Slo-Mo-Tion

Ночь, по сути, безлюдное время суток, когда повсюду царит божественная тишина, позволяющая всему тонуть и раствориться в ней. Всё в этот час погружается в густую волнообразную дымку, начиная от зубчатых верхушек гор, до блистающей под лунным светом мягкой озерной глади. Замирает, можно сказать. Но такого рода описание ночной идиллии больше подходит какой-то деревушке в Техасе, чем городу, в котором я живу. Нью-Йорк никогда не спит, потому что самое сердце Америки не должно останавливаться. Здесь нет никакого спокойствия и тем более вечернего покоя, о котором так и любят твердить и разглагольствовать пафосные писатели в своих книжонках. Тут ничего не могло погрузиться во мрак, ибо свет не покидал мегаполис ни на секунду. Неоновые вывески разных ядовитых цветов слепили прохожих и туристов, идущих по самой длинной улице Нью-Йорка — по Бродвею. Знаменитый Таймс-сквер также не уступал ему место: все те же яркие вывески с рекламой классической стеклянной бутылки Кока-колы и новых блокбастеров, которые ещё и не вышли, но уверенно смогут собрать огромную кассу, повсюду музыка, от легкой новомодной попсы до красивого исполнения уличных музыкантов, кафешки под открытым небом, огромнейшая толпа растеклась по всему периметру, плавно облепляя высотки, переливающиеся от неоновых и фонарных огней, и хаотично двигалась кто куда. Небольшие желтые машины с шашками на крыше таксовали вдоль и поперёк площади, зазывая подвезти, но в два раза дороже, чем на обычном такси вне центра. Жизнь буквально-таки кипела и бурлила, и, казалось, ещё чуть-чуть и от напряжения и до неприличия огромного количества людей и света, замкнёт и всё утонет в темноте и застынет, как воск в стаканчике со свечой. Но для Нью-Йорка было нормально из космоса быть похожим на одну сплошную елочную гирлянду, так что ему не грозило толком ничего. И даже я, живя поодаль от центра, чувствовала отголоски той самой яркой ночной жизни. Но разве что отдаленно. Из открытого окна, из одного из трех в моей комнате, доносился беспорядочный, но подзатихший уличный гул и рокот проезжающих мимо машин. Прямо совсем близко послышался стук каблуков, голоса проходившей компании под моими окнами, а затем резкий взрыв женского смеха, который вскоре прекратился, будто его и не было. Мы жили на проспекте, и засыпать под звуки проносящихся автомобилей и под редкий, но адский рёв мотоциклов было для меня естественным. Своеобразная колыбельная, но мотоциклисты чаще всего реально раздражали. Свежий воздух с улицы пробивался сквозь белую тюль, раздувая её своими потоками. В комнату слегка пробивался свет, горевший в некоторых квартирах высокого дома, который был сбоку. Он длинными блеклыми полосами падал на потолок, стены и с них растягивался до пола. Я лежала на кровати, раскинув руки в стороны, а справа, прямо под боком, поверх одеяла ко мне пристроилась моя собака — Петал. Это было единственное в мире живое существо, к которому я испытывала невероятной силы любовь и желание заботиться о нем. Она, свернувшись в такой маленький белый пушистый комочек, мирно посапывала, согревшись от тепла моего тела, а я уже как битый час не могла уснуть. Ну, здравствуй, ночь. Давай, как обычно, покопаемся во мне. Для меня всегда было проблематично заснуть сразу же — вечно преследовали мысли, не дающие спать, размышления о том, насколько мир испорчен и люди, живущие в нем, то же, и просто как же всё хреново. А когда в жизни творится какая-то сплошная хуйня, это сделать втройне сложно. Уже как неделю проходила моя отработка и по совместительству наказание. И, так как Элленс назначил мне уборку внутри школы, на мои плечи легли обязанности самой, что есть, настоящей технички. В них входили: уборка коридоров, кладовок, библиотеки и влажная уборка кабинетов и лаборантских комнат. И нет, всё это не происходило в один день, иначе меня бы сейчас просто здесь не было. Директор, как он сам позже сказал, грамотно распределил мою нагрузку, потому что в школу я приходила не для того, чтобы только убираться, но и учиться. То есть, мой рабочий день с перерывом в одну переменку заключался в том, что я должна была обязательно на переменах вымыть полы во всех холлах и какое-нибудь помещение после всех уроков, но каждый раз оно было разным. Например, позавчера я убиралась в библиотеке, где нехерово так вымоталась, скажу вам, а вчера в кабинете у самого «властелина» сей школы. Там я старалась выполнить свою работу как можно быстрее, чтобы поскорее слиться, ибо Элленсу предоставлялась отличная возможность постебаться надо мной, видя меня со шваброй в руках и другим арсеналом. Он откалывал что-то в стиле а-ля «Ну и как тебе пробник своей будущей профессии?», «Вижу, хорошо справляешься». И, цитирую: «Тебе стоит задуматься о своем поведении, иначе тебя действительно ждет такое будущее». После такого сразу вспоминаются все те слова и заготовленные речи, которые говорили мне и моим родителям, когда после окончания средней школы мы выбирали, в какую старшую школу мне дальше идти. Это заученное: «Прекрасная программа для обучения, хороший коллектив, понимающие, добрые к детям педагоги...». Ага, конечно, блять. Всё это такое дерьмо, честно говоря... К сожалению, директор был не единственным, кто за всю неделю успел высмеять меня — теперь надо мной глумилась вся школа, только ещё более усердственней, чем было. Если до этого я была для них всего лишь сатанисткой и просто «странной», то сейчас я была главным посмешищем. И, как полагается с такими личностями, надо мной измывались, как могли. Конечно, большинство просто смеялось мне в лицо и тыкало пальцами в меня, когда я исполняла роль уборщицы, но нашлись и такие уникумы, которые для хлеба и зрелищ отнимали у меня швабру, могли забрать тряпку и унести куда-то просто на конец здания, чтобы я бегала и искала. После такого я испытывала нереальное желание засунуть им всем черенок от швабры в задницу и крутить его по часовой стрелке, чтобы они орали от боли. Одному реально пришлось пинка под зад отвесить, а второго этой несчастной мокрой тряпкой отмузить, из-за чего потом этот идиот орал на меня, что пожалуется директору на то, что я испортила ему его дорогой костюм от «Dolce Gabbana». Но этого не случилось. И честно, хуже бы от этого точно не стало бы, уж поверьте. В общем, как ясно, весело было всем, но только не мне. И вдруг я задумалась, склонив голову вправо, продолжая уже которое время задумчиво смотреть на полоски света на выбеленном потолке, который в полутемноте был нежно-синего цвета. Раз уж моя отработка была такой насыщенной, в плачевном смысле, то как обстояли дела у «Орлов»?.. Как я уже говорила, они действительно дали всем видом и словами понять, что между нами больше нет никаких приятельских отношений и вообще чего-то нормального (о, да, я нажила себе ещё одних неприятелей). И, в следствие этого, я не могла знать, что у них происходит. Но всё же мне частично удалось увидеть. В понедельник я, как бывало при хорошей погоде и одновременно при моем ужасном настроении, на перемене, на которой у меня был, так сказать, рабочий перерыв, решила выйти покурить за школой. День был, мягко говоря, не очень: за внеплановый тест по алгебре я получила двояк, потому что уж совсем это неожиданно было, на следующий, то есть, уже на сегодняшний, день училка по социологии задала домашнее задание в виде большого проекта, который мы всем классом должны были сделать к следующему месяцу, но у неё там сроки поджимают, и поэтому нам придется сделать его уже сейчас, к тому же у меня на каждой перемене была отработка, и за выходные я так и не успела нормально отдохнуть, а ещё у нас в школе решили поставить спектакль по «Гамлету» Шекспира, и на данный момент идут активные поиски актеров для массовки, и у меня тоже есть возможность попасть под раздачу, чего я очень не хочу. Короче, одним словом — пиздец. Обычно я не курю на территории школы, дабы не получать по шее в очередной раз, но в тот день этого просто было невозможно не сделать, ибо нервы были на пределе. Значит, стою я себе спокойно, курю, при этом оборачиваюсь каждые две секунды в ожидании увидеть злого дворника, завхоз и даже самого Мистера Элленса, и слышу вдруг многогранный смех и дружное скандирование недалёко от меня. Там стояла большая толпа, почти вся школа. Сначала я подумала, что кто-то опять издевается над девятиклассниками или просто выпускники устроили драку, а толпа стоит и с неимоверным интересом смотрит, но мои догадки были ошибочны. Я подошла поближе к толкучке людей и смогла протиснуться и пройти как можно ближе, чтобы наконец увидеть, что происходит. А происходящее было весьма интересным зрелищем: на уличной баскетбольной площадке школы ходили с метлами и граблями Джей-Джей, Мюррей, Билли, Скотт и Трей в той самой оранжевой форме, в которой ходят настоящие работники данной деятельности, и, прямо как истинные дворники, подметали территорию и очищали её от такой грязи, как сгнившие листья и валяющегося мусора и комков земли в неположенных местах. Помимо того, что они реально выглядели, как эти трудяги, меня позабавил их несчастный и мученический вид, из-за чего я не сдержала победной улыбки: Джей-Джей по-тихому бесился, сдерживаясь, чтобы не надрать выселившимся мажорам зад, Мюррей просто молча выполнял свою работу, Билли, казалось, вообще ничего не замечал, ну а Скотт был крайне подавлен происходящим и с неохотой шуршал метлой по асфальту. А смотря на то, как Трей орет на народ, чтобы