Тюрьма поневоле

И всё же что-то неуловимо поменялось. Это было невозможно не заметить, немыслимо не почувствовать — это что-то, что позволило Геллерту отпустить себя, высвободить полностью все свои эмоции по отношению к этому взрослому, чёрт возьми, уже зрелому мужчине, изменившемуся бесповоротно и в то же время оставшемуся всё тем же. Его злило… буквально выводило из себя это наглое отрицание, которое он видел в чужом лице. Сопротивление и взгляд пустых голубых глаз, где за призмой равнодушия Альбус пытался спрятать то, что им обоим было ясно, как сегодняшний день. Он пытался забыть их цельность и связанность, что через симметричные шрамы на ладонях оставили отпечаток где-то в душе, задвинуть их куда подальше за мишурой ежедневной суеты. Это пробуждало дикую и скребущую ненависть, которая с угрожающим утробным рычанием поднималась из груди Геллерта, заставляя сжимать пальцы на чужой коже крепче, причиняя явную боль. Не бывать этому. И пока Альбус втягивал воздух ртом и сдержанно сжимал зубы, старательно не давая ни одному лишнему звуку сорваться с губ, Геллерт не щадил ни его тело, ни его одежды, как не щадил никогда, заставляя крупно вздрагивать, растворяя в сладкой отравленной боли все его «нет». Длинные пальцы затанцевали на его шее, и ткань безупречной рубашки надрывно затрещала под ними. Порвав ворот, Геллерт оставлял на шее яркие, горящие следы от злых и наполненных страстью засосов. От одной мысли о том, что глава обеспечения магического правопорядка может всё слышать, а в комнату в любой момент могут зайти, с губ Альбуса сорвался нервный смешок, переходящий в сдавленный стон, который он постарался замаскировать за зевком. Какой начнётся скандал… Сколько пойдёт сплетен… Репутация, прости и прощай. Как он, Мерлин всех раздери, будет выходить в эту дверь?.. Но Геллерту явно было плевать, что думал об этом Альбус. Ему было плевать на всё, кроме запаха его кожи и дрожи его тела под своими нетерпеливыми ладонями, которые грубо и так по-собственнически сжимали его бёдра. Наконец оторвавшись от него, Геллерт позволил «старому другу» сделать судорожный вздох. Пальцы в изящном и быстром жесте сотворили призывающее заклинание и спустя секунду подхватили толстые завязки с тяжёлых парчовых штор, которые с тихим шелестом отрезали комнату от яркого дневного света, погружая её в полутьму. Тонкая улыбка, заигравшая на губах Грин-де-Вальда, не предвещала ничего хорошего. Хрустальный бокал выпал из дрогнувших пальцев Альбуса, пока Геллерт туго связывал его руки за спиной. С тихим перестукиванием он покатился и застыл где-то на краю стола, опасно балансируя между надёжной столешницей и звонким падением. Можно было сказать, что у них с Альбусом было много общего. В любом случае, в нынешнем положении поднести к губам огневиски он уже не смог бы при всём желании. — Зачем… ты… приходишь… ко… мне? — с каждым новым словом пуговицы с жилета Альбуса отрывались и с глухим звуком падали на пол. — Прекрати рвать мой костюм, Грин-де-Вальд, — он не хотел отвечать на вопрос. Не хотел и не собирался. Не в этом положении, не так. Сводящая с ума идеальность его друга, его показная недоступность вызывали в Геллерте яркие эмоциональные всплески, которые очень сложно было контролировать сейчас. — Тебя только твоя одежда интересует, Дамблдор? — фамилия, произнесённая его губами, припухшими от злых поцелуев, прозвучала слишком формально, как-то по-чужому, и именно поэтому взгляд разномастных глаз был сейчас пугающе пуст. До Альбуса всегда долго всё доходило. Этот дивный налёт непонимания на лице напополам с явным влечением, от которого предательски блестели глаза. И всё же он ответил, остро чувствуя, что от