***
Пятница, первый день ноября. Сегодня день всех святых. День, когда святые, а иногда и мы, ангелы, выходили на Землю, чтобы прогнать демонов, резвившихся здесь предыдущей ночью, в канун дня всех святых (который теперь зовется Хэллоуин). Ну, и вот он я, хожу по Земле, нравится мне это или нет. И не только сегодня. И ничего-то я этой ночью не сделал, чтобы прогнать демонов. Сегодня во второй половине дня у меня выходной, и я наконец-то конвертировал свой чек с зарплатой в наличные деньги в финансовом учреждении на шоссе 20. После всех налогов и удержаний у меня теперь есть $189.25. Может быть, не так много, как я рассчитывал, — не достаточно на жилье, это правда; но все равно это кажется огромной суммой. Имея ее в кармане, я чувствую себя гораздо увереннее. И хотя я пока не могу позволить себе комнату, у меня теперь есть кое-какие варианты. Пока я шел обратно по шоссе 20, я много размышлял о том, что делать дальше. Я вполне могу справиться самостоятельно. Мне не нужна помощь Дина. Совсем не нужна. И ничего страшного, что он не позвонит. Это и незачем. Он все равно занят. Без сомнения, у него много дел. Он всегда занят. В его жизни всегда много трудностей и осложнений (даже нетипично много — в действительности, я за него волнуюсь). Поэтому-то он, скорее всего, и не звонит, как мне очевидно теперь, после ночи раздумий. Конечно, я бы с удовольствием с ним поговорил, и хорошо бы узнать, как там они с Сэмом, но абсолютно ничего страшного, если он не выйдет на связь. Это абсолютно не нужно. Я справляюсь сам. Нужно, наверное, подумать о чем-то другом. Можно пойти в библиотеку и найти ответы на оставшиеся у меня вопросы. Одри в библиотеке, как Брайс, всегда рада мне помочь. На работе все идет очень хорошо: Нора объясняет мне все детали, которые нужно знать, и кое-какие вещи я выучил сам. Например, я даже научился готовить еду, чего никогда раньше не пробовал. Я теперь отлично со всем справляюсь. Так что ничего не случится, если я не услышу Дина или если Сэм не хочет со мной разговаривать. Было бы приятно с ними поговорить, но не страшно, если не получится. Это не важно. Я лучше подумаю о другом. Сейчас уже вечер, и я сижу на скамейке в парке около своих старых кустов. Дальше мне нужно спланировать, что делать со своими $189.25. Очень соблазнительна мысль поспать в номере мотеля хотя бы одну ночь, но я напоминаю себе, что это обеспечит лишь временный комфорт, который, вероятно, будет стоить мне возможности снять комнату на декабрь. Поэтому я должен противостоять этому искушению. Но я решил, что пришло время потратиться на некоторые из менее срочных потребностей оболочки, а именно на дополнительную одежду. Я никогда не менял костюм, доставшийся мне от Джимми, в том числе и потому, что человеческая манера одеваться имеет множество социальных нюансов, которые неочевидны постороннему. Я знал, что костюм, который был на Джимми, он носил на работу — на встречи с незнакомцами, когда хотел выглядеть респектабельно и убедительно, — поэтому я всегда продолжал им пользоваться. Интересно, могли бы Сэм или Дин посоветовать мне что-нибудь насчет одежды?***
Наконец я смог принять несколько самостоятельных решений и потратил немыслимую сумму денег на целый ассортимент вещей. Некоторые из них — для поддержания чистоты, но большая часть — на самом деле, просто для утепления! Это вообще абсурдно, что люди (которые, в сущности, тропические приматы) зачем-то решили расселиться до самой Арктики, хотя у них нет ни перьев, ни даже достойной упоминания шерсти. Как бы там ни было, я купил: — Еще две упаковки нижнего белья за $10.59. Теперь у меня четыре комплекта. Можно стирать один каждый вечер, сушить у вентиляционной решетки в магазине и всегда иметь три чистых. — Еще два носка (подходящую друг к другу пару). Тут я чуть было не совершил ошибку: там были замечательные носки с изображением цветов, но потом я обнаружил, что нахожусь в женском отделе. Я поискал носки с цветами в мужской секции, но там были только черные, серые или белые. И сейчас я припоминаю, что Сэм и Дин никогда не носили ничего с цветами. Какая-то разница в гендерных ролях, полагаю? (Это как-то несправедливо по отношению к мужчинам — разве им не могут нравиться цветы?) В общем, я решил потратиться на два очень теплых шерстяных носка по безумной цене в $17.49 за пару. Ужасно дорого! Я долгое время обдумывал эту покупку, брал носки в руки, клал их обратно и снова брал. Но даже при том, что теперь я сплю в помещении, мне приходится бывать на улице до позднего вечера, и я не могу рисковать получить обморожение. Поэтому я решил их купить. Это моя самая дорогая покупка! Они надеты на мне сейчас, и в них замечательно тепло. — В аптеке я купил: еще один флакончик дезодоранта ($1.69), еще одну зубную пасту ($1.99), новую бритву ($1.99), а также маленький пакетик хозяйственного мыла для одежды ($1.59). — Потом в магазине