилась так, что Юнги прилежно ходит на работу каждый день, зарабатывая неплохие деньги на еду и жилье, за которое, к сожалению, ему теперь приходится платить одному. Его двоюродный младший брат съехал от него, как только появилась первая возможность, но Юнги не может его винить, ведь он знает, что для того деньги были вовсе не главным фактором. Когда Юнги забегает в лифт (ведя себя, между прочим, не как взрослый состоятельный мужчина, а как подросток с гиперактивностью), в его голове всплывают неожиданные воспоминания о том, как он постоянно заставал Тэхена вместе с его бойфрендом зажимающимися где-нибудь на их кухне, и кривит лицо. Нет, хорошо, что Тэхен съехал. Устроившись сюда работать, Юнги вовсе ничего от этого не ожидал. Один из друзей Тэхена, Сокджин, постоянно восхвалял ее, говоря о том, что знаком с исполнительным директором, но Юнги правда совсем ничего не ожидал. Не ожидал он и того, что этим самым исполнительным директором окажется его давний знакомый из средней школы в Сеуле, в которой тот когда-то проучился последний учебный год. — Если ты сейчас же не скажешь мне, когда выйдет твой новый трек, я тебя уволю, — и именно с этими словами он сегодня встречает Юнги в своем кабинете. Юнги усмехается и разваливается на кресле перед огромным дубовым столом. Ким Намджун с идеально отглаженным костюмом и волосами, зачесанными на один бок, даже спустя три года все еще не вяжется у него с тем подростком со смешной прической, читающим рэп в незнакомых клубах. Как-то забавно получается — они оба, совершенно одинаковые с одной стороны, и радикально отличающиеся с другой, снова встретились, но их дружба отчего-то стала только крепче. Компания Намджуна процветает, жизнь Юнги увядает. Так и получается. — Через мильон лет. — Ой, заткнись, — глаза у друга горят и он перегибается через стол, чтобы дать Мин Юнги, саркастичному и гадкому ублюдку, щелбан по лбу. — Я жду этого уже целую вечность! — С чего у тебя вообще такая ностальгия по моим трекам? — Юнги недовольно ворчит и ослабляет галстук на шее. — Я уже столько лет ничего не выпускал, да и вряд ли выпущу вновь. — Я прослушал твой первый микстейп вчера вечером, а выпитое белое вино только подхлестнуло это желание, — Намджун пожимает плечами. Он бы даже растрогался, ведь друг переслушивает его песни даже спустя столько времени, но если честно, Юнги не может ничего ему пообещать. У него много написанных песен. Написанных, отшлифованных, готовых и полностью вылизанных до идеальности, но Юнги не хочет их выпускать. И дело тут вовсе не в неуверенности в себе, просто он адекватно оценивает свои силы — кому вообще будут интересны его треки? Все его немногочисленные фанаты уже давно про него забыли, а показывать песни только одному Намджуну как-то стыдно. Поэтому Юнги только машет рукой неопределенно на его предложение и отворачивается к окну. Именно из этого кабинета, который находится почти на самой верхушке высотки, открывается вид, который каждый раз заставляет Юнги на секунду задохнуться. Если бы он был впечатлительным подростком, как много лет назад, он бы закрылся в этом кабинете и писал бы тексты безостановочно, восторгаясь каждой деталью на этой открывавшейся его взору панораме. Но ему 25, а время неумолимо движется вперед. — Юнги, ты меня слушаешь вообще? Он отводит взгляд и бросает недовольный на Намджуна: — Нет. — Ну и говнюк, — Намджун вздыхает, давая волю гнусным словечкам. — Я говорю, что хотел бы провернуть с тобой одно дело. — Выгодное? — Как сказать, но если ты готов рискнуть, то можно было бы попробовать. Но для этого мне нужен от тебя трек! — Я же сказал, — начинает возмущенно Юнги, но один только взгляд Намджуна останавливает его грандиозную речь и заставляет замолчать. — Ладно, хорошо, что это за дело? Намджун тут же приобретает воодушевленный вид и начинается рыться в своем огромном компьютере, в это время без умолку болтая. — Читал я тут свою старенькую почту на днях и наткнулся на рассылку от старых знакомых, которые устраивали нам концерты на Мендоне, — в его глазах Юнги замечает отражение белого экрана монитора и кучу энтузиазма, нескончаемого желания творить и шевелиться. Иногда, когда на него находит меланхоличное настроение, Юнги начинает их с Намджуном жалеть. И причина проста — они не на своих местах. Намджун тем временем находит то, что искал, и разворачивает к Юнги монитор, с открытым письмом. — Они раскрутились настолько, что даже Эпик Хай выступали на их концерте. Представь! Я даже дышать боюсь, когда думаю о том, что было бы, останься мы с ними в команде и продолжили бы выступать! Юнги пробегается взглядом по строчкам и поднимает на друга чуть растерянный взгляд: — Открытый концерт? Ну нет, чувак, я не готов выступать. Как ты себе это представляешь? Я столько лет потратил впустую. — Концерт состоится через два с половиной месяца, — не останавливается Намджун и заискивающим голосом продолжает: — Если бы ты дал мне послушать хотя бы какой-нибудь набросок, мы могли бы поработать над ним и отжечь так, что возможно… только возможно, нас бы кто-нибудь заметил. Надежды в голосе Намджуна столько, что у Юнги просто не хватает смелости ему отказать. Да и кого он обманывает: все внутри него затрепыхалось только от мысли о том, что он снова сможет выступить. Зажечь зал своей энергией, выплеснуть все свои эмоции, оголиться перед слушателями и стать единым с ними. Поэтому он вздыхает и откидывается на стуле с кислым лицом. — Я не знаю, Намджун. Ты уверен, что это того стоит? — А ты нет? Ответ уже известен.

