Я не отвергаю идеалов, Я только надеваю в их присутствии перчатки. Фридрих Ницше
Сехун не знает, что послужило щелчком для него, чтобы наконец-то остановиться и начать всё с чистого листа. Чтобы прекратить необоснованную критику в свою сторону и предпринять попытки полюбить и принять себя таким какой есть. Омеге надоели постоянные придирки, надоели папины едкие высказывания, надоели подшучивания одноклассников. У него было чуть меньше одного лета. Два месяца перед переведением в новую школу. Два месяца, чтобы измениться. Юноша решает, что больше не хочет слышать насколько он «неправильный омега». Потому что неправильных не бывает, а стандарты — чёртова копирка, отшлифовыщая крупицы индивидуальности до одной. Да, Сехун не имеет субтильного тела, да, он выше ста восьмидесяти, да, у него хриплый голос с шепелявостью, да, он не стандарт. Однажды О подходит к зеркалу и задаёт себе вопрос: «Что во мне не так?» Но ответа не находит. Потому что на самом деле всё было прекрасно: и бледная кожа, и шрамик на щеке, и синяки под глазами, которые он не замазывает толстым слоём тонального крема, и потрескавшиеся губы, и худое, долговязое тело с широкими плечами, и жестковатые схожие цветом со смолой волосы. И хоть чужие голоса вторят в голове: «ошибка природы», «неправильный», «дефектный», омега увязает в понимании собственной глупости. Глупости в лёгковерии. Сехун тогда усаживается на стул, иронично усмехаясь, и просто вытягивает из полуоткрытого ящика свой блокнот, в котором вечно делал пометки в школе. У того добрая половина исписана вдоль и поперёк (очень уж О экономный). Ручка лежит в руке привычно и мягко, почти без напряга.__________
Каждый день О не перестают покидать мысли о возможных способах научиться контролировать свою силу. И омега решает сделать то, на что раньше не осмелился бы. В кармане джинсовки лежит немного помятая визитка, которую без остановки теребят пальцы юноши. Ноги чуть ли не путаются в, кажется, бесконечных переулках, где царила безмолвная тишина. В голове крутится адрес места сбора заправил района, куда скоро переедет семья парня. Путь занимает три станции на метро и один автобус, не считая ещё пешим. И вот Сехун стоит перед входом в полуподвальное помещение в Богом забытом месте. Омега поправляет кепку и аккуратно стучит в дверь. Небольшая створка открывается, что видны только чьи-то оценивающие глаза. Раздаётся: «Кто?» — О Сехун. Пришёл к Ким Минсоку. Вас должны были осведомить, — отвечает О, не позволяя ни одному мускулу на лице выдать волнение. — Проходи. Юношу моментально впускают, и тот проскальзывает за порог, огибая мощного охранника. Достаточно просторное место, представляющее собой так называемый тренировочный зал, имеет бетонные, ничем не прикрытые стены, деревянный пол и слабое освещение в виде двух лампочек даже без торшеров. Весят потрёпанные грузные груши, то и дело покачиваясь от ударов, стоит неприятный, но терпимый запах пота. За небольшим столиком в углу сидит тот самый Минсок, раскидываясь в картишки. Сехун идёт быстро, перемежаясь между людьми. Альфа замечает его боковым зрением, усмехается и останавливает партию. Сейчас его ожидает игра поинтересней. — Ты, наконец-то, пришёл, Сехунни… О поднимает глаза и смотрит из-под лобья хмуро и недовольно. Ким расплывается в хищной улыбке — знает, что так его может называть лишь брат. Чужое раздражение слаще мёда. — Буду честен, ты застал меня врасплох своим звонком, думал, что ты выбросил мою визитку в мусорку, как только я вышел за порог. Таки, принимаешь предложение? Омега скупо кивает, садясь на пустующий стул. Мужчина рядом с ними смеряет их заинтересованным взглядом. — Как всегда немногословен. — Минсок облокачивается щекой на руку и кидается на младшего лисьи взоры, полные своих планов. — Кстати, забыл познакомить, Сехун, это Ву Ифань, можно просто Крис, он здесь всем заведует и содержит это