Жизнь, придуманная для тебя

Прошлое — это так больно, моя Мари, Все, что нельзя исправить и изменить. Каждое грубое слово, кривой совет, Тот утонувший в море цветной браслет. Слезы на выпускном и последний вальс. Что-то хорошее тоже, но в том и фарс: Это есть якорь, что тянет тебя ко дну, В прошлый четверг, в растаявшую весну. Если не сможешь и не шагнешь вперед, То, что давно истлело, тебя сожрет. (Джио Россо)

Я изменила мужу. Однажды вечером, промозглой осенью. Дождь сыпал бранью по стеклу. Я стучала приборами по тарелке в такт ему, делала вид, что ем, но практически не притрагивалась к ужину. Второе давно остыло, и если бы не дюжина гостей, я покинула бы нашу столовую полчаса назад. Гости оживленно болтали и улыбались глупым шуткам. Их гул меня раздражал. Тупая боль стучала в висках. Из-за нее я облокачивалась о стол, чтобы склонить голову, незаметно прикрыть глаза и облегчить свое пребывание в этом дурдоме. Еще я чувствовала, как пристально следят за мной два черных омута — его глаза. Следят внимательно настолько, насколько могут, ведь гости то и дело отвлекают. Его глаза не требуют, не зовут и ни о чем не говорят, но прожигают нервы насквозь, и мне хочется сбежать из-под их огня. Я изменила легко. Я просто посмотрела не туда, когда подняла голову и собиралась запить головную боль вином. Встретилась взглядом с тем, с чем не должна была: с чистым серым, с растопленным льдом. «Малфой», — пронеслось в мыслях без выражения. Я привыкла к его присутствию в нашем доме. Он приходил, обычно холодно здоровался со мной и отправлялся в кабинет моего мужа — там они сидели допоздна, болтая о чем-то, что не слишком волновало меня. Но сегодня с его взглядом было что-то не так. Он смотрел на меня внимательно, без привычного безразличия, но с отчетливо проступающим сожалением. Его взгляд был удивительно настойчив и горчил, как мое вино. Я растерялась, но выдержала натиск, не отвернулась. Вместо этого торопливо сделала глоток, и по языку прокатился вяжущий букет из горного ясеня* и белого винограда. Взгляд машинально скользнул к бледным губам, и странное ощущение овладело мной: будто бы глубоко в душе я знала, как целует Драко Малфой, как любит перед поцелуем проводить пальцем по моему подбородку, как задумчиво смотрит, словно не верит, что это я, как вяжущий вкус его, похожий на вино, смешивается с моим, и от этого сочетания я схожу с ума. «Что за ерунда?» Я сделала еще глоток, неловко отставила бокал в сторону и опять склонила голову, нарушив наш зрительный контакт. Боль в висках обострилась, застучала с новой силой. Одной рукой я обхватила себя за шею и потерла ею проступившие через кожу позвонки, а на другой — той, что лежала на столе — ощутила нетерпеливое прикосновение. Это был Тео, мой муж. Знаю, дорогой дневник, звучит странно, но все есть, как есть. Три года назад Рон погиб, выполняя поручение Министерства, и я не знала, куда спрятаться от этого. Я умирала, я сходила с ума. Днем запиралась в доме и сбегала оттуда по ночам, не хотела никого видеть, но искала поддержки у тех, у кого искать было не надо. Я заблудилась в жизни, я потеряла саму себя и не могла найти, пока на моем пути не возник красивый и пугающе темный силуэт Теодора Нотта. Мы столкнулись на каком-то приеме — уже и не вспомнить, каком именно: такие десятками проводятся для магической знати, чиновников и участников войны. Он заметил меня, я посмотрела на него. Он предложил лишний бокал шампанского, я позволила ему лишнего за пределами зала. «Хочу увидеть тебя снова», — не сказал, а потребовал он в своем письме на следующий день. Я была не против, поэтому мы встретились во второй раз. Затем встретились в третий, а дальше… я перестала считать. Глупо было надеяться, что все обойдется, что мы наиграемся, и, не ища любви, но удачно скоротав время, разойдемся по разным сторонам. О романе узнали, когда наши совместные фото