Вероника Райс
«Приветствую, дорогая Вероника. Что делать? Уж точно не сидеть сложа руки. Боритесь! Если этот человек — Ваша жизнь и Ваша судьба, действуйте! Езжайте к нему сегодня, сейчас! Освободите его! И пусть Рождество Вы встретите со своей половинкой».Весёлый Роджер
Этим утром Грин-де-Вальд впервые смог за долгие дни нахождения в тюрьме толком принять душ и привести себя в более-менее приемлемый вид, чтобы выглядеть так, как он любил. Броско и со вкусом. Его отросшие за месяцы заключения волосы наконец были уложены, а в одежде гармонично сочетались лоск и небрежность. Он как мог попытался скрыть некую изнемождённость во взгляде и синяки под глазами. К сожалению, Сэвидж совершенно не давал ему скучать. Следы от кандалов на запястьях остро саднили при каждом движении, но, тысячу соплохвостов ему в задницу, он не собирался скрывать их и дальше… Лишь не выставлять напоказ, пряча под пышными манжетами рубашки. — Ты принёс мне только газету? — Геллерт перечитал письма ещё раз, едва ли глядя на Альбуса. Его мысли были где-то за пределами этой комнаты. «Сегодня, сейчас»? Судя по всему, они явно не собирались дожидаться от него обратной связи перед тем, как действовать. — Да. Всё остальное отобрали на входе. Мало ли эти вещи могут тебя убить, я всё-таки великий волшебник, кто знает, какие маскирующие чары я мог применить. Отвернувшись от окна, Альбус окинул друга долгим внимательным взглядом, внезапно понимая, как все эти дни по нему скучал. От одного только вида его длинных, сложенных вместе пальцев, изящных, почти аристократических черт лица, всполохов белых волос, на его груди словно сворачивался в клубок сотканный из многолетней привязанности кот и начинал негромко урчать. — Не привлекла их только газета да этот скромный кусок пергамента. Альбус полез в карман и, вытащив оттуда потёртый свиток, развернул его, направляясь к Геллерту. Положив вещицу на стол, волшебник присел на край деревянной отполированной поверхности в непосредственной близости от друга. — Значит, в этот раз без лимонных долек, Альбус? Жаль. Я к ним привык. Отравиться сладостями из твоих рук всё же лучше, чем заживо сгнить в четырёх стенах… Их взгляды метнулись к столу, практически одновременно устремляясь к предметам внимания друг друга. Только вот в свитке не было абсолютно ничего необычного, в отличие от Пророка. — …ты читаешь колонку советов, Геллерт? Никогда бы не подумал, что это может быть тебе интересно. Умолчав о своём увлечении схемами для вязания, Альбус выудил на свет нового «спутника» жизни, и в это же время на куске пергамента стали проступать слова, написанные его неровным почерком. «Мне подсадили жучка. Что скажешь?». — Посиди здесь с моё. И сам начнёшь читать всё без разбора, — если Геллерт и был удивлён, то вида не подал совершенно, лишь усмехнулся и отложил Пророк в сторону, глядя в упор в чужие глаза. Пергамент мог быть только односторонним. Как же он этого не любил… Манипулятор, Альбус! Недовольный вздох, и Грин-де-Вальд опустил внутреннюю стену в своём сознании, давая возможность другу видеть то, что плавало на его поверхности, но не дальше. Последние два визита заставили его вспомнить… многие свои навыки. «Поздравляю с очаровательным довеском». Мысль отразилась в чужих глазах, наполненная саркастическими нотками. Нужно было продолжать разговор, верно? — Впрочем, Альбус, вдруг я тоже захочу написать Роджеру и спросить, что мне делать с другом, который засадил меня в тюрьму? И к которому я питаю отнюдь не дружеские чувства. До сих пор. Как ты считаешь, это хорошая идея? Взгляд Геллерта обжёг его, словно острый перец, на мгновение вновь становясь непроницаемым. Отнюдь не дружеские чувства. Альбус повторил его слова про себя. Звучало практически как признание. Хотя, почему практически? Так и есть. Шутит? Серьёзен? По Геллерту никогда нельзя было что-либо понять окончательно, особенно когда он не хотел. Сейчас его глаза ясно говорили только одно: «Но следить за своим языком я не собираюсь. Пусть — кто там? Трэверс? — порадуется». «К озёрным чертям Трэверса. Что ты скажешь о