этого многое зависит. — Я прихожу затем, что я могу. Затем, что хочу приходить. Хочу видеть тебя, Геллерт, а не читать о тебе из вырезок газет. Хочу чувствовать твой взгляд на себе и слышать, как ты со мной говоришь. Это было честно. Это было совершенно искренне, и голос Альбуса зазвенел на последних словах. — А я ненавижу тебя, — Геллерт наклоняется к нему ближе и произносит слова чётко, практически касаясь губами чужих губ, с обжигающей хладнокровной злостью в голосе, не веря ни единому его слову. Ненавижу тебя, но хочу? Так и не произнесённый вопрос отражается где-то на дне голубых глаз перед тем, как они закрываются под безумным натиском ощущений. Геллерт вновь сминает его губы, раз за разом до крови кусая нижнюю, вынуждая Альбуса выгибать шею в попытке этого избежать. Целовать Геллерта — словно целовать скорпиона, только вот остался ли у него иммунитет? Его подхватывает и просто несёт, когда он рвано втягивает воздух сквозь зубы, облизывает пульсирующие болью губы, пальцы сжимаются от трепета, когда Геллерт разворачивает его к себе спиной и резким толчком вжимает в многострадальный стол, прогибая под собой, как он делал это всегда. Слышится очередной треск ткани… — Ты портишь мне одежду, Геллерт, — Альбус произносит слова тихим шелестящим шёпотом, упорно пытаясь достучаться до его разума, в то время как пальцы Грин-де-Вальда проскальзывают по поясу его брюк. — Порчу, говоришь? Вот так? — Геллерт заставляет зиппер на брюках с тихим скрежетом разойтись, зло и целенаправленно превращая его идеальный костюм в ничто, не жалея даже белья. Ему было совершенно плевать, в чём и как Альбус будет возвращаться в Хогвартс. И как же давно он не видел его таким. Обнажённым. Уязвимым. Чувственным. Вжатым в стол, открытым столь податливо, что сделать его своим не стоило бы ему совершенно никаких усилий. Сколько лет прошло, а его желания совершенно не изменились. Тонкие и сильные пальцы Геллерта огладили чужую скулу и нетерпеливо скользнули к губам, заставляя раскрыть рот и принять. Альбусу хотелось искусать их до костей, а после выругаться вслух, витиевато, грязно, потому что каждый новый виток этой предательской страсти развивался слишком стремительно, увлекая их обоих куда-то за горизонт трезвости, к точке явного невозврата. Геллерт толчками двигал рукой, слегка смачивая слюной свои пальцы, при этом сам рвано и через раз дышал, обжигая затылок Альбуса не слишком приличными комментариями на французском языке. Это было нечестно… Даже подло, потому что от звука его голоса волны возбуждения накатывали одна за другой, заставляя всё тело Альбуса нестерпимо дрожать, а чужие мокрые пальцы переместились к ягодицам и теперь настойчиво касались его так, что думать о чём-либо было просто невозможно. Радовало лишь то, что Геллерту было особо не до церемоний. Он жаждал либо убить, либо обладать. Он проникал в его тело, двигая рукой в нетерпеливо-быстром, безжалостном темпе, растягивая под себя. Один, потом несколько — он чувствовал его пальцы столь отчётливо, как и ствол, упирающийся в бедро, когда Грин-де-Вальд вжимался в его тело теснее, склоняясь к его уху, отчего Альбус слышал его сбившееся дыхание на своей щеке. И ему было, от чего сбиться. Его друг был таким невероятно тугим внутри, словно у него и в самом деле никого не было. Длинные умелые пальцы скользили уже легче, откровенно трахая великого светлого мага. — Я чувствую себя второй раз девственником… Альбус прошептал слова несмело и едва слышно. От резких болезненных движений сводило зубы, а воспоминания о том, как им было хорошо друг с другом, наскакивали друг на друга, заставляя судорожно дышать. Расслабиться и не сжиматься так импульсивно