Волчья колыбельная

Виктор       Когда я Киру вёл в управление, где временно устроили импровизированный регистрационный зал, глаза были влажными у всех. Дан искусал губы в хлам: наверное, хорошо мы смотрелись рядом. Да только что дураку объяснять, что я сейчас был переполнен лишь одним запахом и одержим терпким вкусом, что не стаял с губ, не перебился сладковатым ароматом молодой девушки. Кто не знает нашу Киру, удивился бы: она была без фаты, в строгом белом платье-футляре и балетках, потому что туфли ненавидела с детства. Вячеслав выглядел очень мужественно и официально, что для нашей глубинки было немного помпезно. Как он потом сказал, что за …ста лет женится впервые и хочет, чтобы всё было правильно. Мирослава, усиленно привыкающая к зятю, фыркала, гном багровел. Рядом с этой великолепной женщиной даже шеф безопасности терялся, как школяр.       — Смотри, куда влез! — по-свински ржал Волков. — Фея твоя зубастая может и матушку переплюнуть! А в связи с твоей сказочной генетикой родит тебе семь девчонок с себя под копирку.       Славка нервно дёргал плечом.       — И пускай. Меня семерыми по лавкам не испугаешь.       Тонкие смуглые пальцы задрожали в моей руке под вспышки профессиональных фотокамер, когда мы вступили на дорожку усыпанную розовыми лепестками. Я предательски чихнул, Дан впервые за полчаса процесса улыбнулся, скрестив руки на груди, словно себя же сгребая в охапку. Мирослава прикрыла рот рукой от избытка чувств. Каким бы ни был Кирилл — дочка родилась от него. И первое время он был хорошим отцом, хоть и растил Киру форменной пацанкой.       Квартет заиграл неувядающего даже поздней осенью Мендельсона. Гости со стороны Варейводы были уже в куртках и шарфах. Моя «горячая» стая не особо парилась с утеплением. Рубашки, платья и штаны. Только стариков и детвору одели по погоде. Дождь, падла, собирался поплакать пару раз, но шеф безопасности его, оказывается, в небесной канцелярии не заказывал, поэтому выразительно зыркал в серые небеса, когда сверху срывались тяжёлые капли. При виде будущей супруги гном вытянулся по стойке смирно и даже визуально стал выше. Я отметил, запихав внутрь стёбный ржач, незаметную платформу и каблуки на его туфлях. Кира прижалась ко мне плечом: до одури счастлива и не скрывает! Ну и хорошо! Хотя догадываюсь, чем взял её этот молодящийся старпёр. Слава словно мои мысли прочёл, кувалдистый подбородок приподнял, заиграл скулами. Дан в пиджаке на босу ногу десять раз уже многострадальную коробочку в кармане сжал. Я видел, что оплеуху от гнома инкуб всё-таки словил. Доставалось Славику от патлатого и не раз, видимо, иммунитет с веками выработался. И ещё… слава богам Дантарес был не один, не мог этот коренастый бородач бросить моё чудо в трудную минуту, был тем волшебником в голубом вертолёте… а кино Волков и сам бесплатно показывал…       Сдал Киру из рук в руки гному, аж полегчало. Парканулся рядом с инкубом, стоим, как бодигарды настороже, внимательные и напряжённые. Смотрим, как румяная дамочка расписывает конец счастливой холостяцкой жизни Славику. А тот уже на Дана шипит, мол, кольца, тот, естественно, коробочку чуть не выронил, перед этим умудрившись еще и меня за жопу ущипнуть.       На выходе из «загса» пофотографировались: женщины из Центра липли к Дану, красавицы из стаи — ко мне. В общем-то, ничья получилась. Кира приготовилась бросать букет. Девчонки отжали нас к периферии с нетерпеливым повизгиванием, инкуб давил загадочно лыбу. Да мы и сами бы смылись куда подальше, была бы наша воля. Женщины перемешались, желание побыстрее выскочить замуж — вот лучший способ мирного урегулирования отношений между видами. Переглядываемся с Даном, но моё предчувствие не подводит. Это же Кира! Невеста швыряет букетик так, что позавидовал бы дискобол, и летит чёртов веник прямёхонько в меня и Волкова. Под единый вопль женского разочарования мы с инкубом рванули в разные стороны, и цветы упали на землю. Дан ещё и руки в карманы засунул.       