жучке? На нём защитные чары, которые я пока не смог снять». Губы Геллерта не могли не дрожать, готовые вот-вот растянуться в довольной ухмылке. Великий волшебник. Сам Альбус Персиваль как-тебя-там-ещё Дамблдор! Победивший его на дуэли и обременённый за особые заслуги перед обществом жучком, пришёл к нему за советом. Вся эта ситуация откровенно его забавляла, чего он совершенно не скрывал. Поэтому и не предлагал своему другу сразу же готовых решений по её устранению. — Подслушивать двух величайших волшебников — это должно быть весьма занимательно. А самое главное — познавательно. И знаешь что, Альбус? Я хочу как следует тебя отыметь прямо на этом столе, — ладонь Геллерта тут же опустилась на бедро мужчины, властно и недвусмысленно сжимая его. «Альбус. Ты явно не поумнел в разлуке со мной. Их и не нужно снимать. Ты должен мыслить шире». — Ты сбрендил, — ласково констатировал его друг, в то время как взгляд голубых, словно небо, глаз переместился с ладони Геллерта на его лицо. Что было важным сейчас, так это не покраснеть и сохранить нить своих размышлений. Альбус старательно пытался. Он позволил шпиону переползти на другую свою руку, отрывая взгляд от чужого лица и внимательно разглядывая магическое существо в попытках понять, что же имел в виду Геллерт. «Мыслить шире…». Озарения не пришлось ждать долго, и вот он уже убирал варана обратно в нагрудный карман, а его глаза светились внезапной идеей. «Расширить их действие, отрезав его от прослушки?». «Неплохо. Я думал, что ты сообразишь лишь к следующему визиту ко мне». И снова этот сарказм. Мысли, наполненные им, тихо и даже приятно жужжали в его голове, складываясь в слова. — Я заперт в своём фамильном замке, где вольно разгуливают одни идиоты. Конечно, я сбрендил. Мне иного здесь и не светит. Как там Трэверс? Огорчён, что заседание перенесли? — Геллерт продолжал смотреть прямо в глаза Альбуса, позволяя себя читать и порой отвлекаясь на пергамент, на котором проступали чужие мысли. Но вот его ладонь жила собственной жизнью. Чуткие пальцы ласкали чужое бедро, безошибочно вспоминая его эрогенные точки. — Не знаю, я же не разделяю с ним завтрак и за чашечкой чая не интересуюсь его эмоциональной стабильностью, — Альбус какое-то время просто весьма выразительно смотрел на Грин-де-Вальда, то ли на что-то надеясь, то ли просто пытаясь понять мотивацию этого человека. Со студентами такой взгляд работал, с Геллертом — нет. И в то же время Дамблдор не отталкивал друга, скорее прятал эмоции от него, и тот легко считывал это. «Что, сейчас? Здесь?». Мысль Альбуса была краткой и отразилась на пергаменте сама по себе. В тюрьме для одного, в обществе старого друга, заточившего его сюда, когда в любой момент может зайти аврор, а все разговоры стоят на прослушке… Между тем прикосновения Геллерта казались столь естественными, что пальцы Альбуса, застыв над его рукой, лишь очертили кончиками проступающие костяшки, вместо того чтобы убрать чужую ладонь. Мимолётно скосив взгляд на свиток, Геллерт чуть усмехнулся, вновь глядя в его пронзительно-голубые глаза. — Я был уверен, что он сразу же прибежит к тебе обвинять в том, что ты устроил вселенский заговор и якобы помогаешь мне, — насмешливо произнёс он в ответ, сохраняя за собой абсолютную способность мыслить здраво и вести непринуждённые беседы. «Тебя что-то смущает? Как давно ты был с кем-то близок?». — Он же не глуп. Всё это изначально было спланировано мною. Все эти сорок с лишним лет я делал вид, что не хочу иметь с тобой никакого дела, а сам тайно руководил нашей преступной организацией. Ради общего блага, разумеется. Альбус иронично склонил голову к плечу, даже не пытаясь сделать свой голос насмешливым — настолько подозрения Трэверса походили на фарс. И он совершенно не хотел отвечать на мысли Геллерта. «Смущает. Прослушка и твой конвой». А остальное было не его делом. «А меня — нет. Мне плевать на всё это. Я хочу, чтобы ты отдался мне». Альбус, хмыкнув, демонстративно отвёл взгляд, старательно пытаясь не улыбнуться, понимая, что его самообладание тает, как снег на солнце, заставляя вновь