больше не получалось, с губ то и дело срывался нервный и хриплый шипящий смех. Альбус прижался к столешнице лбом, слизывая с губ солёный пот, ощущая всем телом Его и дрожа. Должно быть, со стороны он выглядел умалишённым, позволяя иметь себя так, но, видит Мерлин, у них не было зрителей. И это было бы просто даром судьбы, если бы слушателей не оказалось тоже. — Я обязательно врежу тебе потом, Грин-де-Вальд. Разбить костяшки пальцев о его прекрасное лицо, вероятно, будет дивно приятно. Одна мысль об этом помогала немного расслабить нутро и не прикусывать кровящие губы. — В таком случае… я не буду развязывать тебя. Сэвиджа можешь попросить, — столь же внезапно, как и начал, Геллерт отнял руку и расстегнул свои давно ставшие тесными кожаные штаны, высвобождая возбуждённую плоть. Пьянящее ощущение абсолютной власти и контроля над ситуацией. Этот момент был восхитителен. Он словно возвращал его на сорок семь лет назад, к пламенному юноше, что встретился ему в Годриковой впадине. Лучшее время его молодости, полное наполеоновских идей и планов, когда рядом с ним был партнёр, равный ему во всём.  — Геллерт, заткнись, — ответные слова заставили Альбуса тихо зашипеть, и он в очередной раз задался вопросом, почему терпит всё это. Потому что сбрендил на седьмом десятке жизни? С такой болезнью он вряд ли обратится в Мунго. Хотя, быть может, там ему выделят отдельную палату, а его случай классифицируют, как беспрецедентный. Столь яркий отклик, который в Геллерте нашли его слова, ввёл Альбуса в смятение, а его резкость — практически в панику, когда холодные пальцы властно легли на затылок, с силой сжимая, тогда как влажная и определённо горячая головка члена уже упиралась в слегка разработанный вход. Это невозможно было не чувствовать. От этого нельзя было абстрагироваться. Ни убежать, ни трансгрессировать, ни как-либо ещё раствориться в пространстве. Всего несколько дразнящих движений, которыми Геллерт размазал вязкие капли смазки о его вход, претворили то, что последует дальше, когда Альбус вдруг осознал, что совершенно к этому не готов… А секундой после Геллерт Грин-де-Вальд погрузил головку члена в его анус и тихо, сдавленно зашипел, до боли сжимая пальцы. Альбус был слишком тугим. Рефлекторно сопротивляющимся. Всё ещё. Но это его не останавливало, скорее наоборот, подталкивало двигаться дальше. Резкий и грубый рывок, которым он овладел им полностью, заставляя стол под ним дрогнуть, и в то же мгновение хрустальный бокал избрал свою участь, падая на пол. Тяжёлое дыхание переплелось с громким звоном осколков. Альбус выгнулся, захлёбываясь на вздохе в ощущениях, но не издал и звука. Он дрожал, пытаясь расслабить охваченные судорогой мышцы, и эти его попытки были похожи на какой-то замкнутый круг. Геллерт грудью вдавливал Альбуса в столешницу и сильными толчками насиловал его задницу, заставляя изгибаться под собой и впускать максимально глубоко. Так, как ему хотелось сейчас. Альбус не помнил этого человека. Скорее всего, он его просто не знал. Комплекс власти напополам с максимальной взведённостью. Не говоря уже о том, что юноша превратился в поджарого сильного мужчину… С весьма твёрдым и весьма большим ч… — Мне давно не семнадцать, легче! — Дамблдор произнёс слова охрипшим, но, тем не менее, твёрдым голосом, чересчур остро ощущая в себе каждый, каждый его толчок. Весь мир, казалось, сузился до этого горячего ощущения того, как двигается в нём Геллерт Грин-де-Вальд. Он представлял это не здесь. Он представлял это не так. Он просто перестал дышать, закрывая плотно глаза, чтобы визуальное не отвлекало его от обжигающего возбуждения внизу живота, и не надеялся быть услышанным. — Ты сам виноват. И