подержанных вещей я купил: одну пару штанов ($13.50), один свитер с бордовыми и серыми полосками ($7) — я немного беспокоился насчет этого выбора, но девушка за прилавком уверила меня, что полоски уместны, — а также белую рубашку для работы ($4.50), толстый шарф ($5), шапку ($8) и пару перчаток ($7). — Потом я сходил в молодежную христианскую организацию и принял душ. $1.00. Это было чудесно. Итого, я потратил восемьдесят один доллар и тридцать четыре цента! Очень много денег! И у меня по-прежнему нет теплого пальто. Но я очень доволен шарфом, шапкой и перчатками. Я снова сижу на скамейке в парке, и на мне надето все это сразу. Писать в перчатках немного неудобно, но зато так приятно чувствовать себя в тепле! Я теперь гораздо лучше подготовлен для вечерних прогулок. И у меня еще осталось $107.91. $100 нужно непременно отложить на жилье в следующем месяце, но я решил, что, может быть, оставшиеся $7.91 могу потратить на что-нибудь приятное. Я намерен провести сегодняшний вечер лучше, чем вчерашний. Но что предпринять?***
Я решил. Пойду в кинотеатр. Сегодня же пятница! Пойду в кинотеатр на полуночный сеанс за $2.50. Я пропустил «Большой побег» на прошлой неделе, но сегодня там показывают другой фильм под названием «Невероятные приключения Билла и Теда». Тогда у меня останется $5.41, и я уже знаю, что куплю на эти деньги: 2 куска пиццы в пиццерии и кусочек пахлавы в греческом ресторане. Я смогу сам купить себе еду! Каждый вечер этого делать не получится, так как нужно копить на комнату, но мне очень хочется сделать это хотя бы однажды. И у меня останется еще сорок три цента, которые я планирую положить в баночку с чаевыми для Брайса.***
Это был очень странный фильм. Путешествия во времени происходят совсем не так. И то был вовсе не Сократ. Сильно подозреваю, что создатели фильма на самом деле не путешествовали в прошлое для съемок. Немного досадно, что они позволяют себе подобные компромиссы. Но все равно это был восхитительный вечер. Во-первых, хоть раз заплатить своими собственными деньгами за пиццу (и потом за пахлаву) было удивительно приятно. Брайс заметил мою новую одежду и сказал, что свитер выглядит «потрясно» (это хорошо? Надо уточнить у Дина, когда он***
Мне и правда нужно изменить образ мыслей. В общем, я рассказал Брайсу про свою работу в магазине на автозаправке и еще раз поблагодарил его за то, что он показал мне, как работать с кассой. Он, кажется, был искренне за меня рад. И улыбнулся, когда я оставил ему сорок три цента! Было так приятно чем-то ему отплатить за всю пиццу, что он мне оставлял, и за всю его помощь. Потом я пошел купить пахлавы (грек тоже был весьма любезен — он почти что улыбнулся), а затем в кино. Кресла с обивкой — чрезвычайно удобные! Это самые удобные кресла, в которых я сидел с самого… да вообще когда-либо. Они мягкие, почти как подушки, и слегка отклонены назад, а рядом даже есть держатель для еды! Я положил в него пахлаву и ел ее по кусочкам, пока смотрел фильм. Это было роскошно. Интересно, понимали ли люди в кинотеатре, что сидят в более удобных креслах, чем были у египетских фараонов и минойских королей (я знаю наверняка, я видел их троны). И кино было такое БОЛЬШОЕ! Мне всегда нравились телепередачи, но я не представлял себе, насколько сильнее впечатляет кинотеатр. Весь зал погружается во тьму, и экран огромный, и звук исходит со всех сторон. Вокруг слышно других людей — как они едят попкорн, смеются над шутками и даже хлопают в конце. Это ни на что не похожее переживание. Оно определенно стоило $2.50. Даже хотя я не понял большую часть шуток. Я знаю, что не всегда смогу позволять себе такие траты, но это был хороший день. Я купил одежду, которая была мне нужна, сам себе купил пиццу и пахлаву и даже оставил Брайсу сорок три цента, и он сказал, что мой свитер «потрясный» (надо все же уточнить насчет этого слова), я посмотрел кино — и все это сам. Может быть, день был таким хорошим, потому что сегодня день всех святых? Согласно поверью, это день всех тех, кому явилось блаженное видение — то есть день тех, кто был удостоен личной аудиенции с Богом. Но мне самому этого никогда не выпадало. Что несколько странно, учитывая, что я с древнейших времен парил у Трона Господня и долгое время провел в молитвах Святому Духу, как надлежало серафиму моего ранга. Петь хвалы Святому Духу так долго на самом деле наскучивает. Пусть это богохульство, но, если честно, я получил гораздо больше удовольствия, сходив в кинотеатр на «Невероятные приключения Билла и Теда» за $2.50. В общем, сегодня был хороший день. Лучший день за долгое время. Что доказывает, как мне кажется, что мне вовсе не нужно разговаривать с Дином. Ну и что же, что он не позвонит… И все же во время фильма я то и дело думал о нем и о Сэме. Фильм был о двух близких друзьях, почти братьях, и об их длинном путешествии сквозь пространство и время — так что я неизбежно вспоминал их. Кроме того, я чувствовал, что не понимаю многих шуток, и был уверен, что Дин мог бы их объяснить. То есть, если бы был там.***