место. Крис, это Сехун, о котором я тебе говорил. — Очень приятно иметь дело с таким необычным мальчиком, — кротко говорит Фань, пожимая протянутую руку. — Я слышал, ты у нас какой-то сверхсильный. — Тип того. — брюнет крутит меж пальцев бубновый туз. — И насколько? — блондин в своём стиле скептичен и не менее любопытен. Ответить омеге не дают. — Однажды, когда я был у него дома, заходил в гости к Сину, то их папа пытался заставить Се приготовить суп, мол: «ты омега, ты должен приготовить обед сильному полу». Так вот, он чуть ли не скомкал ту несчастную алюминиевую, по-моему, кастрюлю, что ему дали. Если бы брат его не успокоил, то он бы её порвал, как тряпку. — Ким дарит своим собеседникам усмешку за усмешкой и собственную некую загадочность. Ву отводит глаза и, анализируя данную информацию, потягивает Маргариту через коктейльную трубочку. — Сехун, — Минсок понижает голос, будто пытаясь придать себе пугающего и таинственного вида, — Давай заключим взаимовыгодный договор: я научу тебя контролировать это, а ты будешь помогать нашей банде. «Вороны» в последнее время ослабли — вот-вот кто-то потянит к нам свои гадкие ручонки. Ну что, согласен? О буквально вцепляется в его ладонь, что тот морщит брови, но младший сразу ослабляет хватку, слабо кивая. Ифань поднимает два больших пальца вверх, как бы говоря: «Ну, заебись, пацаны, только ничего мне тут не сломайте». Сехун думает, что однозначно сделал правильный выбор, потому что: во-первых, он научится не располовинивать вещи за одно касание по неосторожности, во-вторых, этот район славится далеко не милыми вещами, криминал «цветёт и пахнет», а его семье здесь жить как-никак. Папа решил переехать, потому что работа ближе, и школа попрестижнее. Вроде. Омега отлично понимает, что не присоединись к какой-то здешней банде — никто крышивать не будет. А тут сами «Вороны». Отказываться — грех, да и только. — Всё, Ежевичка, иди, а-то скоро автобусы перестанут ходить, — говорит Ву, похлопав того по спине на прощание, а Ким стягивает с парня кепку и добротно портит причёску своей культяпкой, затем надевая предмет гардероба обратно, причём криво. Юноша лишь закатывает глаза от подобных действий и нового прозвища, явно рождённого из-за его ежевично-мятного запаха. Перед выходом его стопорит охранник и, натянув приятную улыбку, говорит: «Я Вонхо, думаю, стоит представиться, потому что, кажется, ты будешь здесь частенько зависать. Аккуратней по дороге домой». Сехун отвечает своим излюбленным кивком, мягко освобождает руку и скрывается за дверью, уходя в сторону тёмных, запылённых улиц. Когда он уже стоит на остановке, изредка покачиваясь в такт музыки в наушниках, то телефон вибрирует от СМС. Мин-хён «Приходи через неделю в семь утра» О тут же чекает приложение для напоминаний и забивает новую строчку. Вверху экрана опять всплывает уведомление с сообщением от того же контакта. «Ну, что ещё-то?» — думает омега, когда запрыгивает в нужный автобус, прислонив карточку к терминалу, и садится на ближайшее место, услышав долгожданный «пип». Мин-хён «И да, пожалуйста, доберись домой без приключений на свой чудесный зад. Прошу» Отправив стандартное «Окей», брюнет закутывается плотнее в затёртую замшевую куртку с тёплой подкладкой и открывает общий список чатов. Из рук чуть не выпадает телефон, когда юноша видит десять непрочитанных от брата. «Всё, мне пизда», — хочется ему сказать, но Сехун сдерживается. В автобусе, на удивление, тишина: никакие омеги из средней школы не шепчутся о горячем айдоле, аджумы не перетирают про очередную чушню из дебильной программы по зомбо-ящику. О прислоняется лбом к запотевшему стеклу, предварительно сняв кепку, и молится, чтобы это безмолвие не кончалось. Чтобы с ним осталось то, чего так давно не хватало — звенящего, как бокалы, полные шампанского, молчания. И умиротворение наравне с меланхоличными мыслями кажется сладким