ты это знаешь, чёртов манипулятор! — Геллерт рвано вдохнул пьянящий запах его разгорячённой кожи, слегка замедляя толчки, и неторопливо провёл острым языком дорожку вдоль его позвоночника. Определённо, так было… легче. Дамблдор стонуще вздохнул и потянулся в позвонках, слизывая солёный пот с верхней губы и плавно, податливо прогибаясь в пояснице, что не могло не найти отклика в Грин-де-Вальде. Какой сладкий момент. Оказывается, он хотел этого. Они оба хотели. И почему он не взял Альбуса ещё в его первый визит? Ах да, они же были заняты глупым выяснением отношений. Да и к тому же Геллерт до последнего отрицал в себе данную слабость… Слабость испытывать эмоции, поддаваться им. Отрицал и сейчас, старательно спихивая всё на нужды физиологии да наличие живописных и жарких воспоминаний их молодости. Горячий член ритмично скользил в столь узком теле, что каждое новое движение пробуждало приятную судорогу, заставляя желать ещё и ещё. Сущий голод зверя, который не успокоится, пока не насытит себя, пока не достигнет цели. Альбусу как никогда хотелось просто сдаться на милость этим рукам и этой жадной до секса плоти. Геллерт с влажным и пошлым звуком вышел из его тела, подхватывая сильными руками, и рывком развернул Дамблдора лицом к себе, сдёргивая его почти на самый край стола. Теперь он имел возможность смотреть на лицо Альбуса, считывать его эмоции и реакции на свои движения в нём, и была в этом какая-то непостижимая магия.  — Невыносимо. До дрожи. Хочу. Тебя. Убить, — Геллерт обжигал его губы хлёсткими словами, с маниакальным трепетом устраивая его бёдра на своей талии, прежде чем вновь медленно, но напористо протолкнуть член в сжатое колечко мышц. Альбус хрипло, стонуще рассмеялся. Да, да, сотни раз да. Довести Грин-де-Вальда до подобного пика было сущим безумием, острым, дрожащим, режущим болью напополам с чем-то иным. Мерлин, я долбанутый мазохист. Но как же восхитителен этот отклик, который он находит в Грин-де-Вальде. Особенно когда от грубых насильственных толчков его друг перешёл к плавным и чувственным фрикциям, максимально глубоко погружаясь в него и наслаждаясь каждым мгновением их долгожданной близости. С губ Альбуса едва не срывается стон, он всё ещё тщательно сдерживает их, захлёбываясь в безмолвии. Желать его до одури и вместе с тем молить Мерлина уберечь их страсть от свидетелей — всё это заставляло его сердце биться чаще, чем когда-либо. — Ты всегда можешь… Попытаться, Геллерт, — на губах Альбуса заиграла подначивающая улыбка, он выговаривал его имя так, словно ласкал языком каждый слог. Его взгляд расфокусированно проскользил по чужому лицу, а после голубые глаза закатились, когда Альбус податливо изогнулся в спине, расслабляясь в безмолвном желании максимально почувствовать и крепко сжать ствол в себе. Перед глазами всё давно плыло, взрываясь в сотне искр, а дыхание едва срывалось с распахнутых губ, когда он задерживал его, с каждым новым толчком ощущая себя на грани оргазма. — Ты выбрал хороший… способ, — вкрадчивый и едва слышный шёпот. — Не останавливайся, прошу. — Я и не собирался. Я же хочу убить тебя со всем пылом. Сейчас. Чтобы ты сгорел в пламени дракона. Какой же бред я несу, не находишь? — Геллерт приглушённо рассмеялся, не понимая, в какой момент его злость и жажда насилия сменилась на нечто иное, что он так тщательно стремился убить в себе. Но не выходило. Эта тварь была куда более живучей, чем Антонио. — Да… Да… Ты двинутый на всю голову, Геллерт Грин-де-Вальд… — Альбус жадно ловил воздух ртом, в то время как все его мысли были сосредоточены на одном — на ощущении движений внутри себя. Спустя столько лет так странно было чувствовать это абсолютное