они перестали пялиться и валили отсюда, пока он им ноги не переломал, ко мне тогда прибавилось немного силы. Я помню тот взгляд, которым он меня вознаградил, когда всё-таки заметил среди толпы. Хуже, чем в тот злополучный день. Я представляю, каково было ему, когда целая толпа идиотов кричит ему о том, что «как же сильно вы докатились, «Пернатые лохи», что теперь, как нищие бомжи, подметаете в школе!» и кидается в парней центами. Но при этом чувствовала, что они этого полностью заслуживают. Со мной и похуже обходились. Их пятеро, они вместе могут дать хороший отпор, а я была и есть всегда одна, и временами мои попытки бывают не совсем удачными. Что толку от того, что огрызаюсь? На меня всё равно смотрят и смотрели, как на дерьмо, не имевшее право находиться в таком учебном заведении, видите ли. Но это всего лишь способ самозащиты, который, как видно, работает хоть как-то. И, хоть я и парни общались не так уж часто, всё же некая потеря чувствовалась. Представьте, что это были единственные люди в школе, с которыми я могла поговорить, не послав нахуй и не обозвав извращенными от денег блядями, и теперь таких людей больше нет. А ещё неприятно вспоминать, сколько охеренных ситуаций, моментов, тусовок произошло, когда мы иногда пересекались. Теперь мне было не только скучно, но и как-то грустно, и в школе наушники я надевала, как только приходила туда, а снимала, когда оказывалась дома. Дома... только дома всё всегда было хорошо и более-менее стабильно. Директор, наверное, ожидал, что когда мать с отцом узнают о том, что стряслось, то они окрестят меня «позором семьи», будут указывать моей сестре на меня пальцем и говорить, что такой быть нельзя, и немедля запрут меня в квартире, из которой разрешат выходить только в школу, выгулять собаку и за хлебом и молоком в магазин сходить... В каком он вообще веке живет с такими представлениями? В семидесятых? От родителей мне как-то вообще не влетело, ибо они знают, какой директор, по их словам, неприятный тип. Конечно, за то, что влезла в неприятности и повела себя должным образом, папа назвал меня легкомысленной, мама согласилась с ним, а сестра... сестра просто ржала. Слоун уже давно привыкла к тому, что старшая сестра у неё далеко не та, на которую стоило бы равняться, и она только смеется и спрашивает, мол, когда я до конца школу в щепки разнесу. Если на меня продолжит давить Элленс и Бирсак, то в скором времени это может случиться. А насчет того, что я, якобы, оскорбила честь «уважаемого» педагога, мне ничего не было за это. Я уже говорила, что если меня не выводить из себя, то я не буду никого трогать, и мои родители это прекрасно знали, потому что я как-никак их ребёнок, и они знают меня лучше всех, из-за чего верили мне, что это просто историк такой двинутый попался. Ещё они сказали, что злиться на меня вовсе не собираются, ибо произошедшее никак не влияло на мою успеваемость. Мои оценки были нормальные по всем предметам, кроме истории, а за это спасибо Мистеру Прекрасному. Бирсак... Бесит. Настолько бесит, что из-за этого человека я пошла на такую хрень, чтобы он отреагировал. Но могу сказать в свое оправдание, что это была всего лишь минутная слабость, при которой я поддалась своим эмоциям. В тот момент я не особо контролировала себя, мной овладело тупое желание хоть как-то отомстить. Обычно, прежде чем выкинуть что-то наподобие этого, я соскабливаю остатки своей логики и адекватности и думаю, а стоит ли оно того вообще. А в этот раз всё пошло не по плану и свернуло куда-то не туда. Единственное, что меня успокаивало, так это то, что урока истории на неделе у нас не так много, и, к моему сожалению, она у нас сегодня была. Спросите, что же меня на нем ждало после всего случившегося? То же, что и было, только подколы были уже по теме, а не просто высосанные из пальца придирки, что намного хуже. Ему всегда нужен был повод, чтобы обстебать меня. Что ж, теперь он у него появился... Вспомнив ненавистного учителя, у меня разболелась голова, и сна уже ни в одном глазу не было. Ради интереса взглянула на настольные часы, стоящие на прикроватной тумбе по правую сторону от меня. На них голубым светом отображалось «03:19», не сулившее ничего хорошего. — Класс... — вздохнула я. Завтра, точнее уже сегодня, кто-то не только опять будет выглядеть, как пропитый алкаш из подворотни, но и чувствовать себя также. Впрочем, как и всегда. У меня уже давно спокойного и полноценного сна не было. Даже и вспомнить не могу, когда такое было. Лет в... десять?.. Ненадолго задержав взгляд на спящей под боком собаке, я вновь возвратила его к потолку. Мне вот интересно, прямо очень, как таких людей допускают работать в школу? Элленс вообще хоть смотрел, кого он берет к себе? Может, он чей-то сынок кого-то из министерства образования, кого директор побаивается и уважает? Потому что я не уверена, что он просто обыкновенный студент, окончивший факультет гуманитарных наук, так как с такой внешностью его бы вряд ли просто так взяли. Татуировки, пирсинг, который удостоилось увидеть пока только мне одной, да и образ жизни, далеко не похожий на учительский: скитание по барам, рок-фестивалям и клубам с подобной музыкой и тематикой, вместо того, чтобы сидеть дома поздно вечером и проверять тетради своих учеников. Поначалу, когда я стала замечать Бирсака в подобных местах, я думала, что это не он, а вообще другой чувак, сильно похожий на него, и мне просто мерещится от большого количества выпитого спиртного и оттого, что он меня достал, у меня едет крыша. Как оказалось, нет. Это реально был Мистер Бирсак, и мне самой удалось в этом убедиться. Воспоминания обрушились на голову, опять возвращая меня в начало учебного года, в тот момент, и заставляя пережить его заново... Flashback Всю свою жизнь я думала, что я довольно-таки домашний и не публичный человек: сидела дома днями напролёт, читала книги, пытаясь приучить себя не к отборному дерьму, а к классической литературе Англии и Америки, до двух ночи могла под тихо включенную музыку сёрфить по интернету, смотреть в гостиной какой-нибудь ситком, как «Друзья», «Теория Большого взрыва» или «Офис», лёжа на диване, укатавшись в уютном вязаном пледе, с собакой, удобно устроившейся на коленях, а потом засыпать и просыпаться от того, как папа, который собирается рано утром на работу, аккуратно толкает в плечо и предлагает пойти спать к себе, пока не прозвенит будильник. А потом валишь в школу, не забыв до этого выгулять Петал, отсиживаешься там с прикладным усилием, возвращаешься, и весь цикл по кругу. Каждый день. Ни общения, ни хоть какого-то намёка на то, что у меня есть хоть какая-то социальная жизнь. Просто сидишь, медленно тухнешь в своём убежище и понимаешь, что могло быть гораздо лучше. Но так продолжалось до того, пока я не встретила крутую особу по имени Алекс Фишер и не попала в «Midnight City». И тогда всё стало по-новому... Господи, да кого я наебываю? Просто появился повод и хорошее место для того, чтобы выпить и компания под такой настрой. Кстати, насчет выпить... — Да почему?! — возмущенно вспылила я, пытаясь перекричать музыку, вскинув руками в недовольно-вопросительном жесте. Но в таком шуме вряд ли кто меня услышит. Громкий индастриал глушил весь клуб по периметру. Было недостаточно спрятаться в служебном помещении, чтобы не слышать рев вокалиста «Ministry» на записи. — Disgusted and depressed! — хрипел Йоргенсен с отчетливой злостью в таком стальном и мощном голосе. — We know the world is just a mess! Сегодня в «Полуночном Городе» было жарко, как никогда, потому что сегодня ночь индастриала. Народ веселился и отрывался по полной. Всё помещение, в частности танцпартер, было в белом, словно первый, только что выпавший снег, дыму, который через каждые полминуты со свистом и громким шиканьем выходил из дымогенераторов, расположенных на сценической площадке и рядом с ней. Сама же сцена пока пустовала, из-за чего как раз и включили музыку, чтобы заполнить так называемую пустоту. А людям только и нравилось, когда включали их любимые треки, слова и мотив которых знали все, что давало возможность им подпевать. За сегодня я уже не раз успела услышать Мэнсона, «Rob Zombie», «Nine Inch Nails», «KMFDM»... Для полного счастья осталось только услышать «Rammstein», но я уверена, что дождусь. — ...