Порочное создание

«Teufel», — услышала в спину и не сдержала грустной улыбки. Спасибо, мистер Майер, что не проводил излюбленным словом «Hure». Заприметила в конце коридора свободный диванчик, находившийся в отдалении от любопытных ушей, и быстрее заняла его, пока проворные пациенты не лишили удобного местечка. — Я так рада, что с тобой всё хорошо, — неуверенно начала, только сейчас заметив несколько ссадин на виске мужчины, на горбинке носа и на левой щеке, порез на которой отчётливо проглядывался сквозь бороду. Болезненные порезы. Уж мне-то не знать, какую боль можно причинить, вооружившись острым предметом. Чарльз не отпускал мои ладони, будто боялся в любой момент потерять меня из виду. Пожалуй, я бы не отказалась потеряться, если это способно унять несвойственную для меня дрожь в коленках. Дрожь не от волнения, а от страшного осознания, что больше цепляться не за кого. Вновь наедине со своими проблемами. Вновь вернулась в исходную точку. — Не стоило доверять Шейну, — осознавая свою оплошность, мужчина покачал головой, вынуждая меня, точно провинившегося ребёнка, потупить взгляд: — Мне так жаль, Чарльз! — Ты ни в чём не виновата! — тёплые пальцы приподняли мой подбородок, побуждая заглянуть в карие глаза.- Ты не могла знать, что твой брат вынашивал план мести и не собирался менять свою жизнь. Вот теперь отчётливо почувствовала укол вины в самое сердце. Острая, хоть и мимолётная боль распространилась по телу столь же стремительно, как я отстранилась от прикосновений мужчины. — Я знала, что Шейн не собирался лечиться, — хотелось отвести взгляд, но упорно заставляла себя не поддаваться слабости, и твёрдым голосом продолжила.- Более того, я знала о его махинациях со сбытом наркотиков. Чарльз, мой брат действительно пытался изнасиловать девушку, но ему вовремя помешали. Чарльз шумно выдохнул и откинулся на спинку дивана, давая мне возможность задышать полной грудью. Оказывается, говорить правду — это непосильный труд. — Никки, — отрывисто проговорил мужчина и неожиданно одарил намёком на улыбку.- Я сам старший ребёнок в семье и прекрасно понимаю твой порыв защитить младшего брата. Мне страшно подумать, сколько гнусных поступков Томаса я готов оправдать, и это совершенно нормально. На то и существуют братья и сёстры. Не думала, что такое возможно, но слова мужчины показались мне по трогательному забавными и побудили, отбросив предрассудки, погладить его по колену: — Ты в своём репертуаре, Чарльз. Готов оправдывать, помогать и защищать от всех невзгод. Это круто, правда. Но я, навряд ли, заслуживаю подобного к себе отношения. Миллер непонимающе сощурился: — Почему ты так говоришь? — Я врала тебе, — пожала плечами и попыталась отстранить руку, но мужчина накрыл своей ладонью мои пальцы.- Хотела казаться лучше, чем есть на самом деле. — Я прощаю тебя… Веселье промелькнуло в карем взгляде, открыто намекая на превращение нашего разговора в откровенный фарс. Чарльз не воспринимал всерьёз мои слова, тем самым давал шанс забраться к нему на шею и свесить ножки. Как жаль, что мы с Линой будем непосильной ношей для одного мужчины. — Я попросила о разговоре не для того, чтобы получить твоё прощение, — слишком грубо ответила, желая вернуть наш диалог в серьёзное русло.- Я хочу поблагодарить тебя и попрощаться. Ты помог мне с братом, как обещал, подарил незабываемые выходные и не жалел своих запасов коньяка. Неожиданно мужчина развернулся ко мне корпусом и поддался вперёд, заставляя меня неосознанно вытянуть перед собой руки, тем самым сохранив приличную дистанцию. Щедрость Чарльза на прикосновения и нежность пугали. Никогда он не проявлял своих чувств, если они существовали, и лишь с вежливостью реагировал на мою настойчивость. Неужели мой брат настолько сильно приложил Миллера по голове, что сейчас он не скупился на откровенные проявления нежности? — Я не хочу с тобой прощаться, — мужская ладонь прижалась к моему затылку и не позволила оторваться от пронзительного взгляда.- Мы можем продолжать общаться без договорённостей. Давай забудем прошлое и начнём сначала? В нескрываемом удивлении уставилась на мужчину: — Я не похожа на твою мать, Чарльз. — Причём здесь моя мама? Неопределённо повела плечом и, поколебавшись мгновенье, «сдала» мудака с поличным: — Томас говорил, что я очень похожа на твою мать, — запнулась и, решив для себя быть откровенной до конца, внесла ясность.