***

Они сидят в его кабинете еще какое-то время, все досконально обдумывая, и когда речь заходит о песне, Юнги находит на своем телефоне только один единственный набросок. — Он очень сырой, — неохотно протягивает он свой телефон Намджуну, и тот, несмотря на его слова, нажимает на плэй. Кабинет заполняется негромкими звуками простого с первого взгляда трэка со всего парочкой битов. На десятой секунде он разгоняется, отскакивая от стен и окон и начинает жить своей жизнью. Голос Юнги звучит грубо и глухо, с первых слов притягивая внимание Намджуна к себе. Юнги неудобно сидеть здесь и ждать приговора от друга, с которым они многое прошли в мире хип-попа раньше. Но он усердно сидит, глазея на свои сомкнутые на коленях пальцы, и шевелит ртом, повторяя каждое произнесенное им же на записи слово. «39 ночей думал о тебе, совсем не представляя кто ты», говорит Юнги на записи холодным шепотом, и та заканчивается под звуки фортепьяно. Ему немного стыдно, что эта песня оказалась именно с этим подтекстом, но сделанного уже не отменить. Намджун пару мгновений молчит и поднимает на него взгляд, полный восторга: — Мин Юнги все еще жив! — Чего? — Офигеть можно! Юнги, это так круто! Если добавить туда вокал, то все с ума сойдут от этой хитяры! Почему ты хранил от меня это сокровище?! Юнги морщит нос. Он не может сказать Намджуну о том, что написал этот трек уже очень давно, а сырой он потому, что заканчивать его совсем не хочется. Он, как отголосок прошлого, должен остаться там — в прошлом. Поднимать его сейчас так Юнги не хочется, но раз друг загорелся, его уже будет невозможно остановить. Конечно, он Намджуну понравился. Он бы любому понравился. Только вот Юнги этого не хочет. — Не знаю, может послушаешь что-нибудь еще? Я могу выслать тебе на почту вечером кучу готовых песен. Намджун агрессивно машет головой, поднимается со своего большого стула и хватает с вешалки пальто. — Никаких других и слушать не хочу. По крайней мере сейчас! Юнги, мы не можем упустить такую жемчужину. Это же стопроцентный хит! Все еще не понимаю, как ты мог скрывать от меня такое… Юнги поднимается следом за ним с тоской на лице, поднимает упавший на пол шарф и накидывает его на плечи. Друг дожидается его у выхода из кабинета и просто светится, как самая яркая звезда на ночном небе. Когда они выходят из кабинета и появляются в общем офисе, Юнги снова ловит на себе несколько взглядов: конечно, его дружба с исполнительным директором не осталась незамеченной, но упрекать его в этом никто не смеет. Наверное, дело в его устрашающем виде. Он замечает на себе один определенный настойчивый взгляд, а когда смотрит в ту сторону, девушка уже отворачивается. Да, дело определенно в этом. — Она на тебя запала, — томно шепчет Намджун, кивая в сторону глазеющей до этого девчонки. — Постоянно пялится, когда ты мимо проходишь. — Откуда у исполнительного директора время на то, чтобы следить за мной? — недовольно тянет Юнги, заматываясь шарфом по середину лица. Он снова бросает на девушку взгляд — та очень даже симпатичная, высокая и с длинными шелковистыми волосами и большими глазами. На таких только любоваться издалека, тем более такому оболтусу, как Мин Юнги. — Кто это вообще? — Ха Суен из бухгалтерии, — довольно протягивает Намджун, словно объевшийся сметаны кот, — та еще штучка. Красивая — жесть, но никому не дается. Хочешь, могу тебя ей представить… — Нет, — отрезает Юнги, кидая последний раз взгляд в ее сторону, но в этот раз она смотрит на него тоже. А поймав мужской взгляд, девушка вспыхивает, скромно улыбается и опускает голову, заводя прядь волос за ухо легким движением. Юнги вздыхает, обращаясь к Намджуну снова. — Я расстался с Чэвон всего два месяца назад, и поверь, я все еще не готов к очередным отношениям. Ты же знаешь, для меня сложно настроиться на романтическую волну и вся такая фигня. Они заходят в лифт, где кроме них стоит еще парочка сотрудников, которые при виде Намджуна вежливо склоняют голову. Юнги пыхтит, пытаясь дотянуться до пропуска, валяющегося где-то на дне сумки, когда друг будто равнодушно бросает в его сторону: — Но отношения тебе все равно не помешали бы. Юнги закатывает глаза. А из-за полной тишины в лифте, сотрудники начинают переглядываться между собой, гадая, кому все-таки принадлежит брошенная фраза. Когда они прощаются в намджуновой машине, который подвозил Юнги до ближайшей станции метро, Намджун все-таки напоминает ему о насущном. — Юнги, я жду от тебя голоса. Юнги отсоединяет ремень безопасности и непонимающе на него смотрит: — Голоса? — Вокала. Эта песня должна прозвучать в этой стране. — И где мне, по-твоему мнению, найти этот «голос»? — язвительно интересуется Юнги, протягивая руку к задним сидениям, чтобы забрать оттуда свою сумку. — Прослушивание провести? Намджун на его интонацию не реагирует, а только спокойно пожимает плечами: — Ну, ты же все еще в универе учишься. Сходи на факультет искусств, может быть, найдешь то, что тебе нужно. Что нужно нам. Юнги ничего на это не отвечает, просто выходя из машины и салютуя другу двумя пальцами. Когда он снова ступает по снежной дороге, он думает. Не такая уж и плохая идея, а? В конце концов, это же песня о… чувствах? Юнги и сам не знает о чем думал, когда писал ее. Он всего лишь действовал на эмоциях, а эмоции это штука подлая, которая дается только один раз. Как же он будет записывать конечный вариант, если эмоции уже утеряны? Снег снова начинает валить. Конец ноября знаменует начало чего-то нового в его скучной, увядающей жизни.