Извините, девушка, но я не могу вам продать спиртное, пока вы не покажите паспорт, — сдержанно сказал мне паренёк, работающий барменом. Он был довольно-таки молодым, чтобы здесь работать, и тем более, раньше я его здесь не видела. Куда же делся великодушная лапочка Адам? — Мне здесь всегда без паспорта продавали! — всё никак не сдавалась я. — Что сейчас у вас случилось? — я была сбита с толку. Да какого черта вообще?! По бармену было видно, что я его жутко раздражаю своими претензиями. Казалось, вот ещё чуть-чуть, и мне по голове прилетит бутылкой джина, которая стояла на стойке так соблазнительно рядом с правой рукой парня. — Девушка, — занудно начал он и устало закатил глаза, — я здесь просто выполняю свою работу и по правилам не имею права продавать алкоголь лицам младше двадцати одного года... Я нахмурилась. Меня очень бесило, что я не могла спокойно придти сюда, выпить и благополучно забыть о том, что было на этой неделе. А если быть точнее о том, что начался новый учебный год и, слава Богу, последний, то, что новый учитель истории — Мистер Бирсак — приваливший к нам в конце десятого класса, удачно прошел испытательный срок и теперь окончательно закрепился, как педагог, полноценно работающий в нашей школе. И это значило одно: мне пиздец. Меня просто растопчут и раздавят, а потом по стеночке размажут под аплодисменты одноклассников. Шикарно. «Мечтала» об этом всю свою жизнь! Единственное произошедшее хорошее было то, как я и «Орлы» дунули перед линейкой, а потом укуренные стояли там и пытались держать себя как-то в руках, но вышло что-то как-то не очень. Скотта размазало просто в щи. Его унесло так, что он начал исполнять какие-то непонятные танцы под речь директора, приставать к недалеко стоявшим девятиклассницам с вопросом «А вы верите в Макаронного Бога?..», чем немало их напугал, а я просто была рядом и, как Билли, Рей и Трей, пыталась не рассмеяться на всю округу. Но нас спалил новый историк, который на протяжении всего торжества косо смотрел на нас. Под действием травы мне так и хотелось показать ему средний палец со свежим черным маникюром на нем, чтобы он не пялил в нашу сторону. Но я сдержалась, что помогло мне обойти боком очередные неприятности. Я уже хотела было продолжить нашу дискуссию, которая ни к чему не приведет, как сзади донесся сладкий женский голосок: — Та-а-ак, а что это тут у нас происходит?.. Следом последовало прикосновение теплых ладоней на моих оголенных, из-за тонких бретелек платья, плечах. Мне и вовсе не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто это. Блондинка, почти такая же, как я, только с розовыми прядями и непрокрашенными корнями, с колечком в носу и вечно лукавым взглядом больших карих глаз, жирно подведенных черным карандашом. Алекс — светлый лучик веселья и тусовок среди тьмы моей удушающей свободу рутины. Мы познакомились с ней прошлым летом на каком-то нью-йоркском фестивале, который проходил под открытым небом, где играли только одни молодые малоизвестные группы. Хоть я и говорила, что я далеко не тусовщик и особо нигде не шлялась, но вот концерты и фестивали я любила всегда. Особенно после того, как отец в детстве показал мне с сестрой кассетную запись выступления Джими Хендрикса на «Вудстоке» шестьдесят девятого. И вот тогда я влюбилась в подобного рода мероприятия, и, когда выросла, стала ходить на них, тем самым исполнив свою маленькую детскую мечту. Конечно, на них я не услышу Битлз, Джанис Джоплин или же «The Who», но и так сойдёт. Но сейчас не об этом. Был очень жаркий июльский день, и солнце никак не хотело садиться. Тенек невозможно было найти, и все, кто там находился, спасались только бутылочкой прохладного пива или водой. Такие концерты сами по себе тяжелые, ибо зависимы от погодных условий. Может во всю палить солнце, из-за чего легко заработать солнечный удар, а может ещё и дождь пойти, от которого не укрыться вообще никак. А самая главная вакханалия происходит, когда начинается слэм. Так как, естественно, большинство фестивалей проходят на каких-нибудь полях, то, как только люди начинают слэмиться и мошиться, с земли подымается пыль, земля и грязь. Помню, как-то раз решила на Мэнсона сходить, а его выступление тогда проходило в точно таком же месте. Отправилась я на его концерт в лёгкой белой майке и шортах, а вернулась с него в уже грязно-желтой майке и светло-коричневых шортах, вместо чёрных. Ещё потом мама ругала, мол, куда я так «удачно» съездила, что несколько дней вещи отстираться не могут. В этот раз я решила держаться подальше от всеобщего веселья и просто постоять в сторонке. Тем более, играла не та группа и музыка, которая могла бы меня заинтересовать, чтобы прыгать и толкаться в толпе ради такого. В общем, тихо мирно себе стояла, ожидая кого-нибудь поинтереснее, как рядом пристроилась незнакомая тогда ещё блонда. Но не типичная блонда, хочу сказать. Она была в выцветшей куртке с бахромой, чем меня поразила, ибо было жарко, короткой темной джинсовой юбке и в кедах, так и ещё и с пирсингом, множеством подвесок на шее и пивом в руках. Сначала никто из нас не говорил, но когда я увидела, что собирается выступить ещё одна ничем не отличающаяся инди-группа, сказала: «Какой же тухляк». И девушка, стоящая рядом, согласилась. Так и познакомились. Потом она спросила, что я здесь забыла, раз уж концерт такой дерьмовый, я ответила, что ожидала лучшего, а вышло вообще хреново. А когда я задала вопрос, что она здесь делает, Алекс сказала, что ищет клёвых музыкантов, чтобы пригласить их выступить у них с братом в клубе. Я заинтересовалась, что это за клуб такой, где врубают рок и метал, и она пригласила меня в «Midnight City», где позже я проведу очень много ночей в своей жизни... Бармен, увидев её, мгновенно напрягся и выпрямился, словно готовясь отчитываться перед ней. А так все работники клуба и поступали. Старший брат блондинки — Дейв — был владельцем клуба, и Алекс была его помощницей и администратором, на котором лежала уйма обязанностей и хлопот. — Мисс Фишер, я прочитал и ознакомился со своими обязанностями и правилами, и по одному из законов Соединённых Штатов Америки, продавать спиртное тем, кому меньше двадцать одного, запрещено, — заученно проговорил парень за стойкой, деловито сложив руки на груди и задрав нос кверху, прямо как ботанички в моей школе, и затем посмотрел на меня и добавил: — А моя клиентка отказывается показывать паспорт. Другой бы работник такой же должности, что и моя хорошая знакомая, похвалил бы его за ответственность и рвение исполнять свою работу правильно, но по выражению лица Алекс можно было понять, что кто-то сейчас словит пиздюлей, чем слова благодарности. Она ненадолго задержала взгляд на мне, безмолвно спрашивая, так ли это, а далее вернулась к своему подчиненному. — Видимо, ты не весь свод правил знаешь, — недовольно фыркнула девушка. — Вот этой потрясной даме, — Фишер кивнула в мою сторону, — ты должен наливать без требований показать паспорт. — Но я... — парень растерянно заблеял. — И никаких «но»! — строго рявкнула Алекс, а потом смягчилась в тоне: — Два виски за счёт заведения. Продолжать такое было бессмысленно, и, кивнув своей «начальнице», бармен наконец-таки принялся за работу, только уже с более ущемленным и поникшим видом. Я, смотря на него, глупо хихикнула, пытаясь скрыть смех за фальшивым кашлем. Бедолага. Эта женщина что угодно и кого угодно разнести может, только позови. По логике с таким характером она должна была быть хозяйкой клуба, а не Дейв. — Прости за этот беспорядок, — Фишер повернулась ко мне, жмурясь из-за лучей светомузыки, падающих ей на лицо, и устало выдохнула, проведя рукой по лбу, — он просто новенький, ничего ещё пока не знает. — Да забей. Девушка хмыкнула, мол, как знаешь, пошарилась в карманах кожанки и извлекла из одного из них пачку сигарет с зажигалкой. Затем она вопросительно посмотрела на меня своими большими, как у олененка, карими глазами, c всё также сияющими лукавым блеском, даже не терявшимся во множество лучей цветного клубного света: — Сигаретку? — Конечно, — ответила таким тоном, будто это была самая естественная вещь на планете. Я приняла протянутую мне сигарету из её рук. Сначала Алекс закурила сама, потом наклонилась ко мне с зажигалкой и поднесла к моему лицу, чтобы и я смогла. Вытянув шею вперед, словно лебедь, но в моем случае, как гусь, я постаралась попасть кончиком на слабо горевший огонек и попала. Сигаретный дым сразу пошел по трахее к легким, и я почувствовала знакомое упоение, наполняющее меня с ног до головы. Во рту явственно ощущался слегка сладковатый вкус с мятным холодком. Ментоловые. Только Алекс такие курит. Немножко не мое, но тоже сойдет. Мне нравятся красные «Marlboro» или голд, а ментоловые они такие... слишком бабские, я бы сказала. Перекуривая, мы на какое-то время замолчали, и каждая погрузилась в себя. Фишер, я была уверена, думала о делах по работе, не моргая, смотря на пустующую сцену, а я, сидя и куря на высоком табурете с пластиковой сидушкой, увлеченно рассматривала людей. Здесь был идеальный обзор на происходящее. Отжиг был в самом разгаре, и страшно даже представить, что будет дальше, когда на сцену выйдет следующая группа, и зал наполнит уже живая музыка и разорвет его окончательно. Но народ итак хорошо справлялся без неё. Атмосфера была невероятной и не такой, как в обычных клубах. Присутствовала та яркость и пьянящая своим воздействием эйфория, но опять же всё не такое, как у обычных скучных людишек. Такое необычное, такое нестандартное, такое неформальное, такое моё... То, что я так люблю. Тяжелая музыка, грохочущая на всё помещение, динамический свет безостановочно менял свои цвета и мигал, подобно резким вспышкам, посменно опуская клуб то в глубокую темноту, то в неоновое сияние. Люди терялись в клубах густого дыма, плывущего по танцполу, словно туман. Он поглощал их танцующие фигуры, как будто поедая. Здесь были представители различных субкультур: рокеры, суровые металюги, неформалы других подтипов, всеразличные готы и просто люди, облаченные в темную одежду, без всякой вызывающей атрибутики. Для полного счастья не хватало только панков и скинов, но они на такие мероприятия не ходят (последние особенно). Со стороны кажется, что все они одинаковы; все такие в чёрном, в кожанках, с проколами, татуировками и цветными волосами. Но стоило только приглядеться, как сразу было видно, насколько же разные в стиле, преподнесенном в собственном репертуаре. Вон зрелый мужчина в длинном кожаном плаще, в высокой темно-коричневой цилиндрической шляпе в стиле «Безумного Шляпника», с множеством прикреплённых к ней шестерёнок