сиропом. Потому что чужой смех, пьяная болтовня и вечная суета становятся гадким лакричным вкусом на языке. Оранжеватый свет от уличных фонарей дарит какой-то трепет, хотя что особенно в обычных фонарях? Собственно, ничего. Но есть в груди тот маленький ёкающий огонёк. И Сехун благодарен ему за существование. Нет никакой мелодрамы, на фоне не играет какая-то сопливая мелодия. Есть просто мысли, что самые обыкновенные вещи — наипрекраснейшие. О не обыкновенный, потому и не наипрекраснейший, как не было бы печально. Омега включает музыку погромче, лишь бы мир стал немного тише, и одиноким силуэтом выходит на улицу, направляясь в сторону метро. Заявляется домой он поздно, крадясь, словно кошка, и юноше даже удаётся проскользнуть к себе. Как только Сехун засыпает, то начинает моросить дождь.__________
— О Сехун, ты можешь не спотыкаться о свои ноги каждые две минуты?! — кричит сзади папа. Переезд — дело невьебически морочное. Парень это понимает, когда несёт в руках по три коробки с каким-то шмотьём, при этом терпя необоснованные придирки родителя. Исин сочувственно смотрит на брата, мол: «Ничего не поделаешь, наш старик всегда таков, терпи». Конечно, круто, что теперь они живут в частном доме на окраине города, как раз в более «зелёной» части района, а не там, где куча многоэтажек и постоянный шум. Но это не отменяет того, что младшему хочется заклеить папе рот изолентой, как бы это неуважительно не звучало. Сехун со стопроцентной победой отвоёвывает комнату-чердак, хотя никто за неё и не боролся. И когда все вещи наконец-то распакованы, уже наступает вечер. Омега может себе позволить плюхнутся на кровать и тупо попялить в одну точку, чтобы «винда не поехала». Но и это ему не дают. Телефон предательски звякает, оповещая о новых сообщениях. Мин-хён «Поздравляю с новосельем» «Надеюсь, не забыл о нашей встрече?«Я ничего не забываю. Никогда»
«Вот и молодец» Больше гаджет не подаёт излишних признаков жизни, что несомненно радует его хозяина. О закрывает глаза и почти сразу впадает в дрёму. Завтра равно вставать. Мир меркнет за считанные минуты.__________
Омега подрывается и судорожно начинает хлопать по простыне в поисках смартфона, в итоге находя его под собой. Тот показывает 6:40. Глаза расширяются в испуге, и парень вихрем уносится в ванную, на ходу стягивая футболку и кидая куда-то на пол. Душ бодрит, но не особо. Поэтому Сехун, уже одетый с собранным рюкзаком и сонным взглядом, покупает в ближайшем круглосуточным магазине энергетик. Баночка опустошается целиком у входа в «Карточный Домик», как называют место, созданное Крисом. Брюнет сплющивает жестянку и выкидывает в рядом стоящий бак. — Вонхо, это я, — громко говорит он с руками в карманах, осторожно постучав мыском кроссовка по двери. Та открывается моментально. — Давно не виделись, Ежевичка, — охранник тяните лыбу. — Без фамильярностей, хён, — фырчит О, снимая кепку. — Ух, какой серьёзный! Ладно, уж, проходи, — тот всё-таки пропускает, отступая назад, а затем внимательно осматривает улицу и, так и не найдя чего-то подозрительно, шустро прикрывает дверь. Людей ещё мало, но все, как один, бодры и работоспособны. Минсок сосредоточенно разминается, растягивает затёкшие за ночь мышцы, на его голове смешно дёргается пучок, небрежно собранный из всколоченных каштановых волос. Ифаня не наблюдается, наверное, ещё отсыпается. В углу сидит парень с немного пугающе безучастным лицом, стрижкой под ёжик, потирая руки и подтягивая норовившие раскататься рукава тонкого свитера с милым изображением пингвина в красной шапочке. Сехун цепляется глазами за ещё одного молодого человека в спортивных шортах и оголённым забитым чернилами торсом: татуировки покрывают и плечи, шею и руки, уходя даже под боксёрские бинты на кистях, ярко-алые волосы, напоминающие мини-ядерный взрыв, растрёпанные и идущие к блестящему от пота лицу с проколотой переносицей, раздражённые