***
— Привет, — сказал Сэм, отодвигая штору. Дин, который сидел к нему спиной, вздрогнул, уронил руку Каса и наспех вытер глаза рукавом. Сэм дипломатично отвернулся и принялся намеренно долго снимать пальто и вешать его на крючок на стене. Пока Сэм не смотрел в его сторону, Дин еще раз вытер лицо и воспользовался моментом, чтобы засунуть тетрадь Каса обратно в сумку, лежавшую на придвижном столе. Сэм, казалось, не заметил и, когда повернулся, сказал только: «Хреново выглядишь». В руках у него был белый бумажный пакет, который он поставил на стол в ногах у Каса. Сэм бережно извлек из пакета два стакана кофе и протянул один Дину. Дин машинально взял стакан, не вставая со стула. Увидев Каса, Сэм обеспокоенно наморщил лоб и бросил взгляд на кардиомонитор и дыхательный аппарат. — Как он? — Так же, — ответил Дин хрипло. Сэм несколько мгновений пристально изучал его лицо — и Дин отвернулся, притворившись, будто его внезапно заинтересовал аппарат искусственного дыхания. — Он хоть шевелился? — спросил Сэм, подошел к Касу с другой стороны кровати, вгляделся в его лицо и осторожно коснулся его руки. — Просыпался? Хоть что-нибудь? — Нет, — ответил Дин. Потом он добавил, стараясь сосредоточиться на медицинских симптомах: — У него теперь еще и жар… то есть жар из-за пневмонии. Но руки у него все еще холодные, с прошлой ночи. — Значит, ему нужно больше одеял и ему нужно меньше одеял? — спросил Сэм. Шутка из «Взлетов и падений» вышла у него так же без энтузиазма, как и у Дина ранее. Дин не смог даже изобразить улыбку. Сэм вздохнул: — Прости. Просто стараюсь… Да не важно. Он снял пластмассовую крышку со стакана и отхлебнул кофе, потом сунул руку в бумажный пакет на столе и извлек оттуда кекс. Он протянул его Дину над кроватью со словами: — Вот, взял тебе с завтрака в отеле. Дин покачал головой: — Не голоден. Держа кекс, Сэм еще раз пристально посмотрел на брата. Дин отвел взгляд. Молча Сэм положил кекс на столик и бросил Дину карточку-ключ из отеля. Дин поймал ее неуклюже, чуть не пролив кофе, — карточка приземлилась ему на колени. — Номер 301, отель напротив, — сказал Сэм. — Иди поспи — я посижу с ним и позвоню, если что-то изменится. — Не, я еще чуть останусь. — Ты выглядишь совсем плохо, Дин. Иди поспи. Между ними разгорелся спор. Наконец Сэм одержал верх, заручившись поддержкой медсестры, которой не повезло оказаться возле палаты. Сестра заняла сторону Сэма и даже произнесла короткую отрепетированную речь о том, что «члены семьи тоже должны отдыхать». — Ладно, ладно, — сдался наконец Дин. — Хорошо. Я посплю. Вернусь после обеда. Довольны? Сестра кивнула, зачем-то похлопав Дина по плечу, и исчезла. — Так гм… — начал Сэм. — Что ты там убрал в сумку Каса? Черт. Он таки заметил, что Дин сунул тетрадь в сумку. От мысли о том, чтобы рассказать Сэму о дневнике, у Дина внутри все упало. Что если Сэм его прочтет? Что если Сэм узнает, насколько паршиво Дин на самом деле поступил с Касом? Как Дин обещал позвонить, но так и не позвонил? А если Сэм узнает, что Кас думал, будто и Сэм его бросил? Потому что Дин был таким идиотом, что не сказал Касу правду о Гадрииле? — Да ничего, — ответил Дин, неопределенно качнув стаканом с кофе в сторону кожаной сумки. — Просто… Там его одежда и прочее. Ключи… Пара баксов. — «$2.08, если быть точным. Две купюры по доллару, одна монета в пять центов и три одноцентовых. Не то чтобы Касу приходилось считать каждый цент». — Ничего. Я все вынул и осмотрел — но ничего полезного. Однако во взгляде Сэма теперь сквозило сомнение, и Дин понял: «Я не могу скрывать это от Сэма. Я не могу ничего от него скрывать. Только не теперь». «Не теперь и никогда больше, — подумал он. — Не после истории с Гадриилом». — У Каса еще была тетрадь, — сознался Дин. Он раскрыл сумку и показал Сэму угол синей тетради. — Я ее читал. Чтобы проверить, нет ли там чего важного. — И? Было что-нибудь важное? — спросил Сэм по-прежнему с сомнением. — Не особо, — сказал Дин, покачав головой и снова закрывая сумку. Сэм смотрел на Дина еще некоторое время, и по его лицу невозможно было прочесть, о чем он думал. Но в конце концов он кивнул и взял из угла второй пластмассовый стул, очевидно готовясь устроить свой пост у постели. Дин знал: Сэм не станет допытываться. Не станет задавать вопросы. И не узнает про дневник. Дин, наверное, мог бы оставить сумку вместе с дневником прямо