Суббота, девятый день ноября. С прошлой записи прошла неделя. Сегодня я получил свой второй чек! Это мой первый «полный платежный период», и этот чек был больше — три с лишним сотни долларов! После конвертации его в наличные у меня получилось $322.09, и это поразительно много! Я отложил $300 долларов, а на оставшиеся деньги купил еще два шерстяных носка (я понял, что мне нужна пара, которую можно носить, пока другая стирается). Еще я купил маленькое полотенце в магазине подержанных вещей. И решил каждую неделю тратить по доллару на душ. Вот теперь, кажется, я удовлетворил все потребности своей оболочки. Все хорошо. Мне теперь теплее в новой одежде. Сплю по-прежнему в подсобке. Белье и носки стираю в уборной через день и сушу их за ночь у решетки отопления. По утрам и иногда во второй половине дня я работаю, а свободные вечера провожу в книжном магазине за чтением. Или хожу на семинары — на этой неделе я сделал важное открытие по поводу печенья на семинарах. Как оказалось, в университете часто дают печенья, но они разбросаны по разным корпусам в разные дни. Их нужно отыскивать, как сокровище. Теперь я узнал от студентов-физиков, что на факультете биологии тоже дают печенье, но по средам, когда там проходят семинары. Студенты-биологи рассказали мне, что на факультете психологии печенья по четвергам, а студенты-психологи упомянули печенья на историческом факультете по пятницам. Это четыре дня бесплатного печенья в неделю. Хотя иногда там оказывается просто чай или студенты съедают все печенья до моего прихода, и тогда это большое разочарование. Кроме того, некоторые профессора начинают смотреть на меня с подозрением (оказалось, если положить в карманы слишком много печенья, это заметно). Так что теперь я стараюсь брать не больше четырех штук за семинар и всегда остаюсь послушать сам семинар. Хотя на этой неделе в семинарах и по истории, и по физике были ошибки (касающиеся перевода ацтекских письмен и принципов гравитации внутри черных дыр соответственно). Я сделал несколько замечаний, но не уверен, что меня поняли. Моя диета теперь состоит из четырех печений почти каждый вечер в дополнение к еде, которую выбрасывает магазин — в основном непроданные хот-доги и подгоревшие чипсы (в первую неделю на работе было большое искушение жечь чипсы намеренно, но оказалось, что они вспыхивают весьма впечатляюще, так что, пожалуй, больше я так делать не буду). Плюс мой обычный ассортимент сыра и хлеба с плесенью из мусора супермаркета. Теперь мне стабильно почти хватает еды. Вдобавок к этому я решил, что раз в две недели по пятницам буду тратить еще $5.49 на кусок пиццы, кусок пахлавы и полуночный сеанс в кино. Так что теперь все в полном порядке. Все в порядке. Все правда идет нормально. Все хорошо.***
Пишу чуть позднее. Все не хорошо. Я по-прежнему не высыпаюсь. Мне постоянно снятся полеты, и все еще случается сон про волков, и про болото тоже, и другие, которые даже записывать не хочется. После этого мне никогда не удается заснуть, и по утрам я чувствую сильную усталость. Сыр с плесенью и старые хот-доги вызывают у меня все меньше энтузиазма, и даже от печенья я уже устал. Я постоянно думаю о том, как там Сэм и Дин, и о том, смогу ли когда-нибудь вернуть себе благодать. Кроме того, пол в подсобке очень жесткий. У меня все не идет из головы тот номер в мотеле с четырьмя подушками, одеялами и полотенцами. Не могу понять, почему все это досаждает мне. Потребности моей оболочки удовлетворены. Я должен чувствовать себя хорошо. Может быть, удовлетворять потребности оболочки недостаточно? На самом деле, появилось странное новое ощущение. С течением дней и ночей в этой тесной темной подсобке меня все более одолевает гнетущее чувство изолированности. Чувство пустоты. Посреди ночи оно становится особенно сильным — ощущается почти как печаль или даже скорбь. Это очень специфическое ощущение — ангел никогда не переживает так уединение. Иногда, когда я подолгу не могу заснуть, я чувствую, как это чувство давит на меня почти физически, словно тяжесть. Эта изолированность ощущается все острее с тех пор, как я понял, что Дин не позвонит.***
Воскресенье, десятый день ноября. Сны не давали мне спать почти всю ночь, и в конце концов меня посетила мысль: может быть, птицы в парке захотят разделить со мной печенье сегодня?***
Нашел птиц. Соек. Но они были настроены недоверчиво и не хотели подходить близко. Я все равно оставил им печенье. Это было мое последние печенье — я вообще-то планировал съесть его на завтрак, но в итоге раскрошил и рассыпал крошки вокруг кустов, для птиц. Надеюсь, они найдут. Хочется сделать что-то полезное, хоть для кого-то, пусть и по мелочи.***