Они у него тряслись, пока не вмазал, причём пил он не особо, видно, что не с радости, скорее с горя, ну тут его понять можно, ревнует как-никак. Меня его ревность царапала по и так воспалённым ранам, сам не заметил, как стал ходить за ним хвостом, контролируя каждый шаг и подливая в бухло побольше сока…       После первого танца молодожёнов, где уревелась добрая половина собравшихся, нас табором загнали в шатёр, к накрытым ломящимся от еды столам. Когда тамада заорал про конкурсы, а гости, перестав боязливо оглядываться на мимо снующих волков, просто отдыхать, я услышал у себя над ухом мурлычущий томный шёпот:       — Валим отсюда нахер, пока нас не загребли, мы же свидетели…       Руки Дана опустились на мои плечи, он так уверенно ворвался в моё личное пространство, что я на какое-то время забыл все свои страхи и сжал его ладони. Желание завалить инкуба прямо на общем столе сделалось болезненным и, как ужалив, подорвало меня с места вверх…       — А вот и доброволец! — оборачиваемся на голос вместе, Дан, зараза, за моей спиной спрятался, ржущий, уткнулся мне мордой в лопатки и, так же скуля через смех, попросил его простить. В это время свои уже орали: «Вик, отожги!» — рука сама потянулась к рюмке. Сам напросился, сам и пойдёт!       «Произвол, беспредел, пусти сукан…!» — вопли были просто музыкой, особенно, спасибо моим, в этот момент сделали звук громче, и Дана слышал только я, пока тащил за собой на сцену. А кто сказал, что я буду один отдуваться? Правильно, позориться — так вместе.       Тамада прошёл мимо нашей пары, так и сцепленной за руки, остальные четыре так же стояли, но в более приподнятом настроении. А что им кипишевать? Они ж разнополые!       — Расскажите о себе? — спрашивает ведущий у Дана и сует ему под нос микрофон, я жопой чую, что с ним сейчас лучше не разговаривать.       — Не женат, образование высшее, двадцать два сантиметра… — парень вовремя убирает микрофон.       — Может быть вы что-то уникальное умеете делать? — не сдаётся, видно тот ему приглянулся, но не на того он сделал ставки.       — Стриптиз!       — А вы? — это мне, стирая со лба пот. Дан забирает микрофон.       — А он голову тебе может откусить.       — Кажется у нас появились претенденты на победу!!! — тамада отскакивает от нас мячиком для пинг-понга.       — Ты невыносим, — делаю замечание, пока ведущий допрашивает остальных. Дан в это время царапает мне ладонь, привлекая внимание, не понимая… хотя всё он видит, что уже дышу со сбоями, и ширинка невыносимо давит на пах.       Конкурс попался не смешной. Нас заставили одевать друг друга на скорость. И пока я его одевал, Дан стаскивал с меня одежду, сказав, что класть хотел на правила. Его наряд походил на костюм заядлого БДСМщика, связанные за спиной руки, кляп во рту, ноги замотанные в аляписто-алую юбку, и всё равно, как голый, сука, стоял, я его каждую родинку назвать мог, и шмотки не были преградой, чтобы видеть. Я — в одних штанах с расстёгнутым ремнём, запыхавшийся и с закушенной губой, чтобы не ляпнуть чего лишнего, под фанфары аплодисментов.       Напиться от позора мне не дал тамада. Это я уже потом узнал, что меня «заказала» половина стаи, сказав, что конкурсы неистово обожаю. Просто хлебом не корми! Закусив удила, под хрюканье Дана из подстолья, почему-то я только его слышал, я отыграл продвинутую версию «Репки» явно с рейтингом 18+. Причём овощем мне спокойно пересидеть не позволили, дав роль Жучки, которая всякий раз на своё имя должна была отзываться: «Борменталь, рюмку водки и огурец!» После чего бежать к столу и выпивать. Меня, а заодно и лицо стаи, спасла Мирра, наливая исключительно воду и подсовывая вместо огурца кусочек сервелата.       На следующий конкурс гости вызывали меня на бис, рыдая от хохота. Леонид, смахивая слезы, подвывал, что я похоронил в себе великого комического актёра. А я ничего особенного и не делал, косил от правил, а выходило забавно.       