на столе, и Сэм не стал бы любопытствовать. Сэм подвинул стул к кровати и сказал: — Возвращайся тогда к ужину, часов в пять… — Это его дневник, — перебил Дин. Он встал, поставив на стол свой нетронутый кофе, снова открыл сумку и вытащил наружу синюю тетрадь. Он помахал ею перед Сэмом, который по-прежнему стоял у кровати. — Это его дневник. Я не сразу сообразил что это и начал читать, и потом уже не смог остановиться. Я читал его всю ночь, и… — Дин опустил взгляд на тетрадь. — В общем, гм… Касу довольно туго пришлось одному, Сэм. Он… он… ему вообще пиздец как тяжело пришлось. Он был без денег, на морозе, несчастный и совсем один, и он голодал. Он искал и не мог найти работу неделями, потому что у него не было удостоверения личности, рекомендаций, истории трудоустройства, и прочей херни. А я не знал, Сэм, я не знал! Я должен был догадаться… но он мне не сказал и… я просто не подумал об этом, Сэмми… Мне никогда одному не приходилось вот так выживать, я всегда умел чинить машины… всегда мог подхалтурить, если нужно, да и отец добывал нам фальшивые документы и кредитки с самого детства и научил нас зарабатывать на бильярде… — мне просто в голову не пришло, что Кас ничего этого не умеет, что ему будет так чертовски тяжело просто свести концы с концами! Он совсем не знал, что делать… и он так старался! Он старался как мог! Совсем один, все сам, и вынужден был… голодать, и… и… мерзнуть, Сэм, ему некуда было пойти, он был на улице… — Дин… — сказал Сэм тихо, глядя на него с другой стороны кровати. — Каждый долбаный месяц был по-своему ужасен, Сэм, — продолжал Дин. Он пролистал тетрадь — она раскрылась в середине, на разделе про ноябрь. Дин посмотрел на записи. — Вот, например, День благодарения. Оказывается, Кас провел День благодарения, ночуя на полу в паршивой тесной подсобке, в паршивом магазине на заправке, и все, что у него было на ужин, — это буррито за 99 центов! И это был его праздничный ужин, Сэм… — Дин… — …это буррито он позволил себе по особому случаю! Паршивое буррито за 99 центов — это был его праздничный ужин на День благодарения, это он себя побаловал! Буррито за 99 центов, разогретое в микроволновке, на паршивой заправке, в полном одиночестве. Он работал на этой заправке, это я знал, но — он спал в подсобке, и об этом я не знал — я навещал его там однажды, но он скрыл это от меня! Он скрыл, что ему негде ночевать, чтобы я не подумал о нем хуже. Он был бездомным, Сэм, и скрыл это, чтобы я не подумал о нем хуже! И в День благодарения ему некуда было пойти, а я ему даже не позвонил, и, пока он разогревал себе это паршивое буррито, ему стало так тошно, что он даже съесть его не смог, а закинулся снотворным и отключился на бетонном полу в подсобке, в тринадцать градусов, не имея даже подушки! Это, блин, его первый День благодарения на Земле, Сэмми! И — знаешь, что он пишет в конце? Сэм оставил попытки его прервать. Теперь он только пристально смотрел на Дина. — Он пишет, он пишет… — Дин отыскал нужную страницу и зачитал: — Он пишет: «Надеюсь, Сэм и Дин хорошо ужинают где-то». — Дин поднял глаза на Сэма, встретив его прямой серьезный взгляд. — А ПОТОМ… А потом, господи, в Вайоминге… — продолжал Дин, пролистывая дневник вперед. — Он последние деньги скопил на то, чтобы купить нам пива — он планировал это заранее, как жест дружбы, и вот ему наконец выпадает этот шанс, в том баре — помнишь, — и он покупает нам пиво — и я тотчас же попросил его уйти! Я вообще даже не заметил это пиво! Ни ты, ни я не выпили пиво… — голос Дина стал срываться. — Сэм, он решил, что мы таким образом отвергли его дружбу! И… и… Сэмми, я облажался настолько, что… об этом ты должен знать: Кас думал, что и ты на него злишься. При этих словах Сэм непонимающе моргнул, и Дину пришлось заставить себя продолжать: — Потому что я говорил ему, что ты не хочешь с ним разговаривать. Из-за Гадриила… И я просто… я не подумал… Мне не пришло в голову, как он это воспримет, что, конечно, он решит, будто ты на него зол и не хочешь с ним общаться… я даже не подумал об этом! И из-за того, что я его прогнал, его поймали и пытали, и он снова потерял работу и все, что у него было! И потом он заболел… Дин умолк. Последовала длинная, тяжелая пауза. Лицо Сэма теперь было мрачным. Клик-пшшш. Дин с трудом заговорил снова: — И он все ждал, что я позвоню. Составлял эти списки, о чем меня спросить… Его