Волчья колыбельная

Вик       У меня плавятся нервы. Дёрганый и злой. Даже Мирра чуть в стороне стоит и никого ко мне не подпускает. Разномастные оборотни в Центре встревожены, рычат, словно одно моё присутствие автоматически метит всю территорию. Кира на правах личного врача, и потому что ни хрена меня не боится, подошла и вогнала в ляжку подавитель. Сообщив, что для вожака гон тоже никто не отменял. И он, скорее всего, совпадёт с материным. Охренеть, как радостно! Кто видел старших оборотней в этом состоянии… уже не испугается ничего. Неистовая нежность, замешанная на крови, яростные укусы и вопли, пол лесополосы в глубоких отметинах когтей. Кора лоскутами устилает землю, ломаных веток столько, словно налетал ураган, пол озера вылакано из-за сушняка в перерывах между соитиями, от оленя, кстати, тоже на бегу отъедается. Гон около пяти суток — удирают на время даже кроты.       Но… есть одно «но»…       Я Мирославу не захочу.       Передо мной вырастает Дан. В коридоре. Сильная наглая сволочь. Незнакомая и необходимая одновременно. Еле держу себя в руках, чтобы не схватить губы, затыкая рот, и не слышать, сука, как он пытается узнать мои контакты. Я даже не знаю, что чувствую в момент съёма… Но точно: злости и обиды нет. Осознал про нож только сейчас. Как тот жираф! Гордость и честь глаза застит, словно воском заливает. Пока сам однажды, наплевав на себя, не поступаешь так же. Теряя и зная, что с тобой будет, когда сделаешь шаг, принимая за двоих единоличное решение. Дан, не помнящий меня, светится изнутри, сытый и сильный, с вальяжной грацией кота, вжимает в стену и вот-вот прощупает секс-радаром, как терплю, трамбуя ярость поглубже в горло. Но не выдерживаю, когда пытается коснуться руки, обнажённого участка кожи на запястье, срываюсь на рычание. Зараза, похоже, в восхищении от моей реакции, только не цокает, а когда, вырвавшись и невежливо послав, я торопливо ухожу, смотрит на задницу. Ей и чую.       Не подпускаю к себе никого, потому что в присутствии Дантреса химия меня не берёт, её кровь в воду превращает под воздействием своей температуры. Приговор затягивается в связи с запросом в Австрийский офис: предложено для реабилитации, а по-русски — от греха подальше — отправить Кира на историческую родину на полгода. У меня дикое желание рвануть во все тяжкие сейчас, чтобы и с собаками не нашли. Такое чувство, что все пялятся на меня, обеспокоенно или встревоженно — один хрен, сижу дико вздрюченный. Накусал губу изнутри так, что уже кровь сочится каплями. Кто сказал, что мне больно? Это ничто по сравнению с тем, как я ломаюсь сейчас. Хребет себе ломаю. Отключить человека? А волк, по-вашему, не чувствует? У зверя ощущение потери иногда острее в разы. Кира сзади обнимает, а гномка её из бороды и штанов выпрыгивает. Вот нет во мне Дановского куража, а то бы сейчас показал, кто в доме хозяин. Все бы женщины с толикой звериного уже рядом бы сидели в полуоборрроте. Видимо, раскатисто рычу вслух, судья смотрит с укором, мол, ведите себя прилично, как будто я колонну обоссал. Опускаю глаза в пол, позволяю себя тискать женскому телу. Возбудился бы в другой раз: но я — другой. Во-первых, не моя, во-вторых… в сторону Дана не веду даже ухом.       