Называйте меня Хель

— Разбежавшись, прыгну со скалы. Вот я был, и вот меня не стало. И когда об этом, вдруг, узнаешь ты… Так, а ну пришёл в себя, мудак, закрыл хлебало! Не понял? С чего-то у меня суицидальные мысли? Ну уж нет! Как ответил старый еврей на вопрос о своём здоровье: «Не дождётесь!». Я ещё тут мозг не до конца всем выебал, чтобы на встречу с Госпожой спешить! — А не твоих ли это глазниц дело, бедный мой Йорик? — спросил я у черепа. — Нет, это испытание, — фыркнул ворон. — Какое ещё? — Не каждый может выдержать прикосновение смерти. — Ну надо же! А вот скажи мне, Йорик, что ты вообще за хрень такая? — Разумный артефакт. — И что ты делать можешь? — Давать советы.  — Тоже мне, гугл нашёлся. Ладно, живи пока. Только не пизди без дела. Возвращение в Хогвартс прошло буднично. Подумаешь, три студента отсутствовали два дня. Вот в школе меня ждал сюрприз. Даже сомневаюсь какой: плохой или хороший. А заключался он в том, что благодаря исчезновению Маккензи должность преподавателя ЗОТИ снова оказалась вакантной. И на неё нашелся желающий. Вот не поверите — Томми. Да-да, министр Слизерин, собственной персоной подрядился вести уроки до того момента, когда эта должность вернётся к Поттеру. Ну, а поскольку господин министр человек занятой, то все занятия объединили по курсам. Так что на очередной урок по ЗОТИ явился весь четвёртый курс всех факультетов в полном составе. А это, без малого, шестьдесят человек. — Ну что ж, — начал Томми, когда мы все заняли места за столами, поставленными буквой «П» вдоль стен класса. — Я ознакомился с вашей программой обучения, и обратил внимание на то, что она разделена на два подраздела: способы борьбы с мелкими и средними магическими вредителями и начальный курс боевой магии. На следующий год ЗОТИ, как предмет будет упразднён, так как я считаю более целесообразным разделить эти два направления. Но сейчас мы продолжим то, что есть в программе… М-да, учитель из Томми, конечно, первоклассный. Альбус конкретно затупил в свое время, не позволив ему преподавать. Если Поттер требовал идеально точного исполнения, вбивая алгоритм действия в подкорку, то Томми объяснял. Просто на пальцах: почему именно так, а не иначе. И разумеется, ЗОТИ очень быстро стал одним из самых популярных предметов в Хогвартсе. Хотя, у каждого здесь были свои мотивы. Если магглорожденные и полукровки пытались уложить в голове знания, то чистокровные, особенно наследники родов, пытались обратить на себя внимание министра. И очень обижались, если это не удавалось. Особенно, если это удавалось не им. Вот так, за неделю до Йольских каникул, меня подловили после гербологии. — Милтон, и чем ты такой особенный? — преградил мне выход из теплицы Дэниел Трэверс вместе со своими дружками, с четвёртого курса Хаффлпаффа, с которыми у нас шли общие занятия. — Я вообще один такой в мире. Устраивает ответ? Дэниэла ответ не устроил, как и его дружков. И эти имбецилы не нашли ничего умнее, чем толкнуть меня. Да так, что я налетел на Дэнни, рассыпав при этом его учебники. — Подними и извинись, — нагло ухмыльнувшись, сказал он мне. — Что стоишь, Милтон? Или забыл, как надо вести себя с наследником рода? Увы, как бы мне не хотелось послать его в пеший эротический путь, но формально Дэнни был прав. Пусть меня толкнули, но упал на него именно я. Ладно, мы не гордые, пока в меньшинстве… Подняв учебники Трэверса и аккуратно сложив, я протянул ему стопку. — Мои извинения, наследник Трэверс. Я был неосторожен. — Не так, — скривился он. — Как полагается. — Трэверс, ты самоубийца? — тихо спросил я. — Я жду, Милтон. Я вздохнул и огляделся вокруг. Наша перепалка привлекла внимание и теперь вокруг толпились два десятка учеников. Ну хорошо, хочешь публичного выступления — будет тебе. Опустившись на одно колено, я склонил голову и протянул ему учебники. — Наследник Трэверс, я приношу вам свои извинения и прошу быть снисходительным ко мне. — Джей, посмотри, что там подобрало это чмо? — усмехнулся Дэниел. Один из его прихлебателей поднял верхнюю книгу, оглядел и хмыкнул: — Ваш учебник, наследник. Только грязный. Джастин демонстративно обтёр