горло сжал спазм, и ему пришлось замолчать и сделать пару глубоких прерывистых вдохов. Дин почувствовал, что больше не в силах смотреть на Сэма и не в силах смотреть даже на Каса — теперь он мог смотреть только на синюю тетрадь. Он разглаживал рукой ее потрепанную обложку на протяжении нескольких неровных вздохов. Наконец взяв себя в руки, Дин продолжил: — Это было последнее, что я сказал ему, когда выставил его за дверь. Я сказал, что позвоню. Я даже не знал, услышал ли он меня. Я должен был позвонить, но с Гадриилом и всеми этими событиями я просто… не сделал этого. Просто, сука, не сделал. Ему нужна была моя помощь, Сэм, ему нужна была моя помощь, и я мог ему помочь, и не помог… У меня все это время был его номер телефона, и я ни разу не позвонил. Я так его подставил… Я и тебя подставил ужасно, Сэмми, и Кевина подставил, и Каса… Ты оказался в таком ужасном положении, а Кевин вообще умер, и Кас теперь… Дин замолчал. Сэм по-прежнему молча смотрел на него. Дин отважился взглянуть на изувеченное лицо Каса. Клик-пшшш. За ночь Дин узнал, что между каждыми двумя «клик-пшшш» проходило три длинных секунды. Ровно три. Клик-пшшш. Клик-пшшш. Сэм протянул руку над изножьем постели Каса и осторожно вынул тетрадь у Дина из рук. Закрыв глаза, Дин позволил ему забрать ее. Когда он открыл глаза, тетрадь была раскрыта в руках у Сэма, и он просматривал первую страницу. Глядя, как глаза Сэма медленно скользят по странице, Дин затаил дыхание. Лицо Сэма слегка напряглось, но он ничего не сказал. «Спросить у Дина, когда он позвонит». Спустя несколько долгих секунд Сэм закрыл тетрадь, повернулся к столу на колесах и спрятал тетрадь обратно в сумку Каса. После этого он взял со стола кекс, задумчиво взвешивая его в руке. И снова повернулся к Дину. — Ты поешь что-нибудь, правда, — сказал Сэм, протягивая кекс. Дин посмотрел на кекс: это был приятный на вид свежий черничный кекс, но от мысли его съесть у Дина подступила к горлу желчь. — Если я его съем, мне будет плохо, — сказал Дин честно. — Да, — ответил Сэм, вглядываясь в его лицо. — Да, по твоему виду похоже. Ладно. Он засунул кекс обратно в бумажный пакет, завернул пакет сверху и отдал Дину. — Оставь на потом. Слушай. Иди-ка в отель и поспи немного. Ты вчера весь день был за рулем, а потом всю ночь не спал и переживал. Оставь тетрадь здесь и иди поспи — ты ведь понадобишься Касу сегодня, так? Чтобы все объяснить и загладить вину? Вот и иди отдохни. Клик-пшшш. — Я никогда не смогу этого загладить, — медленно произнес Дин. Клик-пшшш. Сэм спокойно ответил ему: — Не теряй веры. — Я и перед тобой этого не смогу загладить, — сказал Дин. Клик-пшшш. Сэм тихо вздохнул и повторил почти задумчиво: — Не теряй веры. Дин пристально посмотрел на него, ища в его лице сарказм. Но на лице Сэма не было сарказма. На нем не было даже злости. Как ни странно, Сэм вообще не выглядел раздраженным — впервые за долгое время. Вместо этого он выглядел лишь печальным. Дин кивнул. Прочистив горло, он сказал: — Позвони, если что… — Позвоню. Дин сделал шаг к выходу, потом еще один, наблюдая, как Сэм сел у постели Каса. Сэм больше не поднимал глаз на Дина, и в конце концов Дин повернулся, снял пальто с крючка и вышел за белые шторы. Он задержался снаружи, сжимая в руках пальто, и услышал, как Сэм заговорил с Касом: — Привет, Кас. Ты уж просыпайся сегодня… А то ты порядком напугал Дина. Ты и меня напугал, по правде сказать. — Послышался вздох. Сэм продолжил: — Дин говорит, что День благодарения у тебя вышел не очень. Было бы здорово устроить тебе более приятное Рождество. Так что ты просыпайся! И, Кас… — Пауза. — Я вообще не был на тебя рассержен. Больше того, я за тебя волновался. Я только знал, что ты все время уходишь, и не мог понять почему. Я бы очень хотел тебе об этом сказать, когда ты проснешься, так что… проснись, ладно? Клик-пшшш. Дин заставил себя уйти.***
