Демоны Риарио

«Проснись» — в последний раз говорит да Винчи и мужчина падает перед ним на колени, ошарашенный, разбитый, полный непонимания. Наверное, ему можно так выглядеть сейчас — он едва не убил женщину, что в него влюблена. Сейчас он уже не Грешник, но ещё не Джироламо. Краснота с глаз сошла, однако способность ясно мыслить не вернулась и всё, что может сейчас сделать Леонардо это попросить Лауру быстрее убраться из помещения, а сам присесть на колени рядом с Риарио. — Подними на меня глаза, — просит да Винчи тихим, почти ласковым голосом. Джироламо просьбу выполняет. Его глаза всё ещё красноваты, но больше не горят безумием, как у Грешника, однако и не чисты полностью. Яд, видимо, всё ещё бродит по его организму и Леонардо просто обязан завершить лечение. Флорентиец берёт лицо Джироламо в руки и чуть приподнимает. Тот не сопротивляется, вяло позволяя всё что угодно. Он словно не понимает где находится и что с ним. Снова внутренняя борьба? В таком состоянии Лео доводит своего бывшего врага до студии, им же разворошённой. На полу несколько трупов и он, проходя мимо них и проводя Джироламо, направляется прямо к спальне. Сейчас смысла в оковах нет, но он будет позже, когда мужчина придёт в себя. А уж в какого именно себя, вопрос оставался открытым. Леонардо усаживает Джироламо на свою постель и тот сгибается, закрывает голову руками, словно защищается от ударов. — Голос…снова и снова. Убери его, да Винчи, убери его, ты же знаешь как. Риарио падает на постель, кусает губы до крови, двигается хаотично, но рук от головы не убирает. — Должно быть, слуховые галлюцинации, — себе под нос говорит художник, стараясь убрать руки Джироламо и фиксировать их. — Риарио. Джироламо! Смотри на меня. Видишь? Мы с тобой одни. Это яд заставляет тебя слышать голос, мы одни. Только ты и я. Граф отвлекается от голоса на него. — Только ты и я, — повторяет он, а затем хватает его за рубашку, притягивая ближе, роняя его на себя. Он хватается за него, будто тонет, рискуя разорвать тонкую ткань. — Сделай с ним что-нибудь, умоляю. Леонардо… Лео…заставь замолчать архитектора. Пожалуйста. Прошу тебя, я…я сойду с ума. Он не прекращает. Да Винчи не знает, кто именно и что говорит в голове у Джироламо, но его просьбы не оставляют художника равнодушным. Это борьба, вот она. И Джироламо должен бороться, должен выбраться. Но эти мольбы…резали по сердцу без ножа. — У тебя ведь есть что-то, чтобы заставить меня заснуть. Аrtistа, пожалуйста! Леонардо и хотел бы, но не может. — Ты должен бороться, Джироламо, слышишь? Ты должен вытравить Грешника. Риарио продолжает хаотично дёргаться, будто в судороге, зажмурив глаза, рефлекторно прикрывая уши ладонями. Он почти скулит от бессилия, из уголков глаз текут слёзы, а голос, видимо и не думает прекращать говорить. Лео не знает, как его отвлечь. Сотни вариантов откидываются как несостоятельные, потому что даже разговор сейчас не отвлечёт Джироламо. А что отвлечёт? Лео с усилием отнимает руки Риарио от головы, фиксирует запястья вверху и, практически ложась на мужчину, целует. Глубоко, с остервенением, кусаясь. Джироламо от шока перестаёт дергаться. Просто застывает каменным изваянием, но да Винчи продолжает, не отрываясь, лишая воздуха и себя и графа. Тот оттаивает. Отвечает на поцелуй, мягко, поддаётся напору, сдаётся на милость Лео. Поцелуй становится нежнее, мягче, чувственнее. Одной рукой Леонардо удерживает запястья Джироламо над головой, а второй поглаживает по груди, боку, ведёт до бедра. Когда воздух иссякает окончательно, Лео отстраняется, ненадолго, только лишь для оценки состояния своего почти что пленника. Джироламо больше не бьёт судорога. Его глаза слегка приоткрыты, дыхание тяжёлое, цвет лица стал чуть ярче, хотя до покраснения ему явно далеко. — Он заткнулся? — спрашивает флорентиец, не отпуская запястий графа. — Лишь стал тише, — хрипло отвечает тот, — сделай ещё что-нибудь. Зайди настолько далеко, насколько способен. Если…если я тебе не омерзителен…- наконец выдыхает он. И не будь ситуация настолько пугающей, а обстоятельства такими странными, Лео сказал бы, что Риарио очень красив. Правильные черты лица, скулы, мягкие даже на вид чёрные волосы, большие глаза, способные отразить все чувства разом. И тело…его да Винчи