Здесь водятся драконы

Конечно же, своего обещания чаще писать я не сдержал. Хотя написать было о чем: у нас стало очень много работы. Надо было успеть перенастроить согревающие чары в инкубаторе и поставить такие же в пещере Бьянки до настоящих холодов. Мистер Стан через знакомых в государственном архиве добыл всю информацию об инкубаторе, какую мог, и сутками корпел над проверкой и перепроверкой расчетов. Госпожа Ана ворчала, что он даже спать ложится, не выпуская из рук логарифмической линейки. Другой проблемой были птенцы Бьянки. Наше маленькое стадо, если бы мы пустили его им на корм, закончилось бы уже к середине декабря, поэтому мракоборцы по очереди стреляли для них оленей. Доставлять мясо в пещеру и раздавать детенышам, предварительно щедро полив его приготовленной в лаборатории имитацией желудочного сока, приходилось мне: никого другого драконята не признавали. Они росли не по дням, а по часам, плохо соизмеряли силу, и справляться с ними становилось все сложнее. Дилан шутил, что из меня получилось отличное наглядное пособие для Мерлина по синякам, ушибам и вывихам. Правда, самого Мерлина с нами не было: занятия в его колледже возобновились, хоть и с опозданием больше чем на полсеместра, и он вернулся к учебе. Работу в экспедиции зачли ему как производственную практику. Из шкуры Бьянки мне сделали полноценный защитный костюм со шлемом и маской. Он очень быстро перестал выглядеть новым, и с каждым днем делался все более пожеванным и потрепанным в самых неожиданных местах. Я с тревогой думал о том, что к середине зимы подросшие птенцы научатся дышать огнем, а мистер Риджбит говорил, что с радостью поменялся бы со мной местами. Ему досталось самое неприятное и выматывающее дело: общаться с чиновниками, журналистами и юристами. Мистер Риджбит проходил по делу корпорации «Заубервальд» как главный свидетель, и в деле этом с каждым днем обнаруживалось все больше участников. Например, выяснилось, что у немецких драконологов действительно было разрешение находиться в Карпатах, но оно было оформлено за крупную взятку. Румынские госслужащие пытались уйти от ответственности и выставить себя пострадавшей от обмана стороной, поэтому разбирательство все длилось и длилось. Загадочное исчезновение части румынских войск прямо из-под носа у германской армии, к сожалению, действительно не осталось незамеченным. Но эта ситуация, по крайней мере, разрешилась довольно быстро и благополучно. Вольфрам фон Хексе сдержал свое слово. Благодаря его свидетельству суд признал, что мистер и миссис Стан действовали в интересах сокрытия драконов от неволшебников. Срок давности по этому делу несколько лет как истек, а фон Хексе и вовсе больше нет в живых, поэтому я, наконец, могу говорить обо всем этом свободно. Мадам Бержер разрывалась между помощью мистеру Риджбиту и «Матери чудовищ», как мы между собой называли хвосторогу, которую заубервальдовцы, уходя, оставили на наше попечение. Мы так никогда и не узнали, пострадала она от несчастного случая или от их рук. Она была последним оставшимся у них драконом: все гибриды были мертвы, а о судьбе их отца мы могли только гадать, как и об истинной цели проекта. Мадам Бержер пыталась вылечить ей крыло, но потерпела поражение и очень остро переживала его: несчастную драконицу в конце концов решено было усыпить. Однако опыт тех неудачных операций лег в основу уникальной методики пластики перепонки и протезирования каркасных костей, которая в дальнейшем помогла вернуть в небо немало драконов. И исследование Рене тоже было завершено, как я ей обещал. У столкновения с «Заубервальдом» оказалось еще одно важное последствие. Пожалуй, самое важное из всех. Этот инцидент, неприятно напоминающий неудачную попытку создать живое оружие, привлек внимание мировой магической общественности к проблеме охраны вымирающих видов гораздо лучше, чем призывы мистера Риджбита и других магозоологов. Весну 1917 года все мы встретили уже в статусе сотрудников международного драконологического заповедника. Мистера Риджбита назначили его директором. В следующие два года наша жизнь немногим отличалась от жизни в экспедиции, но после того, как закончилась магловская война, финансирование стало лучше, и заповедник начал постепенно приобретать тот вид, в котором существует сейчас. Миркин дядя Богдан дважды был ранен, но благодаря собственному богатырскому здоровью и кое-каким нашим лекарствам полностью оправился от ран. После войны он долго еще проработал в Драконьей долине. Много лет спустя сразу у двух внуков Бьянки, тоже альбиносов, выявили любопытное расстройство сумеречного зрения. Судя по всему, Дон оказался прав: Бьянка действительно не видела меня тогда в пещере, даже несмотря на то, что я был прямо у нее под носом. На первых порах процветание заповедника было отчасти связано с интересом мракоборцев к явлению импринтинга. Они рассчитывали использовать его для того, чтобы выращивать служебных драконов, послушных человеку. Этот способ выглядел не только более гуманным, но и более надежным, чем их подчинение с помощью боли и страха, как делали в «Заубервальде». Но всех ожидало жестокое разочарование: приручить дракона невозможно, даже если ты его вырастил, и уж тем более он не будет выполнять ничьи команды. Вся благодарность, которую я получил от моих подопечных, когда они встали на крыло, заключалась в том, что я остался единственным человеком, которого они ни разу не пытались сожрать всерьез. Я не скрываю, что рад этому. За свою жизнь я успел увидеть две магловские войны и одну магическую, поэтому знаю точно: если человек сможет использовать что-то как оружие, он станет делать именно это. Мир меняется все быстрей, но эта наша черта, к сожалению, пока остается неизменной. А драконы, как и прочие волшебные существа, слишком прекрасны, хрупки и уязвимы, чтобы становиться орудием убийства и разрушения.