обложку о мою мантию и взял в руки следующий. Я ждал. С меланхолично-пофигистским видом, с которым рыбак смотрит, на бросаемых в кипяток живых раков. Минут десять Трэверс и его дружки морально обтирали об меня ноги, но потом им наскучило моё равнодушие. После их ухода, я встал, небрежно отряхнув мантию, вызвал темпус и пошел в подземелья, вылавливать на обеде Томми. В Большой зал лорд Слизерин не ходил, предпочитая общество супруга. Вот их семейную трапезу и прервало моё появление. Да, я сволочь. Мстительная, хладнокровная сволочь. Зато я не злопамятный: отомщу, забуду и отомщу ещё раз. — Нет, Томми, ты представляешь, эта жертва подпольного аборта меня заставила на колени встать на глазах двух курсов! И ладно бы я действительно виноват был! Так нет, этот инвалид умственного развития первый начал! — Хель, угомонись, — затащил меня на колени Драко. — Он больше не будет. Совсем. Правда, Том? — Трэверссс, говоришшшь… Я зссапомню… В качестве утешения Драко стащил с меня мантию и швырнул её в камин. Зарылся пальцами в волосы, притянул к себе и поцеловал. Жадно, собственнически и совсем не по-детски. Это был первый раз, когда он решился на такой близкий контакт. Его магия всколыхнулась и сжала меня в тиски, желая подчинить, удержать, переделать. Слияние — это нечто! Я почти расплылся амёбой, когда Томми резко выдернул меня из объятий. — С ума посссходили! Драко, ты же покалечишшшь его. Хель, а ну брысссь отсссюда! И вот меня снова грубо выпихнули за дверь. Да так, что я чуть не вписался в противоположную стену. — Сволочи, — меланхолично вздохнул я, пытаясь унять дрожь во всем теле, и поплёлся готовиться к себе в башню. А на следующее утро, за завтраком, совы принесли свежий номер «Пророка». Правда, мне в этот раз достался явно бэушный экземпляр. Потому что заметка, опубликованная на первой странице, была жирно обведена изумрудными чернилами. «… Как сообщил нам представитель Министерства Магии, вчера был отстранён от должности руководитель отдела международного магического сотрудничества Найджел Трэверс. По непроверенным данным, в отношении него ведётся внутреннее расследование…» — Ну вот, сказал же: самоубийца, — хмыкнул я, сворачивая газету. Эту статью прочитал не только я. Целый день я замечал на себе заинтересованные взгляды. А на следующий день Трэверс не пришёл на занятия. Как я потом выведал у Красавчика, он получил письмо от отца, в котором тот в экстренном порядке требовал сына в мэнор. И до конца триместра он так и не появился. На Йольские каникулы нам с Лиззи пришлось поехать домой. Выдрессированная мной за эти четыре месяца, при виде родителей Лиззи снова начала капризничать. Хорошо хоть её попытки рассказать о Хогвартсе были пресечены чарами конфиденциальности. Что не помешало ей нажаловаться на жизнь, на меня, на строгость преподавателей. И вообще, она вся такая умная и красивая, а этого никто не ценит. Зато родители оценили. Три дня из магазинов не вылезали. А сразу после Рождества, обрадовали нас поездкой на экскурсию в замок Лидс. Хоть и расположен он недалеко от Лондона, на реке Лен, около Кента, но там мы не бывали ещё ни разу. Как оказалось, в замке открывается выставка «Что видел дворецкий». Вот на неё они и собирались попасть. Лиззи была в восторге, а я, как всегда, за компанию. Если честно, то сам замок большого впечатления на меня не произвёл. Да, огромный дом на берегу озера. Да, викторианские интерьеры и винный погреб, с которого, собственно, и начинается экскурсия. Картины меня не впечатлили вообще — ни в той, ни в этой жизни я нихрена не смыслил в живописи. И оценивал все картины по критерию «нравится-не нравится». И разумеется, моё мнение не совпадало с «новыми веяниями» и «модными художниками». А вот огромные камины, высотой с человеческий рост, навели меня на странную мысль. Уж слишком он походил на некоторые родовые мэноры. Вот только магии вокруг было не больше, чем в любом другом месте. Ну и чего романтического находят все в голых, грубо оштукатуренных стенах с каменной облицовкой дверных проёмов? Хотя кое-где и попадалась настенная роспись и даже гобелены, но уже через пятнадцать