и лент, и с септумом в носу и «медузой» на губе, отплясывающий загадочный и более мистический танец. А вон, чуть правее, молодая кибер-готка в чёрном латексном платье без бретелек с колокольной юбкой, в полосатых гетрах, надетых поверх сетчатых колготок и на стилах на огромной платформе. На руках также присутствовали длинные гловелетты из того же блестящего и лакового материала, что и платье, в чёрных дредах также вплетен ярко-зелёный и лиловый канекалон, а на лице противогаз и стимпанк-очки. Она была такая мрачная, но одновременно яркая и, казалось бы, сделанная из зеленого и фиолетового неона. Своими танцевальными движениями девушка показывала зажигательный «industrial dance» — традиционный танец индастриал музыки. Взмахи рук и повороты были такими плавными, и в тоже время резкими, что хотелось любоваться девушкой «кибер-гот» вечно. Если бы здесь проводился конкурс королевы индастриала, то она определенно бы получила это звание. Мне нравилось, что «Полуночный Город» имел офигительную фишку, которая являлась его визитной карточкой: в клубе постоянно проводились вечера, посвящённые определенному жанру музыки. Из всех подобных пабов и баров, в которых я была, я такого ещё нигде не видела. Внимание уделялось каждой неформальной субкультуре и их музыкальным направлениям. Мне удалось здесь побывать на ночи панка, гранжа, рок'н'ролла, классического хард-рока и даже глэма (ох, сколько же там было пятидесятилетних мужланов в кожаных штанишках и с начесами из восьмидесятых)! За это я так страстно и любила этот клуб, но была и ещё одна причина, которая была мне как бальзам на душу. Здесь я не могла встретить ни своих одноклассников, ни людей, похожих на них. На меня никто не смотрел, как на что-то инопланетное и не тыкал пальцем, усмехаясь или наоборот, кривя нос. В «Midnight City» я была, подобно рыбе в воде — умиротворена и свободна. А ещё, своя... Мой взгляд цеплялся ещё за десятки мелькающих людей. Только посмотрите на них. Чем круче они выглядят и двигаются, тем больше они выпили. Вскоре боковым зрением я поймала рядом двух ржущих телок-альтернативщиц, справа от меня, развалившихся за стойкой, которые были пьяны вдрызг, но при этом всём продолжали вливать в себя шоты с синей жидкостью. Но окончательно мое внимание было отвлечённо, когда сзади меня послышалось, как кто-то поставил бокалы на столешницу барной стойки. — Спасибо, Ол, — поблагодарила несчастного бармена Алекс, и мы вместе взяли стаканы с виски в свободные от сигарет руки. Парень коротко кивнул, возвращаясь к своим барменским делам, а блондинка решила первой приложиться к стаканчику. — Как неделя прошла? — спросила меня она и поморщилась от большого глотка. — Ты и сама знаешь, — я многозначительно ухмыльнулась, покачивая стакан с янтарной жидкостью. Желание рассказывать о том, что произошло на неделе, совсем не было. — Ну, да, — Фишер усмехнулась, сделав ещё одну затяжку. — А я думала, ты за лето изменилась. Очень наивно с её стороны. — Мечтай, — саркастично хмыкнула я, закатив глаза и наконец-то испробовала виски, одним большим глотком осушив стакан. Жгучая жидкость с секундным жжением прошлась по горлу и отдалась теплом в животе, разливаясь им по всему телу. В один момент было даже больно, а потом так хорошо... Я почувствовала мгновенное онемение и сразу же расслабилась. Из головы, как по щелчку, вышли все самые неприятные мысли и воспоминания. — Тебе ещё чуть-чуть осталось. А в колледже не лучше, я-то знаю, — Фишер, словно деловая мамаша, опять завела свою любимую шарманку о том, что школьные год и есть самые лучшие, и что лучше мне по этому поводу не бухтеть. — Там ты совсем не выползешь никуда из-за завала в учебе. Алекс была студенткой-четверокурсницей и в свободное время от учебы работала в клубе, благодаря Дейву. И я бы не сказала, что блондинка была примерной студенткой, которая посещает все лекции и закрывает сессии на «отлично». По правде говоря, она вообще там не появляется, из-за чего у неё проблемы и долги. Посему каждый раз, когда я слушаю её речи о том, насколько там сложно и трудно, мне становится смешно, ибо откуда она может это знать? Но девушка не отчаивается, потому что уже сейчас, всё ещё учась в колледже, она нашла своё место и призвание — администратор в «Midnight City», хозяин и полноценный собственник которого её старший брат. Делаем вывод: круто, когда у тебя есть связи и родственники, которые могут удачно пристроить к себе на работу. Потому что, если бы не Фишер-старший, то ей бы пришлось сейчас вгрызаться зубами в гранит науки и рвать задницу на занятиях, а так, её жизнь уже спланирована, остаётся только дальше развивать клуб для того, чтобы он приносил ещё больше прибыли. Ещё Алекс пообещала мне, когда я поступлю и пойду на первый курс, она найдёт мне здесь работенку для моей подработки, потому что в будущем я не планирую сидеть у родителей на шее. Будущее... Такое странное слово, обозначающее абсолютную неизвестность и пустоту. Мне страшно даже о нем задумываться, из-за чего заведенный Фишер разговор о колледже вогнал меня в панику. — Возможно... — протянула я, пытаясь отогнать пугающие мысли и образы. Не хочу даже об этом думать. Пока что не время, потому что сейчас я хочу выпить и забыть обо всём, что происходит вокруг меня. Ну а моя приятельница продолжала разговаривать, только уже найдя другую тему, чем облегчила мои так называемые «страдания». — К нам одна группа приезжает, у которой ты сможешь взять интервью... — сказала Алекс, выпустив очередной клубок ментолового дыма. И тут я загорелась. Все мои чувства, которые ещё совсем недавно обмякли от напитка, стали острее, а голова более восприимчива к информации. Была похожа на охотника, бродившего в лесу, который внезапно наткнулся на свою добычу и был чертовски рад. Я не была столь тупым бревном, которое не знает, чего хочет от этой жизни, а имела хоть какое-то представление что я, зачем я здесь и для чего. Музыка всю жизнь была для меня всем: другом, наставником, помощником, обезболивающим, наркотиком, кайфом, сексом, зависимостью и любовью. В ней я находила такие качества, которых не было у людей. И создать свою группу было моей мечтой с четырёх лет, но увы... Ничего не вышло. Я выросла, стала мыслить рационально и понимать, сколько трудов и сил нужно вложить. Да, вы можете сказать, что за мечтой надо гнаться, чего бы оно того не стоило. Много музыкантов и легендарных личностей появилась благодаря тому, что решились на такой серьезный, рискованный шаг и вышли из зоны своего комфорта. Но я понимаю, что меня просто на такое не хватит. И это не из-за недооценки самой себя, я просто знаю это. Но сфера музыки всё равно влечёт меня и не отпускает до конца. Мне до тошноты надоела попса и люди, которые берут интервью у поющих под фанеру певичек, задающие такие тупые вопросы и получающие не менее тупые ответы на них. Я хочу делать действительно что-то крутое, что-то глубокое, новое. Проталкивать рок-культуру на самые первые ряды, брать интервью у знаменитых рокеров, спрашивая у них о подробном процессе создания музыкальных альбомов и том, как их посетила такая идея. Иметь свой узнаваемый почерк в мире журналистики, как у Ларри Кинга, и не быть безликой девкой, надоедливо тычущей микрофоном в лица музыкантов и задающей одни и те же вопросы, что и другие. И сейчас я постепенно подготавливаю почву для этого. Я имею небольшой, но, как по мне, ценный опыт в этом деле, потому что ещё несколько лет назад наконец-то нашла своё место. Мне удалось поработать в скромном интернет-сообществе года два назад, где я выкладывала свои интервью с малоизвестными группами и пыталась писать статьи о музыке и о новинках в рок и метал мире. В основном мое общение с неизвестными миру музыкантами происходило в сети, а не в реальности. Оно заключалось в том, что я брала у них интервью, позволяя говорить не только им, но и себе, чтобы завязать общение и вместе поразмышлять, поддерживая тем самым интересный диалог, задавала каверзные и нетипичные вопросики, и, конечно же, в конце статьи делала им рекламу и пиар: оставляла ссылочку на сайт группы, где можно купить мерч и новый альбом, на каких фестах и клубах увидеть их шоу и так далее. Один раз кто-то из парней, у которых я взяла интервью, похвалил меня. Сказал, что ему понравилась моя манера общения и подход. И я просто растаяла, взлетев на седьмое небо от счастья, так как была рада, что он заметил, как сильно я стараюсь. В то время я проявляла особую активность, ибо была так поглощена происходящим. В школе у меня тогда не было друзей, в принципе, как и сейчас, и поэтому всё своё свободное время я проводила в интернете, энергично впахивая в сообществе. Это был мой собственный маленький мир, в котором я не была фриком и лузером, а пользователем под ником «TayMo», имеющим полное право на высказывание своего мнения и реализацию себя как личности. Хотела даже завести свой собственный блог, но передумала, потому что засомневалась, что кто-то мной заинтересуется, ибо в сообществе было немало людей, ежедневно просматривающих его. А потом его ряды пришлось покинуть, так как учеба потребовала ещё большего внимания и усилий, раз уж я решила серьезно заняться журналистикой. С нужными предметами у меня проблем не было: Английский я знала хорошо, а Литература и написание эссе и сочинений доставляло мне неимоверное удовольствие. И плевать, что каждый год на факультет журналистики идут сотни тысяч людей... К черту. Я собираюсь