who I am

Чанбин тяжело дышит, ступая по холодному полу больницы, и тащит за собой капельницу, пытаясь ускориться, но сил не остается, и тело падает на окровавленный пол, тут же рядом лежит лечащий доктор с пулей во лбу, а рядом медсестра с перерезанной глоткой. Чанбин в секунду вытягивает иглу из вены, отбрасывая ее назад, велика вероятность, что без нужных витаминов он просто упадет где-то на пол пути еще до того, как найдет укрытие. Трясущими руками пытается помочь себе подняться, упираясь о стену, за следующим поворотом коридор полон трупов, Со слышит чье-то хриплое, полуживое дыхание и с угрызением совести заворачивает в сторону лифта. Феликса, как и Хёнджина нигде не видно, они ушли в магазин еще до того, как все это началось, и теперь Чанбин сам по себе, настало время расплачиваться за грехи. *12 часов до этого* – Хорошо, значит ты хочешь напасть на больницу и просто убить его? – Сынмин вглядывается в карту больницы, где четко прорисованы пути через коридоры к палате Чанбина, – ты уверен, что он лежит именно здесь? И, мы обойдемся минимальными жертвами, пообещай, что мы никого не убьем, кроме конечной цели. – Ничего не обещаю, если кто-то будет мешать нам на пути, просто вскроем ему глотку, – Уджин водит пальцами по карте, указывая пути, где, скорее всего, будет меньше народа, – а так да, я уверен, что он лежит здесь, у меня свои связи. Если верить информации, в 9 вечера Хёнджин и Феликс идут в магазин, чтобы купить ужин, тогда и нанесем удар. В этот момент он будет бессилен, сомневаюсь, что после всех порезов и такого большого количества крови он особо активен. – А если к нему приставили охрану? – Сынмин всматривается в лицо старшего, словно ища немой ответ, но Уджин лишь закатывает глаза, громко цокая зубами. – Ты фильмов пересмотрел что-ли? Такого не бывает, он лишь пациент, такой как все, никакой охраны, он сам по себе, понимаешь? – старший лишь ловит вопросительный взгляд Сынмина. *полторы недели назад* Кристофер надевает черный пиджак, который хранился в недрах шкафа, стирает с глаз горькие слезы и обессиленно падает на пол, поддаваясь истерике. Он не спас. Обещал защищать, но обещание свое не сдержал. Перед глазами снова и снова возникают его невинные лисьи глаза, широкая улыбка, вечно взъерошенные коричневые волосы и последний взгляд, брошенный в сторону старшего, а затем пустота. Кристофер бросился к мосту, но было слишком поздно. Когда приехала спасательная группа, то его сердце не билось. Бан даже не помнит, как дошел домой и в истерике перевернул все с ног на голову, обняв любимую игрушку Яна и пролежав с ней до утра. Чану больно и раны будут заживать еще долгое время и единственный, кто виноват в смерти любимого – он сам. Не смог защитить и оберечь, хотя яро клялся. Кристофер ненавидит себя. Проливной дождь то и дело стучит по окну опустевшей квартиры, а туман покрывает все, оставляя лишь верхушки зданий, на сегодня были назначены похороны Чонина. Бану было стыдно перед матерью, которая мало того, что потеряла дочь, теперь потеряла еще и сына, а все из-за Криса, который просто не досмотрел, сделал ошибку. Время на часах показывало двенадцать, но для Бана теперь слова «время» просто-напросто не существовало. Он кое-как находит в себе силы выйти из квартиры, даже не запирая на ключ дверь, словно безжизненное тело спускается по ступенькам, даже не скрывая заплаканные и опухшие от слез глаза. Ноги подкашиваются, и в глазах окружающих он скорее алкоголик или наркоман, а не человек, которого ранили сильнее пули, но Чану совершенно плевать. По пути он покупает 20 синих незабудок - цветы, которые очень сильно любил Чонин, его дорогой Чонин. Рядом с домом, где живет семья Ян собралось приличное количество людей: родственники, друзья и просто любопытные соседи, которым интересен любой кипишь, даже похороны. Конечно, миссис и мистер Ян знать не знали Чана, потому что Чонин не успел представить его как своего парня, Бан старается быть осторожным и не натыкаться ни на кого, кто мог бы задать лишние вопросы. Кристофер держит путь к гостиной, уже виден гроб, и ноги становятся ватными, а сердце отбивает бешеный ритм, слезы так и рвутся наружу, и почему-то хочется кричать. Букет незабудок ложится на кучу других цветов, которое то и дело блестели разнообразием различных цветов, от черных до разноцветных. Гроб закрыт, но Чан отчетливо видит перед собой Чонина, такого живого, такого жизнерадостного, и первая дорожка из слез скатывается