Родители

      Все знают Джеймса Форда в маленьком городке Канады. Все знают, что он работает в книжном магазине и возвращается домой не раньше семи вечера. Все знают, что он каждый вечер заходит в магазин, покупает там пару банок пива, небольшой кулек конфет и кое-что, что можно быстро приготовить на завтрак, обед или ужин. Все знают, что он довольно замкнутый человек, и вы не услышите от него ничего, кроме остроумных шуточек. С ним сложно общаться, еще сложнее дружить. Соседские дети никогда не лазят к нему во двор, и все они жалеют маленькую мисс Форд, послушно следующую за нянькой на детских площадках. Все считают, что они что-то да знают о Джеймсе Форде, но на самом деле никто ничего о нем не знает.       Джеймс смотрел на то, как его дочь ела хлопья с молоком. У Амелии светлые волосы и пронзительные голубые глаза. Черт возьми, как же она похожа на свою мать! Девочка поднимает голову и улыбается отцу. Форд улыбается в ответ. Пожалуй, только она и эти стены видели в Канаде искреннюю улыбку этого человека.       Форд помнил, как Джулиет умерла у него на руках. Как загорелась в нем надежда, когда он услышал сдавленные хриплые стоны из-под кучи металла. Как он яростно раскидывал металл, не обращая внимания на острые края, царапающие кожу. Мужчина кинулся к женщине, шепча ее имя и такую ласковую, нежную кличку, которую он дал ей за время проживания на острове, но как бы он не благодарил Бога за то, что она все еще дышит, Бог, очевидно, не слышал его… Потому что голубые глаза застыли, а губы так и не разжались, чтобы сказать такие важные для них слова.       Поднимаясь наверх, Сойер чувствовал, как задыхается, что-то душило его изнутри, сжимало горло тисками. Должно быть, поэтому на языке чувствуется привкус железа. Нет, это вовсе не кровь, появившаяся из-за того, что он прикусил язык, сдерживая крик. Нет, это всего лишь железные тиски, сдавившие горло.        Он помнил каждую горсточку земли, брошенную в яму: с каждой горсточкой его душа ломалась, ему хотелось убивать. Уничтожать все живое, что только осталось на этом проклятом острове. Убить Джека, убить Кейт, убить Джейкоба, убить остров… Все это вызывало в нем такую ненависть, на какую человек способен только в самые отчаянные минуты.       Вот он возвращается к остальным, закрыв чувства на тяжелый замок. И тут взгляд серых глаз вдруг натыкается на сверток, который Херли держит в руках. Будто молния поражает Форда: он совсем забыл об Амелии. Когда дочь вновь оказывается у него на руках, ненависть вдруг уходит на задний план. Говорят, что мужчины, потеряв любимую женщину, часто забывают о детях, рожденных от этой самой женщины, но только не Сойер, нет. Ведь она — существо, у которого ее глаза и почти такие же светлые волосы. Должно быть, душа Форда разбилась, когда на руках у него погибла любимая женщина, но осколок этой души все еще дышал, и умещался он в одном маленьком ребенке с пронзительными голубыми глазами.        — Все в порядке, папа? — спросила малышка, заметив, что отец задумался.        — Конечно, Ли, все хорошо, — улыбнулся Форд.        — Тогда открывай свой странный сок и садись рядом со мной, — улыбается Амелия, показывая ряд белых зубов, где отсутствовал один зуб прямо посередине. Сойер тихо фыркает: иногда в характере его маленького ангела вдруг проскальзывают шутки, явно показывающие то, что Форд ее отец.