рушить стереотипы. Плевать я хотела на мнение других об этом. Моя мечта работать в «Rolling Stones» и иметь в нем собственную колонку или рубрику, которую с интересом будут читать и ждать каждую неделю. И я на пути к её исполнению. На долгом, но уже на нем. В голове пролетело множество фраз и туча заготовок для вопросов, из-за чего я беззвучно шевелила губами, произнося их. Для полной картины того, насколько сильно я прониклась новостью, не хватало только подрисовать мне загоревшуюся лампочку над головой. — А кто они? Сколько у них слушателей? — затараторила я. — В каком жанре играют? Они малоизвестные?.. — Ну, точно не такие, как «AC/DC», но в своих кругах их многие знают, — задумчиво проговорила девушка, не обращая внимания на целый шквал моих вопросов. — Жанр, как и у большинства сейчас, металкор. Хм, корщики, значит... Ну, ясно. Дело имели, ничего сложного. — А вообще я особо в подробности не вдавалась, — Алекс фыркнула и поморщилась, устав вспоминать что-то ещё. — Когда их приезд станет приближаться, тогда и выясню, а теперь я хочу ещё выпить и не думать о работе... — она вновь отвернулась от меня и громко позвала новенького бармена: — Ол, повтори! На том мы и закончили и больше не стали трогать темы, касаемые её работы в «Полуночном Городе», и просто наслаждались компанией друг друга за светской беседой и быстро пустеющими стаканчиками с виски. В таком ритме так и прошло несколько последующих часов. Мы пили и курили, хохотали, порой неприлично ржали и по милому беседовали. И каждая из нас забыла о всех плохих вещах, произошедших на неделе. Ментоловый дым, исходящий от сигарет блондинки, терялся в том, что выходил из дымогенераторов. Терялся так же, как и остатки моей трезвости в терпкой янтарной жидкости. В помещении стоял запах табака и алкоголя. Было душно, так как народ к ночи прибавился. Музыка продолжала орать на весь клуб, и для меня она, чуть притихше, стала пульсировать в ушах. После второго стакана я начала понемногу пьянеть и не решилась добивать третий, чтобы не ужраться и не превратиться в свинью. Мне было тепло, даже жарко, и всё казалось таким мягким и сглаженным: свет, смех веселой компании недалёко от нас, очередной играющий хит и тягучий голос Алекс. — ...Так, я сейчас быстро получу новую поставку с алкоголем, и мы продолжим уже у нас с ребятами... — с нетеряемым энтузиазмом проговорила девушка, вставая из-за барной стойки и накидывая кожанку поверх хрупких плеч. «У нас с ребятами» значило в небольшой комнатушке с нормальным освещением, больше похожей на гримерку, в компании ещё нескольких парней и девушек возраста Фишер и старше. — Лекс, прости, но я не могу сегодня тусить до самого утра, — устало произнесла я. Она осеклась, а на лице было то самое выражение «ну и какого хрена?». — И как же так? Мне бы, конечно, хотелось послушать смешные шутки Келвина, посмотреть на ебанутые выходки Кейси, но из-за обещания, данного родителям, не могла. — Сейчас началась школа, и заваливаться домой на рассвете я больше не могу, — я вымученно выдохнула, сама недовольная этим фактом. — Плюс, я пообещала родакам, что вернусь пораньше и в подобающем виде. Моя приятельница ненадолго приняла задумчивый вид, с нахмуренными густыми бровями и прорезавшимися полосками морщин на лбу, а потом вновь возвратилась к бодрому тону. — Ладно, ничего страшного, ещё увидимся, — блондинка лукаво подмигнула мне, собираясь уходить. — Надеюсь... — мрачно пробурчала я, стащив со спинки стула, на котором отсидела зад за последние несколько часов, свою любимую кожаную куртку и начав обыскивать её на нахождение ключей и мобильника в ней. Не уверена, что в ближайшем будущем я вообще появлюсь здесь. — И да, — сладкий голос девушки заставил обернуться, когда я думала, что Алекс уже ушла, — мой тебе совет: съезжай от предков. Что?.. На такую реплику я только громко прыснула, чуть не выплюнув сигарету, которую извлекла из помятой, затерявшейся пачки, найденной в кармане кожанки. Фишер такая Фишер. — Ага, только отдельное жильё мне сначала купи, тогда и поговорим, — съязвила я и очередной раз за вечер закурила. Когда выпьешь, происходит магия какая-то — постоянно хочется курить. Алекс улыбнулась гаденькой улыбкой, растянув губы так, что на щеках появились складочки, и в её темных глазах проблеснули те самые хорошо знакомые мне озорные искорки. Она потрясающая. Честно. И, махнув мне на прощание, на что я незамедлительно ответила таким же взаимным действием, моя шкодная знакомая-администратор упорхнула принимать новые ящики с всеразличным бухлишком. А ещё та веселая компашка тоже куда-то смылась, оставив меня совсем одинокой у бара. Всё веселье сразу как-то пропало от осознания того, что передо мной поставили условие, которое я должна была соблюдать, и лимит на время. Давно такого не было. Практически... никогда. Потому что раньше я не шлялась. Хотелось послать всё к черту и сорваться, чтобы остаться здесь, повестись на соблазн Фишер и оттянуться как надо, но я понимала одну простую вещь: это моя жизнь, и за свою поступки отвечаю только я. Никакая Алекс и никакой Дейв мне не помогут и не вызволят из неприятностей. Только я сама. И поэтому, с тихим, еле слышимым вздохом, тушу сигарету в чёрной стеклянной пепельнице, прилагающейся к любому бару, оттягиваю вниз слегка задравшееся платье, беру куртку в руки и направляюсь к выходу. Радовало единственное, что всё, что я и Фишер выпили, было за счёт заведения, иначе я бы не расплатилась. Виски всё же был дорогим и качественным, а не крашенным пойлом из дешевого спирта. По-человечески выйти не получалось, потому пришлось пробираться сквозь толпу. А народу стало только больше. Я проходила мимо безмятежно двигающихся мужских и женских тел и заражалась той же лихорадкой, что исходила от них. Когда попадаешь в центр всеобщего веселья, ты резко забываешь обо всём, что происходит, становясь частью особенного складного механизма, приносящего удовольствие. Сливаешься с ними, превращаясь в одно целое. Очередная за этот вечер мрачная композиция Роба Зомби уносила своим быстрым ритмом и последним припевом. Танцпартер был в кроваво-красном мерцании, косящим под обстановку в Аду и зловещую тематику исполнителя, белоснежный дымок расстилался под ногами и поднимался вверх из-за активно двигающихся людей. Я видела только легкую белую дымку, парящую в красном душном воздухе, пропитанном алкоголем и табаком, и изменившую из-за него свой цвет на незаметный, и танцующие фигуры рядом. В один миг светомузыка перестала беспорядочно мигать и изменила свой цвет на синий, а итак бойкая песня сменилась на ещё более быструю, и из динамиков шёпотом полилась немецкая речь. На секунду всё как будто остановилось, пытаясь приспособиться к другому звучанию. А затем многие, но не я, узнали эту песню и довольно заулюлюкали, в предвкушении дальнейшего. И всё понеслось по-новой... Находясь в эпицентре клубной эйфории, я так и не поняла, в какой момент мне сорвало крышу. Продолжала идти вперёд, но уже не с тем рвением, что раньше. Могла слегка покачивать головой, пытаясь уловить такт и слова. Расслабилась. Хотелось остаться здесь и никуда не уходить. В синем неоновом сиянии я чувствовала себя божественно, что хотелось сойти с ума. Раскрепощено. Окрыленно. Легко. Точно так же, как показывают в фильмах и сериалах. И в таком состоянии я не заметила, как врезалась в кого-то, кто, видимо, шёл навстречу, пробираясь через толпу, подобно мне. — Ай! — вырвалось у меня, когда почувствовала столкновение с чем-то, что было достаточно высоким, хочу сказать. Первое, что я увидела, когда открыла глаза, так это мужские руки, в одной из которых был стакан с чем-то, что чуть не выплеснулось на меня, и полуоткрытая из-за дырявой майки грудь. А незнакомец лишь вздрогнул. — Прости, я не хотел, — мягко сказал он глубоким, даже очень знакомым голосом. — Да ничего... — растерянно пробормотала я и, наконец, подняла глаза. И охуела. Передо мной стоял мой новый учитель истории, — Мистер Бирсак, — которого я не признала сразу же: заместо строгого костюма рваная темно-серая майка и косуха, узкие чёрные джинсы с дырами на коленях. На голове не зализанная назад прическа, а уложенные на правую сторону угольно чёрные волосы, и даже глаза были накрашены. Да черт там был с глазами — у него ПРОКОЛ губы и правого крыла носа! И, благодаря такой открытой майке (да, блять, на нем просто тряпочка какая-то висела), мне удалось разглядеть ещё и татуировки на груди (кажется, я видела стрекозу или что-то в таком духе). Нет, я, конечно, предполагала, когда в очередной раз замечала на уроке, как из рукава пиджака выглядывали рисунки на руках, что наш Мистер Прекрасный из неформальной тусовки, по типу моей, но чтобы ТАК! К такому меня ещё жизнь не готовила. Быстро узнав друг друга, мы застыли на месте, не дыша и не моргая. Внутри все органы вмиг похолодели, а кровь и вовсе отлила от лица. — Links, rechts, gradeaus — du bist im Labyrinth! — резво доносилось из динамиков, но я, казалось, не слышала. Вокруг будто создался непробиваемый вакуумный шар. Время для меня просто остановилось, как бы это типично не звучало. Огни синего неона отбрасывали зловещий отблеск на его не менее шокированное, чем мое, лицо, из-за чего итак голубые глаза были на тон темнее, а металлические колечки на носу и нижней губе блестели. На косухе были блики, прыгающие на кожаном материале по плечам. В глубине моей головы закралась мысль, что он очень даже симпатичный, особенно в