единение, которое заполняет тебя под завязку. Волны горячего удовольствия накатывали одна за другой, накрывая его с головой, даже дышать становилось жарко, а воздух вокруг накалился от близости двух тел. Альбус сморгнул пот со своих ресниц, теряясь где-то там, по ту сторону реального, где существовала лишь их обоюдная близость и больше ни-че-го. Навалившись всем телом на Альбуса, Геллерт уже более не выходил из него, давая волю своей страсти, когда сдерживаться уже не было ни малейшего шанса. Он едва слышно стонал, стискивая зубы, а взгляд истинного безумца блуждал по изгибу чужой шеи, где уже проступали яркие засосы. Альбус был прекрасен в своей тихой страсти, в том, как он сдерживал себя, «предохраняясь» от того, что их могут услышать. Конечно… Великий тёмный маг нагло имеет не менее великого светлого волшебника, конец репутации. Грин-де-Вальд тонко усмехнулся своим мыслям, ни на секунду не прекращая яростно и на пределе сил вколачиваться в податливое тело своего любовника. — У тебя мания, Геллерт… Ты болен. Можешь предъявить это на суде. Он вряд ли осознавал, что говорил сейчас, его разум работал сам по себе, выдумывая им двоим оправдания, несмотря на то, что то, чем они занимаются, будет неочевидно только глухому. Какой же горячий… Геллерт впился зубами в плечо Альбуса, до упора проталкивая в него свой жарко пульсирующий член, с отрывистым коротким стоном заполняя его горячей и вязкой спермой, отчего внутри в одночасье стало так мокро. Грин-де-Вальд не спешил выпускать его из своей хватки, продолжая дразнить отрывистыми толчками, которые стали на порядок легче, и Альбус изогнулся в его руках, безмолвно натягиваясь, как струна, и содрогаясь от восхитительно яркого оргазма. Столько лет прошло, а так хочется, чтобы он сделал это ещё и ещё. Остро чувствуя чужое наслаждение, Геллерт прижался губами к шее мужчины, сохраняя эти мгновения сущего безумия. По-другому это нельзя назвать. Они оба были либо сумасшедшими, либо все ещё влюблёнными друг в друга, а, может, и то и другое одновременно. Их отношения всегда было сложно охарактеризовать одним словом. Ближе, чем братья, больше, чем любовь, сильнее, чем ненависть, ярче, чем страсть. Всё его тело было охвачено блаженным оцепенением; слишком сильный финал, такой, что безжалостно столкнул его в пропасть, даруя ощущения свободного падения. И чёртов разум, обычно холодный и сдержанный, заразился эмоциями так легко и стремительно, что не оказалось и шанса удержать себя в руках. Это даже пугало. Если бы момент не был столь восхитителен. Пожалуй, стоило признаться хотя бы самому себе, что ни с кем за все эти долгие сорок семь лет Геллерт не испытывал ничего даже отдалённо похожего. Лишь бледную тень, лишь физиологическое удовлетворение потребностей тела, как если бы он выпил чашку терпкого кофе. Должно быть, так создаются Патронусы. Из подобных моментов абсолютного и запредельного счастья. Медленно послеоргазменная дрожь и состояние приятной опустошённости начали сменяться осознанием… Реальность была безжалостна и настойчиво выдёргивала сознание из хмельной дымки вместе с желанием вновь натянуть щиты из холода и ненависти, граничащей с болезненным желанием чувствовать присутствие этого мага. Геллерт молчаливо покинул его тело, отошёл и принялся приводить себя в порядок, вскоре плюнув на это и просто застегнув ширинку. С этой тюрьмой так и так лоск на себя не наведёшь, а быть слегка помятым после хорошего секса даже приятно. Желание забыться в страсти было всё ещё сильно. Да и вид взмокшего, тяжело дышащего Альбуса, перепачканного спермой, вызывал весьма однозначные желания. И что мне с ним делать? Сильнее связать? Ведь наверняка после подобного