***

В универе, в котором он учится, факультета искусств нет. Он узнает это на следующий день у одногруппницы, которая щебечет что-то про «исключительно экономическую направленность университета», закидывает Юнги кучей вопросов и ярко улыбается. Юнги считает, что это судьба. Но вот Намджун считает по-другому. Именно поэтому, он становится тем человеком, который звонит Сокджину и спрашивает его, нет ли у него знакомых с хорошим голосом. — У них есть класс вокала, — Намджун, кажется, очень воодушевлен своей идиотской идеей, совершенно не обращая внимания на недовольство со стороны друга. Юнги скучающим взглядом окидывает вид за окном Макдональдса, в котором он пытается согреться во время большого перерыва, и просто слушает болтовню Намджуна про то, что ему жизненно необходимо съездить туда и все проверить самому. — Ты должен, Юнги. Во имя будущего корейского рэпа и святого Табло. — Не называй его святым, — лениво возражает Юнги, делает глоток своего кофе и вздыхает прямо в трубку. Видя, как Намджун оживлен и готов жить дальше, Юнги хочется сделать его счастливым, поэтому он все же мямлит в ответ: — Ладно, я съезжу туда завтра. — Сегодня! — Хорошо, сегодня. Но только обещай мне, что не будешь на меня давить. Я человек творческий, могу и морду набить на эмоциях. — Окей, рассчитываю на тебя, дружище! Намджун первый заканчивает разговор, и Юнги откидывает телефон на стол. Класс вокала. Может, все не так уж и плохо.