Вторник, двенадцатый день ноября. Что-то произошло. Я пишу это во время затишья в утреннюю смену. Я только что увидел заметку в сегодняшней газете — четыре человека погибли при таинственных обстоятельствах. Все местные, в Рексфорде и окрестностях. «Розовое вещество» на месте гибели. Я прочел заметку с десяток раз. Тут все признаки чего-то нехорошего. Причина не естественная, в этом я уверен. Что-то произошло. Что-то пришло в этот город. Я должен расследовать это сам.***
Пишу немного позднее. Я все же сомневаюсь в том, стоит ли расследовать это в одиночку. У меня нет снаряжения, и мои навыки по борьбе с не-ангелами несравнимы с навыками Дина и Сэма. У меня нет оружия, нет боеприпасов, нет партнера для прикрытия. Конечно, навыки рукопашной борьбы у меня еще остались, но, должен сознаться, мне тревожно от знания, что у меня нет больше ни способности карать противника, ни ангельского могущества, ни крыльев. Я боюсь даже пропускать работу (что если я потеряю ее, пропустив свою смену?). Мой клинок еще при мне, но это расследование меня неожиданно пугает. Может, Дину и Сэму будет интересно это дело?***
Думаю, надо позвонить Дину и известить его об этом потенциальном деле.***
Я решил. Позвоню Дину. Позвоню ему сейчас же. Сейчас у меня как раз утренний перерыв — Нора пришла, чтобы подменить меня, так что момент удачный.***
Перерыв почти закончился. Пока не дошли руки позвонить ему. Позвоню позже.***
Теперь у меня перерыв на обед. Позвоню сейчас. Уже достал телефон.***
Перерыв заканчивается. Позвоню потом.***
Я наконец позвонил ему. Не знаю, почему я не сделал этого, когда было время поговорить, — почему-то я не смог собраться с духом, и потом пришлось звонить в разгар работы. Услышав его голос, я вдруг почувствовал раздражение — чего совсем от себя не ждал, — и это было настолько неожиданно, что я не справился с аппаратом для приготовления синих напитков. Потом у меня ушло полчаса на то, чтобы все прибрать. Но мне удалось сообщить Дину о деле, после чего я немедленно завершил звонок. Я не сказал ему о том, где я, где работаю и где ночую. Дин и Сэм разберутся с этим делом, и я их не увижу. Задавать свои вопросы я тоже не стал. Дальше случилось нечто еще более выбившее меня из колеи. Сначала Нора обнаружила мой спальный мешок и зубную пасту со щеткой. Это меня порядком напугало: я забыл спрятать их, как делаю обычно, потому что мои мысли были заняты звонком Дину. Я сказал ей, что оставил мешок здесь временно, но теперь беспокоюсь, как бы Нора не догадалась, что я здесь сплю. Если я лишусь места для ночлега, это будет колоссальной проблемой. Слава богу, она, кажется, удовлетворилась моим объяснением — но после этого дела приняли совсем странный оборот: дальше Нора, кажется, попросила, чтобы я сопровождал ее на какое-то романтическое социальное мероприятие — на «свидание», если я правильно использую термин. Надеюсь, я все правильно понял. Она сказала, что «не хотела пользоваться служебным положением», и «не хотела ставить под угрозу наши рабочие отношения», и «сложно встретить хорошего человека», и «завтра вечером у меня выходной, и я знаю, что и у вас тоже, и я подумала, не будете ли вы случайно свободны?» Я правильно это истолковал? Это же просьба о свидании? Мне так кажется. Не знаю. Надеюсь, что да. Дин бы знал наверняка, но… Как бы там ни было, буду исходить из предположения, что это свидание. Надеюсь, она не намеревается убить меня, как собиралась Эйприл. На всякий случай, буду держать клинок при себе.***
Сейчас вечер. Вернее, уже следующее утро. У меня долго не получалось заснуть. Кажется, я почти физически ощущаю, что Дин поблизости, — или это мое воображение? Мне чудится, будто я чувствую его присутствие. Так необычно осознавать, что он и Сэм, вероятно, совсем рядом с городом, но я их даже не увижу. И конечно, потом мне приснился самый нежелательный сон про полет. Сон о том, как я вынес Дина на крыльях из Ада. Этот сон снится мне временами и после Хэллоуина стал повторяться чаще. В этот раз он был особенно ярким. Мои крылья были широко распахнуты, я был быстр, силен и проворен, как раньше. У меня было свежее оперение: каждое перо безупречно, кончики еще заострены, маховые перья полноценной длины, скорость максимальна. Во сне я был в разгаре крупной воздушной битвы в попытке вырваться из Ада. Вокруг падали раненными и убитыми мои соратники-ангелы — битва была отчаянной, воздух рассекали тысячи молний адского пламени, и, конечно, Дин отчаянно сопротивлялся мне. Во сне все разворачивалось ровно так, как случилось в действительности. И все же, несмотря ни на что — несмотря на то, что погибали мои братья, несмотря на битву, на адское пламя, несмотря на сопротивление Дина — даже тогда, когда он воспротивился мне так яро, что я потерял равновесие, попал под шальной удар молнии и почувствовал, как загорелись мои маховые перья… — несмотря на все это, я испытывал восторг. Сильнейший восторг, от полета. И от того, что надежно держал в руках душу