он гордо и молчаливо удалится. Словно услышав чужие мысли, Альбус поймал его взгляд, всё ещё не в силах отдышаться. Стоило хотя бы что-то произнести, но в голове было пусто, и нельзя было сказать, что это ощущение ему не нравилось. Разгорячённая кровь бежала по венам, согревая тело, но холод на коже не мог не чувствоваться, особенно когда Геллерт уже не был так близко. По крайней мере, теперь он мог оценить состояние своей одежды и ошеломлённо вздохнуть. А после выругаться. Вслух и весьма витиевато. Радовало лишь то, что Геллерт выглядел не лучше. Растрёпанный, помятый, вспотевший… — Если я пообещаю тебе не сбежать, ты, наконец, освободишь меня? — Не сбежать? Звучит забавно. Особенно если учесть, что в тюрьме сижу я, а не ты, — Грин-де-Вальд небрежно взмахнул ладонью, освобождая руки Альбуса от верёвки, и лишь сейчас он бросил косой взгляд в сторону варана, который был то ли чересчур невозмутимым, то ли весьма охреневшим от того, что слышал сейчас. — Разве не за этим ты связал меня? — Альбус проследил за его взглядом и лишь сдавленно охнул, не желая и думать о том, что могло, а что не могло случиться дальше. Сменить имя, палочку, начать носить мантии и сбежать в другую страну? — Нет. Я связал тебя просто потому, что хотел. И был зол. Геллерт сократил расстояние между ними, уперевшись ладонями в стол, и… искренне заливисто рассмеялся, так, что всё его тело сотрясал этот внезапный приступ веселья. — Представил… лицо Трэверса сейчас. И его допрос после. «А сколько раз Вы кончили, Альбус Дамблдор?». «А Вам понравилось, как вас трахал Геллерт Грин-де-Вальд?». «А Вам не кажется это открытым признанием в сговоре с ним?». Я окончательно подпортил тебе репутацию, Ал. — Зато я прослыву самым хитроумным преступником этого времени, а мой конвой раза в два превысит твой. Бедная твоя гордость, — Альбус не мог не отшутиться, а после принялся озадаченно растирать ноющие после крепкой верёвки запястья, в очередной раз убеждаясь, что Геллерта невозможно предугадать. — Я надеюсь, что Трэверс этого не слышал, Геллерт. Я молю об этом Мерлина. — Не слышал сейчас, так услышит потом. Предполагаю, что это создание записывает всё, что происходит вокруг него, — отсмеявшись столь же резко, как и начал, Геллерт вновь взглянул на теперь недовольную морду варана. — Нет, оно не пишет. Его трансфигурационные чары очень затейливы, однако у меня было достаточно времени, чтобы их изучить. Хотя, признаюсь, я имею лишь догадки о том, как это работает на другой стороне, — Альбус протянул к варану пальцы, и тот тут же с готовностью забрался на его руку, умиротворённо прикрывая свои глаза. Кажется, животинка тоже не горела желанием расставаться с магом. Да и каким бы этот зверёк ни был засранцем, за это недолгое время Альбус к нему даже успел привыкнуть. Может… у него нездоровая тяга к подобным существам? Существам, людям… Редкостным мерзавцам, да и в целом плохим парням? — Жаль. Трэверс многое пропустил. Если пропустил, — пожалуй, Грин-де-Вальд готов был обсуждать что угодно, только не их отношения или произошедшее. — Если меня посадят после этого в Азкабан, Геллерт, я не смогу тебя навещать, — уже более серьёзно продолжил Альбус, глядя на него слегка исподлобья и оправляя свой жилет без пуговиц. — Такого не будет, — Геллерт очень скептично посмотрел на Альбуса. — Хотя бы потому, что ты никого и никогда не убивал. А дружба с преступником ещё никого до тюрьмы не доводила. И потом, за что тебя сажать? За то, что я изнасиловал тебя против твоей воли? Уж скорее мне это впаяют на суде вкупе со всем остальным. И аврор, который сегодня сменил Сэвиджа, явно плохо следит за тем, что я здесь вытворяю. Альбус бросил быстрый