Коварный план

За двадцать один год Роджер много чего узнал и понял. Узнал о том, что мир несправедливая штука, полная мудаками. Понял, что все, что ты любишь, может причинить боль. А еще Роджер понял, что любит Брайана. Он не знает точно сколько они уже не говорят — боится даже прикинуть. Недели без Мэя тянутся медленно и ощущаются особо больно, будто из Тейлора вынули то самое человечное, что последним осталось в нем. Сердце. И он бы пытался связаться, как-то выйти на контакт, мог позвонить Фреду, приехать к Брайану домой наконец, но он эти несколько месяцев так ничего и не сделал. А зачем? Разве это не то, что он заслужил? Как раз оно. Мучать человека, которого искренне любишь и который, кажется, испытывает что-то к тебе как минимум неправильно. Роджер заслужил свою историю без счастливого конца. Еще Роджер понял, что он один из мудаков. — Что он ко мне чувствует? — казалось бы, уже пришел к пониманию, но все равно спрашивает. А почему? Проклятый страх, с которым приходится жить с самого детства. Раньше он был обоснован. Было страшно приходить домой, потому что могли ударить не за что, было страшно ходить в школу, потому что могли спросить про синяки. Получать плохие оценки, говорит правду, ходит гулять — было страшно, потому что можно было получить наказание. А сейчас? Что будет сейчас скажи Роджер хоть раз правду о себе и своих чувствах? Родители остались где-то далеко в прошлом и даже если внезапно решат его найти он все равно сумеет убежать. Брайан? А он что такой же как они? Он не станет бить за правду, разве что может рассмеяться и послать. Вот что. И из-за подобных мыслей каждое правдивое слово бьет сильнее любого ремня и оставляет следы, но их вовсе не видно на теле, про них никто не спросит, как раньше Брайан спрашивал про его уставший вид. Это душевная боль, это следы, оставшиеся в сердце. Если бы Роджер учился на психолога, он бы сказал «психологическая травма». Если бы Роджер учился на психолога, он бы знал, что большинство проблем идут из детств, он бы знал и понимал, как можно себе помочь. Но он стоматолог и несостоявшаяся рок-звезда и у него болит все, кроме зубов. — А ты не понял? — усмехается Фред, наливая в свой стакан еще алкоголя. Брайан точно уже не заберет Тейлора из грязного бара, не обнимет и не ответит на пьяный поцелуй. Он даже трубку теперь не возьмет! Обиделся. И на что? На то что Роджер так и не смог состояться как человек? Не смог принять в себе чувства, полюбить свои эмоции, как когда-то полюбил Брайана? Не смог. Теперь наказан. Только вот это наказание самое, обоснованное из всех, что он получал за свою жизнь. — Я же тупой, — отшучивается Тейлор. Почему бы не сказать Фредди сейчас о том, что он просто боится не так понять чужие чувства? Это же не так сложно. У Фреда небось тоже всякая хрень в голове, которая мешает ему спать ночами. И вот она разница между ними: Фредди находит в себе силы с этим жить, а Роджер только на то, чтобы разрушать свою жизнь. — Нет, дорогуша, ты просто запутался, — звучит красиво. Роджер хотел бы, чтобы его состояние можно было расценить как запутанное, но…разве это не делает его жертвой? Он всегда виновник событий. Тот, кто заставляет людей вокруг плакать. Тот, кто дает Брайану новый бокал, тот, кто запускает руки в кудрявые волосы, чтобы притянуть к себе для поцелуя. Разве виновник может быть жертвой? — Не оправдывай меня. — Я вот об этом, — Меркьюри нарушает всякое личное пространство, тыкает Роджеру в грудь своим пальцем. И продолжает тыкать, пока не становится ощутимо больно и Роджер не убирает чужую руку, — Терпишь все и не замечаешь, как это на тебе сказывается. — Да что я терплю? — Фред будто решил открыть ему глаза, но Роджеру так нравится спать. Плевать, что так можно проспать всю жизнь. — Брайана? Ты не думал, что этот мудак давно мог бы заставить тебя с ним поговорить, но он все равно что-то ждет? — Не называй его так, — после слов Фреда, Роджер чувствует, как сжимается его сердце. Он думал об этом. Думал, что Брайан мог бы быть настойчивее, просто схватить его за рубашку в один из дней и вывести куда-нибудь, где никого не будет, чтобы