Бессмертные

Три дня уже минуло, а они все не могли вампира догнать. Быстра девка оказалась. Но и ее силы были не безграничны, и Кощей это почувствовал. И на четвертый день он подгонял без устали: — Ну, скорей, Яга, скорей! Немного совсем осталось — скоро иссякнет она. Сам Кощей хищно раздувал ноздри, его глаза горели, он даже слегка поскрипывал зубами от напряжения. Наконец, он остановил Избушку. — Стой! — велел Кощей. — Дальше один пойду. — А подстраховать?! — высунулся Иван. — Даже не вздумай! Это со мной ничего не сделается, если она мне шею прокусит, а вот ты на тот свет отправишься скоропостижно. Меня тогда твой батька еще на тридцать лет в темницу по частям упрячет. Здесь меня ждите, — Кощей выпрыгнул из Избушки на землю. Немного помедлил, вынул нож из ножен на поясе, провел им по своей руке, вспарывая ладонь, и вручил Яге. — Ты знаешь, что с этим делать, старая, — сказал он. Яга только вздохнула. Когда Кощей скрылся между деревьев, она побрызгала нож каким-то зельем, положила его перед собой и уселась ждать. — Вот я сейчас не понял, что вы сделали? — нахмурился Иван. — Так мы узнаем, если с Кощеем все-таки что-то плохое случится, — тихо сказала за ведьму Василиса. — Лезвие ножа ржаветь начнет на глазах. Кощей уходил в лес все глубже и глубже. Он полностью доверился своим ощущениям, которые указывали ему путь. Чувствовал эту девчонку все сильнее и отчетливее, пока не увидел ее. Бедолага в полном изнеможении прислонилась к дереву, но когда Кощей появился перед ней, она встрепенулась и прорычала с угрозой: — Не подходи! Взгляд у нее был отчаянный, дикий. Верхняя губа приподнялась, обнажая клыки. Кощей понял, что сил у нее больше не осталось, и он загнал девчонку в угол, потому она и щерится так яростно. Он усмехнулся и сделал шаг вперед. — Не подходи ко мне! — с ненавистью закричала она. — Проваливай прочь, иначе я выпью тебя досуха за три секунды! Кощей спокойно сделал еще один шаг. Во всем его существе бушевала радость, хоть и было на его лице полное безразличие. Он столько дней мечтал найти ее, видел в своих снах каждую ночь, и вот она перед ним! И до чего же хороша! Невысокая, стройная, что еще больше подчеркивает простое черное платье, на голове копна вьющихся темных с рыжинкой волос, глазищи серые, огромные — в них так и плещется страх, смешанный с ненавистью, рот небольшой, но изгиб губ полный, красивый. Желанная… — Подавишься, — равнодушно сказал Кощей. Марья, вжавшись спиной в дерево, смотрела на мужчину, который приближался к ней шаг за шагом. Ее преследователь. Мучитель. Тот, к кому ее так невыносимо тянуло все эти дни. Теперь хоть она могла его разглядеть как следует. Высокий, широкоплечий, весь в черном, на голове, увенчанной короной, — ни волоска, за исключением совершенно седых густых бровей. Лицо словно вытесано из обломка скалы, кожа на нем в шрамах, темные глаза смотрят пронзительно. Неулыбчивый рот сжат в одну жесткую линию. Двигался этот мужчина величественно, мягко ступая, но столько мощи было во всей его фигуре, что Марью била дрожь. Он пришел за ней, и он не остановится… Марья рванулась вперед так быстро, как только смогла. В мгновение ока она оказалась за плечом у этого мужчины и вонзила в его шею свои клыки. Ужасно! Она словно вцепилась в кусок ваты! Тут же ее унесло куда-то в сторону, и она глазом не успела моргнуть, как опять оказалась прижатой спиной к дереву. Только на этот раз ее туда вжали так плотно, что Марья с трудом могла пошевелиться. Лицо этого мужчины оказалось вдруг так близко… А в его глазах плескалось веселье и что-то еще… — Я же сказал — подавишься, — тихо пробурчал он. И Марья сделала самое последнее, что могла сделать в такой ситуации. Она впилась в его рот своими губами. Обычно после такого мужчины молили о продолжении, клялись сделать все, что ей было угодно, но в этот раз… Он ответил ей жадно, неистово, и Марья растворилась в этом поцелуе. По всему ее телу прошла волна такого желания, что Марья дрожала всем своим существом, и ничего не могла поделать, не могла оторваться от него, не могла… Щелчок захлопнувшегося на ее запястье браслета был оглушительным. Кощей с упоением целовал эту девчонку. Давно он об этом