по чановой щеке, то и дело оставляя мокрые следы. – Прости, прошу, – голос отдается дрожью и хрипотой, и сдерживать слезы сил уже не хватало, – я, я не должен был спать той ночью, я должен был спасти тебя, должен был, я не… Прости, прошу, – голос срывается, и все внимание гостей теперь на Кристофере, но сейчас ничего не важно, – Чонини, мой дорогой Чонини, знал бы ты, как я люблю твои волнистые мягкие волосы, особенно по утрам, когда они немножко взъерошены и похожи на гнездо, когда ты тер сонные глаза и с самого утра углублялся в книгу, которую посоветовал тебе второкурсник, и не смотря на твой недуг, ты легко заводил друзей и наслаждался жизнью на полную катушку, так почему же ты поступил так с собой? Я ведь обещал защищать… – Крис падает на колени, рыдая в ладони, весь мир словно отдалялся, и сил встать категорически не было. Его Чонина больше нет, как и смысла в жизни, – прости. Оставшийся день проходит словно в тумане, сдерживать эмоции оказывается непосильной ношей, а уже вечером Кристофер напивается до беспамятства и курит какую-то дешевую сигарету под баром (хотя до этого он вообще не курил), больной вид заставляет прохожих останавливаться, дабы спросить не нужно ли ему такси или какая-то помощь, на что получали лишь пустой взгляд и словно немой ответ «я не знаю». Домой он доходит кое-как, шатаясь в разные стороны и крича в переулках во все горло от безысходности, поначалу не попадает ключом в скважину, а затем просто швыряет его куда-то и засыпает прямо у двери. *наши дни* – Хорошо, – Хёнджин стоит у окна, то ли дело выглядывая все, что происходит на площади, а затем облегченно выдыхает, – вроде, все утихомирилось и теперь нам ничего не угрожает. Но тот псих все еще жив и все еще может нанести удар. – Расслабься, ладно, – Феликс сидит на краю кровати, поглаживая ладонь Чанбина, а второй рукой взъерошивает волосы, которые позже становятся похожими на гнездо, чем очень смешат феликсовых хёнов, – его наверняка повязала полиция, потому что ты сам видел, на что он способен, он опасен и уже находится либо в психушке, либо в тюрьме. – Может вы перестанете спорить и сходите за острыми куриными ножками, а? Хён вообще-то ослаблен и сам не в силах сходить, поэтому будьте добры, сгоняйте, пока я вас не поубивал, – Чанбин ухмыляется, одаривая взглядом младших. – Может… кому-то из нас остаться? – Хёнджин трет переносицу, явно обеспокоенный ситуацией, взгляд почему-то тяжелый и тревожный, то и дело бегает туда-сюда, пытаясь сфокусироваться, – у меня плохое предчувствие. – Почему? – Феликс подходит медленно, обхватывая талию Хвана и трется носом о шею, словно домашний и ласковый кот, – только все наладилось, нет никаких причин волноваться. – Моя сестра не снилась мне с момента ее смерти, – Хёнджин вдыхает запах волос Феликса, запуская ладонь в мягкие волосы, – а сегодня ночью она приснилась мне, в черном платье с арфой в руках, в нашем народе, когда покойники снятся в черном или темном, это уже не к добру, а когда арфа, значит произойдет что-то ужасное, – Феликс лишь тихо выдыхает, пытаясь осмыслить только что сказанные слова, – и в конце сна мелодия звучала все громче и громче, словно предупреждая об опасности, хотя и кажется, что я человек и сны у меня как у человека, но вы же знаете, что это далеко не так, и что русалки имеют способность предвидеть ближайшее будущее, будь оно плохое или хорошее, хоть я и лишился хвоста и звания «русалки» как такового, но кое-что все таки осталось. – Давай будем надеяться, что это просто сон, ладно? – Феликс проводит рукой по хёнджиновой руке, заставляя немного успокоится, – а сейчас сходим за ужином, ладно? – Хван лишь положительно мотает головой, хватая из кресла свою джинсовку и улыбаясь старшему, выбегает за Феликсом. Чанбин почти засыпает, когда слышит какие-то вопли, доносящиеся из коридора, слышит, как где-то падает что-то металлическое, разнося характерный звук по всему отделению, и только когда напротив открытой двери палаты виднеется капля крови, Чанбин начинает паниковать, с последних сил пытается подняться, но с первого раза не выходит – он слишком слаб. Сейчас он винит только себя за свою же слабость и не способность защитить себя же, но благо металлическая капельница бьет сильно и способна вырубить, бежать бессмысленно – силы в ногах почти нет. Чанбин аккуратно выглядывает из двери палаты, пытаясь изучить обстановку и только тогда, когда замечает знакомый затылок, возвращается в палату, громко