таком виде. В свою очередь Бирсак с приоткрытым ртом также пялился на меня в изумлении, ведь ему я тоже не уступала. Короткое чёрное шелковое платье, с прозрачными вставками по бокам, на тонких бретелях и с достаточно откровенным декольте открывало вид на мои костлявые плечи, ключицы и пышную грудь, приподнятую пуш-апом. На ногах были чулки в мелкую сетку, на одном из которых была дырка чуть выше колена, и сапоги на толстом каблуке и ленточной завязке, глаза всё также броско накрашены, любимые браслеты с заклепками поблескивали на запястьях, а на шее два небольших ожерелья и бусы с крестом, привлекающие ещё больше внимания к моей груди. Я видела, как его взгляд метался от моего лица к моему декольте и затем к моим ногам, из-за чего было жутко неловко, а от осознания, что он МОЙ УЧИТЕЛЬ, хотелось убежать или сразу же провалиться под землю, но сдвинуться с места не могла. Меня как приклеили. — Links, rechts, gradeaus! «Links, rechts, gradeaus! — заело в голове, застревая и разносясь нескончаемым эхом, как в большой пустой комнате». Влево, вправо, и вперед... Ты в лабиринте! Не знаю, что чувствовали вы, встретив своего учителя в странном месте, но я чувствовала панику и испуг, потому что крайне не хотела видеть его ЗДЕСЬ. Да я вообще не хочу его видеть нигде, кроме как школы! Встретить Бирсака где-то ещё было равносильно смерти. И я её испытала. Прямо вот только что. Почему-то я ожидала, что историк скажет какую-нибудь колкость в своем репертуаре или отчитает, как подлинный педагог, но молодой человек молчал и через сапфировые лучи светомузыки было видно, как румянец на его щеках исчез. Ненавистный всей моей душе и телу Мистер Прекрасный заглянул мне прямо в глаза, и меня как током прошибло. Раньше я этого никогда не говорила, и не думала, но, черт, какие же они у него красивые. Так и притягивают к себе первым делом, когда смотришь на него. Прямо как огонь — можно наблюдать вечно, пытаясь понять и разглядеть, к какому оттенку голубизны они относятся и... что я вообще такое несу? Это всё виски. Да, определенно виски. Этот, казалось бы, непонятный телепатический разговор между мной и Мистером Бирсаком мог бы длиться вечно, если бы не молодой человек, стоявший рядом с Бирсаком (у меня сейчас даже язык не поворачивается назвать его учителем!), которого я сначала не заметила. Это был подтянутый загорелый парень примерно такого же возраста, как и сам историк, с взъерошенными черными волосами, доходящими по длине до плеч, с родинкой на щеке и с также густо намалеванными чёрными тенями карими глазами. Как и у его товарища, у длинноволосого тоже имелись тату: левая рука была в рукаве и «Outlaw» большими буквами красовалось на торсе. «Как мне удалось это развидеть?» — спросите вы. Всё очень просто: на нем одежды было по минимуму! Всего лишь кожаная жилетка на голый верх, типичные камелоты, узкие чёрные порезанные джинсы и байкерские перчатки. Просто какой-то несчастный стриптизер, как по мне. — Впредь будь осторожней, красавица, — сказал он и хитро подмигнул мне, нагло рассматривая меня, а в частности моё тело в коротком облегающем платье. А затем лукаво улыбнулся, сверкнув идеально белыми зубами в темноте. Меня тут же перекосило. Господи, с кем Бирсак общается?! Ненавижу, когда мужики ведут себя должным образом по отношению к женщинам. Сразу чувствуешь себя гребаным куском мяса, которому нет никакой цены. И нет, со мной такое, конечно, не впервые, но с каждым разом становится всё омерзительнее и омерзительнее выслушивать подобное. Мне хотелось сгорбиться, закрыться и спрятаться одновременно. Это всегда ощущение грязи и неимоверного стыда. После услышанного во мне резко что-то щелкнуло, и я перестала тупить. Переведя взгляд сначала на того придурка-извращенца, а затем на Мистера Прекрасного, я скривилась от вселенского чувства отвращения и, покрепче сжав куртку в руках, сорвалась с места и проскочила мимо Бирсака, попутно случайно задев его плечом так, что он пошатнулся. Я, как бешеная рыбёшка, плывущая в стае подобных ей, пыталась быстро проскочить через всех этих танцующих людей, чуть ли не снося их на своем пути. Моя главная цель была убраться отсюда подальше, чтобы не видеть их. Не видеть его. — Эй, красотка, ты куда?! — услышала я насмешливое, когда отдалилась на достаточное расстояние и слилась с толпой. «Подальше от вас, больные ублюдки! — проорало мое подсознание». Нахер! Пошло оно всё нахер! Чувствовалось, как они долго провожали меня глазами, но мне было всё равно. Особенно в тот момент, когда я, растолкав гужбанящий народ, порой путаясь в своих же ногах, выскочила к выходу (и параллельно главному входу) и пролетела мимо мужланов из фейсконтроля, сильно задев обоих. Услышав позади возмущенные вопли, я крикнула вдогонку пылкое «Извините!» и толкнула от себя тяжелые двери под ошарашенно-растерянные взгляды охранников и входивших в клуб посетителей. Холодный воздух с таким приевшимся запахом табака ударил в лицо. На улице возле здания было всего несколько людей — какая-то девушка в джинсовке с красными волосами и выбритым виском и четыре парня рядом с ней, — которые вышли покурить, и я напугала их до усрачки своим «эффектным» появлением. Их компания косо посмотрела на меня, как я выбежала из клуба и остановилась у ближайшего фонарного столба, а затем вновь вернулась к разговору и излюбленному делу — травле собственных легких. Коленки начали подгибаться, ибо бегать на высоких каблуках тяжкий труд, а для такой курильщицы, как я, — адский. В правом боку ощущалось фирменное для моего нетренированного тела покалывание, а в голове, мыслях и душе царил хаос. Для поддержки я вцепилась в этот несчастный столб, будто он был моим спасательным кругом посреди открытого океана, повиснув на нем. Пыталась успокоиться самой и своё неравномерное дыхание, но никак не получалось. Мне срочно было нужно найти то, что отвлечет, и сочла лучшим, что пусть это будет пейзаж, окружавший меня. Высокое жилое здание с небольшой забегаловкой на первом этаже было расположено напротив «Полуночного Города». Его отражение с несколькими горящими светом окнами виднелось в лужах на черном, блестящем из-за ночных огней, асфальте, словно в зеркале. Не представляю, каким сумасшедшим надо быть, чтобы поселиться рядом с ночным клубом и надеяться на спокойную жизнь в тишине и гармонии. Я бы уже давно свихнулась оттого, что под моими окнами каждую ночь маячит, кричит и ржет толпа людей. Но я понимаю, что не у всех есть деньги, чтобы жить в хорошем спальном районе, а жилье в таких местах дешевле снимать и жить. А вообще, чего вы хотите? Это же Нью-Йорк — город постоянного движения! Здесь тишину и покой вы найдете только на кладбище. Сзади, из самого «Midnight City», раздавались радостные визги и крики. Всё-таки, кто-то вышел сегодня на сцену порадовать публику живой музыкой. Плевать, что не увижу. Совсем не до этого. Если надо будет, спрошу у Фишер. Мимо проехала машина, ослепив меня ярким светом фар, тем самым приведя в чувства, и исчезнув за поворотом в темноте. Я растерянно проводила её взглядом, как будто она хоть как-то могла помочь мне ответить на все эти возникшие вопросы в моей голове. Кажется, я даже окончательно протрезвела, и говорить о той «легкости» и «окрыленности» не было смысла, потому что на их место пришла тошнотворная тревожность. Никогда не думала, что адреналин разом может выбить всю эту дурь и вернуть назад на Землю, к всеразличной хуйне, которая представляет собой проблемы и неприятных тебе людей. К неожиданной встрече в неподходящем местечке с неприятными тебе людьми. Я дала себе немножко времени, чтобы спокойно выдохнуть хотя бы попытаться это сделать, ибо прекрасно знала, что за мной они бежать не собираются. Было глупо надеяться на такое. Господи, блять. Что я только что увидела?! И как это теперь вообще развидеть?! Помимо того, что Бирсак оказался заядлым альтернативщиком, так ещё и общается с больными извращенцами! Больше чем уверена, что тот озабоченный — бабник, которого свет не видывал. И что теперь можно ожидать от «уважаемого» молодого педагога? Страшно представить. Может, мне настучать директору, что он ведет далеко не учительский образ жизни вне школы? Вероятно, поможет, у нас же одну училку уволили из-за того, что она вела супер-активную жизнь в социальных сетях и постоянно выкладывала фото с отдыха в откровенных купальниках (ей было тридцать, она была самая молодая из учителей на тот момент в нашей школе). И всё же, я была права. Все те разы, проведенные на похожих мероприятиях, я видела его и никого другого. Мне не показалось, и моя голова не играла со мной в злую шутку. Судьба сыграла со мной злую шутку. Поняв, что со стороны я выгляжу так, будто мне плохо, что я повисла на столбе, и скоро ко мне подойдут с вопросом всё ли у меня хорошо, или как будто я вышла проблеваться втихушку и потом вернусь назад в клуб веселиться, я решила убраться отсюда. Тем более время до закрытия метро поджимало, а разочаровывать родителей и остаться ночью на улице я сейчас хотела меньше всего. Я выпрямилась и попыталась быстро натянуть куртку, несколько раз промазав мимо рукава, и, напоследок проверив карманы, дабы не выпали у меня оттуда ключи и телефон во время моего веселого бегства, я свернула направо и быстрым шагом направилась в сторону к метро. Обняв себя руками и скребя каблуками по мокрому асфальту, я лихорадочно думала о том, как окажусь у себя дома, в тепле и уюте, в своей мягкой постельке, и забуду