Горечь

BTS — Sea

       Чимин просыпается от будильника, чья мелодия уже стала ненавистной. Очередной «новый» учебный день начинается по привычной схеме. Не хватает лишь одной маленькой детали. Мама не сделала ему чай. Мин не обратил на это внимания, ведь всякое бывает, и такое иногда случалось, когда она, например, уставала после тяжёлой ночной смены. Заварив себе мятного чая, а не как любила миссис Пак — фруктового, он принялся за завтрак. Благо Мама делает заготовки на целую неделю вперёд. Подходя к школе, Чимина не покидало какое-то странное чувство. Как только Пак переступил порог здания — все до единого глаза уставились на него. Первая и единственная эмоция, которую смог прочитать Мин в их глазах — презрение. — О, наша школьная шлюшка соизволила явиться! Ну что, перепихнемся по быстрому? Мы-то уже знаем, что ты не "по девочкам". Глаза Чимина в этот момент раскрылись настолько широко, что, казалось, ещё немного, и они просто выпадут. Тут ему в лицо прилетает презерватив, наполненный какой-то вязкой липкой субстанцией. Нетрудно догадаться, что было внутри. Жидкость медленно стекает по щеке Чимина, и вслед за ней катится горячая слеза. — Или погоди, ты же наверное любишь без них? А подрочишь мне? Хотя, нет, не стоит, не хочу, чтобы твои мерзкие руки прикасались к моему сокровищу, — Выдает какой-то высокий парень, кажется, из параллельного класса. Чимин срывается с места и несётся в сторону туалетов, чтобы смыть эту дрянь со своего лица, а вместе с ней ощущение собственной никчемности. Он включает холодную воду и начинает судорожно тереть щеки, глаза, и далее не замечает, как от белой массы на его лице не осталось и малейшего следа. Вместо этого лишь нескончаемый поток слёз. Простояв вот так ещё какое-то время, ему все же удается успокоиться. Брюнет уже нажимает на ручку двери, как его чуть ли не сносит Чонгук. Тот пробегает мимо, не глядя на свою жертву, но сделав пару шагов, резко останавливается и понимает, там стоит Чимин. Весь опухший, красный. — Видимо, недавно плакал, — думает про себя Чон. Его рука почти касается запястья Пака, но Гук ее одергивает. Чимин смотрит на него, и с его уст срывается хриплое «привет». Помятая улыбка совсем не улучшает ситуацию. — Я хотел поговорить на счёт вчерашней ситуации. Прости, на меня нашло что-то внезапно. Но я не могу быть с тобой искренен, потому что это ложь. Я не хочу извиняться, я хочу узнать тебя лучше, Чонгук. — Нет, Чимин. Я не хочу узнавать тебя. Это был лишь порыв, не предвещающий ничего хорошего. Абсолютно НИЧЕГО. Мне захотелось узнать, каково это, иметь подобный опыт с парнем, ты просто попался под руку. Извини, если дал тебе какие-то ложные надежды. Надеюсь, ты больше не будешь меня доставать. Прощай. Чонгук вылетает из туалета, совсем позабыв о том, что пришел туда по делу, как-никак. Чимин стоит на месте, в его голове проносятся слова Чонгука. Раз за разом. Какой же Пак идиот. Как он вообще мог подумать, что это был не просто порыв, а чувства, внезапно накрывшие их обоих. Придурок, Чимин, ты чертов кретин, ничтожество. И тут маленькие пазлы в его голове начинают складываться. Смех из-за прикрытых дверей библиотеки, пулей вылетевший Чонгук, издёвки утром. Он просто решил приколоться. Постебаться над несчастным старостой — одиночкой, так легко давшему к себе прикоснуться. По комнате разносится истерический смех Чимина, его руки сжимают волосы, а ноги дрожат, совсем не удерживая его тело в прежнем положении. Смех переходит в крик, а позже в слезы отчаяния. Прижимаясь к стене Мин сползает на пол, прижимая колени к груди. Так он и сидит ближайшие 40 минут. Странно, что за это время никто не зашёл сюда. Но Пак не будет об этом даже задумываться. А зря. Ведь это именно Чонгук, вылетевший из туалета, сказал никому туда не заходить, и повесил табличку «не работает». Собрав себя до кучи, Чимин хватает вещи и несётся домой. Он бежит в сторону дома, желая поскорее оказаться в своей уютной комнате, чтобы закрыться там и не видеть никого ближайшие несколько дней. Пак не замечает, как подбегает к собственному дому, и, как только ключи входят в замочную, скважину звук разбивающейся посуды бьёт по ушам Чимина. Тихонько приоткрывая дверь, он заходит в прихожую, где его мама, вся в слезах, бросает одну фарфоровую тарелку за другой. Посуда летит в его отца, но ни один осколок так до него и не долетает. — Ублюдок, я тебя ненавижу! Как ты мог?! Превратился из мужчины в какого-то пидораса! — Её взгляд устремляется в сторону входной двери, на которую Пак старший смотрит уже несколько секунд, и видит там Чимина. Подрываясь с места, она бежит к брюнету, со всей силы толкая того вглубь квартиры. — И ты туда же! Что, тоже не терпится подставить свою задницу какому-нибудь мужику?! Так вперёд! Женщина со всей силы толкает Пака, и тот падает на пол, полностью устеленный осколками битой посуды. Несколько из них впиваются глубоко в его кожу, ладони пронизывает острая боль, а по лбу юноши стекает струйка алой крови. При падении на пол он неплохо так приложился о кухонный шкафчик. В нос ударяет резкий и такой противный запах алкоголя, Пак понимает, его мать напилась, и не просто напилась, а нажралась в полнейшее говнище. Отец подбегает к нему и пытается помочь подняться, на что Чимин лишь отмахивается, опираясь руками о стулья, поднимается и бежит (если эту походку вообще можно назвать бегом) в свою комнату. Он хватает черный рюкзак, черную футболку, такого же цвета джинсы, деньги и телефон. Зайдя в комнату родителей, он хватает несколько бутылок алкоголя, и под крики отца выбегает из дома, держа в руках свои конверты. Кажется, тот даже и не заметил сына. Оно и к лучшему.