поговорить. Роджер бы не ушел, если бы Брайан давил. Он бы плакал, истерил и мечтал сбежать, но не ушел бы и все рассказал. Но разве это проблема Брайана? Разве это не Роджер должен был попросить у Гудвина немного храбрости, чтобы все рассказать. — На нем и так держится вся группа, не забывай, — и это еще одна причина, почему Роджер считает Брайана чуть ли не богом. Он всегда может найти общий язык с кем угодно, а их троих он может помирить, даже если они уже готовы на убийство. Это всегда поражало Тейлора. Брайан казался ему настоящей опорой для группы, и с каждым днем их общение становилось все ближе, начало казаться, будто Мэй станет опорой и для него. — Я как раз хотел поговорить о группе, — в воздухе повисает тишина. Роджера не было на репетициях с момента их последнего с Брайаном разговора — очень давно. Причиной тому служил стыд, который он испытывал при виде Брайана. Стыд за себя и свои чувства. Он не мог спокойно смотреть в глаза, наполненные этим искренним. Смотрит в них своими, пустыми, больше похожими на стекло. — Вы не думали о новом барабанщике? — с каждой буквой этой фразы Роджер теряет все. Для него музыка — вторая по значимости вещь после алкоголя, а когда-то была и первой. Что произошло? Брайан Мэй. Он появился так внезапно, ворвался весь такой из себя, так…такой Брайан. И испортил то, что Роджер хранил для себя и только. Нет, Тейлору нравилось играть с Брайаном в группах, он ценит Мэя как музыканта даже сейчас, но дурацкая любовь, такая липкая, что сердце, запачкавшись в этом, перестает биться, делает только хуже. Вот и сейчас. В группу Роджер верил всегда, она была его надежной, его мечтой. У людей же есть мечта, верно? Роджер не знает, насколько он человек. Может полностью — ему лишь кажется, что его жизнь фальшь, может процентов на пятьдесят — только та, где есть место мечтам и переживаниям. А может он просто путает свои мечты и мечты людей, которые гораздо возвышение, гораздо важнее. — Шутишь? Да лучше тебя мы никого не найдем, — Меркьюри падает на спинку стула, содержимое его стакана бьется о стенки о стенки и капли падают на Роджера, сидящего неподалеку. Ничего важного, просто одна из многочисленных деталей вечера, как и все, что окружает их. Стена, стена, еще стена и вот еще одна. По-хорошему надо было бы эту кухню сжечь. Но как квартира может остаться без кухни? Роджер, конечно, почти не ест (как мы поняли, он предпочитает пить), но перспектива жить с развалиной вместо достойной кухни его смущала. Он не признавался себе в этом, но сейчас все ощущается как-то особенно, так что время сказать, хотя бы себе: он ненавидит это место, после того как Брайан ушел, хлопнув входной дверью. Он до сих пор, время от времени, сидит здесь, только не на стуле, нет, это напоминает о лишнем. А прямо на полу, вот так, скрестив ноги. И смотрит. То в потолок смотрит, то в пол, может на стену взгляд перевести, может в коридор, из которого виднеется входная дверь. Он думает, что печали и боли хватит, чтобы сжечь это место вместе с собой. Вот так, легко и просто. Погореть от собственных чувств. — Ты что-то сказал? — для Фреда это звучит как издевка и он машет рукой, закрывая тему. Роджер прекрасно понимает, что умолять вернуться его никто не будет, но все еще не готов согласиться. Ему стыдно за все, что он делал с Брайаном. Он ненавидит каждый поцелуй, потому что для Мэя это лишь провокация, потому что это давало ему надежду, которая уже ушла. Роджер думает. А что если бы с ним так поступали? Как долго бы он терпел? Сложно даже представить, но у всех рано или поздно заканчивается терпение, вот только казалось, что у Брайана оно бесконечное. Возможно, не стоит забывать, что он человек. Не греческий бог, на которого так похож, нет. Обычный человек, который любит, ненавидит, устает. Роджеру стыдно, он чувствует как его щеки горят, он чувствует на себе взгляд Фредди и то, как тот ждет ответа. — Хорошо, я вернусь. — Ты не делаешь нам одолжения, ты помогаешь себе хоть чего-то добиться в жизни, — Тейлор на секунду думает, что Фред умеет читать мысли. *** — Здесь ничего не изменилось, — он шагает так