Дин вышел по длинному коридору, через фойе и раздвижные входные двери госпиталя на пронизывающий утренний холод. У выхода он остановился, прищурившись от порыва ветра в лицо, огляделся и попытался сориентироваться. Было около восьми утра, но на улице еще сумрачно — солнце только начало всходить. «22 декабря, — вспомнил Дин. — Второй день зимы». Рассвет означал лишь, что плотный слой облаков над головой посветлел с черного до угольно-серого. Падал легкий снег, и снежинки небрежно кружились на пронзительном ветру. Дин наконец заметил отель в паре кварталов справа и направился туда. Вскоре он сообразил, что забыл застегнуть пальто. Порывы зимнего ветра пробирались под полы, и Дин постарался запахнуть пальто рукой покрепче. Однако он забыл надеть и перчатки, и скоро его голая рука тоже заныла от холода. Но одна мысль о том, чтобы остановиться и начать уделять себе внимание — надевать перчатки и застегивать молнию, — казалось невыносимой. Поэтому Дин пошел сквозь снегопад, сжимая полы пальто рукой, сгорбившись, втянув голову в плечи и чувствуя, как царапает кожу ледяной ветер. По пути он думал: «Вот так, должно быть, чувствовал себя Кас. Когда позапрошлой ночью шел на морозе, с пневмонией. Пытаясь добраться до больницы». «Нет, не пытаясь добраться до больницы, — вспомнил Дин. — Он искал не больницу. Он пытался найти, где зарядить телефон. Чтобы позвонить мне». Дин поспешил через улицу и быстрым шагом прошел два квартала до отеля. Внутри тепло накрыло его ощутимой волной. Фойе отеля с мягкими диванами на ворсистых коврах казалось настоящим оазисом роскоши. Все пестрело рождественскими украшениями: на стенах были развешены мерцающие лампочки в форме сосулек, на всех поверхностях разложены хвойные ветки и на столиках у диванов расставлены ярко-красные рождественские цветы. В углу стояла высокая красивая елка в красных бантах и блестящих золотых украшениях. На верхушке елки был закреплен ангел. У него были пушистые белые крылья, выгнутые над плечами, и задорный золотистый нимб над головой. Дин остановился и некоторое время смотрел на ангела. Потом развернулся и прошел мимо лифтов в поисках лестницы. Обычно Дин пользовался лифтом, но сегодня он поднялся на третий этаж пешком. Наконец он нашел номер 301, открыл дверь, зажег свет и огляделся. На каждой из двух кроватей в номере оказалось по шесть подушек. Шесть. Четыре обычных и две пухлых маленьких, декоративных. На каждой кровати. Всего двенадцать на номер. Дин откинул покрывало и увидел, что на каждой кровати имелось также по два одеяла. И еще два сложенных одеяла лежали в шкафу. В ванной комнате была полка с горкой сложенных белых полотенец. Дин посчитал: четыре белых банных полотенца, четыре опрятно свернутых полотенца для рук и два белоснежных мини-полотенца для мытья. Плюс подстилка под ноги. На маленьком подносе стоял набор из жидкого мыла, шампуня, кондиционера и лосьона для рук в четырех пузырьках, выставленных крестиком. Кофеварка ждала наготове вместе с ассортиментом сортов кофе и чая, двумя завернутыми в целлофан стаканчиками и двумя прочными кофейными кружками. В номере имелся и мини-холодильник с десятками миниатюрных бутылочек спиртного, банками газировки и бутылками с водой, а на столе у стены лежало меню доставки еды в номер. В номере было тепло и уютно — на окнах висели занавески, на тумбе стоял большой телевизор, рядом — стол со стулом и мягкий диван. Дин стоял посреди комнаты, оглядываясь по сторонам и гадая, как это он раньше не замечал, насколько роскошным может быть обыкновенный номер в отеле. Сэм уже занял одну кровать, и рядом на стуле стояла его открытая сумка. Оказалось, он поднял в номер и сумку Дина — она лежала на второй кровати. Эта кровать была нетронута — шесть ее подушек лежали прилежно взбитые в ожидании своего постояльца. Дин сбросил ботинки, стряхнул с плеч пальто и сел на кровати. «Как же хочется под горячий душ, — подумал он. — И выпить». Он не пошел в душ и не выпил. Вместо этого он поставил будильник на четыре часа вечера, выключил обогреватель и снял со своей постели все шесть подушек, благоговейно сложив их на диване одну за другой. После этого он забрался под покрывало прямо в одежде, в темноте, в остывающем номере. Без подушек. Улегшись в кровать, он снова начал молиться. Он знал, что это бесполезно. Но что еще оставалось делать? Поэтому он лежал, молясь Кастиэлю снова и снова. Он чувствовал, что это безрезультатно, но все равно продолжал. Он молился так долго и был так утомлен, что случилось нечто, чего никогда раньше с ним не происходило: Дин заснул прямо посреди молитвы Кастиэлю. Молитва струилась и изменялась, мысли о Кастиэле кружили в сознании Дина, распадаясь на фрагменты и улетучиваясь в дремоту, и молитва перетекла в сон.***