глаза цвета карамели и резкий взгляд в сторону омеги, после которого его обладатель перестаёт бить по груше. — Чё уставился?! Развелось альф вольных — подвисают, пяляться, слюни тут свои пускают! Извини, но я занят и зад безвозмездно не подставляю по-своей гаммной природе, — шипит красноволосый, оценивающе посматривая, и гордо поправляет причёску. О удивлённо промаргивается, думая, что его подкололи или с кем-то спутали, но судя по взору возмущённого парня, всё адресовано именно ему. Где-то сразу раздаётся скомканный смех Мина и такое же: «Боже, блять, Баек». — Сехун, прости его, прошу, Бэкхён у нас больно себялюбивый и думающий, что любой взгляд только на его субуго позитивную персону, — с испанским стыдом говорит Ким, хлопая тонсена по спине, тем самым разбудя его от своих мыслей и внутренних сбоев. — Баек, это О Сехун, он омега и брат СинСина и будет теперь на каждой нашей тренировке. Так что, впредь, будь с ним повежливее. Кёнсу, не сиди там, как жизнью обиженный, тут твой гамма опять пытается развязать скандал! — Он всегда такой, и его не исправишь. Я До Кёнсу, бета и пара этой истерички. Если будет доканывать, то просто скажи мне, окей? — тот сохраняет спокойствие, видно привыкнув к подобным выпадам. — Ты интересный, даже не подумал бы, что омега. Сработаемся. До пожимает Сехуну руку, что затем делает и гамма, стараясь не показывать стыда, и тихо говорит: «Бён Бэкхён, сори-нори». О шутку плохо понимает, но фыркает, неловко проходясь холодными пальцами по своим волосам. Бета смиряет всех пофигистичным взглядом и уходит обратно на своё место, засвечивая тату на шее «D.O», которую ранее закрывал ворот свитера. — Ты, это, извиняй, это я рефлекторно уже, сам же знаешь, что некоторые любят попыриться, — полушепчет Бён младшему на ухо, на что получает кивок. Настрой его возвращается за секунду, прогоняя ту извиняющуюся и сдержанную личность и меняя голос на стервозный и одновременно строгий тон, — Но не думай, что я буду мягок, я здесь всем новичкам наставник, так что, готовься впахивать! Мы сделаем из тебя конфету! — Омега усмехается, ощущая лёгкий азарт. И отсчёт переходит на дни, потому что Сехун даёт себе установку отдаться изменениям с головой. Его утром гоняют по парку, лестницам и другим различным местам, чтобы выжать из него максимум выносливости, что получается просто отлично. Парень завалится домой ближе к пяти часам вечера никакущий, высушенный кучей подходов упражнений на разные группы мышц, занятиями с грушей и получасовым кроссом. Исин начинает интересоваться на шестые сутки, когда младший превращается на полдня в умершую плотву, даже не соизволив встать с пола собственной комнаты, как он улёгся прошлой ночью. А брюнет удачно его игнорирует, пяля в одну точку и благословя Криса, который сказал, что ему можно и отдохнуть немного. У брата отпадают все вопросы, когда он отвечает на звонок по телефону омеги и узнаёт там голос своего бывшего репетитора по математике. Минсок удивляется, но быстро соображает, наврав про то, что он подтягивает Сехуна по той же геометрии. Альфа делает вид, что верит в это, но сам усмехается, видя измотанность мелкого и отлично припоминая, что юноша — стопроцентный технарь и шарит во всех этих точных штучках без усилий с самого детства. Старшему остаётся только решить, что брат расскажет сам, если захочет, и накрыть пледом его дрыхнувшею тушку. Омега меняется на глазах: во взгляде тает былая мягкость, даже податливость другим, словно пломбир на солнце, за месяц уже виднеются очертания мышц, а походка становится значительно твёрже, в голосе появляется капелька дерзости, той самой, которая нужна. Все тренировки даром не пропали, наоборот — дали самый, что нинаесть, стоящий результат. Все ставили на то, чтобы О понравился, в первую очередь, себе. — Я не прошу тебя менять себя. Прошу открыть настоящее Я. Сделай, наконец, что ты