Дина. Измученную и изувеченную, но в безопасности в моих руках. Когда занялись пламенем мои крылья, я увидел пред собой закрывающиеся врата Ада и понял, что почти прорвался. Я был почти на свободе. В тот момент я осознал, что вынесу Дина наружу. Даже на горящих крыльях. Я не был уверен, выживу ли сам, но знал, что перья выдержат достаточно долго, чтобы вынести его за врата. Я окликнул Бальтазара и попросил его перехватить Дина, если крылья откажут мне, но в итоге обгорел лишь внешний слой перьев. Хотя было больно и на последнем этапе пути я замедлился, все же я сумел сам донести Дина обратно на Землю. К концу Бальтазар уже умолял, чтобы я позволил ему помочь, но я хотел закончить дело сам. На этот раз сон точно повторил мои воспоминания. Иногда бывает не так: иногда Дин вырывается из моей хватки, а порой я вынужден передать его Бальтазару и падаю один, или же чувствую, как мои крылья обращаются в пепел, пока я несу его, и мы падаем вместе. Но в этот раз во сне все было так, как случилось на самом деле — я вынес его наружу, воссоздал его тело и вернул его к жизни. Когда я проснулся, мною овладело непреодолимое желание расправить крылья и встряхнуть ими, почувствовать, как по ним разливаются сила и свет, и подняться ввысь. Я огляделся с мыслью: «Эта подсобка слишком мала для моего размаха — нужно выйти наружу». Я даже успел встать и открыть дверь, прежде чем вспомнил. Теперь я снова сижу в подсобке, завернувшись в спальный мешок. Пытаться заснуть бессмысленно. В помещении чрезвычайно тихо. И чрезвычайно темно — поэтому я включил свет, чтобы сделать эту запись. Дин и Сэм и сейчас, вероятно, в городе — наверное, в одном из мотелей на шоссе 20, но я их не увижу. Я сосредоточусь на том, чтобы добросовестно делать свою работу. Нужно подумать о чем-то другом. Это чувство изолированности снова меня одолело. Неприятное ощущение. Интересно, как там сова. Завтра утром, может быть, отнесу сойкам еще печенья. Может, на этот раз они его примут.***
Четверг, четырнадцатый день ноября. Вчера меня нашел Дин***
Пишу немного позже. Вчера много чего произошло, и я не знаю даже, как это резюмировать и что обо всем этом думать. Начну с новой страницы. Вчера меня нашел Дин. Я старательно скрывал от него, где нахожусь, но надо было отдавать себе отчет в том, что он может меня найти. Он застал меня совершенно врасплох. Я продавал кому-то лотерейный билет и опробовал жест с поднятыми вверх пальцами — и тут вдруг появился он. Почему-то он приехал один. Сказал, что Сэм остался в Канзасе. Он не сказал почему. Он не понял, почему я здесь работаю. Счел, что я работаю на черной работе, которая ниже меня. Мне подобная мысль не приходила в голову до того момента, и она мгновенно разозлила меня — к моему собственному удивлению. И снова, как прошлой ночью, я отчаянно пожалел, что у меня нет крыльев — нет возможности просто улететь оттуда. Я попытался объяснить Дину все: насколько сложная это работа, как много у меня обязанностей, что я теперь ассистент по продажам, какая на мне ответственность за весь магазин, как тяжело это было — но он, кажется, не понял. Ему было даже не интересно. Всю дорогу у него был этот его слегка насмешливый тон. Он думает, я не замечаю, — но я замечаю. И всегда замечал. Раньше мне это было неважно. Раньше это не имело особого значения. Теперь имеет. Даже не могу сказать почему. В конце концов он убедил меня съездить с ним на место последней смерти. Была пятая жертва, девочка из местной школы. Едва взглянув на последствия, я понял, что это Рит Зиен. Дин догадался, что я напуган, — мне стало стыдно, и я на самом деле хотел помочь. Но пока я раздумывал об этом, вновь приходя к заключению, что не могу карать, не могу летать и не имею ни ангельской мощи, ни оружия, Дин сообщил, что разберется с этой проблемой сам. Стыд стал еще более невыносимым. И на этом унижение не закончилось, потому что, как дальше выяснилось, Нора просила меня вовсе не о свидании. Это стало понятно уже после того, как Дин дал мне целый ряд инструкций, которые я толком не понял. В конце концов они все равно оказались бесполезны, так как я все неправильно истолковал. Нора всего лишь просила меня посидеть с ее ребенком. До сих пор не соображу, как я мог неверно ее понять. Я вспоминаю ее слова и прихожу в замешательство. Но пора уже отдать себе отчет в том, что мне никогда не понять этой культуры — да и людей в целом. Более того, нужно признать, что никто не может увидеть во мне романтического партнера. Только Эйприл проявила ко мне подобный интерес, и то только потому, что намеревалась меня убить. По всей видимости, человек из меня такой же никудышный, как и ангел. Но это неважно. Нора даже не заметила, что я все неправильно понял, а ребенку уж точно было все равно. Я осознал, что и мне в общем-то все равно. Я и на свидание-то собирался только потому, что это, как мне казалось, входило в роль, которую