появились на обложке «Слухов волшебного мира». А незадолго до этого я поняла, что беременна. Скандал, увольнение, порицание. Разрыв отношений с Джинни и Гарри, потому что «ты совсем рехнулась, Грейнджер?!». Скорая помолвка. Попытка войти в аристократическое общество, которая с треском провалилась. Не помню точно, сколько кругов ада мне пришлось выдержать, прежде чем родился Скорпиус и вся эта возня обрела для меня смысл. Сейчас нашему сыну два года. Он болтает без умолку, смеется часто и лезет обниматься. Он любим мною до невозможности. — Мистер Забини, я слышал, миссис Забини собирается отправиться в Париж в ближайший уикенд, — мелодичный баритон Тео прозвучал непринужденно, но до смерти фальшиво. Он никогда не говорил об этом, однако я чувствовала, интуитивно догадывалась, что Нотт ненавидит своих лучших друзей — Блейза и Малфоя, и все же по неведомой для меня причине продолжает с ними общаться. Быть может, так принято у аристократов и бывших слизеринцев? Их общество в принципе пропитано фальшью… Мне в общем-то плевать, я не вмешиваюсь. Однако я особенно не люблю такие моменты, когда Тео шутливо обращается к друзьям официально — это означает, что он раздражен их присутствием больше обычного. — Да, мистер Нотт, — подыграл ему Блейз, — На очередной показ мод. — Миссис Нотт, — протянул Тео, обратившись уже ко мне, — Не хотите ли составить компанию миссис Забини? Его всегда прохладные пальцы обвили мое предплечье и слегка его сжали. — Было бы здорово, — ответила я, — Однако в ближайший уикенд меня ждут дела. Нотт бегло посмотрел на Малфоя, но, вероятно, не поняв ничего в наших «переглядках», расслабился и отпустил мою руку. Я выдохнула. Гул в голове усилился. Я понимала, что после ужина мне еще час придется терпеть раздраженное молчание мужа, пока он не запрется в своем кабинете и не останется там до утра. «С Малфоем такого бы не было». Эта мысль обескуражила меня. Она звучала настолько правдиво, словно я знала наверняка. Я снова посмотрела туда, где оставила глаза цвета шторма, но на этот раз Малфой не обратил на меня внимания. Голова закружилась, меня замутило. Кончики пальцев покалывало, и мне казалось, что я знаю, каково это — прикасаться к Драко Малфою, чувствовать его кожу, сдавливать ее до легкого напряжения в фалангах. Ощущение было удивительно настоящим, и мне стоило огромных усилий не упасть навзничь и не потерять сознание. «Да что со мной происходит?!» Было в удовольствие осознавать, что, возможно, не мне придется терпеть раздражение Тео, а совсем наоборот. В сторону Малфоя я больше не смотрела. Не получилось, потому что в обеденную залу фамильного особняка Ноттов вошел самый нежеланный для меня гость: — Я опоздал? Его голос прозвучал низко и грубо, и в целом наш гость выглядел, как лесоруб, а не как представитель гребаной знати, к которой здесь себя причисляли все, за исключением меня. Чересчур высокий рост, широкие плечи и шрам через бровь к виску. За гостем семенил наш домовик с вечно безумными глазами навыкат. — Хозяин Тео, мистер Нотт, прибыл ваш друг, — причитал он. — Флойд! — Теодор поднялся, чтобы поприветствовать единственного друга, к которому он питал приятельские чувства. — Тебе простительно. Присоединяйся к нам! Нотт указал на свободное место рядом со мной, и Флойд с комфортом на нем расположился. Меня передернуло. Боль в висках достигла критической точки, послышался звон в ушах, и слишком явно стало ощущаться, что мое платье не закрывает плечи, а в столовой сквозняки. Я поднялась, пошатнувшись и прошептав что-то вроде «мне не здоровится». Затем удалилась из столовой под низкий голос нашего гостя. Он шумно рассказывал о чем-то, а я не слушала. Весь путь до выхода на меня смотрели серые глаза — я чувствовала, и меня изучали темные глаза — я знала. Но мне было до чертиков плохо, и я не могла находиться в одном помещении с Флойдом. У меня была на это веская причина.