Наконец-то Мирославе подтверждают прошение — австрийцы готовы оказать содействие и принять обвиняемого на условный срок под свою полную ответственность. Позади с облегчением выдыхает Кирка, трётся щекой об меня и упархивает к Славе. Гном, красный и задыхающийся, сдавший свой интерес с потрохами, зыркает злобно на меня из-за девичьего плеча, обнимая тонкий стан загребущей лапой. Она ему что-то нашептывает, даже матери не стесняясь. А Мирослава почти в упор глазами общается со своим бывшим. Не знал бы, что всё так запущено, решил бы — почти идеальное семейство. Ну батя набедокурил, обдолбавшись и подставив стаю, но ведь при хорошей защите в суде, нет ничего нерешаемого. Оборотни не бросают своих. По сути, чистокровных альф, способных сплотить и контролировать стаю совсем немного. Сотни две осталось. И сейчас мне навязали почётное место среди них.       Соло не привык быть настолько на виду: он выбирал занятия с молодняком на свежем воздухе, школу выживания в человеческом обличие, приемлемую муштру для трудных подростков. Мирослава поражалась, как нелюдимый юноша, коим я прослыл в Салане, за три месяца стал таким уважаемым воспитателем. Главным ядром моей юношеской сборной стали спасённые пацаны, они почти ни на шаг не отходили от меня, исполнительные и молчаливые. Раскрепощались только, когда дело доходило до дурачеств, едва напоминающих игры. Ребята отлично бегали, прыгали и мыслили сообща. Сама собой организовалась баскетбольная команда, Леонид оказался знатоком этого спорта, я учился вместе со всеми. Моё агрессивное поведение на площадке вышибалось оплеухами. Причём мужика совсем не волновало, что отвешиваются они вожаку стаи. Я дал понять молодняку, что уважаю Леона, он — врач, судья и мой самопровозглашённый отец.       И упрямство я проявил, увёз Киру домой, заявив взбешённому гномке: чтобы девушку гулять — надо брать её в жены и не тянуть кота за яйца. Миркина дочка показала зубы во всей красе, но издав короткий мощный рык, заглушил недовольный ропот. Кира многим в Центре полюбилась, но она была молодой, сильной альфой, гениальным научным сотрудником и почти возглавляла исследовательский биофилиал Кемеровского университета. Хрен бы копатель нор угадал, уволакивая у меня из-под носа такую драгоценность.       Умудрённый жизнью Варейвода попытался направить мои мысли и понятия на путь истины, на что я оскалил обозначившиеся от ярости клыки.       — Вы не понимаете, Вячеслав. Наука — её страсть, но в нашей жизни правит луна. Кира — умница, но ещё она легко снесёт голову с ваших плеч. Природа оборотней сложна и малоизучена. Дайте нам самим определиться, как жить, чтобы не навредить ближним. Мы разумны. Более чем разумны для правильных решений. Лес должен быть рядом с нами, пойми. Киру потянет на зов тайги.       Расстроенный гном нас отпустил, но по взгляду я понял, что скоро шеф объявится в Салане. Дан       Это же надо было докатиться, уже на оборотня кинулся! У меня с этой породой давние счеты, ещё из прошлого, когда в изоляции жили, и в приют отбирали не только сирот, главное чтоб с особенным геном. А уж как их без родителей оставить — дело нехитрое. Вот тогда всю грязную работу поручали наёмной стае. Славка мне втирал, что, мол, это наёмники, что не все такие, да-да, и где-то небо точно голубее, но нас пиздили за каждый побег именно они. А уже потом, пройдя обучение, пока ещё кровь кипела, и выжить, ой, как хотелось, границы морали были размыты. А жить иначе не научили, и сам, будучи наёмником, такие вот стычки урегулировал, видел их в действии и ничего кроме жестокости прочитать не мог. Такие же как я, на инстинктах, поэтому и отношение на равных и в полную силу. Под зачистку чаще тоже они попадали за зверства и бесчеловечность, а я добровольцем был, и жестокости во мне в то время было больше, чем в целой стае. Сейчас неожиданно пришла мысль: возможно всё дело было в вожаке, а остальные шли по его указке…       Встряхнув башкой, зашипел в полголоса. Черепная коробка будто треснула, туман в мыслях и с памятью беда, — не впервой. Тело все ещё в истоме, загонял меня клыкастый, рано удрал, могли бы продолжить.       — Дан, ты как? — Славкина морда вылезла из двери.       — Мать твою, кто та скотина, что довела тебя до такого?! — не без ужаса, выглядит он, мягко говоря, не товарно…       — В зеркало на себя посмотри, — просит строго и захлопывает дверь, я складываюсь опять пополам, хватаясь за голову.       — Скажи, я хоть бухал или контузило?! — в ответ тишина.       Из камеры меня выпускать отказываются, без объяснения причин. Достал весь персонал, особенно тяжко лаборантам, которые в меня таблетки запихать пытаются. Одному засунул их в жопу. Психанул. Каюсь. Но он был очень настойчив, а я — очень не в настроении. Память так и не вернулась. Зато мысль, что забыл нечто важное — стала первостепенной и даже навязчивой. Всё время чего-то не хватает.       С волчарой пересекались один раз на слушании. Выцепил его в коридоре, зажал у стены, хотел номерок спросить… Говорил же, дурной у оборотней нрав. Чуть такую пиздюлину не выхватил! На прощанье он на меня ещё и нарычал, характерный какой. К общей радости, баба Славки, как видит меня, так реветь начинает, ей богу, как на похоронах, хотя всего лишь выпустили на свободу, правда с волчьим билетом, разорвав трудовой договор. Вообще не расстроился, давно пора поостыть, может, завести собаку…       И вот сижу я теперь в уютном ночном кафе, заливаюсь хорошим кофе и шустрю базу данных. По идее стая оборотня, а он ещё и вожак оказался… вообще странный тип, другой бы не лёг в нижнюю, это даже подкупает и располагает к дальнейшему знакомству, было бы ещё с кем! Я на него даже передёрнул пару раз, ну не идёт из головы, зараза!       Славкины пароли взломать — как два пальца, у него всё что ни код, то со мной связано, а особенных дат у меня не много, значит, и у него вариантов. Папка под названием «Салан» привлекает внимание больше остальных. Думки на тему очередной ликвидации отбрасываю, не те времена, сейчас всё решается на высшем уровне. Но всё-таки к ней руки тянутся, и даже перестаю замечать другие ярлыки вокруг, словно мир сужается до одного единственного слова.       — Я бы не советовал, — выглядывает из-за моего плеча старый знакомый, ухмыляясь во всю свою демоническую рожу. Сломать ему руку, что ли? Так у него ещё есть, ему хватит.       — Ты же в розыске, бестолочь, — оглядываю полупустое кафе, пододвигая к себе поближе гномий личный ноутбук. Проходясь по лицам редких собравшихся, натыкаюсь взглядом на хмурого, почти серого парня, отдалённо знакомого… — У тебя вампир сломался, — без стыда тычу пальцем в Макса, Даймон нервно хихикает.       — Приболел. Кстати, поэтому я здесь. Не хочешь выкупить информацию? — садится напротив, оседлав стул, и брезгливо косится на кофе.       — Я похож на банкомат?       — Касаемо оборотня…       — Сколько стоит? — интерес разжигается сам собой.       — Дорого. Я помогу тебе вспомнить, но это будет не очень безболезненно.       — Оно того стоит?       — Ты оценишь, — глаза напротив на мгновение вспыхивают красным, завораживают, до полнейшего оцепенения, а после снова становятся человеческими и колючими.       Что он делает, я не знаю, но только-только прошедшая головная боль возвращается с утроенной силой, даже глаза держать открытыми больно. Бросает в пот. И сердце… словно сжимается в маленький комок, замирая.       — Ты бы и сам вспомнил, — рассуждает миролюбиво, пока перевожу ему кругленькую сумму на счёт. — Но много позже. Считай, я тебе помог.       — Ты?.. Скорее кинул меня на бабки. Изыди, демон, и полудохлика своего забери, думать буду.       Думать не получилось. Стало хуже. Такое знакомое чувство беспомощности и болезненности, которое нельзя было приглушить, как обычно, пилюлями, я жрал отраву горстями, а легче не становилось. Ночью были кошмары. Живые, красочные, разбавленные звуками и спецэфектами, переполненные жестокостью, и в то же время из них не хотелось уходить, в них было комфортно, как в реальности. Днём снова кутерьма с анализами, гном настоял мне временно побыть в лаборатории, чтобы пройти полное обследование, пришлось согласиться. А вообще пошёл, потому что думал там блохастика встречу, но краем уха услышал — стая ушла в Салан и в городе больше не появится. Тогда навалилась тоска. Она изгрызла всё нутро, доводя почти до депрессии. Я свою рожу жалкую перестал узнавать, тупо бродил по коридорам, искал чего-то, и никак не мог найти. Разгрызал пальцы до крови, обтирался о стены, выл в потолок, пока не засыпал, а после выл от бессилия, потому что проснулся. Демон «помог» — он все мои чувства усилил в разы, и то, что раньше было лёгким беспокойством теперь стало паранойей, плавно перерастающей в панику.       Сегодня ночью подорвался, как обычно, но вместо привычно сухого панического крика, проорал имя… Вик. И разрыдался.       — Кто-нибудь видел здесь кастрированного волка?! — рявкаю на весь коридор, обшаривая кабинеты и пугая медперсонал. В голове всё ещё дурман, и реальность плавно покачивается. Один из медиков выронил из рук пробирку и побледнел. Надеюсь… там не Эбола была, а то знаю я их опыты, затейники ещё те.       — Или хотя бы не кастрированного, но готовящегося к болезненной операции?! — снова тишина. — Слаааааавик, СУКА, иди на диалог, а?! — этот как до него мои вопли донеслись, вообще потерялся. Иногда слышу в углу коридора Кирино рычание, отчитывает его не иначе, но бегают быстро, хрен догонишь, по крайней мере я заебался шерстить коридоры в поисках ответов!       — Ты всё вспомнил? — спрашивает по громкой связи знакомый голос. В радиорубке, сука, засел!       — Прикинь, — ору в прицел камеры, показывая неприличный жест. — Раньше бы мог, если бы помогли добрые люди. Но людей здесь нет, нечи одни! И все заботливые, как лучше бы не надо!       — Дарик, тебе дать спокойную таблеточку?       — Скота мне моего отдай! Слава, я тебя прошу, никогда больше не делай ничего, чтобы меня защитить! Я уже сам, как суперпрочный гандон, защищаю от всего, если правильно надеть! Это же надо было! Связь он порвал! Посмотрите! Благодетель! Ладно я конченный, не контролирую себя, но этот-то не от природы, самопровозглашенный суицидник!!! — и уже тише себе под нос, пока на жопе сидел и кровь под носом вытирал, всё от нервов, — подумаешь, чуть не убил, может у меня сложный характер. Я же не специально, ну помучаюсь чувством вины до конца дней, ну беречь теперь буду… эм… сильного характерного оборотня… как вазу хрустальную, зачем же сразу посылать! Так бы и сказал, не сошлись характерами, зачем себе то вредить, бестолочь ушастая?!       Я там много ещё чего говорил, что вряд ли бы вслух когда сказал, понесло, и легче не становилось. Хотя исповедь и была честной, груз ответственности никуда не делся, также как и вина за содеянное, но когда меня вообще интересовали условности?! Я слишком стар, чтобы дать этому волчаре дожить спокойно. Это будет первый в мире седой волк, полностью, даже на жопе шерсть будет белая. Решено!       — Слаа-а-а-аавик, дай вертолёт?! Это правда последний…       Вертолёт мне Славка отказался давать под страхом смерти. Минут сорок, пока я собирал сумку, запугивал: что я всё ещё под следствием, что Салан закрытая зона, и теперь туда только по пропускам. Потом ещё вещал сорок минут, пока шмотки разбирал обратно, что в стае скоро гон, там вообще находиться опасно, и меня там не особо ждут, а половина баб, да и несколько стволов, рады, что новый альфа освободился, и не мудрено, как я в лесу случайно потеряюсь и не найдусь. Пока думал, сильно ли будет злиться Вик, что я его питомник на фарш пущу, Славка, стоя в коридоре и блея что-то про то, что я его лучший друг, наорал мне в лицо, что собирается жениться и ушёл, буквально выбежал за дверь, хлопнув ею чуть ли не мне по лицу…       Я на кусок железа с ручкой пялился минут пять, потом заржал, потом чуть не заревел от умиления, представив гномьих волчат. Недотаксы, блин, получатся, опять заржал, а потом нажрался в одно лицо.       Тоска все крепче обнимала за шею, до удушья и распахнутых настежь окон, через которые словно не проходил свежий воздух. Все мысли шли в одно русло, и не удавалось повернуть поток в другую сторону, работа стала неинтересна, даже предложение Славки купить ему платье, тьфу ты, костюм, было послано к чёрту. А ещё я до одури его хотел… Вика. Не в плане насыщения, так было бы проще, просто вызвал официальным письмом, он бы не смог отказать, ему пришлось приехать, хотя бы для того, чтобы дать официальный отказ лично, донор же есть, не подохну. Я просто его хотел. До истомы, до исступления, до невозможности, распалившись настолько, что которую ночь подряд дрочил на него, прячась под одеялом, задыхаясь от нехватки воздуха в душноте, чувствуя, как становлюсь мокрым, как ткань липнет к спине. Сучил ногами по простыне, сбивая её в ком, неистово дрочил, гоняя по стволу грубее, чем того требовалось, то ли наказывая, то ли стараясь продлить оргазм, но он всё равно наступал, резко и неожиданно, выбивая все мысли из головы, делая лёгким, опустошённым, а потом так же резко возвращая в реальность, что снова содраны руки, и хорошо так несёт перегаром.       — Я выгляжу, как олень, — признаюсь честно, откидывая от лица чёлку и сдирая с шеи галстук.       — Ты не олень, ты — симпатяга, — возмущается Славка, заставив примерить костюм, который сам выбрал мне. Ладно, по размеру он попал, но какого хуя он белый?! И рубашка белая! И галстук красный не в тему, выглядит, как будто высунутый язык.       — А можно я голый пойду?       — Ты хочешь попасть в Салан или нет?       — Нет. Я к Вику хочу. Он не расстроится, если я буду голый.       — Дан, ты забываешь, что он от тебя отказался. Может быть он…       — Пускай скажет мне, глядя в глаза, что ему наплевать, тогда гуляет, куда захочет, а пока… Славка, он меня если в этом увидит, неделю будет ржать! Да я сам вздёрнусь на ближайшей сосне на этом галстуке.       — Тебе идёт костюм, — гном мечтательно улыбнулся. — Ты бы был симпатичной невестой.       — Член показать?!       — Женихом…       — Ещё не хлеще! Давай всё отменим.       — Потому что друг жениха не хочет надевать костюм?!       — Не очень причина да?       — Если я разрешу одеть джинсы, ты от меня отстанешь? — я, повеселев, закивал, как болванчик. — Но рубашка чтобы была. И штаны — не рвань, а приличные.       — Я даже расчешусь и помоюсь, только отстань.       