действительно хочешь. То, чего хочешь сделать по-настоящему ты и только ты, — готовит Минсок, смотря прямо, серьёзно, без привычной игривости в глазах. Сехун работал два месяца в поте лица, чтобы стать самим собой, без тех рамок, что навязали ему папа и все остальные. Он дал себе полную свободу выбора, чистый холст без единого намёка на то, что можно сделать, — фантазируй, сколько хочешь, лепи, как из пластилина. Парень превратился в того, кем должен был быть всегда - в себя настоящего. «Настоящий» — стало единственным аспектом, что сказали соблюдать. Не надо быть хорошим, плохим, тем более идеальным. Надо быть настоящим. Хотя были и моменты, с которыми стоит быть осторожным... — И помни, Сехун, чем больше сила, тем больше отв.. — хочет однажды сказать Минсок на тренировке. — Проще говоря, постарайся случайно никого не убить, если не хочешь в тюрьму, — перебивает его Бэкхён, сидящий рядом на лавке, отрезая кусок яблока карманным ножом и съедая прямо с лезвия. — Или надёжно спрячь труп. — Не кушай с ножа — злым будешь, — в дразнящей манере тянет Кёнсу, затем добавляя, — хотя, тебе это уже не грозит. «Так, сука, я не понял...», — последнее, что слышат все перед тем, как Бён срывается с места и уносится вихрем за бетой, который, даже убегая, не прекращает быть спокойным. Остальным остаётся только смеяться с них. Время протекает незаметно, Сехун не замечает, как кончается лето. Понимание, что скоро сентябрь приходит только, когда Бён перестаёт покупать исподтишка ему пиво (всего лишь 4,6% алкоголя), уверяя, что никто не узнает. Посиделки на заброшённых гаражах под лучами розово-оранжевого заката, куда гамма на мотоцикле возит младшего, тоже становятся значительно реже и короче, хотя в середине июля они могли длиться до самого рассвета, сопровождаясь странными, но философскими, разговорами и полупьяными танцами. О думать о школе не хочет, как и о том, что проводить почти всё своё время с уже ставшими лучшими друзья он вряд ли сможет. Омега вспоминает свою жизнь до Карточного Домика, до Бэка, Кёнсу, Минсока и Криса, до желанных изменений. Та превращается в блеклую плёнку, что частично пропадает из памяти. Ему и не жаль. Сейчас у него есть друзья, есть контроль над собственными силами и свобода действий. Теперь всё по-другому, теперь всё так, как и должно быть. И даже, когда Сехун занимается, кажется, совсем нехорошими вещами: гоняет на стрелки, выискивает людей по просьбам Мина, работает кулаками — он не чувствует, что что-то идёт не так. О действительно вживается в эту подпольную атмосферу, пропитывается ей, словно был здесь всегда. Возможно, он, весь такой холодный, нелюдимый, но сильный, и был создан для подобных мест. Настолько парень ощущает себя «в своей тарелке». Подростков манит преступный мир, казащийся в своей жестокости красивым от излишней романтизации. Но мало кто и вправду остаётся. Сехун тоже является отроком, которого это всё магнитит, в нём играет буйство, некое сумасшествие, что побуждает к действиям. Ему нравится драться, получать адреналин, нравится чужая дрожж, когда поднимаешь тело над землёй, прижимая к стенке, нравится чувствовать себя повёрнутым на голову. Брюнет получает позывной «Вороний Пёс», слывёт в переулках шестёркой Лиса, что любит соблюдать правила и выполнять получения, даже не смотря на условия. Минсок находит в нём ценного работника, временами бросает в разговоре, что не зря взял. Вороны опять встают на вершину иерархии района. Потому что теперь территория под надёжным взглядом Пса, который разорвёт глотку, стоит Киму ослабить ошейник. Сехуна всё устраивает, ведь на улицах у него есть лишь кличка и статус к ней, без возраста, настоящего имени и пола. Поэтому очень не хочется возвращаться в школу, где всё это есть в достатке, но надо. Последние дни августа утекают, вбрасывая парня в лёгкую меланхолию. Но она, непременно, уйдёт, и омега об этом знает.