я должен научиться играть. И, наверное, неважно, что Дин стал свидетелем этого недоразумения. В глазах Дина мне все равно ниже падать уже некуда. Мне на самом деле даже понравился ребенок. Ее зовут Таня. С ней можно было поговорить. Я впервые за долгое время смог с кем-то свободно поговорить. Но потом Таня заболела под моим присмотром, и я не смог ее вылечить. Я не мог ее вылечить. Хуже того: Рит Зиен, чье имя было Эфраим, выследил меня у Норы дома, так что и Таня оказалась в опасности. Как выяснилось, он пришел за мной. Прицельно за мной. Он мне об этом сказал. Сказал, что мою боль слышно за многие мили отсюда. Полагаю, потому он и явился в этот город, а значит, пять человек, которые здесь погибли, вероятно погибли из-за меня. Это еще пять имен к длинному списку. Эфраим хотел усыпить меня, как хромого пса. Такие, как он, были созданы чтобы прекращать невыносимую агонию. Я попытался убедить его, что хочу жить, но кажется, он знал, что это ложь. Стоило ли вообще пытаться его остановить? Я до сих пор не уверен. В итоге Дину пришлось мне помогать: как я и боялся, я оказался недостаточно силен, чтобы справиться с Эфраимом в одиночку. Теперь Эфраим мертв, но в этой борьбе я повредил запястье. После этого я все еще пытался скрыть от Дина, где ночую, поэтому попросил его отвезти меня в больницу и оставить там, пока он разберется с телом Эфраима, которое он увез в багажнике. По-моему, Дин сжег его где-то — он вернулся только через несколько часов, перед самым рассветом. К тому времени в больнице заключили, что у меня в запястье трещина и повреждены сухожилия, и надели мне на руку фиксатор. Когда я вышел из отделения скорой помощи, уже рассвело, и мне удачно удалось скрыть от Дина тот факт, что мне все еще негде жить. На рассвете я просто попросил его отвезти меня на работу. Хотя теперь я понимаю, что пытаться спрятать от него свою жилищную ситуацию было пустой затеей. Вчера Дин насмехался над моей работой — это раздражало, но хотя бы подразумевало, что, по его мнению, я способен на большее. Но всего лишь день спустя, сегодня утром, Дин заключил, что мне стоит остаться здесь, на позиции ассистента по продажам. То есть он уже поставил на мне крест. За день. За один-единственный день. Он сказал, что я «адаптируюсь». Что бы это ни значило. Кажется, он пытался быть любезным. Я не могу выбросить из головы сцену нашего прощания. Перед тем, как уйти, я облокотился на окно машины, чтобы пожелать ему счастливого пути, и при виде Дина за рулем его черного автомобиля, готового тронуться, меня охватило непреодолимое желание рассказать ему все. Сознаться, как трудно мне было, как холодно, и как не хватало еды, как я старался, как тяжело все достается, и даже о мелочах — о том, какой жесткий пол в подсобке, как хочется иметь подушку, как мне опостылели пережженные чипсы и высохшие хот-доги, как темно и пусто в подсобке ночью, и об этом отвратительном чувстве изолированности, которое меня преследует. И о более серьезных вещах — о том, как я скучаю по крыльям, какую оглушительную растерянность испытываю от того, что я больше не ангел. Как сильно мне хотелось бы исправить свои ошибки и все вернуть. Сотни вещей, о которых я хотел бы сказать ему, пронеслись в тот момент у меня в голове. Но больше всего — превыше всего прочего — мне хотелось попросить его забрать меня с собой. Назад в Канзас. Просьба была полностью сформулирована у меня в голове. Но я не смог ее произнести. Дин махнул рукой на прощанье, я отвернулся, он уехал — и все. Сомневаюсь, что он вернется. А Сэм вообще так и не приехал. Дин приехал один. Он сказал, что Сэм занят, но я-то знаю, что Сэм не остается дома во время охоты. Могу лишь предположить, что Сэм не хотел меня видеть. Даже поздороваться. Дин сказал, что «гордится» мной. Забавно: он так уверен в своих способностях убедительно лгать, но я-то вижу, когда он лжет.***
Сейчас следующий день, пятница, пятнадцатый день ноября. Сегодня я планировал пойти посмотреть еще один фильм, но теперь беспокоюсь из-за денег. Я сказал Дину, что сам могу купить себе обезболивающее средство для поврежденного запястья — он предложил купить мне лекарства, но я хотел быть самостоятельным, поэтому сказал, что куплю позже сам. Это было ошибкой. Оказалось, что они довольно дорогие, если у тебя нет «медицинского полиса». Лекарство выйдет мне в сорок пять долларов, и, если я куплю его, мне может не хватить на комнату в декабре. Надо было принять предложение Дина. Так что я не пошел в кино и не стал покупать пиццу и пахлаву. Вместо этого я отправился в университет за печеньем. Потом, хотя это было безрассудно, я почему-то пошел прямиком в парк и отдал все печенье птицам. Я совсем этого не планировал, но они начали подходить ко мне и клевать крошки. От этого стало немного полегче. Я сидел в парке допоздна и слушал сову, а потом вернулся сюда. Очень бы пригодилась подушка, чтобы подложить под руку. Если класть руку на пол, она болит. Я положил ее на стопку бумажных полотенец, но она ноет так сильно, что не дает мне заснуть. Попробую приложить лед. Хоть бы боль прекратилась… Хоть бы вся боль прекратилась…***