о том, что только что произошло... Как стало ясно, забыть такой «прекрасный» жизненный опыт у меня не получилось, ибо его образ плотно засел в моем мозгу. Конечно, я не пошла жаловаться Элленсу, потому что не настолько дура. Это ничего не дало бы, так как у меня есть два весомых аргумента на этот счёт. Первый: директор бы не поверил или списал на что-то другое. Он всегда прикрывает задницу Бирсаку. А второй: ну это же так... абсурдно. Нет, вы только подумайте. Жаловаться на то, что твой учитель имеет свою собственную личную жизнь, в которой может отрываться так сильно, как он хочет, при этом не касаясь своей работы в школе и никак не вредя ей. Мы привыкли к тому, что нам всю жизнь внушают, что учителя это те, кого мы должны уважать и почитать. Они всегда строго одеты, всегда выглядят статно, не давая себе спуску. И поэтому, когда ты, будучи ещё в начальной школе, гуляешь с родителями за ручку по улице и вдруг, увидев свою учительницу в джинсах и футболке, ты дико охуеваешь. Все уже давно думают, что учителя не люди, поэтому такая реакция. Встретив бы тогда в «Полуночном Городе» моего физика, Мистера Брауна, я бы просто поржала (действительно бы поржала, потому что у него такая смешная седая борода и очки, и в этом шмотье, вместо строгого светло-коричневого твидового костюма, он бы выглядел, как старый байкер) и поздоровалась бы с ним, и оставила это тёплое и смешное воспоминание на холодные и мрачные зимние вечера. Но мы все знаем, что я не встретила Мистера Брауна, а Мистера Бирсака с его озабоченным дружком, и всё было не так здорово, как хотелось бы. Это забавно, но я стала теперь на него по-другому смотреть. Чувствовала себя так, будто знала больше, чем другие. На уроках Бирсак больше не казался мне злой и загадочной личностью, которая раздражала только тем, что дышит и ходит по этой земле. Я представляла, как историк после рабочего дня уезжает к себе домой, в свою хорошо обставленную квартиру, там перекантовывается до определенного времени, а потом вешает на себя пирсинг и прочее дерьмо, одевается в подходящую одежду и идёт с тем другом-придурком бухать и цеплять тёлок, потому что с его смазливой мордашкой у него большой спрос у девушек нашей школы, а за её стенами — тем более. Элементарно, Ватсон. Больше никаких догадок и предположений. Всё кристально чисто и понятно. И, тем не менее, самым страшным являлось то, что мне понравилось то, что я увидела. И я не боюсь признать самой себе этот факт. Здесь нечего скрывать. Хоть и мудак, но, черт возьми, как же привлекательно он выглядел тогда: растрепанные темные волосы, пирсинг, в кожаной куртке и с отчетливо видневшимися тату на теле. Молодой человек итак был симпатичным в своем деловом костюме на работе, но то, каким он был в клубе, в одежде, стиль которой был очень похож на мой, мне нравилось более. В таком виде Бирсак больше походил на парня «моего» типажа, что не очень радовало меня. Несмотря на то, какой он красавчик, лапочка и пятое-десятое, это ещё не отменяло то, каким ужасным человеком он был и как дерьмово обращался со мной. А это, знаете ли, не прощается, а если всё же прощается, то с каким трудом. И поэтому, каждый раз, когда мне в голову начинал лезть тот его образ, который однажды, в начале учебного года, так затмил меня, я вспоминаю все те мерзкие шуточки, насмешки, унижения, подколы при одноклассниках, и то зачарованное состояние исчезает. Но то, что иногда я лестно думала о ненавистном мне учителе, было не самым отвратительным из всего. После нашей, кхм, странной встречи, в ту ночь, когда я надеялась уснуть и забыть о произошедшей херне, мне приснился кошмар. Кошмар, в котором я не как обычно застреваю в лифте, из которого не могу выбраться и в итоге умираю, а с участием этого ублюдка. Мне снился сон, где он срывает мою любимую красную клетчатую мини-юбку с меня... Какой же это пиздец. Для многих моих одноклассниц, и вообще, девушек из моей школы была бы честь, что их во сне отделал сам Мистер Прекрасный, но нет. Только не для меня. Для меня это была не «легкая эротика», а самый настоящий кошмар, равносильный изнасилованию и зверскому унижению. Непонятно в каком месте, где-то, на кухонной тумбе, а он пристроился между моих раздвинутых ног, и за ним я видела длинный обеденный стол. Большие ладони нетерпеливо, до боли сжимали внутреннюю сторону бёдер, горячий язык и зубы терзали мою шею. Громкий треск. Красно-чёрная тряпка летит на пол. Моя юбка. А я ничего не делаю, просто продолжаю сидеть на этой чертовой тумбе, как загипнотизированная, и поддаваться всевозможным грязным махинациям, не делая ничего в ответ, и чувствовать, что мне это нравится. Я резко очнулась посреди ночи, в холодном поту и с бешено бьющимся сердцем, чуть ли не закричав от ужаса. Был шок, потому что я не могу представить и дня, когда я смогу нормально реагировать на присутствие Бирсака, не раздражаясь, и тем более близко подпускать его к себе. Здравому рассудку совсем не понравилось увиденное во сне, а телу... телу очень. До сих пор хорошо помню то пробуждение: тело в холодном липком слое пота, набухшие соски болезненно трутся об плотную ткань пижамной футболки, вся «дурная» кровь собралась внизу живота и... «Господи! — хотелось крикнуть в темноту, но с моих губ не сорвалось ни звука». Всё, стоп! Достаточно с меня! Не в силах больше терпеть и вспоминать детали этой жути, я вскочила с кровати и постаралась приложить максимум усилий, чтобы не смести собаку с неё. Ступни сразу же соприкоснулись с холодным полом, и по голым ногам побежали мурашки, поднимаясь к животу и пробираясь выше. Удушливая тошнота сковывала желудок, и голова уж очень сильно разболелась, даже сильнее, чем было раньше. От перенапряжения она казалась мне надутой, словно шар. Сейчас лопнет, и мозги разлетятся по стенам. Мне срочно нужен воздух. Этот свежий, прохладный ночной воздух. Отвратительно. Я подошла к самому близкому окну, из трех в моей комнате. Посмотрела на обстановку извне и, недолго думая, забралась с ногами на подоконник, благо он широкий и может вместить не только мою тощую задницу, но и, например, огромный зад, нет, задище Ники Минаж. Безумно люблю его и провожу огромную часть своего времени на нем, когда дома, наблюдая, словно кошка, заскучавшая сидеть в четырех стенах, за прохожими, машинами, рассматриваю детали других зданий и домов... В этом есть своя определенная романтика. А особенно, когда смотришь на всё это ночью, когда город преображен до неузнаваемости в сиянии огней Нью-Йорка. Как я говорила, что хоть и не живу в самом его центре, и вид из моего окна не открывается на ночной, сверкающийся Манхэттен, но мне нравится находить красоту в вещах, которые рядом со мной... По дороге на огромной скорости пронесся мотоцикл и заставил меня недовольно нахмуриться из-за своего громкого, до скрежета зубов раздражающего рёва мотора. Как они ещё не поразбивались на них так ездить? Почувствовав, что стала немного замерзать, я прижала колени к груди, и моя серая кофта с широким воротом съехала с левого плеча, полностью оголив и его, и ключицу, но меня это никак не беспокоило. Я задумчиво взирала на многоэтажку рядом с моим домом, вид на которую выходил только из окон моей комнаты. Слышала от родителей, что квартиры там безумно маленькие, как спичечный коробок. Правда, ведь из-за больших окон в нем я могу спокойно разглядеть обстановку в каждой комнате. Для живущих там, конечно, хреново, но, блин, как же наверное прикольно жить на высоком этаже. Мне-то в своей пятиэтажке этого не узнать. И даже в полчетвертого утра, в том доме нашлись такие же люди, как я, что не спят. Редкое явление. Они либо тусовщики, либо страдающие бессонницей, подобно мне. Не думайте, что я сумасшедшая из-за того, что люблю смотреть кому-то в окна и получать от этого удовольствие. Нет. Мне просто интересно, как живут другие, чем вообще они занимаются, куда так спешат убежать. Ведь все мы такие разные, что постоянно находим и почерпываем для себя в других что-то новое. В каждом окне своя история. Свет горел на пятом и седьмом этаже, и нигде больше. В окне том, что ниже, в гостиной сидел мужчина, явно дико уставший после рабочего дня, в рубашке на выпуск и ослабленным галстуком с бутылкой пива в руке, смотрел ночное телевидение. Не думаю, что его могло там серьезно заинтересовать какое-то шоу, ибо в такое время по телеку крутят один бред и годные старые фильмы, а потом выходят на программу нового дня. Ему нужно было просто отдохнуть и забыться за баночкой темного или светлого, а телек заполнял назойливую тишину в пустой и одинокой квартире. А в то время, как этот несчастный бедолага с усталым видом щелкал каналы и потягивал из бутылки пиво, на седьмом этаже (за семь часов счастья, спасибо тебе и зна... кхм, простите, я должна была...) в свою очередь по спальне носилась молодая девушка, в поисках чего-то, скорее всего, очень важного. Через несколько секунд в руках у неё показалась какая-то книга, но, похоже, что учебник, так как она быстро запрыгнула на кровать и начала что-то выделять в нем ручкой, попутно переписывая к себе куда-то в тетрадь. А бумажки, которыми девушка обложилась, и хорошо знакомая мне банка энергетика на прикроватной тумбочке помогли понять, кто она. Студентка. Представив на её месте Алекс, я усмехнулась своим мыслям. Вот идеальный пример того, что бы ждало Фишер, если бы её брат не владел клубом, у которого всегда были посетители и с него был хороший доход. Или это ещё