— Кастиэль… Кастиэль, ты меня слушаешь? — все еще повторял Дин, когда вдруг понял, что он больше не в своей постели. Теперь он лежал на каменной земле. В удивлении открыв глаза, он обнаружил, что лежит на спине на каком-то открытом пространстве, глядя в небо. Высоко над ним сквозь темные облака прорывались впечатляющие языки алого пламени. Там, наверху, метались крылатые существа. У некоторых были крылья с белым оперением, мерцавшие золотом или серебром, у других крылья казались черными или красными и по форме напоминали крылья летучих мышей. Сверху доносились звуки отдаленной битвы. Недалеко от того места, где лежал Дин, в небо возвышались гигантские каменные врата. Они казались высотой как минимум в милю. Однако все выглядело каким-то туманным. Фигурки в небе были слегка размытыми, громадные каменные врата — поблекшими и нечеткими. Как кадры из старого кино, в котором выцвели краски. Внимание Дина привлек звук ударов и всплесков. Дин сел, огляделся и обнаружил, что находится на каменном берегу огромного грязного болота. Что-то билось там, в мутной воде, ярдах в десяти от берега. Из-за брызг грязной воды сначала трудно было разглядеть что там, но это было какое-то существо с крыльями — с дымящимися, покрытыми грязью крыльями. На мгновение существо замерло. Это был Кастиэль. Это был Кас, и у него были крылья. Огромные крылья. Они были распластаны по обеим сторонам от него и представляли собой месиво обгоревших перьев, пепла и крови. Местами крылья даже дымились. Дин не мог различить исходный цвет оперения — все казалось вымазанным грязью, кровью и золой. — Кас? Кас! — позвал Дин, поднялся на ноги и бросился к нему. Но, сделав два шага в болото, Дин сам начал быстро погружаться в грязь — трясина, казалось, цепляла его за ноги и тянула вниз, как какой-то зловещий ледяной зыбучий песок. Через несколько секунд Дин увяз уже по бедра и все продолжал погружаться, поэтому он вынужден был в спешке выбраться обратно на берег, цепляясь за твердь руками и ногами. Шатаясь, он встал на ноги и снова позвал: — КАС! Кас, казалось, его не слышал: он снова начал бить по воде крыльями, поднимая вокруг себя фонтаны черных брызг. Это явно не помогало его положению. Однако скоро стало понятно, что он пытается прорваться сквозь трясину к еще одной фигуре, погружавшейся в болото ярдах в пяти от Каса и в пятнадцати от Дина. Это было тело — человеческое тело, — и Дин вздрогнул от неожиданности, узнав в нем себя. Это был другой Дин — обожженный, окровавленный, тонущий в болоте. Пока Дин в остолбенении смотрел, второй Дин погрузился в болото и исчез под поверхностью грязной жижи. Кас издал сдавленный крик, его обожженные крылья снова забили по воде. Дин взглянул в небо, на воздушную битву, и понял: «Это же его кошмар о том, как он вылетел из Ада! Версия, в которой "мы падаем вместе"». Но теперь весь сон, казалось, поблек. Темный туман начал затягивать небо, свет померк. Пока Дин в замешательстве смотрел на происходящее, воздушная битва исчезла из виду, пропав в сумраке. Отдаленные звуки сражения затихли. По спине Дина пробежал холодок, и он повернулся к Касу. — Кастиэль! КАСТИЭЛЬ! ЭТО Я, ДИН! КАС, ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! — закричал он во всю мощь легких. И Кас наконец посмотрел на Дина. Взгляд Каса был стеклянным и невидящим, и он смотрел на Дина безо всякого выражения. Но как только Кас поднял глаза, Дин внезапно почувствовал тяжесть у себя на плече и с удивлением увидел, что теперь у него на плече висел толстый моток веревки. «Веревка. У меня есть моток веревки! — подумал Дин. — Точно. Это же тот, другой сон! Я каким-то образом попал в сон Каса! Прямо какой-то аттракцион "Выбери кошмар"…» Дин снял с плеча веревку и наскоро размотал ее, крича: — Кас! У меня веревка! Я брошу тебе конец, держись! — Я… уронил… тебя, — произнес Кас медленно. Его взгляд вернулся к тому месту, где тело другого Дина исчезло в болоте. Мимо Каса потянулась змейка черного тумана. Оглядевшись по сторонам, Дин обнаружил, что темный туман подобрался ближе. Гигантские ворота уже пропали из виду, и туман подошел к самому краю болота. Весь мир, казалось, постепенно исчезал. — Я уронил тебя, — снова проговорил Кас размеренным хриплым голосом. — Нет, неправда! Хватай веревку, — крикнул ему Дин, поднимая веревку так, чтобы тот увидел. Дин наскоро завязал на конце веревки узел, чтобы Касу было за что ухватиться, и бросил этот конец ему, крича: — Хватайся! Кас посмотрел на него