минут мне стало скучно. Предупредив родителей, что буду на телефоне, я с чистой совестью отправился по своим делам. Ходить по внутренним залам мне совсем не хотелось, поэтому я вышел на улицу. Территория вокруг замка впечатляла. Большой ухоженный сад сейчас был припорошен первым задержавшимся снегом. Кусты и деревья походили на декорации к какой-нибудь Новогодней Истории. Я сам не заметил, как отошел от замка, углубившись в лабиринт живой изгороди. Из эстетического транса меня вывел старческий голос. — Молодой человек, здесь не проводятся экскурсии. — Что, простите? — обернулся я и уставился на древнего старика с клюкой. — Вы же из экскурсионной группы? — прокаркал он. — Как вы сюда попали? — Как-то так… — хмыкнул я. — А что? — Это закрытая территория и здесь не ходят туристы… — А почему? На мой взгляд, сад, даже зимой, красивее идиотской мебели и бабских нарядов. — Вот оно как, — подошел старик ближе. — Вам не по нраву замок? — Не лучше некоторых родовых мэн… домов. А здесь хорошо, как будто… Я не смог подобрать определения своим чувствам. Ностальгия какая-то. Такое ощущение, что мне здесь каждый кустик, каждый камень знаком. Вот только как такое словами выразить? — А хотите я расскажу вам историю этого места? — Спасибо, но не стоит. Меня уже на входе просветили. — Я не про замок Лидс, молодой человек, — хмыкнул старик. — Я про вон тот особняк. Я проследил за рукой смотрителя и за лабиринтом живой изгороди увидел старинный двухэтажный дом. — Если хотите, можем подойти ближе, — усмехнулся старик. — Там, за вами, чуть левее, есть проход. Я шагнул в указанном направлении и действительно заметил арочный выход в изгороди. Старик, пыхтя, ковылял сзади. А я уверенно шагнул под арку. К особняку вела простая дорожка, окаймлённая дубами, которые смыкались кронами, делая её похожей на коридор. Я шел и терялся во времени. Так что крыльцо особняка возникло передо мной неожиданно. — Поднимайтесь, открывайте, — прилетел мне в спину голос. — Там должно быть не заперто. Тяжёлая дверь, окованная массивными металлическими пластинами, поддалась легко. Вот только стоило мне переступить порог, как на меня нахлынуло. Это не было похоже ни на что… Люди, лица, события замелькали, как в калейдоскопе. Голова взорвалась болью, и я отключился. В себя я пришел от брызг ледяной воды. Меня похлопали по щекам, я открыл глаза и увидел всё того же смотрителя. — Ну что же вы так, молодой человек! Вы в порядке? — Да, спасибо. Просто плохо стало. — Неудивительно. Столько лет этот дом не знал хозяина, вот и чуть не выпил вас. Вот уж не ожидал, что на старости лет встречу мага из семьи Бейли. Ведь вы же волшебник? Нет, можете не отвечать. В противном случае вы бы не попали на территорию поместья и уж точно не смогли бы войти в дом. — А вот с этого места поподробнее, — прищурился я. Рассказ сквиба Мориона Вэнса, последнего из слуг этого дома, заставил меня призадуматься. Жила-была в соседнем замке некая Мэри Бейли. И было у неё, как в сказке, два сына и три дочери. Две старшеньких нормальные, а младшая — дура, тьфу, ведьма. И построила маменька ей на замковой территории маленькую избушку, то есть особнячок. Всё бы ничего, но Норин Хелен Розмари Бейли оказалась очень амбициозна. И пока её маменька, старший лейтенант авиации Королевского лётного корпуса, спасала свою страну во Второй Мировой Войне, Норин Бейли несла в магический мир идеи Гриндевальда. И не только идеи. Залетела она от Тёмного Лорда. Хотела мага сильного родить от своего кумира, а родила еле живого сквиба. Свой позор она афишировать не стала, а подбросила сыночку в возрасте двух лет в маггловский приют. После поражения Гриндевальда Норин Бейли, как ярую сторонницу, арестовали и приговорили к поцелую дементора. Вот после её смерти особнячок и закрылся. А из старых слуг остался тут жить только Морион, который устроился садовником в соседний замок Лидс. Вот тут у меня нехорошо и засвербело под ложечкой. Ларс рассказывал, что его отец приютский был. А не тот ли это сынок Норин Бейли? Уж больно радостно меня этот домик принял. Дом, как дом. Но вот скажите: откуда у магглорожденной