мечтал, и она оказалась сладкой, просто невероятно, невозможно сладкой! Все его тело трепетало, умоляло о продолжении, хотело не просто поцелуя, а большего, гораздо большего, но… Дело надо было сделать. И он защелкнул на ней и на себе эти проклятые кандалы. Кощей неохотно оторвался от ее губ и прошептал на ухо: — Такие уловки перестали на меня действовать еще до того, как я стал бессмертным. А было это больше тысячи лет назад. Марья вдруг почувствовала, что ее больше никто не сжимает в объятиях, и она свободна, ее преследователь отстранился от нее и отступил на шаг, но теперь на ее запястье был браслет, такой же, как и на этом мужчине. И от ее браслета к его тянулась тонкая длинная цепочка. Марья попыталась сломать замок, или хотя бы порвать цепочку, неистово напрягая все свои силы, но тщетно. Ее преследователь ухмыльнулся и слегка хриплым голосом сказал: — Сделано! — и цепочка тут же вспыхнула ярким светом и исчезла. Марья ощерилась. — И как же ты теперь меня остановишь? — фыркнула она. — Цепи этой проклятой нет! — Девка глупая! — он спокойно стоял, усмехаясь. — И не пытайся даже, все равно далеко не сбежишь. Марья опять посмотрела на браслет. Потом на преследователя. Ее глаза снова загорелись ненавистью. — И все-таки я попробую! — прошипела она и шустро кинулась прочь. Кощей закатил глаза, вздохнул и оперся рукой о дерево. Ждать пришлось недолго. Почти сразу он почувствовал, как его скрючивает от лютой, невыносимой тоски. Весь мир словно стал серым, без единого яркого пятна, даже дышать было тяжело. — Аааргх… — Кощей с хрипом согнулся, ловя ртом воздух. Затем помотал головой, выпрямился и пошел туда, откуда тоска исходила сильнее всего. Девушка сидела, забившись между громадными корнями старого-престарого дерева, и отчаянно рыдала. Кощей медленно приближался к ней, и с каждым шагом дышать становилось все легче, и с плеч словно гора спадала. Он опустился перед ней на колени и с жалостью сказал: — Говорил же тебе — не сбежишь. Она вскинула на Кощея свои заплаканные глаза, и Кощей заскрипел зубами от образов, которые она ему передавала скорее неосознанно, чем нарочно. Он сидел рядом с этой девочкой, и в его голове проносилась часть ее жизни, укладываясь в полную картину. Отцом ее был богатый князь, а матерью — обычная дворовая девка-рабыня. Но воспитывали девочку, как княжескую дочь. Даже более того — языкам всяким обучали, игре на инструментах, танцам, вежливому обхождению. Книжки она обожала до дрожи в коленях. Любил князь свою кровиночку, вольную собирался дать, наследство отписать. Не успел — помер скоропостижно. Наследство отошло сестре князя, и та вдоволь натешилась тем, что каждодневно унижала незаконнорожденную племянницу, заставляя ее делать самую грязную и тяжелую работу. За любой проступок, даже самый незначительный — жестокая порка. Бедолагу могли выпороть и просто так, без повода. От книжек ее отрешили. В конце концов, тетка продала девушку своему соседу-купцу. Ну, а у того совсем другие поводы для веселья были. Обожал он девок насильничать, да измываться над ними всячески. Нравилось ему, когда они кричат, умоляют о пощаде. И способы вырвать из них крик у него были до чрезвычайности разнообразны и потрясали своей жестокостью. И с того момента жизнь у побочной княжеской дочери по-настоящему превратилась в беспросветную яму с нечистотами. Поначалу-то она сопротивлялась, но два раза ее мало не забили — не запороли кнутом до смерти. Выжила. Затихарилась. Была тише воды, ниже травы, тая в сердце черную ненависть к своим мучителям. Рассудок ее остался цел только благодаря гордости и злобе, растущей день ото дня. Один раз хозяин ее за море поехал, в чужую страну, как показалось Кощею, вроде Урмании, что находилась не так далеко от Белогорья, даже язык там был похож на урманский. Ну, и захватил с собой любимую игрушку — княжескую дочь. Купец там не только торговал, но и знакомства заводил полезные. Одним таким знакомым был некий граф. Но чего купец не знал, так это того, что граф тот был вампиром. И вампиру понравилась княжеская дочь своим обхождением и прекрасным знанием родного языка графа, да и красавицей она была изрядной, а в глазах ее было что-то