тоже мог оценить. Мышцы спины, груди и живота, по которым вполне можно было изучать анатомию. Тонкие, изящные, однако сильные руки, убившие сотни людей. Узкий таз, бёдра, голени. В другое время, в другом месте Лео бы уговорил Джироламо стать его натурщиком. Сейчас… сейчас всё было дурно. А Джироламо хотел…просто хотел? Всё его желание было сосредоточено на вытравливании голоса из головы. И для этого он попросил о странном даже для да Винчи поступке. Леонардо снова его целует, на этот раз сразу нежно, едва ощутимо прикусывая губы. Риарио отвечает страстно, будто ждал этого невыносимо долго и теперь намерен восполнить недостаток. Запястья освобождаются и Джироламо тут же кладёт их на плечи художника, удерживая его рядом с собой. — Давай же, — нетерпеливо просит граф, сдирая с себя рубашку и расстёгивая пуговицы брюк. В других обстоятельствах такое нетерпение Риарио могло бы даже польстить. Леонардо насколько может нежно обращается с Джироламо, старается убавить его нервозность, мягко касается плеч и предплечий, не спеша стягивает с него брюки. Мужчина под ним дрожит от напряжения. Стискивает зубы, жмурится, сжимает в руках покрывало. Ему явно плохо и, конечно, ни о каком возбуждении речи не идёт. Но он всё равно просил, чтобы отвлечься от голоса в голове. Лео приподнимает его, заставляя сесть на постели. Целует сначала в губы, а потом спускается поцелуями-укусами по шее к груди. Руки ласково оглаживают тело, не в пример распаляющим поцелуям, скорее стараясь успокоить нервную дрожь. Риарио тянется к нему: обнимает за шею, чуть выгибается, стоя на коленях. Язык Лео проходится по соскам, руки оглаживают бёдра и ягодицы. Джироламо тихо выдыхает, прижимаясь к Лео. Чуть успокоив своего неожиданного любовника, да Винчи вновь опрокидывает его на постель и тянется к полке, чтобы достать оттуда небольшой бутыль с персиковым маслом. Выливает немного на живот Джироламо, который вздрагивает и чуть приоткрывает глаза. Однако понять что происходит Лео не даёт. Благодаря маслу его руки ещё легче скользят по телу мужчины, разминая мышцы. Грудь, бока, передняя поверхность бёдер. Затем спина, поясница, ягодицы, от прикосновений к которым Риарио вздрагивает. Он всё ждёт, что Лео просто возьмёт его, вот так, нахрапом и без подготовки? Лео снова укладывает Джироламо на спину, снова целует, а затем тянется руками к его плоти, обхватывая и начиная мягко двигать. Остатки масла на руках облегчают скольжение, а граф чуть выгибает от приятных ощущений, что разливаются по его телу. Движение руки Лео техничны, он двигает рукой всё быстрее и быстрее, а второй тянется к яичкам, мягко перебирая их, и за ними, пальцем мягко потирая вход, но даже не пытаясь проскользнуть внутрь. Джироламо принимает ласки как должно: дыхание сбивается, кожа лица и шеи чуть краснеет, в прищуренных глазах больше нет накатывающей паники, но есть желание. И Лео продолжает. Двигает рукой всё быстрее и быстрее, доводя партнёра до пика и заставляет излиться на живот. Он чувствует, как тело Джироламо ещё несколько секунд сотрясается в судорогах оргазма. — Я думал, ты зайдёшь дальше, artista, — признаётся граф спустя пару минут, уже отдышавшись. — Как там голос? Чей он, кстати? — отзывается Лео, хмурясь и садясь рядом с Риарио, который даже и не думает прикрываться. — Архитектора. К счастью, затих. Он будто…сидел внутри черепной коробки и орал проповеди так, что я и мыслей своих не слышал. В этом смысле даже Грешник был более милосерден: он просто забирал контроль, но я не оказывался взаперти, а просто спал. Леонардо серьёзно кивает. Он берёт с тумбы мягкое одеяло и укрывает ним Риарио, а сам одевается. — Прости, но мне придётся вновь приковать тебя к стене. Во избежание, так сказать. — Это закономерно. Я вновь едва не убил человека. Лауру…- Джироламо кисло улыбается, вспоминая как женщина к нему относилась. С добротой, искренним интересом, любовью. — Позволь мне хоть немного подремать здесь. От холодной стены ноет спина. Да Винчи кивает, хоть и неуверенно. Но да, пожалуй, Грешник в ближайшее время не вернётся точно, а он и так обращался с графом как с животным, посадив на цепь. — Поспи. Тебе нужны силы, — вздыхает художник, садясь на кресло за стол, поворачивая его таким образом, чтобы видеть Риарио.