Твоя история — наша история

      Закутавшись в свой новый плащ, Тина торопливо шла по 44-й Гринвуд-стрит. Начало осени выдалось очень холодным, поэтому казалось, что лето, которое согревало всех теплом, было жестоко изгнано с улиц Нью-Йорка. Хотя наверняка жители города имели заботы посерьёзнее, чем резкая смена погоды.       Пережив не самые лучшие времена, Америка, оставив позади все горести войны, расцветала, будто цветок, новой жизнью. Молодое поколение имело совершенно новые увлечения, которые были так далеки от довоенных. Тина, хоть и хорошо знала законы, не могла не ловить себя на мысли, что очень хотела бы поближе узнать загадочных для неё не-магов.       Она каждый день проходила мимо совершенно простых американцев, которые знать не знают о существовании волшебного мира. Они были так близко, но казались такими далёкими.       Ещё два года назад не-маги были в огромном восторге от вышедшей книги «Великий Гэтсби». Каждый уважающий себя человек должен был знать об этом шедевре. По крайней мере, так гласили заголовки газет. На витринах книжных магазинов были мастерски расставлены те самые книги. Хотя обложки у них были странными: выразительные глаза с чувственными губами, которые не дополнял нос, на фоне парка с аттракционами, окутанного вечерними огнями. Тине они казались пугающими, будто вот-вот на губах должна была появиться недобрая улыбка. Она хотела пересилить себя и взглянуть на беспокоящее не-магов произведение, но этому мешала нехватка времени.       Тина иногда не понимала, за что она так любит Нью-Йорк, набитый людьми, с которыми она не может иметь ничего общего. Она ведь даже не может найти в нём какую-то неизменную с годами вещь. Всё уничтожалось временем: автомобили вытесняли повозки с лошадьми, которыми когда-то так восторгалась малышка Голдштейн, улицы города застраивались высокими домами. Тина пришла к выводу, что, возможно, её сердце держали воспоминания. Ведь в ворохе множества событий и перипетий самые незаметные уголки города ещё могли помнить маму, папу, дедушку Питера. Порой такие мысли грели душу.       На двадцать четвёртой Вест-стрит горело всего лишь два фонаря, но это мало помогало. Тьма была настолько непроглядная, что Тина даже успела споткнуться о бордюр. Она жалела, что не могла воспользоваться волшебной палочкой, ведь её могли увидеть не-маги.       На первом этаже дома 679 свет не горел: видимо, миссис Эспозито куда-то ушла, потому что в такое время она обычно не спала. Тина вошла и стала подниматься по ступенькам, которые издавали противные скрипящие звуки.       Да, миссис Эспозито действительно дома нет, иначе она, даже находясь в полудреме, незамедлительно спросила: «Это ты, Тина?». Хозяйка квартиры имела, без преувеличения, удивительную способность различать шаги каждой из сестёр Голдштейн. Тина всегда старалась идти аккуратно, чтобы миссис Эспозито не выбежала к ней навстречу, а вот Куинни было на это абсолютно всё равно: она бежала по ступенькам, громко стуча каблуками.       Отперев дверь, Тина оказалась в своей квартире на втором этаже.       – Куинни! – окликнула она сестру, но ответа не последовало. Это не удивило Тину, лишь раздражение вновь охватило её. Сложно было признавать, что её сестра в какой-то мере изменилась. Раньше она даже не разговаривала с не-магами, а теперь была по уши влюблена в одного из них. Куинни сделала просто глупую вещь: она приложила все усилия, чтобы вернуть память Якобу. Теперь он всё помнил.       Тине это ужасно не нравилось. Эти действия Куинни могли закончиться для всех очень печально. Возникало ощущение, будто она совсем не понимала возможных последствий, а ведь ещё в 1925-ом Маргарет Стоун едва не казнили за то, что она имела троих детей от не-мага.        И сейчас сестра наверняка в пекарне Якоба. Это уже не в первый раз. Вот через несколько часов она придёт и снова не будет разговаривать с Тиной.       