Время от времени наверное все мы меняемся Знаю, так это и я даже не обещаю тебе Просто верю это выдержат Наших чувств пирамиды
Георгий не помнил, когда в последний раз так влюблялся. Провалился в бездну омута карих глаз и заблудился в дебрях ароматных шоколадных кудрей. Георгий не помнил, когда в последний раз его сводила с ума каждая частичка, каждая клеточка чужого тела. Он привык видеть рафинированных, чуть ли не пластиковых моделей, что привозит заказчик для фотосъемки на обложку журнала. Он думал, что эти издержки работы, привыкание к идеалу красоты и однообразие, помешают ему найти тот самый бриллиант, который он будет хранить как зеницу ока, холить и лелеять. Но теперь каждый выпирающий позвонок сводил с ума. Каждая изящная линия ребра или пресловутая округлая тазобедренная косточка заставляла Джикию прощаться с осознанием реальности. Рома прекрасно это чувствовал и умело этим играл, словно кошечка с клубком ниток. Парню настолько нравился этот процесс, что иногда он забывался и сам запутывался в шелковых красных веревочках. А Джикия лишь усмехался и любовно распутывал это порой кусачее недоразумение, целуя каждую родинку на шее, каждую фалангу тонких пальцев. Нойштедтер был одним большим фетишем для Георгия. Что бы тот не делал, внутри мужчины что-то всегда обрывалось, ухало в бездонный прорубь и не возвращалось. Наверное это было его самообладание в те моменты, когда Рома, надевая ободок с ушками на кучерявую голову, опускался на колени перед Джикией, смотря прямо в горящие карие глаза, и аккуратно зубами расстегивал ширинку джинс партнера. В такие моменты воздух приобретал качества плавленного металла, становился обжигающе горячим и тягучим. И каждый раз, каждый чертов раз эти кошачьи повадки и пошлые стоны делали еще одну трещину в стене, за которую спрятал Георгий свое сердце. Не прошло и полугода. Стена разрушилась.***
Рома лежал на кровати, утопая в подушках, и мягкими подушечками рисовал завитушки на теплом теле Джикии, который расположился рядом с парнем и читал какую-то умную книжку, погрузившись в черные буквы и поправляя время от времени тонкую оправу очков. На фоне где-то в глубине квартиры играл легкий джаз, струился приятным звучанием саксофон, а в воздухе витал аромат корицы. - Гош. - Да, котенок, - не отрываясь от текста сказал Джикия. - А ты меня любишь? - Рома продолжал задумчиво вырисовывать витиеватые узоры. - Что за вопросы? Конечно люблю, - Георгий перевернул страницу, - а ты в этом сомневаешься, котенок? - Да нет, - протянул с ноткой непонятной грусти Нойштедтер, - просто как-то... не знаю короче. - Так, - мужчина отложил темно-синюю книгу, предварительно положив тетрадный листочек, что служил закладкой, между нужных страниц, - рассказывай. Что тебя беспокоит? Ты уже который день поникшим ходишь. Рома немного отполз от Георгия, принимая сидячее положение. На голове у парня творился кучерявый беспорядок, а в глазах кофейных странная тоска плескалась. Даже не тоска, а неуверенность никому не понятная. - Гош, правда все в порядке. Тебе не о чем беспокоиться. - Ну я же вижу, что не в порядке, - теплые, чуть шершавые ладони легли на немного впалые, но все такие же мягкие щеки, - мась... - Мне кажется, что я слишком сижу у тебя на шее, - на одном дыхании выпалил парень, пряча взгляд, - что ты все для меня делаешь, а я просто якорем на тебе повис и мешаю только. Я хочу тоже что-то для тебя делать. Точнее, для нас делать. - Рома, ты не представляешь, сколько ты для меня делаешь. Просто даже в голове своей воспроизвести у тебя не получится. Дурачок ты мой. - Я вот так не считаю, - выпутался из объятий Нойштедтер и посмотрел на Георгия, немного нахмурив брови, - ты работаешь, не покладая рук, а я просто рядом ошиваюсь. Я могу работу найти нормальную, чтобы тебе было проще аренду за студию платить и чтобы мы точно ни в чем не нуждались. Чтобы... - Какой же ты зануда, - на губах почувствовалось тепло чужих, а гладко выбритый подбородок защекотала немного жесткая щетина. - Джи, я серьезно, - отрываясь, буркнул Рома. - Я тоже. Изящное тело в эту же секунду было повалено в мягкие подушки и прижато весом другого, более мощного и