Перепалка длилась ещё некоторое время, пока гном не успокоился, по сути, ему и не надо было доставать меня, скорее нужно моё присутствие и поддержка, которая хоть и завуалирована подколками, но всё же в таком объёме, что жених с лёгким сердцем, на день раньше, поехал в Салан, дабы помочь Кире всё подготовить. Я пожелал ему не отходить от жены, чтобы не сожрали, за что получил подзатыльник, правда по хребту, ибо выше гном не достал. День свадьбы назначен, и другого шанса попасть в поселение у меня нет, пора принимать решение… Вик       Пахнет мясом. Портят свежину маринадом и специями. А я так бы пожрал, наскоро ободрав шкуру… пока неостывшее. Перед гоном обостряется звериная тяга к сырому. Воздух обжигает лёгкие, из него высасывается вся информация, и даже неловко, что в тайге знаю, где кто кучу навалил, кто на кого залез и кого умял, на каком кусте, что перезрело… Октябрь тёплый… вкусный… Хорошее время для свадьбы. Женщины в Салане занимаются столом, мужики — антуражем. Сцену соорудили, теперь устанавливают беседку огромную во всю центральную площадь посёлка — перестраховка от дождя; выносят столы, лавки; тянут гирлянды. Кто не знает: свадьба — это праздник, который нужно запомнить надолго. Я куда бы не влез, всё ломаю, поэтому прогнали писать программу развлечений. Это меня-то! Я за всю жизнь пару книг всего прочёл и телевизор терпеть ненавижу. Ну не в баскетбол же играть будем?       Из Кемерово приехал джаз-бэнд с охраной: Славка-пижон выпендривается! Музыканты сразу зажались, закрылись в доме, я проверял, ломился, попросили время для отдыха, даже репертуар обсудить не захотели. Дикие какие-то, честное слово. У нас, кстати, каждый второй певец, а в волчьей шкуре — просто виртуоз. Помаялся с час, забежал к Леону. Тот костюм примерял в своём госпитале. Я аж подвис. Порода — она налицо. Массивный мощный волчара, в меру волос и мускулов, добрый. Почему один? Сколько на него дам клали крайне заинтересованный взгляд… Это моё медицинское заключение понятно, как азбука для малышей, а с Леонидом то что не так?       — Вик? Чего хотел?       — Съебаться. От масштабности грядущего веселья. Тебе идёт, а я лучше голый. Можно?       — Нельзя. Штаны и рубашка обязательны к исполнению. Ты — вожак стаи или где?       — Где? Давай ты три денька вожаком побудешь? По-хорошему прошу. Я ж и напортить могу своим неконтролируемым весельем.       — Кире праздник способен испортить? Совсем плохой? — Леон щупает мне лоб. — Ясно-понятно. Гон на носу. Давай уколю, что ли. Подавитель тебе даст продохнуть немного.       Колет. По крови растекается живой лёд, гася пожарище, а то уже горлом огонь, дёсны ноют, руки вздрагивают, хвост… Лучше о «хвосте» не буду. Плохо ему. Хуже некуда. Хотя… сейчас… Смотрю на Леона такими глазами, что он по голове потрепал, как мелкого, и спрятал вздох в ладонь.       — Терпи. Твой выбор.       — Правда, что ли? Мой?       — Ну…       — Не «ну-кай» не запряг ещё. Вагнер звонил?       — Звонил. Типа против он свадьбы. Обещал прибежать и гнома… А Кира трубку взяла и папке популярно и подробно объяснила, что тогда будет с ним. У Славки даже уши покраснели. А братики у него прикольные. Они уже по Салану шмыгают — невест приглядывают, а один… — жениха.       — Кира счастлива, старик. Я её такой и не видел никогда, — устало сажусь на кушетку, потом спину саму к горизонтальной поверхности притянуло.       Спал без снов, чему был несказанно рад. Разбудил Леон, тряся за плечо и беспокоясь, что какие-то гости заблудились и не я ли их часом сожрал. Честно признался, что не помню, следов крови не обнаружил и с чистой совестью почти снова заснул, но стакан ледяной воды на гудящую голову жестко вернул в реальность. Гости — важные, и если шеи себе переломают по лесам, то влетит за это мне, потому что я у нас кто? Правильно, вожак. С нескрываемой скорбью на лице сполз с кровати. Эта свадьба меня доканает…