неуверенно, будто пьян, хотя в его организме не бывало алкоголя уже пару дней, что вполне можно назвать успехом. За двадцать один год Роджер выучил состояние алкогольного опьянения наизусть и так и не понял, как преодолеть волнение будучи трезвым. — А что-то должно было поменяться? — Брайан отвечает ему спокойно, без издевки, сарказма или смешка в голосе. Вполне обычно, как говорил бы с другими ребятами. Только вот их здесь нет. Фредди и Джон решили, что будет хорошей идеей оставить их наедине. «Если лишаться участников, то двух сразу» — отшутился Дикон. Меркьюри ему еще тогда сказал, что они оба переживают, так что Роджер просто промолчал на эту штуку, делая шаг вперед к двери. — Наверное? Меня давно здесь не было, — Тейлор тоже старался звучать непринужденно, спокойно и расслаблено, будто его коленки сейчас не дрожат с такой силой, что могут сломаться. Они одни. Они никогда еще не были наедине, оба находясь во вполне адекватном состояние. Только сейчас Роджер понимает, что тот вечер не в счет — он толком от сна отойти не успел, сразу позвал Мэя. Хотел оправдаться, начал говорить чушь — правду, — будто это ему поможет стать лучше в любимых глазах. Тот вечер был вихрем из эмоций, который сбивал все, даже желание наконец сказать то, что так долго хранил в себе. Стоит сказать это все Брайану. Вдруг он поймет, вдруг простит и все будет как в сказке: кто-то из них принц, а кто-то принцесса, хуй поймешь, главное, что у них будет это «долго и счастливо» Вот только это не сказка, а жизнь. Здесь нельзя навсегда остаться счастливым, потому что события, обстоятельства бьют тебе в лицо. Потому что невозможно любить всю жизнь, потому что всегда можно остыть. — Два месяца. — Много. — Где парни? — Нам надо поговорить. — Роджер говорит это быстро, перебивает своими словами Брайана, но тот замолкает, понимая какая редкость происходит сейчас — Роджер сам делает первый шаг. — Повторишь? — Не изводи меня. — закатывает глаза Тейлор. — И да, я трезв. — добавляет он, ожидая этого вопроса. — Мир не перестает меня удивлять, — улыбается Брайан. Он вполне спокоен, его руки и ноги не дрожат, он может говорить спокойным темпом, он может проговаривать каждое слова. Как он может не волноваться? — Да, жизнь интересная хуйня, — усмехается Роджер, делая шаг навстречу, тут же спотыкаясь, жалея, что вообще сделал это. Но когда Брайан подхватывает его под руку, все сомнения испаряются. Роджер стоит на ногах ровно, а чужая рука сжимает его за плечо. Вот. Тейлор поднимает глаза, чтобы взглядом поймать взгляд Брайана. Это должно быть как в фильмах про романтику. Но что это: комедия или мелодрама? Роджер устало смотрит через маску, он выдыхает, и раскрывает глаза, чтобы подарить Брайану самый влюбленный взгляд из всех. Чтобы тот понял без слов, а потом, на словах, убедился, что прав. На секунду даже кажется, что все это и правда сказка. Сейчас они будут влюбленно смотреть друг на друга, пока их губы не сольются в долгожданном поцелуе, а потом кто-то из них прошепчет в чужие губы: «я тебя люблю». И заиграет невидимый оркестр, никто не будет слышать его музыку, но они, обнимая друг друга, будут знать, что она где-то рядом, создает для них самую чарующую атмосферу. И будет то самое «долго и счастливо». Но это блядская жизнь. Брайан смотрит на него вполне обычно. Он может смотреть так на Фреда или Джона. На парня, который наливает ему кофе в одной из кофеен утром или на своего одногруппника. Вполне обычно. Так, как всегда это делал со всеми, кроме Роджера. Дрожь начинает бить сильнее. Тейлор отпрыгивает. — Ты чего? — в голосе Мэя недоумение, такое, как и во взгляде. Но нет той заботы и любви, которая была всегда. — Я? Голова кружится, не выспался, — оправдывается Роджер, делая шаг назад. Он больше не хочет говорить. Забавно, но только сейчас Он понял, что все это время в нем жила надежда. Надежда на то, что Брайан скажет ему «я тебя тоже» в ответ на те самые три слова. Он жил этой надеждой, этим чувством и боялся одного — холодности. Но получив ее сейчас, он понял, как ошибался все это время. Его любили так же сильно, а он лишь кормил себя надеждой, когда