крепкого. - Ты, маленькая и кусачая котейка, слишком много думаешь в последнее время, - в глазах Джикии искрило, - ты хоть раз можешь спокойно наслаждаться жизнью и всеми ее благами, не думая о том, что надо кому-то что-то возмещать? М? Под таким напором парень сопротивляться долго не мог. Ткнулся мягким поцелуем в кончик носа, игриво его прикусывая и вызывая этим недовольное шипение вперемешку с широкой улыбкой. - Ээй, кусачка. За нос не надо. Он и так у меня не самый красивый. - Сейчас получишь по лицу за такие слова, - Рома уже совсем оттаял, высматривая в карих радужках напротив солнечные лучики, - люблю твою носопырку больше всех твоих частей тела. - Прям таки всех? - Георгий театрально изогнул бровь и с наигранным недоумением посмотрел на парня. - Ну можно сделать исключение для одного малыша, - угловатая коленка мягко прошлась прямо по пикантному месту. - Малыша? Ах ты котяра лысая, - якобы грозно сказал Джикия и, запуская руки под чужую растянутую футболку, принялся нещадно щекотать извивающегося под ним парня. - Ну Джииии, - уже задыхался от смеха Рома, - ну я пошутиииил. Ну прекратиии. - Смотри у меня, - отступил Георгий, отползая в сторону, - а то без сладкого останешься. Дыхание немного сбилось, на головах у обоих царил какой-то беспорядок. В воздухе почему-то начал витать запах ванили, окутывая парней мягким шлейфом и путаясь в тяжелых шторах. - Соседка опять булочки печет, видимо, - облизнулся Нойштедтер, приподнимаясь на локтях. Кончик языка нарочито медленно прошелся по нижней губе, будто заманивая попробовать вкус карамельных, чуть пухлых уст. На этот раз Джикия был намного более нежным, вкушал приятную сладость, мягко покусывая и срывая приглушенные постанывания словно яблоки в райском саду. Понимал, что грешник страшный и не заслуживает этих плодов с ветвистых деревьев, но настойчивость, что в крови плещется с самого детства, не позволяет сделать шаг назад. С ума сводят мужчину кудри шоколадные, губы карамельные, кожа цвета топленого молока и россыпь родинок на плечах и спине. Если бы умел рисовать, то маслом на холсте изобразил, каждый холст посвящал этой изящной кошечке, что сейчас под ним так сладко изгибается. И вкусно так, что хочется с каждым разом больше, все глубже, до судорог и тянущего чувства внизу живота. - Поехали в Грузию со мной, Ром, - с трудом оторвавшись от парня, прохрипел Георгий, - прямо сейчас поехали. Я тебе такую красоту покажу невероятную. Хочешь? - Странный выбор, конечно, но мне нравится твое предложение. - Ну я оттуда как бы, - мягко улыбнулся Джи, запуская пятерню в кучерявую копну волос, - ну технически из Сухуми, но родственники недалеко от Кутаиси живут. Там городок небольшой. Красиво очень. - Я точно твоим родственникам обузой не буду? - Идиот, - на выдохе произнес Георгий легонько чмокая парня в щеку, - пойду рейсы посмотрю.***
Неделю спустя Рома уже катил свой небольшой зеленый чемоданчик по гладкой поверхности плиточного пола в аэропорте. И да, он действительно оббегал половину Москвы, чтобы купить именно зеленый, прямо как в песне у Коржа. Чтобы везде оказаться, ведь он сам себе Магеллан. И ведь правда...для путешествия в какую-либо точку мира нужен был только повод. В этот раз поводом оказался Джикия. В аэропортах Нойштедтер не был давно. Последний раз в далеком детстве, когда еще мать была жива. Они тогда вроде в Турцию летели или в Крым, но Рома для себя тогда решил, что он будет стараться путешествовать по-максимуму. Но то ли у вселенной на него был другой сценарий, то ли он где-то знатно проебался, но за пределы нашей необъятной парень больше не выезжал. Лишь по России, поездами да попуткой, чтобы дешевле было. Поэтому сейчас в голове всплывали приятные воспоминания, окрашенные сепией, как он летел с мамой на юг и не думал ни о чем кроме синих волн и теплого бриза. Джикия шел все время впереди, иногда оглядываясь, чтобы не потерять своего парня в толпе (***