мутным взглядом, без какого-либо намека на понимание. Когда конец веревки полетел к нему, он только вздрогнул. Узел шлепнулся в мутную воду рядом с его рукой. Кас не взялся за веревку. И теперь он погружался все глубже — медленно, но верно, — и его крылья задрожали, когда над ними начала смыкаться грязная жижа. Дин рискнул оглядеться еще раз — весь болотный мир вокруг растворялся. Теперь остался виден только маленький участок темной воды, куда погружался Кас, и островок берега вокруг Дина. Все остальное поглотил темный дым. Ничего хорошего это не предвещало. — КАС! — заорал Дин. — Очнись, черт возьми! Хватай веревку! — В порыве вдохновения Дин крикнул: — Кас, ты — семья, правда, ты для нас член семьи! Хватай веревку! — Я… могу… бороться, — пробормотал Кас, и его взгляд, наконец, сфокусировался на Дине, а рука дернулась в сторону веревки. — Я могу… бороться… — Давай! — прокричал Дин. — Борись! Хватайся! Я тебя вытащу! Я заберу тебя домой! Я заберу тебя отсюда! Но ты должен очнуться, Кас, пожалуйста! Хватайся! Медленно Кас протянул руку и взялся за конец веревки. Дин подумал: «Он ни за что не удержится». Но Кас каким-то чудом ухватился за веревку и второй рукой, взялся за узел и продолжал держаться, пока Дин медленно, осторожно тянул его сквозь трясину, через холодную воду на берег. Как только Дин смог дотянуться до Каса руками, он вытащил его на каменистый берег. Черный туман окружал их со всех сторон: теперь Дин видел только островок берега шириной в несколько ярдов. Он держал Каса на руках, разговаривая с ним: «Кастиэль. Проснись. Ну очнись, пожалуйста». Черный туман подступал все ближе. Дин сгреб Каса в объятия, вместе с его кровавыми обожженными крыльями, прижимая его к себе как можно крепче и защищая от тумана, поглотившего остатки мира вокруг.***
Дин вздрогнул и проснулся в холодном номере отеля. На прикроватной тумбе звонил телефон. Дин схватил его. — Он вроде как немного очнулся, — прозвучал в трубке голос Сэма. — Не до конца, но стал дышать лучше, так что его снимают с этой дыхательной машины. Но меня выгнали из палаты и не пустят еще какое-то время, пока им там занимаются. Ты хочешь еще немного поспать или… — Сейчас буду.***
— Прекрати уже шагать туда-сюда, Дин, — попросил Сэм в десятый раз. Было три часа дня. Дин прибежал больше часа назад и нашел Сэма с лэптопом в маленькой комнате ожидания, куда его выгнал персонал. Дин рассказал ему всю историю про сон, и теперь Сэм изучал вопрос онлайн, через больничный вай-фай, пытаясь узнать, возможно ли общаться с падшим ангелом через сны, если засыпаешь в относительной близости к нему и во время молитвы. Дин не чувствовал потребности в исследовании — ему ответ был очевиден. — Что ж, если это тебе удалось его разбудить, то так держать, Дин, — сказал наконец Сэм, отрывая глаза от экрана. — Как бы ты это ни сделал, это прорыв. Дин продолжал шагать. Он не чувствовал большого оптимизма. Может быть, Кас теперь начал дышать, но сестры в реанимации говорили, что он все еще не проснулся полностью и теперь у него «серьезный затяжной кашель», что совсем не хорошо. И в этом сне он выглядел просто ужасно. Он, казалось, вообще не заметил, что Дин вытащил его из болота. — Вокруг него все поблекло, — сказал Дин, наконец остановившись и повернувшись к Сэму. — Это ведь плохой признак, да? Там был такой черный туман, который все поглотил. Все вокруг нас. Как будто само его сознание рушилось. Это ведь нехорошо? — Понятия не имею, — ответил Сэм со вздохом, закрывая лэптоп и засовывая его в сумку. — Но по крайней мере он дышит сам. — Я просто все думаю, что уже слишком поздно, — признался Дин, снова направившись в другой конец комнаты. — Прекрати шагать туда-сюда, Дин! — попросил Сэм в одиннадцатый раз.***