мог есть настоящие чувства. Он полный идиот. — Поговорим? — Конечно. — раз уж он начал все это, он должен и закончить. Хоть раз, чтобы показать себе, что стоит большего. — Я много пью, ты знаешь. — Я знаю. — Тебе не нравится это? — Отчасти. — Я не пью уже три дня. — Похвально. — Сам собой горжусь, — он царапает короткими ногтями свою ладонь, веря в то, что от этого уйдет все напряжение. Но оно подставляет как никогда — остается в воздухе, давит, делает так больно, как еще никогда не было. Может, это все исходит только от Роджера? Брайан явно чувствует себя комфортно. Он не волнуется, не нервничает. Говорит так, как должен, смотрит точно так же. А если все это было лишь сном? Вдруг Роджер на самом деле не умеет пить и после третьей рюмки засыпает. Ему сняться приятные сны, где он целует и трогает Брайана, а проснувшись, полностью уверен, что это все реальность. — Что-то то еще? — А чего ты ждешь? — Не знаю, ты же хотел поговорить. — Действительно, — нет, он задыхается, потому что в их репетиционной душно, а не потому что слезы подступили к горлу, — Ты знал, что на утро я всегда все помню? — каждое слово режет горло. — Догадывался. — И что сейчас чувствуешь? Тишина — самый ужасный звук. Почему иногда время проносится за мгновение, а в такие моменты каждая секунда мучительно длинная, словно вселенная хочет, чтобы ты почувствовал всю боль. В прочем, чего бы она не хотела так все и происходит. Не один удар не сравниться со всем, что чувствует сейчас Роджер, ожидая ответа. Он не знает, что ему скажут — только эта мысль своего рода обезболивающие. Но всем и без того известно, что будет. — Что меня предали, — Роджеру кажется или он слышит звук разбитого стекла? — Забавно. А что чувствовал до этого? — теперь каждая секунда мчится с бешеной скоростью. — Влюбленность, думаю. А ты? Тейлор прикусывает губу, чтобы не закричать. Именно в этот момент Брайан решает посмотреть куда-то себе под ноги, так что получается заглушить все возможные эмоции. Удивительно, но так сложно прийти в норму. Когда Роджер жил, как он думал, за маской, такого ощущения не было. Его жизнь была легкой, все проблемы решались за секунду, но…он понимает, что не чувствовал. — Думаю тоже. Но сейчас- — Нам это все не нужно, верно? Лицо сводит от нежелания говорить. — Да, ты как всегда прав, — выглядит и звучит очень наиграно. — Я рад, что ты понимаешь меня. Мы все-таки лучшие друзья, да, Родж? — и вот он делает этот жест, чтобы обнять. И вот Роджер обнимает его. Он чувствует чужое тепло, он прижимает себя к любимому телу. Он бы чувствовал все, что только было нужно, если бы слово «друзья» не било его по лицу, сильнее чем мать, когда он приходил слишком поздно. Все старые шрамы болят своем, когда Брайан отстраняется с привычной улыбкой. Он улыбается так всем, в этом не стоит искать подвоха. Фредди и Джон заходят в зал. Они улыбаются, потому что кажется видели, как Брайан и Роджер обнимались. Но Фред перестает радоваться, когда смотрит на светловолосого друга. Он как бы беззвучно спрашивает в порядке ли все, а Роджер садится за установку, за которой не сидел два месяца, и показывает большой палец. У него нет сил улыбаться или кивать. Они играют несколько песен. Роджер бьет по барабанам, стараясь ни о чем не думать. Ночью он будет сидеть на полу своей кухни и говорить вслух о том, что лучше бы он бил себя по лицу с такой силой. Года через два он закончит университет, они запишут первый альбом, и кто-то из его знакомых скажет: «Роджер сделал две невозможных вещи: поступил на стоматолога и стал рок-звездой». Лет через пять Фредди и Джон обо всем забудут, а может просто сделают вид, что удивлены, когда на одной из вечеринок, будучи неприлично пьяными, Роджер и Брайан целуются. Все будет таким смешным, похожим на сказку лишь в некоторых местах. Каждый найдет свое место в жизни, проходя через эти испытания. И, оглядываясь назад, Роджер поймет, что именно сегодня научился по-настоящему чувствовать. Он поймет, что любая вещь помогает двигаться дальше, напоминает тебе, что ты все еще жив. Он поймет, что даже люди, которые казались идеальными, умеют врать.