закрывая дверь и подпирая рядом стоящим креслом, повезло, что двери открывались именно от себя, когда заходишь навещать пациента. Знакомый и до жути пугающий смех разносится по коридору эхом, как только двери палаты закрываются. – Приветики, солнышко, как здоровье? – с каждым слогом голос и шаги становятся громче, а Чанбин стоит в боевой позе, выставив ножки капельницы вперед, чтобы в случае чего сразу бить, не теряя ни секунды, - ты ведь не считаешь, что эти двери остановят меня? – раздается выстрел, и стекло рассыпается по всему полу, немного задев щеку вовремя пригнувшееся Чанбина, рука, вся в порезах, просовывается через уже свободное окошко в двери, убирая стул и тут же открывая дверь с ноги, почти выбивая ее. Чанбин снова пересекается с холодным и темным взглядом стоящего напротив Уджина, и не теряя время сразу же делает шаг назад, ударяя ножками капельницы по лицу, благо Ким не успевает среагировать, тут же падая на пол и крича различные оскорбления в сторону Чанбина, Со же через силу переступает через корчащего Уджина, выходит в коридор, хромая и почти без силы упирается о стенку и выходит к лифту, картина мертвых и знакомых ему врачей раз за разом всплывает в голове, позывы совести заставляют вернуться и, возможно, спасти еще живых, но мысли о Хёнджине и Феликсе заставляют двигаться вперед. В глазах начинает темнеть и слабость все сильнее, словно привязанные кирпичи тянут в низ на холодный пол, Чанбин отчетливо слышит грохот, и это никто иной, как Ким Уджин, лифт не приходится долго ждать, и уже через минуту он приезжает, полностью в кровавых стенах и трупом медбрата, лежащего на полу, Со сдерживает рвотные рефлексы, полностью забывая о том, что творил по молодости. Именно сейчас Чанбину не хватает его хладнокровности, чтобы убить Уджина и покончить с этим раз и навсегда, но те, кого он любит останавливают его от этих действий, даже если на кону стоит его жизнь. Кнопка первого этажа успешно нажата и Чанбин молится, лишь бы не потерять сознание по пути к выходу, он почти уверен в том, что в низу уже ожидает наряд полиции, и как только он покинет четыре стены лифта – окажется в безопасности. Лифт едет непривычно долго, а у Чанбина голова кругом идет от всего, в том числе и от нехватки витаминов, которые он так поспешно вынул из вен, дабы не тащить за собой 2-килограммовую капельницу, хоть и на колесиках. Чанбин, словно сквозь воду, слышит характерный для лифтов звонок,который они обычно издают, когда приезжают на нужный этаж, в чанбиновом случае – на первый. Как только двери открываются на него направленны около 20 стволов и удивленные взгляды полицейских, которые явно ожидали кого-то другого, а не полуживого Чанбина. – Несите его к доктору, – кричит кто-то из толпы, но все голоса сливаются, а глаза невольно смыкаются, заставляя лишь чувствовать, как кто-то подхватывает тело под руки и тащит куда-то. *** – Чертов засранец, сбежал, еще и лицо мне разбил, – Уджин разъярённо кричит, скидывая медикаменты с тележки, стоящей возле лица, – откуда у него нашлись силы на побег? Твою мать! – Вот только ты сам себя загнал в ловушку, – Сынмин выходит из угла, по бокам с двумя полицейскими внушительных размеров, – никогда не доверяй своим врагам, хён, – Сынмин довольно громко сглатывает, сжимая ладони в кулак и останавливаясь напротив Уджина, в сторону которого уже идут те самые полицейские, связывая ему руки и опуская на колени. – Ким Уджин, вы арестованы, любое сказанное вами слово может быть использовано против вас в суде, – на автомате говорит один из полицейских ,поднимая Уджина, который в свою очередь лишь безумно усмехается , с пола и ведет в сторону аварийной лестницы. – Доверяй, но проверяй, хён, – тихо, чтобы никто не услышал бормочет Сынмин, молясь, чтобы это был конец. *** «ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК КИМ УДЖИН НАКОНЕЦ-ТО ЛИШЕН СВОБОДЫ, ЧЬЯ ЭТО ЗАСЛУГА?» «СЕУЛЬСКИЙ ДЖОКЕР НАКОНЕЦ-ТО ОТПРАВЛЕН НА ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ПСИХИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ В БОЛЬНИЦУ АРКХЕМ» «НАСТАНЕТ ЛИ ДЛЯ СЕУЛЬЦЕВ МИРНОЕ ВРЕМЯ ПОСЛЕ ЗАДЕРЖАНИЯ КИМ УДЖИНА, ПРОСЛАВИВШЕГОСЯ СРЕДИ ПОДРОСТКОВ КАК «ДЖОКЕР», ИЛИ ЖЕ НА СВЕТ ПОЯВЛЯЕТСЯ ПОДРАЖАТЕЛИ?» – Это лишь начало, – Уджин сидит на больничной койке, смотря в окно, смирительная рубашка уже украшена кровью, видимо, досталась от прошлого обладателя, Уджин лишь таинственно улыбается в темноту, заливаясь скрипучим смехом.