Попаданец в Ягами Лайта

POV. Миками Теру.       После письма, присланного мне Неуловимым, прошёл уже месяц, во время которого он не совершал никаких попыток связаться со мной. Говоря по правде, я очень надеялся на советы или предостережения от него, однако, раз уж их не поступало, я решил продолжать действовать по тому же сценарию, что был изначально.       В итоге на моём счету было уже две сотни людей по всему миру. Действовал я осторожно, как и требовал Неуловимый. Скорее всего, поэтому слежки за мной не возникло, а, быть может, они продолжают следить за ним. Впрочем, это неважно, ведь на данный момент я представляю собой правосудие. Я, ранее обычный прокурор, теперь являюсь вершителем судеб.       Смерти преступников происходили в определённое время, однако оно регулярно изменялось. Причём совершенно случайно. Правда, объективно глядя, в мире нет случайностей, ибо всё можно рассчитать, но для человека, не владеющего информацией для этих подсчётов, явления представляются случайными.       Случайности случайностями, однако подобная тактика может быть действенной не всегда. К тому же, неприятная догадка касательно Неуловимого, хоть и возникла уже давно, лишь к этому моменту стала практически истинной для меня. А догадка гласила о том, что Неуловимый всё же был пойман, поэтому и не может связаться со мной.       Во время рассуждений я шёл домой с работы, всё ускоряя походку, ведь впереди меня ждала она, Тетрадь Смерти. Я не смог сдержать предвкушающей улыбки, думая о ней, ведь насколько же приятно осознавать, что лишь несколькими движениями руки ты избавляешь мир от очередного ублюдка. Непередаваемое ощущение.       Не прошло много времени, как я уже входил в свою квартиру и, не тратя ни секунды, усаживался за своё кресло. К сожалению, количество убийств приходится держать на одном, крайне незначительном уровне, чтобы не создавать панику у населения, а также лишний раз не тревожить ФБР и Интерпол.       Счастливая улыбка начала расцветать на моём лице, и голосом, полного удовлетворения, я начал произносить любимые слова.       — Удалить, удалить, удалить! — восторженно лепетал я, начиная записывать имена. POV. Ягами Лайт (Александр Мирный)       Я столько времени провёл, будучи перенесённым в чужое тело, что уже начал забывать о том, кто я такой на самом деле. Но правда в том, что, сколько бы времени я ни провёл, притворяясь Ягами Лайтом, в душе я всегда оставался другим человеком. Но и совпадения были: мы с канонным Лайтом были способны на убийство. Если углубляться в этот вопрос серьёзнее, то практически каждый человек на него способен, но мы с такой лёгкостью на него решились, что это пугает.       Однако я хуже Лайта. Верно, ведь он не знал, что Тетрадь действительно способна убить, а вот я был в курсе этого, но остановило ли меня это? Нет, не остановило. Находясь в довольно отчаянном положении, я создал план «Б», благодаря которому вторая Тетрадь была передана Миками, обрекая того на существование в мире Синигами. Лайт тоже так поступал.       Времени на подобные умозаключения у меня было с избытком, ведь, будучи практически полностью лишённым возможности двигаться, за исключением редким моментов, дарующих моим мышцам возможность не атрофироваться, мне не оставалось ничего другого, кроме как рассуждать на разные темы. Тем же для рассуждения было с избытком.       Например, для меня не является секретом, что вскоре меня отпустят. Да, именно, отпустят. Верно, знание русского практически доказывает мою вину, но я предполагал подобную вероятность. Допустим, убийства будут продолжаться, так сколько же времени он будет держать меня в этой тесной камере под наблюдением? Годы? Хах, забавно.       Но вот обстоятельства моей поимки уже совершенно не забавляли, ведь после покушения я действительно поверил в то, что за похищением родных стояла Якудза. Но это длилось лишь мгновения, но и их хватило, чтобы попасться. Далее пришлось играть роль невинного и несчастного паренька, который не совершал ничего противозаконного. Серьёзно, разве возможно выучить русский за год, во время которого я обрёл теоретическую силу? Нет, особенно для японца. Следственно, это шаткое доказательство, скорее всего, будет лишь вредить следствию.       Тем временем, к моему удивлению, дверь камеры открылась, освещая её стены довольно ярким светом. Я поднял усталый взгляд на вошедшего, коим оказался Джеймс, один из агентов ФБР, поймавший меня. К слову, он уже месяц твердил, что убийства прекратились, полагая, что сможет меня этим напугать. Однако мой вид вечно был довольно грустным, поэтому и изменений нельзя было заметить.       — Здравствуй, Лайт. Прошёл уже месяц твоего заточения. L вновь хочет с тобой поговорить, — произнёс Джеймс, довольно презрительно смотря на меня.       — Мне больше нечего сказать, — кратко ответил я, тяжело вздохнув.       — Он всё ещё не утратил надежду на то, что ты образумишься, — ответил на мои слова Джеймс. — Но сегодня вопросы будут иного плана.       — Вы меня заинтриговали, ибо мне кажется, что L уже знает обо мне даже больше меня самого, — произнёс я.       — Не стоит гадать, — произнёс Джеймс, подходя ко мне.       Спустя несколько минут меня уже вели по знакомому коридору в кабинет L, напичканный камерами. Вероятно, их включают исключительно ради меня, что было довольно забавным и интересным фактом, но совершенно неудивительным. Также стоило бы отметить для себя то, что финансирование L было существенным, ибо кабинет был отделан весьма дорого. Да и содержание данного здания в хорошем состоянии явно было недешёвым занятием. Удивляло лишь то, что они так долго меня ловили при таком финансировании. Хотя у меня было столько козырей в рукаве, что сильнее удивляло то, что меня всё же поймали, но это можно было объяснить теми путями, что я сам себе блокировал.       — Рад видеть тебя, Лайт, — произнёс L, вставая из-за своего стола. — Каппучино? Латте?       — Спасибо, не нужно, — ответил я, садясь за стол.       — Как пожелаешь. Что же, сегодня у меня к тебе вопросы другого плана. Полагаю, Джеймс уже сообщил тебе об этом, — L бросил взгляд на Джеймса, что стоял чуть поодаль.       — Верно, — ответил я.       — Я хотел узнать, каково твоё отношение к преступности? Какие нормы морали являются наилучшими на твой взгляд? — спросил L, внимательно смотря на меня.       — Преступники должны быть наказаны, — ответил я спустя несколько секунд. — Вопрос же насчёт морали гораздо сложнее.       — Но всё же? — продолжил L.       — Начнём с истоков морали. Мораль видоизменялась у человечества на протяжении всей истории. В середине девятнадцатого века рабство в США было вполне законным, как и его аналог, но чуть менее жестокий — крепостное право в России. Тогда это считалось нормой для большинства. К тому же, нормы морали отличаются в разных странах, — произнёс я. — Убийство же в той или иной мере порицалось всегда.       — Ты являешься противником любых убийств? — L взял со стола одно из своих лакомств.       — А как же иначе? — притворно удивился я. — Каждая жизнь ценна.       L смотрел на меня заинтересованно.       — Неуловимый убивает самых жестоких людей, совершивших страшнейшие преступления. Среди них маньяки, насильники и прочие. Разве человечество не сможет вздохнуть спокойно после их смертей? — спросил L.       — Разве Неуловимый Бог? — спросил я. — Ведь только Бог может решать, кому жить, а кому умирать.       — Верите в Бога? — спросил L.       — Да, но я агностик, — ответил я.       «Разве, зная, что в мире есть ад и рай, возможно не верить в Бога?» — подумал я.       — Значит, он не в праве вершить чужие судьбы? — спросил L.       — Верно, он не в праве, — последовал мой ответ.       Далее последовало молчание, продлившееся несколько минут.       — Ты можешь представить, что являешься Неуловимым? — спросил L.       — Попробую, — ответил я.       — Представь, что мы тебя отпустим, так каковы бы были твои дальнейшие действия? — спросил L, внимательно наблюдая за моей реакцией.       — На месте Неуловимого я бы продолжал вести себя, как обычно, ведь слежка неминуема. Неуловимый точно знает, что его уже не оставят в покое. Хоть я и не он, однако подобные действия вполне логичны, — ответил я.       — Вы вполне разумны. Теоретически, вы могли бы принять участие в расследовании, если подобное предложение будет? — спросил L.       — Единственное, о чём я мечтаю, так это о том, чтобы побыстрее попасть домой к семье. Наверняка вам также известно, что у меня есть девушка. По крайней мере, я надеюсь, что она ещё считает себя таковой, ведь мне неизвестно, как вы объяснили ей моё отсутствие, — ответил я.       — Выходит, держать вас здесь не имеет смысла? — спросил L.       Я рассмеялся.       — Смысл был, ведь вы убедились, что я не имею отношения к убийствам, — я чуть сощурил глаза. — Быть может, ты просто не хочешь признать, что ошибся?       — Вы согласны на постоянную слежку, если вас освободят? — спросил L. — В буквальном смысле постоянную, а освободят лишь частично.       — Разве имеются альтернативы? Разве что постепенно сходить с ума в той камере. Уверен, что вы знаете, каков будет мой ответ, — произнёс я.       — Вы предпочтёте освобождение и помощь следствию? — спросил L.       Я медленно встал из-за стола, глядя L в глаза.       — Возможность встретиться с семьёй и девушкой будет? — спросил я.       — Увы, но нет. Мы не можем так рисковать, ведь они могут быть вашими сообщниками, а вы при встрече передадите им информацию, — ответил L.       — Пожалуй, я вернусь в камеру. Рад был повидаться, — произнёс я, направляясь к двери.       «Насколько же вы отчаялись. Видимо, у вас уже не осталось ничего, что могло бы помочь следствию. Уже даже предполагаете, что я придумал некий шифр, чтобы передавать информацию семье. Насчёт моего участия в следствии — это всего лишь видимость свободы, однако он будет продолжать слежку. Практически ничего не изменится, разве что придётся больше притворяться. Оно мне надо?" — подумал я, не меняясь в лице.       — Джеймс, проводи Лайта в его камеру, — устало произнёс L.       Но, перед тем как я вышел, L произнёс ещё одну реплику.       — Не думай, что мы сдаёмся, Лайт. Справедливость восторжествует, а твои слова не обманут нас, — произнёс он.       «L гораздо более раздражённый и отчаянный, нежели был в каноне. Видимо, он действительно в тупике», — подумал я.       — Надеюсь, вы всё же найдёте Неуловимого, — ответил я на его слова. POV. Эл Лоулайт.       Довольно занятно общаться с Лайтом, ведь мы вполне спокойно рассуждаем на тему того, что считать справедливым, обсуждать действия Неуловимого, хотя оба знаем, кто им является. Но одно мы оба знаем точно: доказать его вину невозможно. По крайней мере не с теми доказательствами, что имеются на руках.       В итоге из доказательств есть только моя интуиция, что кричит о его вине, схожесть его характера с характером Неуловимого, а также его знание русского. Вину его доказать невероятно сложно. Я предложил ему частичную свободу, но он отказался, удивив меня, ведь подобного ответа я не ожидал. Он предпочёл продолжать находиться в той камере. Но каков смысл?       Интерпол и ФБР мои действия не впечатлили, ведь практически единогласно главы считают ошибкой заключение Лайта. Расследование узнало о нём всё, что только возможно, однако ничего ненормального не нашли. Можно сказать, что я отчаялся доказать его вину. Но ещё хуже то, что общее количество жертв превысило семь сотен, а сообщника Неуловимого обнаружить также не удалось. На данный момент вопрос, когда же Интерпол и ФБР посчитают, что мне не справиться с этим делом, является одним из основных.       Не прошло и получаса с момента ухода Лайта, как в кабинет вошёл Ягами старший, выглядя крайне раздражённо, в сопровождении одного из агентов ФБР. Я устало вздохнул, предвидя непростой разговор, что меня ожидал. Тем временем Ягами Соитиро заговорил.       — Мой сын заточён в камере уже целый месяц. Я, его мать, сестра и девушка уже устали выслушивать ваши обвинения, которые не только безосновательны, но и глупы. Мы хотим знать, когда же вы осознаете свою неправоту и отпустите Лайта, — произнёс он, хмурясь.       — Наверняка вы считаете Лайта примерным сыном, студентом, да и в целом приличным и хорошем парнем, но… — я не успел договорить, как меня прервали.       — Что говорит мой сын об этом заточении?! — вопросил Соитиро.       — Твердит о своей невиновности и часто желает удачи в расследовании. А также спрашивает, как поживает его семья и девушка, — ответил я.       — Представьте себе, что держите в заточении невинного человека. Совершенно невинного, что в жизни никогда не совершал зла. Я знаю своего сына, этого доброго человека, что помогал семье, да и не только. Просто представьте себе это и скажите, что бы вы чувствовали, узнав это? — спросил он.       Я грустно вздохнул, смотря на него усталым взглядом.       — Угрызения совести. Мне было бы жаль его, ведь держать в одиночной камере, ставя в ужаснейшие условия полной скуки — это жестоко, — ответил я спустя минуту. — Но я его не выпущу.       — Вы можете испортить парню жизнь, — произнёс Ягами старший. — Понимаете это?       Я встал из-за стола, подходя к окну и всматриваясь в довольно хмурое небо.       — Вы услышали мою позицию. Лайт не будет выпущен. Прав я или нет, покажет будущее. — ответил я на его вопрос, устало закрывая глаза.       «Где же я ошибся?» — мысленно спросил себя я, тяжело вздыхая.