— Семья Смита? — спросила врач, заглянув в комнату. Дин резко повернулся, и Сэм поднялся на ноги. Врач подошла к ним: — Стива сняли с аппарата искусственного дыхания. Мы изменили его диагноз с критического на серьезный. Это в целом хорошая новость, но должна предупредить вас, «серьезный» все равно означает весьма серьезный. У него сейчас высокая температура, и теперь, когда он задышал сам, у него начался сильный кашель. Кашель при пневмонии бывает очень болезненным и иногда даже может привести к переломам ребер или вызвать потерю сознания. Поэтому мы стараемся совладать с кашлем и дали ему обезболивающее. Сейчас он наконец перестал кашлять, но он еще очень слаб. И жар у него еще не спал — мы очень надеемся, что он скоро пройдет — это будет означать, что антибиотики помогают. То есть, по сути, ему немного лучше. Но должна вас предупредить: кризис еще не прошел. — Можно нам его увидеть? — спросил Сэм. Она кивнула. — Он, скорее всего, не сможет связно разговаривать. И вы не должны его утомлять — это очень важно. Он еще очень слаб. Не пытайтесь разговорить его. Если хотите что-то сказать ему, говорите кратко. И если он заснет, не будите его и ведите себя тихо — ему сейчас нужно много отдыха. Ясно? Дин и Сэм кивнули, и она провела их обратно в реанимацию.***
«Клик-пшшш» прекратились. Тишина казалась чудом. Дыхательный аппарат наконец отключили и откатили в дальний угол, обернув голубые гофрированные трубки вокруг него. Кас теперь свернулся на боку. Он все еще был опутан большим количеством трубок — трубками от капельниц, проводами ЭКГ и кислородной трубкой, закрепленной у него под носом — но, во всяком случае, он дышал сам по себе. Глаза его были закрыты. — Кас? — позвал Дин тихо, наклонившись к нему и взяв его за руку. Сэм взял пару стульев и подсунул один под Дина. Дин машинально опустился в него. Сэм сел на второй стул рядом. — Эй, Кас? — повторил Дин. Глаза Каса приоткрылись. Он, казалось, был едва в сознании, как и предупреждала врач. Скорее он был похож на себя в том сне: взгляд его был тусклым и безучастным. Но теперь в его глазах присутствовал блеск лихорадки. Дин потрогал его лоб — лоб был горячим. Взгляд Каса постепенно сфокусировался на Дине. — Дин… — пробормотал Кас едва слышным шепотом. Его взгляд переместился на Сэма. — Сэм. — Привет, Кас, — сказал Сэм мягко, наклонившись и потрепав Каса по другой руке. — Не волнуйся. — Не пытайся разговаривать, — сказал Дин. — Ты был очень болен, Кас. — Но теперь ты поправишься, — добавил Сэм. — Ты нас напугал, но тебе уже лучше. Только отдыхай. Дин сжал руку Каса. И в этот момент он наконец-то почувствовал, как Кас пытается сжать его руку в ответ. Хватка Каса была слабой, как у котенка, и Дин знал, что врач права: кризис еще совсем не прошел. Но Дин все равно воспрянул духом — уже оттого, что наконец увидел голубые глаза Каса и почувствовал, как его рука, пусть и слабо, но отвечает на рукопожатие. — Дин… — произнес Кас, вглядываясь ему в глаза. — Я… могу… бороться… Точно то, что он говорил во сне. — Конечно, можешь, — ответил Дин, сжимая его руку. — Ты можешь бороться, Кас. Ты победишь эту болезнь и поправишься. Ты только отдыхай, набирайся сил. — Я могу… бороться, — повторил Кас, не спуская глаз с Дина. — Я могу… мыть… — Внезапно его настиг приступ кашля — резкого, хриплого кашля, — и он зажмурился, повернув голову и стараясь кашлять в подушку. Когда кашель отпустил, Кас открыл глаза и произнес с усилием: — Посу…ду. Дин и Сэм недоуменно переглянулись. На лице Каса появилась тень тревоги. Его рука едва ощутимо сжалась на руке Дина, и он заговорил снова: — Или… машину. Твою… машину. Могу мыть… твою машину… — Его голос ослаб, но ему удалось выдавить из себя: — Я знаю… ан…гельский…язык… 2. Можно ли мне вернуться? Я могу предложить: — боевые навыки — мыть посуду/машину — ангельский язык — Кас, Кас, ш-ш-ш, — сказал Дин, кладя руку ему на лоб. — Черт, Кас, не волнуйся, не волнуйся об этом. Мы заберем тебя назад в бункер. Не волнуйся. Мы заберем тебя назад в бункер независимо ни от чего. Кас выдохнул, и его глаза закрылись. — И от тебя есть польза, — продолжал бормотать Дин без уверенности, что Кас его еще слышит. — Но это даже неважно. Мы все равно бы тебя забрали, даже если бы не было! Но она есть. И не надо мыть мою машину! Мы поедем в Канзас — то есть, как только тебя выпишут, — наверняка, скоро, — и… Кас, я должен объяснить… Сэм толкнул его локтем и прошипел: — Говори кратко. Дин оборвал длинное объяснение, в которое собирался пуститься, и повторил только: — Мы заберем тебя обратно в бункер. Ты для нас семья, Кас, правда. Честное слово. Рука Каса дернулась в ладони Дина в слабом подобии пожатия.***