ощутить себя тем самым мальчишкой, воспоминания о котором он не так давно заливал огневиски. — А из твоих уст это звучит весьма неплохо. Жаль только, что это ложь. Или в каждой лжи есть доля правды, Альбус? Не сказать, что Геллерт простил Альбуса Дамблдора за эту дуэль. Или что лёд окончательно тронулся. Нет. Это было пограничное, опасное и шаткое состояние, когда присутствие этого чёртова мага рушило иллюзии собственной непоколебимости в отношении чувств, собственной стойкости, которую он столь тщательно создавал все эти сорок с лишним лет. — А как ты справляешься с моей палочкой? — насмешливо перевёл тему разговора Геллерт. Сжав холодными пальцами его запястье, Грин-де-Вальд рывком притянул его руку к своим губам, запечатлевая недвусмысленный поцелуй в центре ладони. Изменился ли он за эти годы? Стал ли сдержаннее? Исчезла ли его страсть? И самое главное… стоит ли находить ответы на все эти вопросы, или же оставить всё как есть и не соваться за черту, которую они негласно провели? — Моей палочкой, ты хотел сказать? Спасибо, что достал её для меня, мой друг. Теперь, когда ты сидишь здесь, я наконец-таки покорю мир и не буду делить свои лавры с тобой. Альбус даже не попытался скрыть то острое желание прижечь чем-нибудь свои эмоции, оглядывая комнату быстрым взглядом своих цепких глаз, непроизвольно задерживая дыхание от обжигающих действий и стараясь не встретиться с другом глазами, совершенно теряясь в том, что делать и о чём говорить, когда от столь непринуждённой ласки кровь начинает кипеть. После стольких-то лет. — Корыстный жадина. Я, между прочим, рисковал, выискивал её, совершал невозможное. А ты пришёл на готовое, осталось только сделать взмах рукой — и всё. Ты будешь править этим миром. Надеюсь, в качестве поощрения ты выпустишь меня отсюда. Не стоит быть таким уж откровенным эгоистом, Альбус. Я же твой самый любимый и близкий друг. Всё ещё, — негромко произнёс Геллерт и в весьма интимном жесте ласкающе прошёлся языком по линии его вен на запястье. Именно там, где в наибольшей степени концентрировался запах этого мужчины. Забытый. Родной. И это пробуждает защитную агрессию в тёмном маге, которая сворачивается внутри шипящим клубком змей. — У тебя есть огневиски? — вопрос не мог не сорваться с губ Альбуса, в то время как он ясно ощутил, что ему просто нечем дышать. Было не столь уж и важно, что Геллерт подумает о нём, что скажет. Его ладонь вновь оказалась на свободе, когда его друг бесшумно поднялся со своего места. Желание куда-нибудь в одночасье деться никуда не исчезло. Альбус бросил быстрый взгляд на дверь: каков шанс, что прямо сейчас кто-нибудь не зайдёт сюда? Должно быть, его мысль отразилась на листке — так уж он был устроен, — но Альбуса это мало волновало. — Чего я ещё о тебе не знаю? Великий маг и преподаватель школы Хогвартс пристрастился к горячительным напиткам? — прицокнув языком, Геллерт пересёк комнату, подходя к своему перуанскому шкафу, где в потайном отделении хранилась богатая коллекция выпивки, так и оставшаяся никем не обнаруженной. — Ты с ума сошёл? Какой здесь может быть алкоголь? Эти негодяи разорили мой замок, изъяв все запасы! И мне совершенно нечем скрасить долгие и холодные зимние вечера, — Геллерт произносил слова с мастерски импровизированными нотками гнева и разочарования, при этом откупоривая бутылку и давая крепкому алкоголю немного подышать. После, разлив на два бокала санкционную янтарную жидкость, Геллерт вернулся к мужчине, протягивая ему один из них с лёгкой лукавой улыбкой на губах. «Теперь ты знаешь, почему мне так дорог был этот шкаф». — Какая жалость, Геллерт. В твоём обществе мне почему-то откровенно хочется две вещи — выпить или удавиться. Даже не знаю, что мне делать теперь. Быть может, у тебя найдётся верёвка и вазелин? Приняв бокал из чужих рук, Альбус послал ему лёгкую ухмылку и качнул головой, молчаливо выражая свою признательность и восхищение его мастерством. «Озёрные черти тебя дери, Грин-де-Вальд, ты можешь быть серьёзен?». Даже эти мысли вызывали в нём странную смесь эмоций. Затаённая злость и агрессия