Только успела она снять пальто и повесить его на стоящую при входе вешалку, как тут же, разбрасывая фиолетовые искры, к ней подлетел небольшой бант, сделанный из плотной бумаги розового оттенка. Тина, не скрывая своего удивления, взяла в руки бант, который тут же раскрылся. Это была записка от Куинни:       «Дорогая Тина,       В твоей позиции я тебя винить не могу. Я тебя очень люблю, но в то же время мои чувства к Якобу слишком сильны. Мы хотим быть счастливыми, поэтому уезжаем в Британию. Там не настолько варварские законы. Я даже не знаю, смогу ли в скором времени тебя увидеть, если ты, конечно, хочешь этого.       С любовью,       Куинни»       Тина несколько секунд стояла, будто громом поражённая. Оцепенение быстро прошло, и, бросив на пол записку, она вбежала в их с сестрой комнату. К сожалению, это была не шутка. Кровать Куинни, располагавшаяся напротив кровати Тины, была аккуратно заправлена нежно-розовым покрывалом. С настенных полок исчезли многочисленные журналы, серебряное зеркало, на раме которого была выгравирована русалка, копилка в виде лепрекона, которую пришлось заточить в небольшую клетку, чтобы не сбежала. Только на второй полке сиротливо лежали пять томов «Chadwick's Charms»: два последних Куинни забрала.       Ещё раз обойдя небольшую квартиру, Тина вернулась в спальню и присела на край своей кровати. Сами собой на глаза наворачивались слёзы, а у неё даже не было сил их смахнуть.       Неужели она во всём виновата? Тина всего лишь пыталась уберечь сестру, а в итоге та оставила её. Оставила совсем одну со своими страхами и переживаниями. Наверное, не нужно было им так сильно ссориться...       Тина вернулась домой. Слежка за одним из сумасшедших маньяков, длившаяся несколько часов, окончательно забрала у неё последние силы. И вот сейчас она пыталась заснуть, постоянно ворочаясь на кровати, которая теперь казалась жутко неудобной.       Вдруг тишину прорезал едва уловимый звук открывающейся двери. Тина тут же сорвалась со своего места и на цыпочках вышла из спальни. Резко махнув палочкой, она включила свет, что позволило ей увидеть Куинни, которая успела только снять пальто.       Она была застигнута врасплох и, чувствуя себя неловко, стояла, слегка покачиваясь и прикусив нижнюю губу.       – Куинни, я же тебя просила! – едва не переходя на крик проговорила Тина. Она старалась быть максимально сдержанной, чтобы в её голове не промелькнули лишние мысли.       – Тина, ты всё слишком преувеличиваешь... – неловко улыбнулась Куинни, подойдя на несколько шагов к сестре, но та отстранилась от неё, прижавшись всем телом к двери.       – Это я преувеличиваю? – лицо Тины становилось всё более хмурым. – Ты совсем голову потеряла! Пойми, ты испортишь свою жизнь – законы не дремлют!       – Но, дорогая, я люблю Якоба и ничто нам не может помешать! Все эти слова на бумаге меня не интересуют, тем более, если в них нет ни капли смысла! – Куинни всё ещё была настроена скорее уладить конфликт.       Тина ничего не ответила. Она подошла к окну и своим пустым взглядом душила тусклые огни города. Она просто не могла в это поверить. Ведь Куинни всего-то двадцать четыре. У неё впереди вся жизнь, а она упорно хочет сделать её короткой. Нет, Якоб действительно очень хороший человек, но он не должен быть частью волшебного мира даже таким способом. Если дело зайдёт слишком далеко, Тина вынуждена будет принять меры...       – Ах так! – едва не истерически закричала Куинни, настроение которой мигом переменилось. – Я понять не могу, когда ты стала такой чёрствой?! Когда твоё сердце перестало излучать что-то светлое?! Ты становишься невыносимой! Я не удивлена, что Ньют не захотел иметь с тобой дело!       