***

Тэхен встречает его в коридоре радостной улыбкой. — Вау, я не видел тебя сто лет, хен. Думал уже, что ты все-таки окочурился в одинокой квартире. — Завались, мелкий, — лениво отбивается Юнги, хотя признает сам для себя, что действительно скучал по этому пареньку. Тэхен за последние пару лет похорошел еще больше, насколько может судить Юнги со своей колокольни, буквально летает на крыльях счастья и распространяет его вокруг себя. После того, как тэхенова мама второй раз вышла замуж, и в их доме поселился новый человек, Юнги с Тэхеном первое время выживали вдвоем в маленькой тэхеновой студии, перебиваясь дешевым раменом. Когда он устроился на работу, Тэхен практически сразу переехал, понимая, что старший брат сможет обеспечить себя сам. А тот был только доволен такому раскладу. Все-таки, одиночество он любит больше, чем своего брата с чужим языком во рту в час ночи на пороге. Да, он никогда этого ему не простит. Тэхен проводит его по бесчисленным коридорам их запутанного корпуса, говорит еще про то, как Юнги похудел и стал некрасивым, и объясняет, в какую аудиторию ему стоит зайти. — Вон там налево повернешь и войдешь в первую дверь. Думаю, не заблудишься, там сразу слышно будет. Надеюсь ты найдешь то, что ищешь, хен! Он машет Юнги ладонью на прощание и убегает в свою аудиторию. Старший следует его инструкции и действительно слышит звонкие голоса за углом. Он медленно опускает дверную ручку и приведением проскальзывает внутрь, занимая максимально незаметную позицию. В аудитории человек пятнадцать, у всех — сосредоточенные лица и упорство в глазах. Юнги склоняет голову набок и улыбается. Он знает, что они чувствуют: музыка пронизывает их, а голоса сливаются с ней и творят нечто невообразимое. Он знает это чувство, потому что испытывает то же самое, когда пишет тексты. Они для Юнги все, все самое сокровенное и личное, с чем делиться очень часто совсем не хочется. Но вот только, когда каждый студент пропевает свою сольную часть, Юнги понимает, что это все не подходит ему. Каждый голос красивый, прекрасный и чистый, но он не чувствует чего-то особенного, когда слышит их. Он закрывает глаза на предпоследнем человеке и слышит, как мелодичный голос преподавателя говорит, что нужно кое-что подправить. А потом последний из них начинает петь. Юнги кажется, что он попадает в вакуум. Но в вакууме он бы ничего не услышал, а здесь и сейчас он может слышать только то, каким чистым, кристальным и сверкающим голосом человек пропевает идеально подобранные ноты. Юнги распахивает глаза так резко, что перед ними даже темнеет на мгновение. Смотрит вдаль кабинета, зацепляясь взглядом за невысокую фигуру молодого парня, выдыхающего облегченно, когда преподаватель хвалит его. Ему больше ничего не нужно слушать. Он уже знает, что ему необходимо. И пойдет Намджун в задницу, если будет что-то иметь против мужского вокала.

***

Юнги дожидается окончания занятия рядом с аудиторией, подпирая стену и пальцами тарабаня по бедру незамысловатый мотив. В его ушах все еще стоит тот чистый звук, а сердце колотится быстрее из-за волнения. Что он собирается сказать этому парню? Он ведь не какой-то популярный рэпер, чьи треки хорошо известны в Корее, этот парень может ему и отказать. Но, опять же, Юнги вспоминает сверкающие глаза Намджуна и вздыхает, когда двери аудитории открываются, и люди начинают по одному выходить оттуда. Нужный Юнги паренек как назло задерживается в аудитории, даже преподаватель уже вышел и одарил Юнги странным взглядом. Ну что ж, видимо, у него больше нет другого выбора. Юнги заходит внутрь и чувствует скопившуюся в нем неловкость. Он прочищает горло, пытаясь привлечь к себе внимание, и слышит, как громко стучит его сердце. Он и сам не заметил, как воодушевился идеей записи песни. Темноволосый паренек поднимает от своей сумки удивленный взгляд и смотрит на Юнги с непониманием. Черт, это все та-а-а-к неловко… Он точно будет ненавидеть Намджуна, если этот парень ему откажет. — Эм, привет… Извини, что отвлекаю, но мне нужно с тобой поговорить, — говорит он все-таки негромко и нелепо чешет затылок. Парень, стоящий перед ним хмурит брови. — Да, конечно. — Я… — Юнги пытается сформулировать мысль как можно правильнее, но слова просто путаются у него в голове. — В общем, я пишу песни. Звучит странно, но я очень хочу, чтобы ты спел для одной из них. Парень хмурится еще больше, опускает взгляд вниз, на свои ботинки, и некоторое время молчит. Юнги про себя уже надумывает столько всего, что сделает с Намджуном, когда приедет в офис, но все еще незнакомый парень отвлекает его от пугающих мыслей. — Прости, но я откажусь. Он виновато улыбается, одергивает край своего свободного свитера и аккуратно обходит Юнги стороной, выходя из аудитории. Он не успевает ничего сообразить, просто выходит за ним следом и, не сдержавшись, окликает: — Почему? Темноволосый оборачивается и долго на Юнги смотрит. Изучающе и с интересом, будто пытается найти что-то в его одежде, лице, взгляде. Затем просто пожимает плечами и отвечает: — Я не готов петь для чьей-то песни. Но почему, хочется спросить Юнги, но он стоит в ступоре и не может пошевелиться. А парниша несколько секунд смотрит на него и выдает еще кое-что. — Кстати, а мы нигде раньше не встречались? Юнги поднимает взгляд. Внезапно, вся его дерзкая натура просыпается и решается проявить себя. — Не знаю, — отвечает он. — Да и какая уже разница. Вот черт. Он только что упустил свой голос.