В Тбилиси душно, жарко. Ветра практически нет, так как верхушки тонких деревьев стоят неподвижно. Колорит страны чувствуется сразу, когда ты сходишь с трапа самолета. Шумно до жути, все торопятся, кричат, встречают своих родных в зоне ожидания, такси до центра города приезжим предлагают. Рома жмется ближе к Георгию, будто он его защитит от всей этой толпы, а Джикия только незаметно пальцы чужие гладит, ведь на людях все таки, А Грузия хоть и развитая достаточно страна, но все равно некоторые порядки определенные им соблюдать придется. Шепчет мужчина что-то про машину, что надо потерпеть еще капельку совсем. В бюро аренды автомобилей торопит Георгий девушку за стойкой, что-то на грузинском ей вещает. Ничего не понятно. Ключи из рук чуть ли не вырывает, подписывает бумаги, затем хватает уже разморенного жарой с непривычки Рому и летит к парковке. Уже в салоне, разместив чемоданы в багажнике, словно изголодавшееся животное к губам Роминым припадает, слизывая еще оставшийся апельсиновый привкус от леденца, кусает до стонов чужих сдавленных. Вроде парень рядом все время находился, но нехватка прикосновений сдавливала горло весь полет, душила цепкими лапами. Нойштедтер охает тихо, когда Джикия за мочку уха того кусает и на шею перемещается. Лижет венку голубоватую, солоноватые капельки пота кончиком языка собирает. Дурно уже обоим от духоты нагретой под солнцем машины, но это только больше чувствительности придает. Георгий помогает Роме высвободиться из тренировочных штанов, сквозь белье эрекцию заметную гладит, дразнит, заставляет выгнуться парня в спине от предвкушения сладкого. Приспускает боксеры и накрывает губами своими половой орган, втягивая щеки. На что угодно готов, лишь бы Нойштедтер не сдерживал стонов, что слух ласкают. Слюна предательски стекает по члену, пачкает немного бедра. Черные волосинки бороды щекочут идеально выбритый лобок, и все это в такой крышесносный коктейль смешивается, что скоро Рома изливается с гортанным стоном, а Джикия проглатывает послушно, после уголок губ вытирая. - Ты сегодня щедр, - улыбается Нойштедтер, натягивая одежду. - Грузины славятся своей гостеприимностью, - мотор автомобиля послушно заурчал, - считай это моим приветственным подарком. Рома хихикнул, целуя мужчину своего в бородатую щеку. До Кутаиси три с половиной часа езды.***
Кутаиси ничем не отличался от других грузинских городов, которые были проездом. По крайней мере Рома так считал. Джикия же на этот счет никак не высказывался. Не очень большой, холмистый, с кучей скверов и зеленых зон. Воздух здесь и правда был будто хрустальный, дышалось очень легко. Их автомобиль остановился на небольшой парковке у супермаркета. - Так, - деловито сказал Георгий, - сейчас в супермаркет идем за продуктами. Тетушка попросила продуктов купить к столу, а потом немного прогуляемся перед дорогой. - В смысле перед дорогой? - Нойштедтер немного сдвинул свои солнечные очки вниз по переносице, - я думал, что мы все. Приехали. - Мась, а ты чем меня в самолете слушал? Я же тебе говорил, что через Кутаиси едем только, чтобы в магазин заехать и город тебе немного показать. Нам еще минут тридцать надо будет ехать от этого места. Потерпишь. Рома лишь театрально закатил глаза. В супермаркете в тележку с полок перемещались всякие ягоды, ананас и несколько трех киллограмовых сеток картошки. Такой набор очень удивил Нойштедтера, но вопросов он задавать не стал. - Местность в Грузии скалистая. Картошку выращивать неудобно. Вот и покупаем, - улыбнулся Гоша, - а так у них свое хозяйство. Покупки отправились в багажник к чемоданам, а Джикия сразу же потащил Рому к Белому мосту. Чуть поодаль располагалась уютная кафешка с удобным спуском к реке, дно которой было утыкано массивными глыбами. Вода приятно шуршала, огибая эти камни. Рома сидел на самой нижней ступеньке, опустив босые ноги в прохладную воду. В его кучерявой голове впервые не было никаких мыслей. Приятная шуршащая пустота, прямо как эта вода. Парень даже не замечал, как Гоша, достав из чехла свой фотоаппарат, делал украдкой снимки. Ветерок трепал нежно кудри и развевал тонкую ткань льняной футболки. Ласковое горное солнце не пекло голову как в Тбилиси, а мягко грело молочную кожу. Джикия на секунду даже задержал дыхание, чтобы полюбоваться этой красотой, что предстала перед ним. На сердце было жарко от любви. Хотелось всему миру заявить, что влюблен беспамятно в этого