Последние слова особенно больно терзали душу, но Тина даже не подала виду, лишь проговорив:       – Раз я такая ужасная... Можешь со мной не разговаривать...       – Мне это и не нужно, – дрожащим голосом ответила Куинни. – Вполне достаточно твоих мыслей...       Вспоминая эту последнюю ссору, Тине становилось ещё тоскливее на душе. Неужели родная сестра действительно думает, что её сердце чёрство? Если бы не законы, она бы никогда в жизни не перечила её роману с Якобом, даже наоборот – была бы только рада.       Нет, её сердце не черствеет, просто оно истерзано многочисленными утратами, боль от которых просто невыносимо держать в себе. Сначала ушли родители. Их образ остался в памяти таким нечётким, таким размытым. Тина до сих пор хранила их фотографию с золотистой надписью «Элизабет и Перегрин». Мистер и миссис Голдштейн держались за руки, смеялись. Жаль, Тина их такими не запомнила.       Малышка Тина сидела на стуле, который был слишком высоким для неё, от чего её ноги свободно болтались. От мамы её отделял прозрачный барьер, который двигался, будто ткань на ветру. Сама миссис Голдштейн выглядела неважно: некогда прекрасное лицо исказила страшная сыпь, а когда она чихала, из ноздрей вылетали искры, от чего Тина очень пугалась.       Папы не было. В последний раз малышка видела его, почему-то накрытого белым покрывалом, но её почти сразу вывели из комнаты. По словам дедушки Питера, он ушёл от них и скоро превратится в звезду на небе. Тину это не радовало: она прекрасно понимала, что среди тысячи звёзд практически невозможно найти ту, в которую превратился папа.       Так малышка и сидела возле мамы, склонив голову над книгой. В свои пять лет она читала ещё довольно плохо, но свою любимую сказку про гоблина Прыг-Скок она знала наизусть, поэтому только делала вид, что читала. Элизабет в это время лежала с полуоткрытыми глазами, едва улыбаясь дочери, используя последние силы.       – ... Смелый да удалый гоблин Прыг-Скок трансфигурировал из песка небольшой домик. Он был похож на уменьшенную копию замка Ильверморни. Это прекрасное место, чтобы пригласить льва на чаепитие. Правда, тот оказался ужасно необщительным, особенно после того, как Прыг-Скок превратил его любимое дерево в мешки с прыгающими монетами...       Тина остановилась, чтобы перевести дух, и краем глаза взглянула на маму. Она уже не улыбалась, а лежала с закрытыми глазами.       – Дедушка, мама опять заснула!       Старый мистер Мосс вошёл в комнату, по пути снимая фартук, испачканный мукой. Он пересадил Тину, которая крепко сжимала книгу, на небольшой диван в углу комнаты, а сам, преодолев барьер, склонился над Элизабет. Через минуту дедушка Питер поднялся с совершенно спокойным видом, только в свете тусклой лампы было заметна пара слезинок.       – Пойдём, малышка, тебе сейчас тут нельзя быть, – дедушка мягко взял Тину за руку и повёл её к двери. Малышка не отрывала взгляда от неподвижного тела матери. Казалось, она только сейчас заметила, сколько сил она потеряла во время этой ужасной болезни и как сложно, наверное, давались ей эти слабые улыбки. Ручки Тины задрожали, и она выпустила из рук книгу, которая с характерным звуком упала на пол, оставляя гоблина Прыг-Скок корчить рожи только себе самому.       И мама тоже превратилась в звезду. К сожалению, сколько ни старалась, Тина не могла вспомнить ничего о родителях до того, как они заболели драконьей оспой. Оставалось только временами смотреть на их старую фотографию. Будучи ещё совсем маленькой, она не понимала, что значит смерть. Это пришло с годами, в большей мере из-за работы аврором.       Возможно, только стараниями дедушки Питера ни она, ни Куинни не приняли все удары жестокой судьбы на себя. Тина могла только представлять, как тяжело было ему почти в один день потерять и дочь, и зятя. Дедушка тринадцать лет отдал на то, чтобы воспитать из внучек достойных людей, обеспечить им счастливое детство.       