Больше Кас не шевелился. Дин наблюдал за ним, борясь с желанием разбудить его и все ему рассказать. Но Дин знал, что нужно сидеть тихо и дать Касу отдохнуть, поэтому просто дежурил у постели. В конце концов Сэм выгнал его обратно в отель, чтобы он поспал еще пару часов. На этот раз Дин все же признался себе, что глупо было спать в максимально некомфортных условиях. Сестра была права: Дину нужно было отдохнуть, чтобы быть в состоянии ухаживать за Касом. Поэтому теперь он нехотя позволил себе принять душ, снова включил отопление в номере и смог урвать несколько часов полноценного сна. Хотя он так и не разрешил себе взять подушку.***
Дин вернулся в больницу в восемь вечера, чтобы сменить Сэма. Сэм сидел на стуле у постели Каса и читал его тетрадь. Кас лежал с закрытыми глазами и выглядел так же, как ранее. Когда вошел Дин, Сэм захлопнул тетрадь и вздохнул. — Не уверен, что это для моих глаз, — признался Сэм. Он поднялся со стула и вывел Дина в холл, для переговоров. Там он сунул тетрадь в руки Дину. — Пожалуй, мне дальше читать не стоит. Отчасти потому, что я не уверен, что Касу это понравится, и отчасти потому, что я снова начинаю на тебя злиться. Господи, Дин… — Знаю, — сказал Дин, поморщившись. — Если тебе от этого легче, все, что ты хочешь мне высказать, я уже высказал себе сам, и даже больше. Рот Сэма скривился в подобии улыбки. — Да, это я вижу. — Он оглянулся на шторы, за которыми лежал Кас, и сказал: — Дин, главное — это мы должны взять его под крыло. Если бедняга вообще отсюда выйдет, он заслужил пару подушек. Для начала. Дин кивнул. — Я думал, как минимум шесть. — Десять, — сказал Сэм. — Больших, мягких, пуховых. У меня вообще есть несколько идей на Рождество. — Это при условии, что у него спадет жар и он проживет еще три дня. — Да, — согласился Сэм со вздохом. — Во всяком случае, он пару раз просыпался, пока тебя не было. Единственное, что я сказал ему, это что я никогда на него не злился. Думаю, он меня услышал — по крайней мере, он, кажется, немного успокоился. Но трудно сказать наверняка — он едва в состоянии открыть глаза, так что ничего внятного он мне не сообщил. Теперь твоя очередь, а я пойду перекушу и посплю чуток. Дин кивнул. — Я возьму на себя ночную смену, — предложил он. Сэм покачал головой. — Мы с сестрами тут посовещались. Они говорят, что его состояние теперь стабильное и что тебе тоже нужно поспать ночь. Особенно если нам скоро ехать обратно в Канзас — это длинный перегон, и надо продумать, как довезти Каса. В любом случае, нам обоим придется не спать в дороге. В общем, сестры говорят, что тебе стоит посидеть час-два — до десяти вечера, не позже, — но потом и тебе надо поспать. Дин кивнул, и Сэм ушел. И Дин остался с Касом на всю ночь.***
Сестры в конце концов перестали уговаривать Дина уйти и поставили для него раскладушку в углу палаты. Но Дин не хотел ложиться даже на раскладушку — вместо этого он часами сидел у постели Каса, держа его за руку. Кас явно был еще очень болен. У него был сильный жар, и большую часть вечера он провел в полусознательном состоянии. И, что особенно тревожило Дина, с течением времени его сон становился все более беспокойным. К ночи Кас начал беспрестанно ворочаться и метаться по постели, ерзая ногами и сжимая в руках простыни, и никак не реагировал на попытки Дина его успокоить. Следуя указаниям медсестры, Дин начал раз в полчаса скармливать ему пластинку льда. Кас брал их охотно, кажется, даже не осознавая, что их дает Дин. Каждый раз, когда Дин касался его губ ледяной пластинкой, Кас приоткрывал рот и принимал ее, не открывая глаз. Он казался таким хрупким, что Дин чувствовал, будто кормит птенца. Иногда Кас немного приходил в себя, и его глаза приоткрывались. Каждый раз, увидев Дина, он начинал бормотать какую-нибудь вариацию фразы «могу бороться, могу мыть посуду, знаю ангельский язык». Всегда те же три пункта — как если бы это была его молитва Дину. И каждый раз Кас, казалось, не помнил, что они это уже проходили. Поэтому Дин говорил ему снова и снова, каждый раз, когда Кас просыпался: «Мы заберем тебя в бункер, Кас. Ты — член нашей семьи, и мы твои друзья. Все будет хорошо, я заберу тебя домой. Я заберу тебя в бункер». Каждый раз Кас едва слышно вздыхал и снова закрывал глаза, но Дин никогда не мог сказать точно, действительно ли он понял сказанное. В полночь Кас внезапно весь взмок от пота и почти перестал шевелиться. Его бесконечное ерзание прекратилось и дыхание заметно замедлилось. Дин слегка (да чего уж там — сильно) запаниковал и бросился за сестрой. Подошедшая сестра проверила состояние Каса. — Жар прошел, — сообщила сестра Дину шепотом. — Теперь он просто спит. Пора и вам поспать.