парнишку, что готов горы свернуть ради его улыбки и пальцев фарфоровых. - Джи, - приятный голос вырвал мужчину из пелены мыслей, - тут красиво так. - Знаю, Мась. Но там, куда мы едем, еще лучше. Хочешь побыстрее поехать или по городу пройдемся? В кофейных радужках сейчас поселилось солнце всего мира и грело оно не снаружи, а внутри лучше настоящего. - Поехали, - рука с тонким запястьем и изящными пальцами поднялась вверх в просящем помощь жесте. Машина повернула по указателю "Гелатский монастырь" и в этот момент Рома разлепил сонные глаза. Вечернее солнышко мягко освещало красивые горные пейзажи, наполняя атмосферу желтоватым свечением. Георгий сосредоточенно вел автомобиль, сильно сжав рулевое колесо до побелевших костяшек. Между густыми черными бровями появилась небольшая складочка. - Ты проснулся? - чуть с хрипотцой от долгого молчания спросил Джикия, перемещая одну руку с руля на чужую коленку. - Угу, - буркнул парень, протирая глаза. - Мы уже на подъезде. Через пять минут будем. Действительно, через непродолжительное время Гоша остановился у небольшого домика на горном склоне. Тот был не очень крутой, но все же из-за нестандартного ландшафта здание было построено на массивных сваях. Со двора высыпала орда шумных ребятишек и сразу же облепила Георгия со всех сторон, лепеча что-то тонкими голосками на грузинском. - Bidza Giorgi ak aris! Da bolos!* - Mshvidi, дети, mshvidi.* Позовите маму лучше, - Джикия светился как лампочка Ильича, обнимая каждого по-очереди. Его грузинский акцент после произношения слов на этом языке немного усиливался, что делало мужчину еще более очаровательным. Рома не мог сдержать глупой улыбки, невольно представляя, как мужчина бы тепло относился к своим детям. - Giorgi, родной мой, ну наконец-то доехали! - через мгновение из калитки вышла полноватая темноволосая женщина с кухонным полотенцем на плече, - как я соскучилась по тебе, родненький! - И я по вам тоже, тетя, - Джи склонился ниже, чтобы обнять, ведь с его не маленьким ростом было проблематично дотянуться людям с более низким ростом. - Кто это у тебя такой забавный, кучерявый? - женщина подошла к Нойштедтеру, разглядывая его. - Это мой товарищ по работе, - на этом моменте внутри Ромы что-то предательски екнуло, ухнуло в глубокий прорубь, - он обработкой моих фотографий занимается. - Хорошенький такой, - дама легонько ущипнула парня за бок, - я тетя Этери. А ты говорить то хоть умеешь? А то стоишь, язык будто проглотил. - Рома, - Нойштедтер выдавил из себя милую улыбку, поднося женскую руку к своим губам в знак приветствия, что заставило тетю Этери заливисто засмеяться и немного залиться краской. - Ой, bat'onebo ts'adi akhla.** Пойдем в дом, мальчики, - вытерла руки об полотенце и направилась к калитке, что-то громко крича сидящим в доме. Джикия разглядел в Роминых глазах бездну непонимания и какой-то обиды болезненной, что тошно за себя самого стало. - Ром, я... - Потом поговорим, - отрезал парень, вытаскивая свой чемодан из багажника и нарочито громко хлопая им. Вечер обещал быть интересным.***
Тетя Этери, ехидно улыбаясь, любезно выделила гостям одну комнату на двоих с большой двуспальной кроватью, показав при этом местонахождение свободных полок в шкафу и геолокацию ванной комнаты на втором этаже. Внизу в саду среди сливовых деревьев уже был накрыт богатый стол, который ломился от всяких закусок и блюд. За ним уже собралась вся семья вместе с детьми и шумно отмечала приезд любимого племянника. Рома все пытался вслушиваться в этот застольный гомон. Ему было интересно столкнуться с новым языком, новой культурой, новым стилем жизни в конце концов. Он даже не замечал, что женская половина сидящих за столом, которая была младше двадцати пяти, пыталась строить ему глазки, то и дело ненароком задевая парня то ногой под столом, то пальцами по плечу, проходя сзади. В то же время Джикия все это прекрасно видел и карие глаза его становились угольно-черными всякий раз, когда какая-нибудь из девиц пыталась разговорить молчаливого Нойштедтера. Ревность душила еще хлеще, чем жажда прикосновений тогда, в аэропорту. А его кошечка демонстративно игнорировала, иногда сверкая