Тине едва исполнилось восемнадцать, когда скончался и он. Тоже от драконьей оспы. Теперь пришёл черёд Тины коротать часы, едва успевая на аврорские курсы, у постели едва живого дедушки. Ей пришлось одной заботиться о Куинни. Вернее сказать, они старались заботиться друг о друге, утешая и подбадривая в самых нелёгких ситуациях.       И теперь Тина осталась одна. Ей иногда казалось, что на неё кто-то наложил проклятие, которое отталкивает от неё людей. Тину всегда считали серой, скучной занудой, которая только раздражает людей своим присутствием. Вот от неё все отвернулись, даже горячо любимая Куинни... даже Ньют.       Тина и подумать не могла, что ей по-настоящему будет дорог этот странный, но такой милый магозоолог. Он ворвался в её жизнь совершенно неожиданно. Тина не могла вспомнить тот момент, когда внутри начало зарождаться что-то волнующее и приятное, что заставляло смотреть на Ньюта совершенно другими глазами.       После его отъезда они переписывались очень долго. Ещё никогда Тина не писала письма так увлечённо. Ей было приятно знать, что кто-то будет с интересом читать её рассказы о ежедневных заботах. Сама она бережно хранила каждое письмо Ньюта, а в это время загадочное чувство внутри становилось всё сильнее.       Раскол в их отношениях случился после побега Гриндевальда. В своих письмах по этой причине они не могли не затронуть тему охоты на Криденса. Ньют был очень враждебно настроен по отношению к аврорам, поэтому не скупился на грубости в их адрес, особенно резкой была фраза «шайка лицемерных карьеристов». Такое Тина игнорировать просто не могла, поэтому прекратила писать Ньюту.       Но несмотря на это, она надеялась, что они помирятся. Так Тина считала до тех пор, пока она не нашла у Куинни один из журналов, в котором была написана целая статья о помолвке магозоолога Ньюта Скамандера и Литы Лестрейндж. После этого Тина поклялась, что забудет всё, что было, все те глупые мысли, которые временами возникали у неё в голове. Ньют ведь смог и она сможет.       Тина не знала, сколько времени она сидела, обхватив себя руками, пока она не услышала громкий стук в окно. Тина одёрнула занавеску и увидела огромную белую сову, которая, сидя на подоконнике, слегка покачивая головой, показывала небольшой желтоватый конверт в своём клюве.       Американская Служба Сов в последнее время часто работала с перебоями, именно поэтому совы беспокоили волшебников посреди ночи. Дав птице несколько кусочков печенья, Тина взяла у неё конверт. На нём был написан лишь её адрес без отправителя. Уже во второй раз старшая Голдштейн должна была читать письмо, что её не очень радовало. Это было написано на плотной белой бумаге размашистым, немного старомодным, почерком:       «Дорогая Порпентина,       Я сомневаюсь, что вы меня знаете, ведь я не был удостоен возможности встретиться с вами. К сожалению, вынужден к вам обратиться именно в таких обстоятельствах, принося дурные вести. Дело очень важное для всего магического сообщества, а что самое главное, оно напрямую касается и ваших родителей, и вас. Я объясню вам всё. Прошу лишь встретиться со мной в Париже. Карточка, которую я вам посылаю поможет вам отыскать мой дом.       С уважением,       Николя Фламель»       Тина всматривалась в написанное, будто громом поражённая. Подумать только: ей написал сам знаменитый Николас Фламель, которого многие считают просто выдуманным персонажем из каких-нибудь легенд. Тина вытянула из конверта обычную на вид коричневую карточку, на которой тут же появился непонятый символ со стрелкой. Та, дрожа, показывала на северо-восток.       Действительно ли всё написанное правда, Тине ещё предстояло выяснить, но она была уверена, что именно это письмо должно стать толчком к её уже давно запланированной поездке в Париж...