Та же ночь. Все еще не сплю. Может быть, получится заснуть, если я запишу все, что не смог сказать? О чем я жалею, что не спросил Дина: 1. В порядке ли ты/Сэм? Сейчас, оглядываясь на случившееся, я вспомнил, что Дин рассказал о Кевине, но с явной неохотой говорил о Сэме. И, анализируя нашу встречу теперь, я вдруг подумал: может быть, что-то у них не в порядке. Дин держался с порой свойственной ему замкнутостью. Резковат, невозмутим, слегка уклончив. Это всегда плохой признак и обычно означает, что он что-то скрывает. 2. Почему ты не звонил? 3. Ты все еще считаешь меня «членом семьи»? Подозреваю, что нет. Но мне хотелось бы знать. Хотя бы другом ты меня еще считаешь? Может быть, когда-нибудь я смогу купить тебе и Сэму по бутылке пива? Мне бы хотелось это сделать, если можно.***
Суббота, шестнадцатый день ноября. Рука все еще ощутимо болит. Становится чуть лучше, когда я хожу (ходьба отвлекает), так что я пошел в парк дать птицам еще печенья. Я собирался отдать им два печенья и два оставить себе на ужин, но на этот раз они меня ждали и привели друзей — дополнительных птиц, и я в итоге отдал им все четыре сегодняшних печенья.***
Воскресенье, семнадцатый день ноября. Это уже смешно. Я отдаю птицам все свое печенье. Надо это прекращать. У меня не осталось еды. Но они так рады были меня видеть…***
Понедельник, восемнадцатый день ноября. Я в аптеке. В конце концов решил купить обезболивающее лекарство. Потом я увидел там еще снотворное средство «без рецепта» (чтобы это ни значило), и неожиданно я и его попросил. Мне стало так тяжело спать. Теперь я сам на себя раздосадован. Это огромная сумма денег, а к тому же я отдаю все печенье птицам, и теперь мне нечего есть, кроме половины тарелки сожженных чипсов. Но так хочется хоть немного выспаться! Дин забыл забрать бедж ФБР. Тот, с моей фотографией, который он одолжил мне для дела с Рит Зиеном. Я обнаружил его в боковом кармане сумки только что, когда был в аптеке.***
Четверг, двадцать первый день ноября. Я все смотрю на этот бедж ФБР. Мне кажется, это знак. Дин обычно такие вещи не забывает. Я гляжу на бедж и все думаю о том, как Дин на меня смотрел перед отъездом, как советовал мне остаться ассистентом по продажам, и как прозвучал его голос, когда он сказал: «Ты напуган». И еще я вспоминаю о том, что выпало на мою долю за все долгие тысячелетия: о том, как я был серафимом Господа, как вылетел из Ада на горящих крыльях, как когда-то возглавлял небесные армии.***
Я принял радикальное решение. Думаю, оставленный Дином бедж ФБР — это знак. Я должен вернуться в строй. Должен вернуться к своей миссии и целям. Я «во все это замешан», как говорят по телевидению. Это МОЯ благодать была использована для того, чтобы запереть Рай. Я не могу увиливать от ответственности. Я ДОКАЖУ, что могу быть полезен. Докажу. Я обязан. И я понял, что нужно делать: я стану охотником. Поэтому Дин и забыл бедж — чтобы он остался у меня! Бедж ФБР — это точно знак. Он должен означать ЧТО-ТО. Ведь должен? Если бы он означал хоть что-то, если бы от всего этого была хоть какая-то польза, хоть какая-нибудь, если можно найти хоть что-то, что придаст всему этому смысл — тому, что Дин меня прогнал, что я потерял своих двух друзей, всем моим стараниям, этому чувству изолированности — ведь все это должно что-то значить. Разве нет? Я не могу допустить мысли, что все это было напрасно. Поэтому у меня появилась новая цель: я научусь быть охотником. Может быть, когда-нибудь наши с Сэмом и Дином пути пересекутся снова — и в этом случае я куплю им пива в знак дружбы (мне бы очень хотелось остаться им хотя бы другом, пусть и не семьей). Я буду охотником, и куплю им по бутылке пива, и научусь приносить пользу. Пусть и небольшую. А это значит, что мне нужна машина. На те деньги, что я накопил. Вовсе не комната — МАШИНА. Машина — это первое требование. У меня нет крыльев, и, если я хочу быть охотником, мне необходима мобильность. Придется научиться водить автомобиль. И еще мне понадобится один из этих черных костюмов. «Наряд ФБР», как однажды выразился Сэм. На это уйдут все деньги. Я не смогу снять жилье. Но это неизбежная трата.***