***

       — Мой отец меня убьет… — выдыхает Амелия, глядя на старенькую машину с нехилой такой вмятиной на бампере.        — Черт… Не завидую тебе, подруга, — отвечает высокая шатенка с большими карими глазами — Астрид. Она не врет, подругу ей правда безумно жаль, потому что в том, что мисс Форд попадет по самое не могу, сомневаться не приходилось. Амелия тоже прекрасно знала, что от отца ей влетит, вот только причина будет не в покореженной машине, как думала Астрид, а в том, что она подвергла свою жизнь опасности.       Амелия ждала отца на заднем сидении машины, пока он беседовал с полицией. Семейству Форд по-настоящему повезло, так как сегодня за главную была низенькая женщина, которая начала свой допрос довольно сурово, но закончила его с милой улыбкой на лице. Амелия невольно усмехнулась: ее отец выглядел намного моложе, чем ему было на самом деле, и даже сейчас умудрялся кружить дамам головы, хотя зачастую ему это было не нужно.       Всю дорогу до дома они ехали молча. Даже музыка в машине не играла. Форд изредка бросал взгляд на зеркало, ловя в нем виноватый взгляд голубых глаз, и тут же переводил его на дорогу. Когда они остановились, Амелия приготовилась к худшему, но грозы не последовало.        — Что же ты творишь, Ли… — вздохнул Форд, не глядя на дочь. — Хочешь оставить меня одного на этом свете? Я вряд ли переживу смерть еще одной Блонди… Не думаю, что тебе нужны лекции о том, что могло быть с тобой и Астрид. Ты и сама достаточно умна, чтобы понимать это. Но все же, я несколько разочарован, Амелия. Мне казалось, что ты в достаточной мере понимаешь, как дорога твоя жизнь.        — Папа… Я… — Ли несколько растерялась. Никаких нотаций и грозных взглядов, просто усталый тихий голос и хлопок двери. Это подействовало на нее намного лучше, нежели крики и ссоры. Отец всегда знал, как заставить ее понять, что она неправа. Его уроки отпечатывались в ее сознании надолго. Сейчас она попыталась бы отшутиться, возразить отцу, чтобы смягчить его представления о произошедшем, но Форд прекрасно знал свою дочь, а потому сказал то, на что ей нечем возразить и на что она не сможет ответить шуткой.       Примерно через полчаса девушка вышла из машины и направилась в сторону дома. Раздался звонкий гудок, и двери машины закрылись. Амелия подняла покрасневшие от слез глаза на окна дома и увидела силуэт отца. Шторы качнулись, и он исчез, а вскоре перед ней распахнулась дверь, откуда на тропинку упал мягкий свет.        — Иди сюда, Блонди, — прозвучал мягкий голос в ночи, и Амелия пошла на свет, прямо навстречу крепким объятиям отца. Ему не надо было спрашивать, поняла ли она его и запомнила ли этот урок. Сойер никогда не возвращался к тому, о чем они уже поговорили, никогда не напоминал дочери о ее прошлых грехах.       Уже через пару минут они сидели за столом и смеялись, и лишь машина во дворе напоминала о том, что случилось, но скоро и царапин на ней не станет.        — Уверена, та новая продавщица из продуктового положила на тебя глаз! — фыркнула Амелия. — Ты должен ответить ей взаимностью!        — С чего это вдруг? — усмехнулся Форд, сделав глоток пива.        — С того, что если ты этого не сделаешь, она так и будет пускать слюни на продукты, которые, к слову, потом ты же и будешь покупать! Надо же что-то с этим делать, пап! — рассмеялась Ли, и Джеймс покачал головой, с усмешкой взъерошив дочке волосы. Да уж, наверное, надо было найти девочке мать, чтобы она отучила ее от этих шуток, джинсов и кожанок, но Форд знал, что не найдет никого, похожего на Джулиет. К тому же, он знал, какая его девочка ранимая внутри, поэтому эти шутки были лишь защитой, попыткой сделать так, чтобы мир воспринимал ее всерьез. Глядя на ее смеющиеся глаза и хрупкую фигуру в домашнем костюме со смешными персонажами из мультиков, Джеймс думал о том, что бы было с ним, если бы не Амелия. Жизнь эта представлялась ему чем-то отвратительным и ужасным: много алкоголя, безработная жизнь, возможно, самоубийство. Ведь именно это происходит с людьми, у которых поломана душа. Если только рядом не окажется кого-то, кто сможет заставить сердце биться.        — Я горжусь тобой, Джеймс… — никто из этих двоих не мог видеть, как к Форду сзади подошла женщина с белыми волосами и положила руку ему на плечо. Ее пронзительные голубые глаза улыбались. Сойер почувствовал странное тепло, проникающее в самое сердце. В тот момент он понял, что все сделал правильно.