смешивались с азартом и скрытым едва уловимым обожанием. Альбус Дамблдор был слишком хорош. Спустя долгие годы он напоминал выдержанное вино. Не молодое, сразу бьющее в голову, а терпкое, креплёное, с богатым и многогранным послевкусием. Восхитительно. Вновь поймав руку Альбуса, Грин-де-Вальд с едва уловимой улыбкой коснулся языком шрама на его ладони. Идентичному тому, что был у него самого. И это их связывало. Прочнее, чем магия. Сложно было это отрицать. Сделав глоток, он ощутил, как крепкий алкоголь обжигает глотку, но утолить внутренний огонь выпивка не могла. «А ты можешь перестать бояться самого себя?». Вызов, звучавший в этих мыслях, заставил мурашки пробежать по спине. Геллерт рывком вжался в тело мужчины, устраиваясь между его бёдер, вновь столь неумолимо разрушая границы. И не оставляя ни единого шанса на спасение. Стоило ли говорить, что все мысли Альбуса досконально обнажили сами себя, проступая в косых чернильных чертах. Их взгляды снова пересеклись, и на этот раз Альбус нашёл в себе достаточно смелости, чтобы смотреть прямо в его глаза. Мужчина сделал небольшой глоток из хрустального бокала, смакуя терпкий напиток на губах и непроизвольно слизывая с них капли, чтобы затем опустошить его целиком. Огневиски не нужно было время, чтобы ударить в голову, лёгкой слабостью охватывая тело и накрывая тёплой разгорающейся волной. Однако есть вероятность, что дело было не в выпивке, а в Геллерте, оказавшемся так близко, что можно было разглядеть каждую линию на диковинной радужке его глаз. — Я знаю, чего ты хочешь. Нет, Геллерт. Его голос был твёрдым и размеренным, несмотря на то, что взгляд ясных глаз то и дело терял фокус на чужом лице, на котором в мгновение ока отразилось столь очевидное непонимание, подогреваемое внутренней яростью и ещё чем-то, что давно забылось, но так упорно стремилось наполнить его целиком. — Нет? — смех, хриплый, словно перетираемый в крошку хрусталь. — Ты говоришь мне нет, Альбус Дамблдор? — Я этого не хочу, — Альбус старался не смотреть в чужие глаза, в то время как его длинные пальцы свободной руки непринуждённо комкали свиток, принесённый с собой. — Двуличный лжец, — хлёстко произнёс Геллерт в ответ, и его едва не трясло от слов, которые сорвались со столь желанных губ. — Сорок с лишним лет ты провёл во лжи. Хватит с него этих ядовитых слов. Они уже достаточно поговорили друг с другом. Грин-де-Вальд явно не собирался с ним церемониться. Альбус судорожно сжал тонкий хрусталь до побеления костяшек и не успел и вздохнуть, как чужие холодные пальцы с силой обхватили его подбородок. Геллерт, не давая другу даже шанса возразить, со злостью и неутолённым голодом поцеловал его, сначала лишь сминая губы, а после глубоко проталкивая язык в чужой рот. Тёмный волшебник едва не рычал, приглушённо, низко и чувственно, словно дикий, необузданный зверь, раз за разом хватая, оттягивая, а после мстительно смыкая зубы на чужих губах, не позволяя ни вздохнуть, ни вырваться, а после вновь увлекая мужчину в долгий и настойчивый поцелуй. Альбус ласкал чужой умелый язык ненамеренно, скорее, так получалось само собой. Горячий, слегка шершавый, он проходился по его резцам и обводил губы, вызывая острое жжение внизу живота. Он всегда был слаб к таким поцелуям. Пальцы свободной руки непроизвольно скользнули по столу, нащупывая край и сжимая его, чтобы не дать себе упасть. Острая нехватка воздуха вместе с лёгкой дозой огневиски создавали буйную смесь, заставляя его голову кружиться и подталкивая к потери ориентации. Ориентации в пространстве, само собой. Стрелка его внутреннего компаса всегда показывала на Грин-де-Вальда. Который делал это всегда. Рывком подтягивал к пропасти, толкал в спину и говорил лететь. Он сорок с лишним лет не летал. Он не летал бы ещё столько же. Он никогда не любил мётлы, не говоря уже о полёте без метлы. Быть может, он и вовсе боялся высоты. Хотя нет, высота — это было последнее, чего бы он испугался. Семнадцатилетний юноша внутри него бился в тяжёлую дубовую дверь и никак не мог её открыть. За этой дверью было ещё сорок шесть.