назвать тем, что ждет меня уже через год. Мысли постепенно начали возвращаться к настоящему, ко мне и моим страхам, засасывая на самое дно бездны под названием «паника», но я всячески старалась их отогнать, в попытке забыться за рассматриванием мельчайших деталей места, в котором живу. Если Манхэттен ночью из космоса походит на елочную гирлянду, тогда спальные районы из-за света в окнах немногих домов были маленькими, редкими звездами на полотне чёрного неба. Красивые размышления не помогали, и головой я уже была не там, а глубоко в себе. Какой же надо быть больной, страдающей от одиночества идиоткой, чтобы снилось, как тебя жестко берёт твой же учитель? Отвратительна. Ты отвратительна. Одиночество — страшная херня. Оно вынуждает тебя заниматься всякой хренью. Можешь вступить в ненужные тебе отношения, заняться непонятно чем, напрасно связаться с не теми людьми, а потом жалеть, что сделал это. А всё из-за того, что просто скучно. Например, я — взяла и по тупости связалась с «Орлами» и теперь огребаю по полной на исправительных работах. Ну разве не идеальный образец того, как делать нельзя? По-моему, отличный. И вообще, занимаюсь непонятно чем и вечно пытаюсь что-то доказать всем. Что ты ещё можешь, кроме как выебываться и бухать? Ненавижу ныть, но всё так и есть. Утром агрессия, ночью депрессия. Но «депрессия» слишком громко сказано. Я же не тринадцатилетняя девочка, ставящая себе сама различные психические расстройства ради того, чтобы на неё обратили внимание... а может, и нет. Может, она у меня есть, потому что я уже не помню, когда последний раз была действительно рада чему-то и чувствовала это... как его... счастье?.. Запомните, что депрессия — это не круто. И, если человек страдает ей, ты не сможешь ему помочь просто тем, что скажешь «не грусти». Это не классно так же, как анорексия, булимия, селфхарм и другие психические и пищевые расстройства, которые некоторые любят так романтизировать. Я всегда не понимала, зачем люди делают это, зачем причиняют боль себе же, пока не попробовала. Как-то раз я очень сильно разозлилась на кое-кого, и понимала, что либо скажу что-нибудь ужасное этому человеку, либо вообще произойдет что-то из ряда вон выходящее. И да, произошло. Мне нужно было успокоится, и я поняла, как. Перебить свою злость чем-то реальным, более сильным. Болью. У меня есть маленький складной нож, который я ношу с собой в сумке в качестве самообороны, а ещё он успокаивает меня своим щелканьем (да, в этом плане я странная, не отрицаю). Хватило четыре раза полоснуть по руке, чтобы понять, что чувствуют эти несчастные. Усмирение, буквальное усмирение. Физическая боль перебивает всё, что ты чувствуешь внутри, из-за чего такая процедура превращается в привычку и зависимость. И это самое страшное. А ещё вечно приходится прятать руки за кофтами с длинными рукавами... Причинение себе боли — это не гламур и не мода, это серьёзно и печально. Никогда не пробуйте это, а если вы уже стали заложниками данного говна, то немедленно обратитесь за помощью. Но вы когда-нибудь задумывались, откуда все эти проблемы появляются? Из-за чего люди, а в частности подростки, начинают намеренно причинять себе боль? Возможно, кто-то ради показухи, но это совсем тупые и безнадежные создания. А другие? Что другие? Они хотят выговориться, кричать, но избавляются от морального давления и переживаний иным способом. Неправильным. Да, я говорю всем, что мне не нужны друзья и мне хорошо одной, что вот я такая крутая, вполне себе обхожусь без людей, но, Господи! Если б вы только знали, как порой хочется высказаться кому-то о своих проблемах, переживаниях, почувствовать долгожданное облегчение, а не держать в себе всё до очередного нервного срыва. Родители с детства приучают нас, детей, чтобы мы не боялись рассказывать им все наши проблемы, мысли и то, что нас беспокоит. Но, согласитесь же, родителям невозможно рассказывать всё, потому что могут не понять и списать всё на юношеский максимализм или на другую хрень, которая в данной ситуации никак к тебе не относится. Можно сказать, что я могу поговорить обо всём, что меня волнует, с Алекс, но она не понимает, что я пытаюсь ей донести. Точнее, понимает, но по-своему. Девушка старше меня, такой школьницы, и ей, с высоты своего возраста, мои проблемы и переживания кажутся полной фигней. Но я ни в коем случае не виню её, она правда хорошая. Я не знаю, что такое нормальная дружба. У меня никогда не было подружки, с которой мы заплетали друг другу косички, дарили фенечки, как символ нашей нерушимой дружбы, и разговаривали о мальчиках, понравившихся нам. И не было той подруги, которой я рассказывала, как первый раз попробовала алкоголь и травку, обещая ей, что она тоже как-нибудь попробует. У меня всегда не получалось влиться в коллектив, и я просто стояла в стороне, но, поверьте, мне бы хотелось быть его частью. Перед глазами мелькали школьные воспоминания, начиная ещё с начальной школы и заканчивая сегодняшним днем. Вроде бы всё почти как у всех, но не хватает одной детали... Сразу вспомнился тот сон, заставивший меня нервно сглотнуть ком в горле. Ещё у меня никогда не было парня (как же хочется закатить глаза...). Знаю, сложно в это поверить, особенно тогда, когда можно встретить меня в «Midnight City» или на каком-нибудь концерте или фестивале, но это правда. Наверное, я слишком предвзято отношусь к данному делу, но если моим парнем будет Джимми Пейдж, то я вообще не против! Я хочу, чтобы мне в первую очередь залезли в сердце, а не ширинку штанов. Но, зная мое школьное окружение, состоящее из озабоченных качков из баскетбольной команды, которых не волнует ничего, кроме победы в очередной игре и их собственного члена, и сладких мажористых сыночков, которые считают, что им все должны, думаю, становится понятно, почему. Там сложно найти кого-то, кого интересует хоть что-то, кроме денег, имиджа и статуса. И нет такого, что мне нужен бойфренд или подружка. «Я просто жду того, кто услышит меня, поймет и почувствует — подумала я, смотря, как выключился последний горящий фонарь на улице». Прекрасно, я всё же дотянула до четырех утра. И даже не околела, сидя на подоконнике с открытым окном. Браво, Момсен. Единственное, чем за последнее время можешь похвастаться. Вставать ровно через два часа, а я ещё и не ложилась. Резко слетаю с подоконника, но понимаю, что из-за своих идиотских приступов злости я могу разбудить Петал, а это единственное, что меня волнует и останавливает. Поэтому тихо, мягко ступая по полу, выхожу из комнаты и направляюсь в ванную. Стараюсь ещё тише шлепать босыми ногами, когда прохожу мимо спальни родителей, вцепившись пальцами в длинные рукава пижамной кофты. Мама с папой знают, что у меня бессонница, а я знаю, что каждую ночь, когда я иду за снотворным, они слышат меня и ещё сильнее волнуются. Полтора года назад, когда я стала понимать и замечать, что у меня нарушился режим сна, меня отвели к сомнологу. Там попытались найти причину, почему я плохо сплю. И, как показали большинство показателей, всё это из-за стресса, переживаний и психологического давления. А я прекрасно знала, какие факторы на это повлияли: мое окружение и обстановка в школе. Когда ты вечно стрессуешь невозможно не слететь с катушек, какая-нибудь хрень да появится. В моем случае — бессонница. Мне быстро выписали таблеточки, то бишь снотворное, которые я должна принимать, и посоветовали немедленно устранить ту проблему, которая вызвала у меня это «чудесное» заболевание. Возможно, я дура, просто конченная, раз уж не хочу себе помочь, но я не стала её устранять. Устранить проблему значило перейти в другую школу, но я этого не хочу. И вы не ослышались. Понимаете, в первую очередь речь идет о моем обучении и его качестве, потому что в этом плане меня устраивает всё: учителя (кроме одного), программа, подход, моя успеваемость. Только гребанные богатые детишки всё портили. В любом случае мне всего-то немного осталось, а сейчас меня никто отпускать не собирается, потому что перед экзаменами нас дерут, как последних шлюх, не слезая. Я зашла в ванную комнату и быстро достала из шкафчика в зеркале коричневый пузырек с хорошо знакомой мне этикеткой. Одна таблетка, и запиваю водой из крана. Вытираю губы ладонью, и глазами натыкаюсь на свое отражение. Бледная кожа болезненного оттенка, уставшие глаза безжизненно смотрят в душу и синяки под ними обрамляют нижнее веко. Жалкое зрелище. Бессонница — это не круто и не романтично. Это постоянная усталость, от которой не можешь избавиться. Это плохой, некачественный сон, преследуемый тебя изо дня в день. Это когда на первых уроках чувствуешь, что вот-вот вывернет на спину впереди сидящего соседа. Когда твою дневную жизнь поддерживают кофе и энергетики. Когда снотворное и успокаивающие средства твои неразлучные друзья. Также бесшумно возвращаюсь назад к себе, с тихим скрипом прикрыв дверь. Смотря на белый комочек на моей постели, у которого из-за равномерного дыхания поднимается и опускается пушистая спина с мелкими кудряшками, на лице появляется усталая улыбка. Аккуратно забираюсь под одеяло, как всегда стараясь не разбудить мое самое любимое существо, удобно устраиваюсь, лёжа на правом боку, и стараюсь ни о чем не думать. Всё тело окутывает приятная слабость, и сон медленно, но верно, через, примерно, шесть минут наконец настигает меня. Эта постель как тюремная камера, потому что я совсем одна. Я всё ещё жду друга, который придет и вызволит меня отсюда.