отчаянное, тщательно сдерживаемое пламя жаркое, жажда жизни неимоверная. И тогда граф сделал княжескую дочь вампиром. На этом образы обрывались, но Кощей еще какое-то время сидел и содрогался от того, через что пришлось пройти этой девице. Она уже не рыдала, а просто тихо плакала, и слезы градом катились по ее лицу, оставляя мокрые дорожки. Кощей осторожно коснулся ее плеча, и она вздрогнула. — Как хоть зовут тебя, славница? — он осторожно вытирал ее мокрое лицо ладонью. — Марья… — всхлипнула она. — Марьюшка, значит, — Кощей поглаживал ее по плечу. — Ты не бойся, девонька, не обижу я тебя. Мне просто надо, чтобы ты со мной пошла. — Пошла с тобой куда?! Туда, где меня убьют?! — зло спросила она. — Никто тебя убивать не будет. Сначала разберутся, кто ты, откуда, зачем людей губишь, — сказал Кощей. — Никого я не губила! По крайней мере, здесь! — Видоки говорят другое, жалуются на тебя. — Тогда меня даже слушать не будут! — она сникла. — Им придется. Я потребую. Да и справедлив наш Илья, — Кощей заставил ее посмотреть на себя. — Я все видел, славница. Видел, как тебя годами мучили. Как кровососа из тебя сделали. — Быть вампиром — это не самое плохое, — сказала Марья, и в ее голосе звучала такая горечь, что Кощею защемило душу. — По крайней мере, никакой хозяин не заставит подчиняться и делать то, что тебе отвратительно. — Если бы мог, я бы твоего хозяина живьем наизнанку вывернул! — хрипло сказал Кощей. В ее глазах вспыхнула ненависть. Марья провела рукой по давнему шраму на своем плече, оставленному хозяином, когда тот решил, что хочет в очередной раз порадовать себя истошными криками. Она тогда терпела до последнего, пока он не приложил к ее плечу раскаленную добела кочергу. Тогда жуткий вопль вырвался из нее против ее воли. Вонь паленого мяса она помнила до сих пор. — Он был первым, кого я действительно убила, — выдохнула Марья со злобой. — Я высосала его до дна, всю его жалкую жизнь забрала себе, пока он хрустеть не начал! А потом вернулась в дом моего отца и добралась до моей дражайшей тетушки! Перед смертью она визжала, как свинья! Ну как, боишься теперь? Будешь ли требовать, чтобы меня твои наемщики выслушали?! — Твой хозяин и тетка это заслужили! — Кощей ожег ее взглядом. — Я бы вспорол им животы, развесил бы их кишки по кустам и ждал бы, пока они не подохнут, а наступило бы это нескоро! Ты проявила милосердие, подарила быструю смерть, а от меня бы они и этого не дождались, девонька! Марья уткнулась в его плечо, содрогаясь. Кощей поглаживал ее по спине до тех пор, пока она совсем не успокоилась. — Как хоть зовут тебя? — сипло спросила она. — Кощей я. — Тот самый, который Бессмертный? — она издала смешок, вспомнив сказки, которые ей нянька старая рассказывала. — Тот самый, — он ответил ей похожим смешком и поднялся с колен. — Ну, пойдем. На ноги-то сможешь встать? Марья попыталась. Но уж очень сильно ее ноги дрожали от всего пережитого и усталости. Она начала медленно оседать на землю, и Кощей подхватил ее на руки. — Что ж… придется так, — порешил он и двинулся назад туда, где его ждали остальные. Какое-то время Марья просто лежала в его руках, уткнувшись носом в крепкое плечо, а потом подала голос: — Что это за браслет, который ты на меня нацепил? — Особые кандалы, запечатывающие твою силу, чтобы ты не сбежала и новых дел не натворила. Связаны мы теперь с тобой, Марьюшка, накрепко. Что ты чувствуешь, то и мне передается. — Значит, тебе тоже стало плохо, когда я убежала от тебя? — Да, скрутило меня знатно. Но за тысячу лет я привык к боли. Да и нашел тебя быстро — тоска твоя меня приманила. — Это жестоко! Кощей вздохнул. — Нельзя мне тебя упускать, славница. Я Муромцу слово дал, — сказал он. — И как же я теперь защищаться буду? А если нападет на нас кто-нибудь? Вы ведь меня всех моих сил лишили, изверги… — Марья вцепилась в его одежду. — А если нападет, то сильно об этом пожалеет, — спокойно ответил Кощей. — Я не один за тобой пришел. Богатырь со мной, девка-воительница — жена его и Яга — ведьма старая, но сильна. У Марьи не было сил даже сердиться. — Выходит, я в сказку попала, — буркнула она. — Для тебя это — сказка. Для нас — обыденная жизнь, — Кощей усмехнулся.