Острые края

Это случилось снова. Она вновь пришла. Словно только её заботит его судьба. — У-ХО-ДИ! — в зверином пьяном рыке столько злости и отчаяния, что отшатнулись бы самые близкие, но не она, черт возьми. Она стоит. И смотрит, а он ненавидит её за этот взгляд- такой понимающий, что сводит скулы, такой сочувствующий, что хочется схватить ее за плечи и проорать прям в лицо, раздирая горло: «Оставь меня в покое, мать твою!» Но девушка стоит далеко, а бутылка виски рядом, и плевать, что он только открыл её, у ног ещё батарея таких же: дорогих, полных, обжигающих… Мужчина резко взмахивает рукой и отпускает прохладную емкость в полёт. Словно со стороны видит, как медленно расширяются ее глаза, а рот открывается, но вместо крика слышен звон стекла. Красиво, блять! Осколки бутылки и капли вискаря радостно переливаются в свете единственной не перегоревшей лампочки в люстре. Этот полумрак ему чертовски нравится, хоть и напоминает об уютных вечерах в башне. Усилием воли сдержать рвущийся из груди вой, задавить его, втолкнуть обратно. Он выхватывает ещё одну бутылку и вновь запускает её в стену… И ещё одну… И ещё… Вот только легче не становится… А она, блять, всё стоит! — УБИРАЙСЯ! Пол усыпан сверкающим крошевом. Воздух настолько пропитан алкоголем, что поджигая сигарету, Сережа удивляется, как тут ещё не загорелось все? Докурив до самого фильтра, он достает очередную бутылку, пытается её открыть, но руки не слушаются, и тогда он с размаху откалывает горлышко о журнальный столик и пьет. Острые края режут губы, огненная жидкость тут же прижигает свежие ранки… Холодная ладошка вдруг опускается на его руку, несильно нажимает, побуждая отодвинуть искалеченную бутыль от окровавленного рта. — Остановись, Сереж.. Губ касается что-то мягкое и шершавое. Он смотрит, как девушка осторожно утирает кровь с его подбородка. Так нежно, что в нём вновь закипает ярость… — Пошла нахуй, Кошелева. Девушка вздрагивает, но продолжает упрямо оттирать его лицо уже изрядно пропитавшейся красным тканью. Мужчина перехватывает тонкое запястье, отталкивает от себя хрупкую руку, с ненавистью смотрит во влажные глаза. — Вы все такие правильные, — он зло выплевывает слова. — Надо жить дальше, это всего лишь проект, люди любят тебя, а не твой никнейм. Как? Как жить дальше, когда тебя нет? Когда все, что ты сделал за свою жизнь, тебе не принадлежит больше, даже твое имя? Когда стерли отовсюду, когда даже упоминания в инстаграмме больше не ссылаются на тебя, потому что пришлось, блять, переименовать страницу… Когда они отобрали все из-за этой поправки в контракте? Как, твою мать?! В её глазах вдруг что-то меняется. В них появляется знакомая решимость. И тогда девушка сама отходит от него, и Сергей неожиданно чувствует пустоту там, где только что была Кристина. И со смесью боли и облегчения отворачивается, ожидая, что она сейчас уйдет, что вот-вот хлопнет дверь, и он сможет вернуться к одинокому распитию алкоголя. Каблуки противно хрустят на стеклянных осколках. Он считает её шаги: один, два, три… Почему она остановилась? Сережа оборачивается и видит, как девушка пытается открыть бутылку. Мужчина недобро усмехается, наблюдая за её потугами, что-то внутри кричит о неправильности происходящего, но он, видимо, слишком пьян, чтобы придавать этому значение. Пытается убедить себя, что бутылка очень вписывается в ее бунтарский образ- черные ботинки, шорты и кожанка, вот только глаза ее не горят дерзким огнем, а тонут в печали. Наконец бутылка открыта. Девушка закрывает глаза, глубоко выдыхает и медленно подносит к губам узкое горлышко. Сережа смотрит, как она морщит нос, как крепче зажмуривается и в этот момент будто что-то лопается у него в груди. Одним шагом он оказывается подле неё, силой вырывает виски, отстраненно смотрит, как выплеснувшиеся капли стекают по подбородку к тонкой шее. — Жалко? — А в глазах вызов. И мужчина вдруг осознает, что стремительно трезвеет. Что пьяный туман, спасавший его эти несколько недель, проходит. Что становится вдруг непереносимо тяжело просто стоять. И желание сдохнуть становится почти непреодолимым. — Уйди, Кошелева. Ты ничем не поможешь. Я отвалил кучу бабок лучшим юристам, но даже они не помогли— Трущев говорит это почти шепотом, медленно прислоняясь к столу, рукой проводит по лицу и бессмысленным взглядом упирается в мокрые разводы на стене. — Я не могу уйти… — Ах, да, простите, я забыл. Кристина Кошелева просто не может бросить в беде человека. — И он, как ни старается, не может подавить, скрыть от неё свою горечь. — Вовсе нет. Просто… Мне очень тяжело без тебя. Я скучаю по тебе, и… все эти месяцы без тебя я как будто не жила. Мужчина изумленно замирает. Ну вот, допился… Слуховые галлюцинации пошли. Выдаем желаемое за действительное… Трущев нервно сглатывает и хрипло просит: — Повтори… И тогда девушка падает перед ним на колени, прямо в острое крошево, и начинает нести абсолютнейшую чушь, что-то сладкое и приторное. Что без него мира просто не станет. Что она разваливается на кусочки вместе с ним. Что если он хочет, он может продолжать пить и убивать себя, но только пусть тогда он не гонит её… Только пусть она будет рядом с ним… Что без него у нее дыра в