В конкурсе «Змейка», где участники поочередно соединялись частями тела, указанными на бумажках, и нам с Дантаресом явно «совершенно случайно» выпали «губы» в первый раз и во второй… «Это» было последнее каплей я в клочки разорвал бумажку и самоликвидировался из массового помешательства в общество старейшин, где седовласые волки степенно потягивали настоечку из таёжных трав.       Дан дёрнулся за мной, но почему-то перед дедками стушевался. Что-то особое горело в старых пожелтевших волчьих глазах, древнее, вызвавшее прилив раскаяния… Яков налил мне рюмочку своего пойла, шепнув, что и для души и для сердца будет хорошо. Видимо, там было по-доброму пустырника и валерианы, потому, что меня торкнуло и укатало одновременно. Усмехнувшись, бывалые волчары кое-что нашептали мне, дабы немного разрядить праздник. Спустя двадцать минут, действующий вожак стаи подошёл к Варейводе, разговаривающему с тамадой. Предчувствуя месть праведную, гном и ведущий замерли.       Новость о том, что следующий конкурс провожу я, и единственный участник — это Славик, произвело эффект разорвавшейся гранаты. Я коротко взвыл в небо, подавая сигнал понятный лишь своим. Гном растерянно поискал глазами молодую жену, на что я криво усмехнулся: говорил ведь про зов леса и луны. Подготовка заняла минут десять: я вышел на сцену, туда поднялся Варейвода, бледный и сосредоточенный.       — Испокон веков, — начал я хрипловатым глухим голосом, подсевшим из-за выпивки и ругани, — если кто-то чужой брал женщину из рода волков, он проходил испытание, доказывающее силу и истинность чувств. А Кира — дочь бывшего вожака, одна из лучших женщин стаи. Поэтому, мы со старейшинами постановили не игнорировать обычай предков и испытать достойного мужчину.       Со следующим рыком, на сцену выбежали семь поджарых молодых волчиц, встав в ряд за моей спиной. Славка глянул и обомлел, волчий морок сработал на все сто, грациозных красавиц было визуально не отличить, похожи, словно рисовали под копирку. Стояли спокойно, глядя в одну точку, не ведя даже чутким ухом. Гном исподлобья взглянул на меня.       — Если любишь веришь всей душой и сердцем силён — её отыщешь. И, кстати, — я немилосердно шлепнул ладонью по крайнему заду ту, которая пританцовывала, старики крякнули от неожиданности, — Дантарес, скотиняка, выйти из строя, пока на цепь повиновения не посадил. Укусил на свою голову бракованного инкуба!       Хохочущий Волков удрал за кулисы, а потом появился.       — А мужиков так же по глазам определяют?       — Нет, по орехам.       — Я бы твои сразу узнал!       — Ты можешь хотя бы на свадьбе друга вести себя прилично, Волков? — выдохнул я устало, а вообще… до усрачки хотелось его поцеловать, распробовать шальную улыбку на вкус, слизать эту непутёвость и ею же заразиться… чтобы расслабиться… и не впадать в чумное состояние гона.       — Я и веду себя прилично, — бухтит обиженно и подмигивает Славке, тот на него внимания не обращает, вот у него привычка с годами выработалась его загоны не воспринимать, интересно, она всем бонусом к общению с инкубом идёт?.. — Могу неприлично…       — Не советую!       — А то я тебя спрашивать буду, — Дан расчесывает на шее метку, пока Славка присматривается к девушкам, долго смотрит, пристально, я с него взглядом на Дана перепрыгиваю, бью парня по пальцам, а то до крови раздерёт. — Это заживёт вообще?       — Да. Со временем, — у инкуба поднимается температура, и увлажняется взгляд, я такое видел, когда он возбуждался, — тебе плохо?       — Мне замечательно, — снова тянет руку, приходится обездвиживать, а заодно, продолжать делать вид, что мы в центре происходящего, а не где-то вдвоём на своей волне. Метку надо было сразу закрепить, но времени не было, а близость, как оказалось, нужна была обоим. Дан кривит губы и закатывает от дискомфорта глаза.       Славка смотрит.       — Метка накладывает некоторые обязательства… я не успел тебя предупредить, — выдавливаю оправдания сквозь зубы, самому неловко, тот еще искоса на меня пялится и впервые за то время, что приехал, выстреливает прямо в глаза. По телу дрожь и влажной стала спина, слабость осела в ногах.       — Ты меня в отношения ввёл?       — Мы это по другому называем, но если тебе так больше нравится…       Славка — смотрит!       — Зачем? — прямой вопрос, от которого в горле всё пересохло, и ответ на поверхности, всё же так очевидно, но вмазать ему захотелось больше чем откровенничать.       — Я не мог поступить иначе.       У него темнеет взгляд, а вокруг густеет аура, которую раньше не видел. По телам собравшихся проходит озноб, особенно чувствую стаю, в них разгорается запретный жар, очередной всплеск инкуба, тот, что он не собирается контролировать… нам ещё перетрахавшихся гостей не хватало.       — Это сильнее меня. И даже тебя! — перевожу дыхание, глуша звук, на нас и так обращают слишком много внимания. Скулы инкуба вспыхивают красным, руки сжимаются в кулаки. — Успокойся, тебе надо остыть, — прошу осторожно, взяв его за плечо, но натыкаюсь на что-то почти живое и ранящее, прошедшее насквозь и за секунду до того, как услышу его голос, осознаю одну простую вещь…       — Тогда какого хуя сам меня бросил, Вик?!       — Волков… — стараюсь разжать пальцы, а руки не слушаются, в кулаки и никак иначе, на морду просится звериный оскал, сущности мало места в человеческом теле, наружу рвётся волк. — Ты мне… — проглатываю мат, всё-таки праздник, хотя в гробовой тишине можно было и громкие мысли прочесть, — ничего не забыл рассказать?..       — Скорость у инкуба меньше оборотня, — чеканит с самой серьёзной рожей, а в глазах черти уже костры разводят. — Мне нужна фора. Слав, подержи… — он пихает меня в грудь прямо в руки своего подельника, и я никогда не видел, чтобы так грациозно сигали через столы…       — Тут нет моей жены, — сообщает мне Славка, а рук не разжимает, наивный. Со всех сторон слышу аплодисменты, выбегает Кира, чуть не плачет, а заодно и на меня предупреждающе косится, на заднем плане, прямо под коркой мозга знакомый голос: «Еб твою мать, убьёт же псих, проклятые деревья, понасажали…», а потом…       Киркин хрипловатый возглас, чтобы Славка меня отпустил звенит над ухом… Поздно: трещит разорванный в двух местах дорогущий костюм, задними лапами немилосердно отталкиваюсь от широченной гномьей груди. Отлетает на добрый метр, но стоит на крепких ногах. Добро, такой нашей девчонке и нужен! Напрасно огрызались молодые волки, вон глазастый какой! Вообще, я мог сильнее за совместную аферу наподдать, но человеческие гости вокруг заметно напряглись. Алый жар накрыл с головой, вязкой патокой влезая в глотку, стекая до земли густой слюной, шлейф запаха того, за кем бегу, забился в жадные широкие ноздри. Словно я уже нагнал, прижал к земле и обтёрся о покрытое испариной изнывающее тело. Он не сможет долго сохранять темп, устанет, упадёт ладонями в высосанную корнями за лето землю. Призывно оглянется, вызывая дикие спазмы в паху, где всё мгновенно встанет колом…       — Вожак, мы без Дана не уедем! — запоздало орёт гном, сдирая испорченный пиджак. — За каждый его волос — башкой отвечаешь! — Кира мужа сзади обнимает и, чувствую, улыбается. И чего это всем вкатывает наблюдать наше грехопадение?       Восторг щенячий! Во-первых, свалил с чужой свадьбы! Во-вторых, скоро догоню моего инкуба и доходчиво начну объяснять, как нехорошо врать влюблённому волку. Влюблённому… Из-под лап летят палки-ветки и комья земли, веером — листья, если влетаю в заботливо собранную ветром шелестящую кучку. В воздухе уже звенит предупреждающий о приближении зимы холод, он приятно обжигает пылающие лёгкие, а из пасти валит пар. Никогда ещё мне так не хотелось догнать!       Через орешник перемахиваю на твёрдую троечку, ибо свои «ядра» невыносимо потянули к земле. И вот он, родной, пытается подняться, цепляясь за дерево. Два марафона по лесу подряд не каждому нечу легко даются. Вывод один: тренировался где-то от меня убегать, заранее беспокоясь о жопной каре.       Слышу, как ногти последний раз цепляют дубеющую кору, и Дан оборачивается ко мне.       