взгляд на дверь и с какой-то порывистой нервозностью принялся за попытки починить поломанный замок на своих брюках. Да он был благодарен всему сущему, что новый сменщик не был любопытным. Он явно не относился к эксгибиционистам и уж точно не собирался им становится на седьмом десятке. — Меня посадят просто так, Геллерт. Министерству не нужен повод. Сейчас тяжёлые времена, которые требуют суровых мер, — плюнув на всё, Альбус опустил руки, позволив клапану брюк опять раскрыться. — Тяжёлые времена? Ты меня оскорбляешь. Тяжёлые времена закончились после нашей с тобой дуэли. Альбус шумно и весьма терпеливо вздохнул. — Геллерт, пока ты жив, Министерство не успокоится, это ясно даже ребёнку! — И что ты предлагаешь? Хочешь убить меня лично, чтобы лишить их такого удовольствия? — Геллерт перевёл на Альбуса до крайности скептичный взгляд с тёмными нотками подначивания. Убрав варана в оставшийся целым нагрудный карман, Альбус, наконец, соскользнул с края стола, оказываясь вплотную к Геллерту, и хоть они не были одного роста, эта близость была так естественна. Словно вернуться к тому, что давным-давно позабыто. Порой великий тёмный маг был таким идиотом. И шутки у него были… такие же. Пальцы Альбуса накрыли чужой затылок, притягивая его к себе и касаясь лбом его лба. Слова для ответа явно были лишними. — Ты не уйдёшь сейчас? — внезапно Геллерт нарушил их недолгое молчание, тихо и невыразительным голосом бросая этот вопрос. Так, словно интересовался новым выпуском Пророка, а не чем-то жизненно-важным для себя. — А ты хочешь, чтобы я ушёл? Альбус неуверенно взглянул в его глаза, боясь и ожидая прочитать там, что, конечно же, да. Губы Геллерта едва тронула беглая улыбка. Он молчаливо смотрел на него, не в силах произнести этого вслух. Я хочу, чтобы ты остался. Подавшись к нему, Геллерт осторожно коснулся подушечками пальцев чужой щеки, изучающе оглаживая черты его лица. Восхитительный. Желанный. Стоило ли ради этого оказаться здесь? Спорный вопрос. Как и тот… Сколько же смертей ты готов мне простить? Пальцы Геллерта проскользили вниз, вдоль его тела, и после он уже в таком, казалось бы, привычном жесте сжимал бёдра Альбуса лишь с тем, чтобы почувствовать. Что он здесь. Рядом. How many walls must I walk through? Повинуясь внутренней музыке и звучащим словам песни, Геллерт молчаливо утянул Альбуса за собой в ненавязчивый и лёгкий танец, не позволяя себе оторваться от него ни на мгновение. How many times I gotta tell you? ‘Cause I needed you and I wanted you, so I’m gonna do Такие необыкновенно глубокие синие глаза зрелого мужчины. Виртуозного мага. Знаешь, почему я избегал встречи с тобой? Потому что ты моя слабость. Everything I can Sometimes you got to take what you might lose I’d hate to be the one to give you bad news But I needed to be up front with you, so I gotta do За что мне достался столь сложный выбор? А сейчас ты избавил меня от него. И я ненавижу тебя за это. И восхищаюсь тобой. Everything I can Изящные па, словно Геллерт всю жизнь только и занимался, что светскими танцами. И то, что происходило сейчас в этой комнате, даже можно было бы назвать целомудренным вальсом. Если бы с каждым новым шагом на них не оставалось всё меньше и меньше одежды. I’ve never been closer than I am right now. Альбус больше не сопротивлялся. Просто не хотел. Да к чертям это всё… Длинные пальцы сильнее сжимались на чужих плечах, в то время как тело давно жило собственной жизнью. В очередной раз утратить чувство реальности… Это было так бездумно. И одновременно естественно. — Безрассудно и открыто на подоконнике? Романтично у камина или страстно и грубо на ковре? — Как тебе хочется, Геллерт. Но снизу будешь ты.