ведьмы может быть родовой камень? С чего я взял? Так ведь что-то вытянуло из меня почти три четверти резерва. Нет, сейчас я разбираться с этим не буду, а то меня снова родители потеряют. Я потом сюда с Ларсом приеду. — Ларс, — завалился я в кабинет деда сразу после возвращения из замка. — А расскажи-ка мне про своего отца. — И что ты хочешь узнать, Хель? — Биографию и всё, что сможешь вспомнить необычного, — поудобней устроился я в кресле. Ларс откинулся на спинку, несколько секунд рассматривал потолок и начал: — Моего отца звали Джон Милтон. Родился он 3 апреля 1932 года. Вырос в приюте Мейдстоуна. Закончил медицинский и работал криминальным экспертом. Патологоанатомом. Его, кстати, очень ценили на работе. Он порой такие заключения выдавал… Это к слову о странностях. В двадцать лет женился на моей матери — Хельге Ольссон. Отец говорил, что мать мне дала имя ещё в утробе. Всё просила назвать сына именно Ларс. Отец это за беременные психи принимал, но при родах моя мать умерла. Он не стал отказывать ей в последнем желании.       Отец больше не женился, но и меня ему воспитывать было сложно. Поэтому в возрасте шести лет меня отдали в Военно-Морской Кадетский Корпус. Виделся я с ним не часто: сначала закрытая школа, потом медицинское училище и служба на корабле. Умер отец от инфаркта прямо на рабочем месте в возрасте шестидесяти пяти лет. Ровно за месяц до твоего рождения. — Патологоанатом, значит? Аналог магического некроманта. И врач… Способный убивать и лечить… Тёмный целитель, — выдохнул я. — А ведь Мейдстоун совсем недалеко от замка Лидс. Ларс, у тебя есть фотография отца? Пересмотрев семейный альбом, я выбрал две фотографии. На одной из них Джону Милтону было чуть больше тридцати, а на второй — почти пятьдесят. — Ты ведь не просто так спрашиваешь, да, Хель? — Да. Или у меня паранойя, или я знаю, кто родители Джона Милтона. Вот только меня это пока не радует. Ларс, мне надо все проверить. В Хогвартс я вернулся камином с Гриммо, 12 за три дня до начала занятий. И тут же оккупировал библиотеку. Найти колдографию Геллерта Гриндевальда было не сложно. Сложнее было откопать данные по Норин Бейли. Но и их я нашел, правда с помощью Красавчика. Он поднял факультетские списки начиная с двадцатых годов, и в одном из обнаружилось искомое. 1922 год, Норин Бейли поступает на Рэйвенкло. — А колдография её есть? — спросил я. — Разве что где-то на руках у сокурсников. Вот только вряд ли ты где сейчас найдёшь выпускников тех лет. Война выкосила почти всех. Можно ещё поискать на самом факультете. У нас на Слизерине была такая подборка. — Красавчик, ты же мне поможешь? Ведь правда? Скажи, что не бросишь меня в беде! — театрально взмолился я. — Это будет вам дорого стоить, мистер Милтон, — хмыкнул Снейп. — Что, снова финансюшка? Я согласный! Пошли к мальчику-с-пальчику! Факультет Ровены отличался не только умом, но и сообразительностью. У Флитвика нашлись не только колдографии тех времён, но и краткое личное дело на каждого студента. Приватизировав себе одну из колдографий, я задумчиво поплёлся в подземелья Слизерина. А к кому мне ещё идти с такой новостью? — Милый, мне нужен Том. И срочно! — выдал я, по-хозяйски располагаясь в личных апартаментах декана. — Может вы, мистер Милтон, соизволите объяснить причину? — хмыкнул Драко. — Во что вы на этот раз вляпались? — Не я, оно само собой вышло… — У тебя всё «само собой» выходит, Хель, — фыркнул появившийся из камина Томми. — Рассказывай! — Вот, — выложил я на стол колдографии. — Знаете кто это? — Разумеется. Геллерт Гриндевальд. Если я не ошибаюсь, как раз незадолго до дуэли с Дамблдором. — Точно. А вот эту даму зовут Норин Бейли, ярая сторонница Гриндевальда, казнённая через поцелуй дементора в 1946 году, — положил её колдографию рядом с Гриндевальдом. — А вот это, господа, — выложил я под двумя колдографиями хорошее цветное фото, — никто иной, как мой прадед — Джон Милтон. О да, выражения их лиц я обязательно скину в думосбор. Потому как Джон Милтон имел точь в точь одно лицо с Гриндевальдом, но разнили их лишь волосы. У прадеда они были такие же светлые, как и у Бейли.