Поднимаюсь с лап, уже стряхивая линяющую к зиме шерсть с поджарого горячего тела. Знаю, инкуб сейчас начнёт замерзать без куртки, обнимаю сзади, укутывая в себя, зализываю солёную от пота шею, дурея от запаха.       — У тебя запасные штаны-то есть? — влипает задницей в мой пах и губы подставляет для поцелуя, читает меня на раз, свивая не первый, и не последний моток верёвки.       — Аж три пары! — глухо рычу в ухо, обнимаю до хруста. — Только сейчас они мне не понадобятся.       — И в берлогу не побежим? — вальяжно расстегивает себе ремень, ме-е-еедленно тянет собачку на ширинке вниз, взяв мою ладонь запускает себе под одежду. Провокация настолько пошлая, бессовестная, что не могу на нее не вестись, сжимая горячую плоть через белье.       — Побежим, но после… Кто-то побежит, а кто-то затраханный… поедет.       Дан запрокидывает голову и почти не дышит, пока ожесточённо целуемся, вылизывая кровоточащие рты. Цепляется пальцами в бока, слишком нервно, чтобы скрыть волнение, и слишком откровенно давая понять: боль разлуки умудрились разделить на два поровну. Дан       — Если ты сейчас не окажешься во мне — я сдохну в муках, — грублю, протестом притормозив его порыв замедлиться, пиджак давно валяется на полу, а джинсы так по-блядски съехали на бёдрах, член стоит колом, уперевшись головкой Вику в ладонь, сам в полубреду, хотя и пытался приглушить инстинкты.       — Это твоя особенность, пора бы привыкнуть, — прячет улыбку у меня на плече, разворачивая к себе спиной, грудью вжимает в старый, порядком изношенный ствол дерева, не могу разобрать даже что за сорт, все цвета в спектре смешались в одно размытое неясное пятно.       — Не беси, — прошу по-хорошему, дотянувшись до его паха и ощутимо сжав. — Как я тебя хочу… — натуральный скулёж, смутно слышимый в поднимающемся ветре и Виковом тяжёлом дыхании. — Вик… — прошу, выстонав от тяжести, упавшей на спину, обтираюсь, как могу, как позволяет, раскатываю по влажному члену кожицу, собирая её снова под головкой, и чуть сжимаю. — Ты же всё равно не сможешь долго продержаться… — помогая ладонью, направляю в себя головку, чувствуя давление и жар, который не просто греет, выжигает до пепла, чтобы потом возродить вновь, и руки на груди сжались с такой силой, что дыхание комом в лёгких застряло, и из горла не стон — крик с оборванным выдохом. Именно в этот момент ощутив, как член, толкнувшись сильнее, начинает продвигаться глубже, растягивая саднящие неразработанные мышцы, почувствовал, как Вик за спиной напрягся, его дыхание замерло, а сердце, что глохло в груди, стало биться чаще.       — Что?! — рычать начинаем оба, он на свои мысли, а я на него. Задирает голову, резко втягивает воздух в ноздри и, уже обернувшись, но всё ещё сжимая его внутри себя, вижу, как плавно перетекает мой волчара в боевую полутрансформацию. — Я тебя убью, — ставлю перед фактом, он осторожно выскальзывает, пустота, образовавшаяся внутри, будит чудовище, что обычно рядом с ним дремлет!       — Чужие, — оскал становится злее, опаснее, в глазах животная ярость, таким я его, пожалуй, не видел и, если бы сам не был взбешен, то может даже испугался бы.       — Тогда я убью их, а потом тебя!       В следующую секунду меня сгребли в охапку, как кисейную барышню на перекрестке, и совершили могучий прыжок в сторону, не соврать бы, метров на пять. На взлёте вижу, что на том месте, где мы миловались, уже стоит преотвратная морда. Уж точно не волк: курносое рыло с мощными челюстями, пятнистый окрас, округлые уши, издало надсадный мерзкий смешок. Гиену трудно перепутать с кем-то ещё. Только какого органа пустынный житель забыл в сибирской тайге?!       — Дорогой, — противно растягивая гласные, аж у самого зубы сводит, как пафосно это звучит, — Это гости с вашей стороны или Славкины?.. — но Вик меня уже не слышит, издав предупреждающий рык…       Грубо сгружает с плеча, мужик мой, страшный и рычащий, готовится к конкретному махачу, а я понимаю, что таким его не узнаю. Специально спарринг с Киром пропустил, чтобы сердце не зашлось. Вик же другой, неуклюжий, грубоватый, но не такой… выбешеный и дикий. И дело не в том, что его прервали на самом интересном месте: сейчас я вижу вожака, на территорию которого посягнули с явной угрозой для клана. И к моему содроганию: образ Вагнера сливается с образом Виктора.       Но я же не балласт, ёлы-палы! Аж психанул! Штаны обратно на бёдра вздёрнул, застёгиваясь. Сейчас все будут получать. Много и качественно. Пока волка окружили шестеро диверсантов, двое на меня нацелились. На тупых мордах всё те мерзостные ухмылочки: видели же, паскуды, из кустов, чем мы чуть было не было… Хотел ударить сразу, стирая дьявольскую радость с противным хрустом, но замер: метки неприкосновенности… Сука! Я, как работник Центра, без разрешения руководства смахнуться с ними не имею права. Что ж, погоди, Виктор, я до Славика смотаюсь…?! Пиздец в кубе! Вот только волку моему, похоже, пофигу, что он в меньшинстве, задрав морду, коротко воет в высокие небеса, подав знак и приказ к исполнению. А я этот приказ на раз читаю, бурлит в крови зов вожака: кому защищать гостей-людей, кому рвать когти в лес на подмогу. Начинаю понимать именно здесь в лесу, когда вокруг глушатся все радиоволны и мобильная связь, стая слышит всех и каждого.       А если приглядеться, принюхаться, снести пару гектаров леса под уютный коттедж с теннисным кортом и бассейном, я тут совсем не прочь заиметь место жительства. Меня даже охранять не надо, целая стая волков есть, а главное вожак её любит меня до чёртиков. Наверное, я, как обычно, вслух подумал, потому что гиены сорвались на заливистый хохот. А шестеро гнид внезапно набросились на Вика со всех сторон, тесня к чаще. Почему мне показалось, что он-то и был главной целью операции. Разметав хорошо подпорченных гиен, Вик выдал новый громогласный рёв: в чаще находилось ещё пара десятков непрошенных гостей. Твари щёлкали челюстями и смотрели с такой жгучей ненавистью, что тлели молодые деревца.       — Здесь частная территория и карантинная зона! Несанкционированное внедрение в зону контроля приравнивается к нарушению основного пункта мирного сосуществования видов и влечёт за собой уголовную ответственность в соответствии с действующими законами страны! — ко мне обернулись все, особенно резко мой мужик. Один из нападающих сплюнул на землю тягучей слюной и осклабился:       — Кто бы говорил? Тебе ли, нечисть, не знать, что такого мяса, как мы не существует. Нет нас, как и не зарегистрированы во время переписи жители Салана. Эта стая тщательно скрывалась и оберегалась от цивилизации не просто так. Продали ещё в утробах ваши же вожаки, пополнив счета баснословными суммами. Вот за него, например, Вагнер получил нехило, и мой хозяин хочет свою покупку по праву.       — Чуваки, без обид, но конкретно этот — мой. Других посмотрите? Вик, да это шутка! Порычи ещё на меня!       — Не встревай, Волков, это не твоё дело, — разговаривать откровенно влом, ещё и Вик бесится, его раздражает даже моё присутствие, скорее всего, это он так хотел бы, чтобы моя жопа была подальше отсюда и в безопасности, но изначально он же знал с кем связался. Откидываю голову, открывая шею, демонстрирую метку, она, к слову, чешется адски и вызывает зуд по всему телу. Почти не чувствуя себя, кажется, за перегородку поставили, а всё происходящее там, куда не могу дотянуться. Взгляд меняется, зрачок становится уже, напоминая кошачий, удлиняются передние клыки, волосы рассыпаются по плечам, спускаясь ниже лопаток поблескивая серебром, а вкус крови становится необходим больше, чем воздух.       — Продался, опер, — гиена мерзко хихикает, им вообще страх выводили из крови, сделав бесстрашными, что Вику не нравится капитально, он старается закрыть меня спиной, но пока не совсем понимает, что происходит со мной, то ли меня спасать, то ли от меня спасаться. — Ну выбирай, продажная шкура, честь или ёбарь? Не жилец ты, если предашь своих.       — Свои рядом.