- Разумеется, чисто внешнее сходство. Ничего общего с её распутным образом жизни. Мужчина в ту же секунду отстранился, чтобы одарить меня недоверчивым взглядом: — Без понятия, какой глупости наговорил мой брат. Он настолько сильно ненавидит нашу мать, что готов оклеветать её. Я думал, Никки, ты умная женщина и способна делать собственные выводы, не прислушиваясь к бредням обиженного мальчишки. — Если Томас обижен, значит, есть на что обижаться? — моя бровь с вызовом изогнулась, и я прекрасно осознавала, что оказалась на минном поле: шаг влево, шаг вправо — неизвестность.- Моё мнение, касаемо твоей матери, сложилось сразу же после откровения со мной. Вот ещё одна причина, Чарльз, по которой у нас ничего не получится — мы слишком разные. Мужчина шокировано рассмеялась, и с нескрываемым осуждением оглядел меня, будто видел впервые в своей жизни: — Никки, кто ты такая, чтобы судить о моей матери? Показано призадумалась с характерным «хм-м-м», прежде чем предположить: — Никто? Поднялась с дивана и оправила собравшуюся на талии кофту, в который раз убеждаясь, что откровенность — поганая идея в любых отношениях. Однако на душе стало легче, будто тяжёлый груз, давивший своей массой, остался позади. На сердце стало пусто без этого груза. — Я не хотела тебя обижать, — не нашла в себе сил оставить Чарльза со странным выражением на лице и мыслью, что пригрел на груди змею. Как бы мне хотелось уверить его в обратном, но, чёрт возьми, я дала обет правды по отношению к бородачу. — Ты не обидела, — заверил он и, хотел было встать с дивана, но передумал, уперевшись локтями в колени, — Просто разочаровала. Неприятно. Самое время скрыться в тумане и, как планировала, оставить Чарльза во власти Лины и будущего Миллера младшего, но мне искренне было неприятно. — Позволь уточнить, — не сдержалась в саркастическом тоне и скрестила руки на груди, — Я разочаровала тебя, потому что не симпатизирую твоей матери? — Потому что не уважаешь мою память о ней! Брови стремительно взлетели к потолку: — Я уважаю тебя, Чарльз, и без меры благодарна за доброту. Но я не обязана и никогда не буду уважать женщину лё-г-к… Осеклась при виде грустного карего взгляда, устремлённого, точно мушка снайпера, на меня. Всё-таки, стоило обратиться к своим корням и уйти по-английски, но я совершенно не вовремя вспомнила о «хороших» манерах, и вынуждена пожинать плоды. — Прости, — скомкано пробормотала и поспешно оставила мужчину наедине с разочарованием. Неужели никогда не наступит время, когда научусь оставлять о себе лишь положительное впечатление? Или я настолько пропащая, что даже такой добряк, как Миллер, не помянет меня ласковым словом? Захватила с кресла, расположенного рядом с родильным отделение, сумку и огляделась в поисках лестницы, наткнувшись взглядом на притихших мужчин. Ах, да… — Свен, очень жаль, но мне лучше уйти! — выдавила из себя улыбку.- Я безумно рада за вас с Эмили! Свен достал из кармана брюк мобильный телефон и выжидающе приподнял брови: — Можешь оставить свой номер? Уверен, Эмили захочет с тобой поговорить после. И я не против переговорить с работодателем об обещанном вакантном месте, так что охотно продиктовала цифры и, попрощавшись с мужчиной, обратила внимание на его друга. Не самая лучшая идея, но заглянула в жгучий карий свод и увидела в нём отражение девушки с опущенными уголками губ и подрагивающей левой бровью. Каким же жалким зрелищем я предстала в глазах мужчины, когда хотелось выглядеть перед ним самой безупречной. Жестокое «ожидание-реальность» — Прощайте, Томас, — чуть было реверанс не исполнила, но вовремя спохватилось, не имея желания быть ещё большим шутом, каким чувствовала себя перед мужчиной. — Bis bald (перевод: до скорой встречи). Услышала в спину непонятные слова и не придала значения их переводу, снова поймав себя на мысли «Спасибо, что не Hure». На улице стемнело. Серые облака стёрли над моей головой намёк на солнце и навеяли воспоминания о родном Лондоне. Всё та же серость, слякоть и холод, пробирающий до самых костей. Обмотала шею длинным платком и спрятала руки в карманы пальто, однако это не спасло от ледяных порывов ветра. Надо отдать должное общественному транспорту — в автобусе царило тепло, и было свободно место рядом с печкой, которое я тут же заняла, не обращая внимания на ядовитое фырканье женщины, заприметившей кресло первой. Мне было всё равно на ненавистные взгляды, прожигающие затылок, я настолько сильно повязла в мыслях о будущем, что окружающий мир превратился в фоновый шум. Достала телефон из сумки, предварительно размяв озябшие пальцы, и нашла в контактах номер отца. Может, воспользоваться советом родительницы и позвонить? Нет, я не решилась нажать на кнопку вызова, сильно сжимая корпус телефона. Отец ясно дал понять, что каждый сам по себе и мозолить друг другу глаза, а в нашем случае уши, — пустая трата времени. «Вся в свою мать! — кричал на меня отец, — Бестолочь! Когда же найдётся тот дурак, что