карие-зелеными радужками. Все это смешивалось в какую-то убийственную бурю, из-за которой хотелось выть волком. Это его парень. Его мужчина. Исключительно его. - Рома, а расскажи, чем ты конкретно занимаешься? - на чуть ломаном русском спросил один из мужчин. То был какой-то близкий друг семьи. Парень точно не запомнил. - Ну... - взгляд невольно упал на Георгия, в глазах которого сейчас бушевала смесь эмоций: от осознания вины, до страха, что сейчас Нойштедтер что-то скажет лишнее, - я с Георгием фотографией вместе занимаюсь. Он фотограф, а на мне полиграфия и обработка. - Давно вы знакомы? - подала голос тетя Этери с другого конца стола. - Вот уже полгода как вместе работаем. - А вы и засыпаете тоже вместе? - послышалось откуда-то сбоку. Рядом стояла девчушка лет шести с черными кучерявыми волосами и с огромным любопытством всматривалась в Рому. - Нани! - голос Этери звучал грозно. - Все нормально, - Нойштедтер мягко улыбнулся и потрепал девочку по волосам, - мы только здесь так будем. Обычно у каждого из нас своя кроватка. Да и живем мы в разных квартирах. В горле у Джикии встал ком. Противный такой, будто из наждачки. Мужчина и не подозревал, какого это, когда твой любимый человек спокойным тоном, без лукавой искорки в глазах говорит о том, что между вами ничего нет. Что это просто обстоятельства вынуждают вас засыпать в одной кровати, а потом вы просто разбежитесь по своим бетонным коробкам, что квартирами в народе называются, и не будет больше той магии, о которой так грезил один из вас. Укол больной очень, прямо в сердце крупной иголкой. До кровотечения внутреннего. До тошноты мучающей. И внутри все вяжет от злости на самого себя. Губы пересохли. Нойштедтер мило всем улыбнулся и вышел из-за стола, прихватив с собой мисочку с чищенным гранатом. Ему нужно было побыть одному, в тишине желательно. Природа уже укуталась тягучим сумраком. Внизу виднелись огоньки старинного монастыря из желтого камня. С этого места, где стояла деревянная лавочка, открывался изумительный вид на невысокий горный хребет и небольшие полоски пахотных полей. Тишина гор вперемешку с приятным запахом земли, отдающей тепло после жаркого дня, и кисловатым ароматом упавших слив успокаивали бушующие мысли. Бордовые зерна граната из расписной миски немного вязали, при этом сохраняя свою приятную кислинку, что сводила скулы. Рома прикрыл глаза, наслаждаясь своим одиночеством. Но вечерняя прохлада давала о себе знать, поэтому через некоторое время статичного пребывания на деревянной лавочке кожа начала покрываться мурашками. Вдруг, на плечи опустилась толстовка с до боли знакомым запахом, что, кажется, пропитал и самого Рому. Тихий вздох. - Замерзнешь так без движения сидеть, - хрипотца приятная патокой льется. - Угу. - Ром...я думал, что ты не так все в штыки воспримешь. Честно. - Я что, по-твоему, бездушная тварь что ли? - Нет, - Георгий устало потер переносицу, а потом переместил ладонь на свое левое плечо, будто его разминая, - ты не понял. Ты же понимаешь, что здесь люди не такие прогрессивные как у нас. Тут нравы... - Гош, я не тупой, - начал колоться парень, ежась от прохладного ветерка. - Я знаю, мась. Вот только я не учел тот факт, что самому слышать такие высказывания больно очень. Не подумал, что это как нож в спину. Когда ты за столом про нас с тобой рассказывал, мне так херово стало, Ром. Ты бы знал. Будто в душу плюнули. Молчание. - Мась, прости идиота. Я просто, как лучше хотел. А вышло... - Ладно. Проехали, - выдохнул Нойштедтер, переплетая свои пальцы с чужими, более шершавыми и теплыми, - просто предупреждай в следующий раз, хорошо? Георгий коснулся губ чужих в легком поцелуе, ощущая привкус кислого граната. Выпитое красное вино немного кружило голову, разгоняя кровь в организме и погружая сознание в небольшой туман. Тонкие пальцы путались в черных, не стриженных волосах, нежно оглаживая. - Я думаю, если мы продолжим, - отстранился Рома, улыбаясь уголками губ, - то нас могут неправильно понять. - Нас уже поняли, Мась, - щетина бороды нежно прикоснулась к теплой щеке. Рома для себя решил, что полупьяный Джикия - лучший Джикия.Просто верю это выдержат Наших чувств пирамиды