Спросить у Дина, если я как-нибудь встречу его во время охоты: 1. Точно ли он/Сэм в порядке? Чем больше об этом думаю, тем больше волнуюсь. 2. Я НЕ бесполезен: — Навыки борьбы (уж точно в этом я не совсем бесполезен, даже без своего могущества?), мыть посуду/убирать (это разве не может быть полезно?), ангельский язык (он не пригодится?) — Навыки ассистента по продажам. Могу готовить чипсы и пр. — Также скоро будет своя машина и наряд ФБР, и я буду уметь водить. 3. Прочее: Я знаю, что задать Дину все эти вопросы не получится, но все равно кажется полезным их записать. У меня очень много вопросов про машины. Их существует множество видов. Новые автомобили оказались непомерно дорогими. Есть много использованных, которые гораздо дешевле. Имеются сложности с получением лицензии и оформлением документов. Знаю, Дин мог бы со всем этим помочь, но полагаю, я могу выбрать автомобиль и сам. Деметриос — грек, который дал мне пахлаву, — сказал, что его престарелый отец уже не может водить и у него есть старая машина, которую они могут дешево продать. Он обещал спросить. Чувство изолированности по ночам становится сильнее. Но если принять две таблетки снотворного средства и две обезболивающего, то можно проспать ночь. Интересно, целесообразно ли так делать. На этикетке обезболивающего средства написано «не совмещать с другими лекарствами», но по-другому заснуть не получается.***
Четверг, двадцать седьмой день ноября. Вчера я узнал, что сегодня праздник: День благодарения. Я слышал о нем, но никогда еще не присутствовал в этот день на Земле. Очевидно, это праздник по поводу сбора урожая, включающий ужин с семьей. Меня это не касалось, так что я не придал этому значения. Но магазин сегодня закрыт, и Нора дала мне выходной. Я планировал продолжить поиски машины, но, как выяснилось, закрывается фактически весь город. Библиотека закрыта, и книжный магазин тоже, и все места, где я обычно провожу свободное время, — и даже люди, продающие подержанные машины, были недовольны, когда я звонил им по телефону. В университете на этой неделе нет семинаров, поэтому у меня нет печенья и голод чувствуется сильнее обычного. Нора свернула приготовление пищи в магазине в связи с праздником, так что чипсов и хот-догов тоже нет. Но я нашел черствые булки для хот-догов и взял их в парк, чтобы покормить птиц. Сойки все пришли, и сегодня было еще несколько синиц. Но кажется, крошек хватило всем (хотя я забыл оставить булку для себя). Сегодня был легкий снегопад — первый признак настоящей зимы. Но даже при этом по парку гуляли группы людей. Все семьями, никто не был один. Я слышал обрывки разговоров, пока сидел на лавочке и смотрел, как сойки доедают крошки, — кажется, все люди либо только что поужинали с семьей, либо только собирались. Наслушавшись этого, я решил побаловать себя замороженным буррито на ужин, в честь особого случая. Я могу купить его в магазине, когда вернусь туда на ночь. Буррито стоит 99 центов, но у меня есть деньги. Не уверен, сколько будет стоить машина, но думаю, один раз позволить себе буррито в честь праздника я могу. На закате стало холодать, и птицы как всегда разлетелись по своим ночным насестам. Я знал, что пора возвращаться в магазин, в подсобку, и разворачивать спальный мешок. Но пока я наблюдал за последними улетающими птицами, ощущение моей изоляции стало почти невыносимым, словно ноющая боль в горле, и принесло с собой острое чувство безысходности. Пришлось приложить усилие, чтобы убедить себя все же уйти с холода. И потребовалась сосредоточиться, чтобы вспомнить мой новый план. Я думал о том, где были Дин и Сэм. Стало очень холодно. Все заведения в городе закрылись, так что я вернулся в магазин. Обычно я не прихожу так рано, так что я даже не знал, что с собой делать столько времени. Конечно, наш магазин тоже закрыт, поэтому здесь очень тихо. В конце концов я включил телевизор для развлечения. Сначала там был спорт про две армии в шлемах, атаковавшие друг друга на поле зеленой травы, что навевало неприятные воспоминания о сражениях. К счастью, вскоре спорт закончился и началась серия телепередач о семьях. Во всех рекламных роликах семьи вместе сидели за столом или дарили друг другу подарки на Рождество. Ничто из этого не относилось ко мне, так что я выключил телевизор. Теперь здесь тихо. Я планировал съесть буррито, но, когда я его разогрел, чувство изолированности стало таким сильным, что, как ни странно, у меня пропал голод. Заверну буррито и оставлю на завтра. Сейчас хочется только лечь в темноте и заснуть. Только что, прямо пока я это писал, я вдруг понял, что это ощущение изолированности — должно быть, то, что люди называют «одиночеством». Конечно, я часто слышал этот термин, но до сего момента не распознавал это чувство, хотя теперь внезапно это кажется совершенно очевидным. Я испытываю его уже не один месяц, но как-то не мог идентифицировать, что это было. Я никогда не переживал одиночества будучи ангелом — я никогда не бывал по-настоящему один как ангел. Пожалуй, сегодня приму 3 таблетки снотворного. Еще только восемь вечера, но приму их сейчас. Надеюсь, Сэм и Дин хорошо ужинают где-то.***
Дин захлопнул тетрадь и долго сидел, уставившись на руку Каса, которую все еще держал в своей. Он ничего не говорил. У него закончились слова. Да и Кас все равно не услышал бы. Слишком поздно. Было просто слишком поздно. Теперь Дин это знал. Поздно он спохватился.