возьмёт тебя в жёны? Будешь у него на шее сидеть!» Вспомнила оскорбления отца и содрогнулась всем телом. Тогда я чувствовала себя униженной и оскорблённой: громко хлопнула дверью родительского дома, не отвечала на звонки брата и дала о себе знать спустя три дня, пока родителям не взбрело в голову обратиться в полицию. Помнила, как отец задобрил поездкой на Лазурный берег, разрешив пригласить лучших подруг, и семейство Стаффорд благополучно забыло о скандале. И так постоянно. Замкнутый круг из скандалов, оскорблений и денег отца, залечивающих душевные раны. А вот не стало денег, к кому обращаться за помощью? Мне-то как теперь жить? Еле сдерживала слёзы, когда вошла в свою конуру — номер за семьдесят долларов, и тут же закрыла дверь на все замки, перестраховываясь от вторжения разгулявшихся туристов. Я плакала от чувства потери. Сначала отец, сломавший систему и больше не старавшийся задобрить меня подарками, потом мать променяла детей на богатого любовника, за ней Шейн предпочёл наркотики и беззаконие, а теперь Чарльз покинул мою жизнь также стремительно, как ворвался в неё. Скинула с себя одежду и тихо пискнула, ударившись локтем об угол стены. Слёзы с новой силой заструились по щекам, когда поймала на чувстве жалости самой к себе. Ненавидела слабость, слёзы и скулящие звуки, которых стало слишком много в крохотном номере. Они с каждой секундой сгущались, наполняли каждый угол помещения и старательно вытесняли из меня остатки самообладания. Оставшись в одном нижнем белье, забралась в холодную кровать и закуталась с головой в одеяло. Стрелки на часах громко отсчитывали в тишине своё движение, будто соревнуясь с моими всхлипами в негласном конкурсе: «Кто громче?» Подушка давно промокла от пропитанных слёз, а я никак не могла остановить потом, тем самым разрываясь от желания заплакать сильнее. Не любила быть слабой, но была. И это мысль заставила вскочить с кровати и, схватив сумку, выпотрошить из неё содержимое. Глаза лихорадочно забегали в поиске желанной прямоугольной коробочки, которая в данный момент требовалась мне больше воздуха. Дрожащими пальцами достала из коробочки лезвие и проверила остроту подушечкой большого пальца. Затупившаяся тонкая пластина в приглушённом свете ночника отблёскивала алым цветом моей засохшей крови, напоминая о последнем занятии «терапии». Почему-то тогда казалось, что это последнее прикосновение железяки к моей коже, казалось, что больно больше не будет. Очередная ошибка, повлекшая за собой очередное чувство жалости. Ненавижу! Сделала глубокий вдох и прижала холодное лезвие к запястью, с медленным выдохом надавливая по синим венам сильнее. Неожиданный стук в дверь испугал, и рука резко дёрнулась в сторону, оставляя за собой тонкую алую полоску. Чёрт! Прижала легкий порез к губам и языком, подобно кошке, залечила рану. От металлического привкуса во рту поморщилась и в страхе бросила взгляд на дверь, за которой кто-то не жалел костяшек своих пальцев. Стук повторился, а я замерла на кровати и затаила дыхание. Пьяные туристы — любители навещать чужие апартаменты, прошлой ночью сотрясали двери моих соседей, сегодня же добрались до меня. Отбросив страхи в сторону, вновь схватилась за лезвие и громко чертыхнулась, услышав оповещение на мобильном телефоне. Почему именно сейчас я всем понадобилась? В раздражении нашла телефон среди вываленных мною вещей и непонимающе уставилась на яркий экран, на котором мигало непрочитанное сообщение от неизвестного номера. Первая мысль — Свен решил сообщить о рождении ребёнка, но, навряд ли, его добрый порыв мог прочитываться, как требовательное: «Открой дверь!» Подошла к двери и прислушалась, стараясь расслышать что-то сквозь шум и гам, творившийся снаружи. «Это кто?» — отправила сообщение и, спустя мучительную минуту, ответ пришёл на ватсап в виде фотографии, на которой в мужской руке красовалась бутылка «Macallan». Сердце забилось чаще. Я сразу же узнала обладателя длинных пальцев, дорогих ролексов и отменного вкуса в алкогольных напитках, доставшийся от старшего брата. Вопрос: «Что ты здесь делаешь?» — хоть и вертелся на языке, но я не решилась воспроизвести его, как не решилась открыть дверь. «Оставь бутылку у двери и можешь идти😉», — быстро отправила и мысленно застонала, в ту же секунду пожалев о смайлике. Мудак, скорее всего, пришёл поглумиться надо мной, отпраздновать свою очередную победу над очередной «шлюхой» брата, а я глупыми рожицами способствовала этому. Ответа не приходило и я, сама того не желая, почувствовала разочарование. Сообщение прочитано две минуты назад, голоса за дверью стихли, даже ночник предательски замигал, намекая о смене батареек. Неужели ушёл?