сердце, как будто что-то прошло навылет… Девушка начинает истерически смеяться от последнего слова, и сквозь слезы повторяет засевшие в голове строчки Сережиной песни. Проходят навылет… Такие как ты, проходят навылет… А мужчина сидит и охреневает. И часть его презрительно корчится и улюлюкает от её теплых и нежных слов, а другая отрешенно слушает… Когда-то бесконечно давно, в прошлой жизни, где еще существовал PLC, Трущев так ждал подобных слов. Хотя бы десятую часть, хотя бы улыбку, которую она дарила всем направо и налево, особенно Максу, которому она была нахуй не нужна- как оказалось, парень просто подогревал интерес зрителей, изо всех сил стараясь изображать влюбленность вместе с Кристиной. Вся трогательная история их передружбы- еще один ход в игре, которую вели с ними продюсеры. Весь проект PLC жутко завидовал Свободе, мечтая оказаться на его месте, чтобы Кристина хотя бы понарошку смотрела на него с нежностью. Разве разница в их возрасте- не повод для взлета рейтингов? Тогда он прижимался лбом к стенке душа, представляя, как девушка говорит ему о любви, но теперь… Теперь это стало насмешкой судьбы. — Нет, Крис. Даже если это правда, мне это не нужно. Уходи. — И он закрывает глаза, чтобы не видеть, как её лицо искажается от боли, как она резко вскакивает и убегает, звонко хлопнув дверью. И наконец, он остается один. Сережа некоторое время сидит, судорожно сжимая в руке очередную проклятую бутылку, и слышит в ушах припев ее песни. А потом вдруг дверь резко открывается и в комнату снова влетает Кристина. Её трясет, и Трущев даже не может припомнить,видел ли он когда-нибудь девушку в такой ярости. — А теперь послушай меня. Есть одна вещь, о которой я сейчас особенно сильно жалею! Что я не мужчина, и не в моих силах хорошенько врезать тебе! Я никогда не думала, что ты окажешься настолько слабым! Да,тебя кинули, да, для тебя все сложилось в разы хуже, чем для нас! Но это не конец твоей жизни! Ты прав, тебе не нужна ни моя жалость, ни моё тепло, и я не стану больше тебе их навязывать. Но я хочу, чтобы ты задумался, что ты сделал бы, если бы такое случилось, например, со мной или с Джей Маром? Сергей жестоко ухмыляется: —Я бы высмеял такое поведение Никиты и вставил бы тебе мозги на место. Только что с того? Тебе никогда не понять, что я потерял! Все, чем я жил до этого, все мое творчество больше мне не принадлежит! Я сам себе не принадлежу, но откуда тебе знать, что я чувствую, фадеевская девочка? Ты представить себе не можешь, как меня достала ваша жалость! — Тогда сам себя перестань жалеть! — От её крика становится больно ушам, и лишь когда боль отступает, до него доходит смысл её слов. И тогда он грустно и слегка устало улыбается. — Я не знаю, как жить, Крис. Я не умею начинать все заново. — Научись. Вспомни, что права Блэкстар не распространяются на новые треки. Да, тебе придется сменить псевдоним, но люди ждут, когда ты снова выйдешь на сцену. Вспомни, что есть Макс, который из кожи вон лезет, чтобы хоть как-то помочь тебе, чтобы собрать твою карьеру из осколков. Сколько предложений о совместных треках он тебе уже сделал? Есть Олег, который возомнил себя виновным в случившемся и разрывает контракт с Тимати! — Терри? — Он уже вряд ли когда-то сможет так себя называть… Вспомни о родителях! Неужели твоя мать заслуживает потери сына? А если ты не остановишься, то похоронено будет не только твое прошлое, но и будущее! И он, наконец, посмотрел на неё: растрепанное каре, красные воспаленные глаза, влажные от слез щеки. — Не стоит так переживать, Кошелек, — севшим голосом проговорил мужчина, опустил глаза и увидел глубокие порезы на её ногах, вспомнил, как она рухнула перед ним на колени, ничуть не заботясь о рассыпанном по комнате стекле. И это воспоминание заставило болезненно сжаться сердце. — Больно? Девушка огрызнулась: — Нет! Щекотно! Некоторое время Трущев продолжал тупо смотреть на уже подсыхающие разводы крови на коленях Кристины , а потом резко вскочил и рванул на кухню к холодильнику, покопавшись там, извлек несколько склянок и, вернувшись к девушке, разложил их на столе. — Сядь, пожалуйста. Кошелева послушно опустилась в кресло и настороженно наблюдала за действиями Сережи. Мужчина тем временем колдовал над склянками, смачивая марлю то одной, то другой жидкостью. Когда прохладный влажный тампон осторожно коснулся порезов, девушка шумно выдохнула и прикусила губу. — Да ладно притворяться-то! — тихо обронил Трущев, — Не должно быть больно. Мы с Максом после драки только так и спасались от шрамов … — Сергей замолчал, продолжая обрабатывать ранки. Закончив, он виновато посмотрел девушке в глаза. — Спасибо, — та медленно встала и направилась к двери. — Крис... — Хрупкая женская фигура замерла в дверном проеме. — Ты не должна больше приходить, так будет лучше для тебя. — Она, не оборачиваясь, кивнула. Мужчина, слегка покачиваясь, приблизился к напряженно застывшей девушке. — Будет намного хуже, если ты не уйдешь… — она кивнула второй раз. — Но я буду очень рад, если ты решишь остаться. Очень медленно Кристина обернулась, одним неуверенным шажком преодолела разделяющее их расстояние и, уткнувшись носом в пахнущую виски рубашку, тихонько заплакала.