Запретный Плод или Сладкая Мачеха

      Расплываясь в грустной улыбке, Габриэль плотно закрыл за собой дверь. Свадьба прошла на ура. Маринетт молодец — она вела себя, как истинная леди; двигалась с завидной лёгкостью и грацией, движения ее были наполнены изяществом, а взгляд был гордый, но дружелюбный. Со своей ролью она справилась превосходно. Другого он от нее и не ожидал.       Но сейчас, вдали от обезумевшей толпы, от вспышек фотоаппаратов и назойливых вопросов, она выглядела такой хрупкой и уязвимой. Плечи ее поникли — брюнетка покорно сидела на кровати, ожидая неизбежного.       Сердце мужчины пронзила стрела — он не хотел для нее такой участи. Напротив, для его крошки он желал самого лучшего.       Дюпен-Чен устала — она не готова выполнить долг супруги сейчас. Мужчина знал это, и он уже открыл рот, чтобы озвучить свое решение, как его прервал тонкий, но уверенный голосок:       — Я вижу твои колебания, дорогой, — уста ее тронула нерешительная, печальная улыбка. — Но не переживай. Я готова.       В глазах у него предательски защипало. Ах, какая храбрая девочка! Подойдя к ней, он осторожно, словно она могла рассыпаться, положил голову на ее колени. Хорошо. Тепло и уют принесла в его дом крошка Чен. Она ворвалась в его скучную, унылую жизнь, подобно вихрю. Снося установившиеся правила с петель. Она, сама того не ведая, наполнила его жизнь красками, за что он был несказанно благодарен.       Все у них завертелось как-то негаданно и нежданно, даже для них самих. Маринетт, окончив лицей, сразу потянулась к звёздам: а именно, в компанию Агрест. Она была умелой, сообразительной и удивительно шустрой работницей. Всего лишь за месяц она произвела большое впечатление. Фантазии у нее — хоть отбавляй. В отличие от Габриэля, она была на позитиве двадцать четыре на семь и находила что-то необычное в самом простом.       Например, когда юная сотрудница отправилась в Лондон на две недели, то даже в этом сером, дождливом городе сумела найти что-то эффектное; именно там она создала довольно неплохую коллекцию. Разглядев в Мари талант, он решил сделать её своим личным секретарем — и там она преуспела.       Единственным минусом, пожалуй, была ее неуклюжесть. Она постоянно о что-то спотыкались, роняла, но дело свое знала.       Погрузившись в воспоминания, мужчина и не сразу заметил, как лежал на постели — сознание его окутала плотная пелена тумана. Резко. Распахнув глаза, он вытянул руку, ощупав простынь. Страх, что и Маринетт бросит его так же, как и первая жена, ударил по голове. Он рывком вскочил с постели, будто ошпаренный. В висках безумная пульсация — кулаки сжимались до побеления костяшек. Дверь ванной со скрипом приоткрылась, и из нее юркнула девчушка. Габриэль инстинктивно обернулся. С губ сорвался вздох облегчения. Увидев супруга, Мари невольно попятилась.       — Прости, я... принимала душ, просто ты заснул, и я подумала... — начала несвязно оправдываться она.       А Габриэль, тем временем, в два шага сократил расстояние между ними, и со всей нежностью, на которую был способен, заключил ее в свои объятия.       — Не извиняйся, милая, — он чмокнул ее в губы, а она, не колеблясь, толкнула его на кровать, нависая сверху.       Нет, она не была извращенкой. Ну, разве что самую малость. Зато она знала одно точно: Габриэль, каким бы чутким и учтивым не был с ней, в первую очередь являлся мужчиной. А мужчины нуждались в этом больше, чем женщины. Он помог ей, стал дня нее другом, и теперь она собиралась вернуть долг. Вернуть сполна.       Короткое банное полотенце, в которое она укуталась после душа, под порывом страсти слетело вовсе, представляя взору молодое девичье тело. Мигом включившись в игру и, поймав нить азарта, он перевернул ее на спину, сам оказавшись сверху. Внезапно. С ее губ сорвался короткий, но блаженный стон. Этого было достаточно, чтобы месье Агресту снесло крышу. Окончательно и бесповоротно. Под приливом возбуждения он впился в ее губы, а она и не сопротивлялась. Запустив пальцы в его густую шевелюру, Мари притянула мужчину ближе, томно вздыхая. Она смотрела прямо в его глаза и изумлялась — кажется, его очи потемнели.       — Ты точно готова?       Она судорожно закивала головой, натянув обворожительную улыбку. Правда в том, что она никогда не будет готова.

***

      Маринетт сладко сопела под боком, прижавшись к мужу всем тельцем, словно ища у него тепла, хотя в комнате было достаточно жарко. Даже душно. Особенно после их первой брачной ночи.       Стоило этой мысли пронестись в голове, как Габри беззлобно улыбнулся, обнажая ряд ровных белоснежных зубов. Как давно у него не было этого... Да и не нужно было. Но, что уж там греха таить, Маринетт была на удивление хороша!       Зарядившись энтузиазмом от столь радужных умозаключений, он ловко, но осторожно выскользнул из объятий супруги, чтобы не разбудить ее. Ванную он решил принять на первом этаже, дабы не потревожить покой Дюпен-Чен. Пусть отдыхает. Мысль о том, что он нашел лучик света в своей серой, угрюмой жизни, согревало сердце. Покончив с водными процедурами и на ходу вытирая длинные светлые волосы, он прошел на кухню, обнаружив, что возлюбленная уже не спит. Включив какую-то веселую песню на телефоне, она что-то жарила, активно виляя бедрами.       С особым трепетом он отметил, что она в его рубашке, которая сидела на ней, как коротенькое платье. Его сердце ёкнуло, словно подбитое. По телу разлилось тепло, заполняя самые потаенные уголки души. В памяти нарисовался образ Эмили, которая точь-в-точь также, как и Мари, колдовала на кухне. Но теперь он вспоминал об Эмили без боли и сожаления, а, скорее, наоборот, с нежностью. Он отпустил старую любовь, освободив место для новой.       И от этого было так легко, что, он готов был поклясться, у него за спиной вот-вот вырастут крылья.       Агрест с жадностью втягивает аромат еды. М-м-м. Его любимый омлет. Запах обволакивает все помещение. Бесшумно подойдя к девушке, он обвивает руками её талию, уткнувшись носом в шею, вдыхая аромат ее тела. Иной раз у него в голове проскальзывала мысль, что ей не нужны никакие духи. Ее естественный аромат тела гораздо приятнее.       Мари вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась и танцевать не перестала. Закончив с готовкой, она аккуратно выбралась из объятий мужа, чтобы положить кушанья в тарелки. Жестом пригласив Габриэля за стол, она услужливо налила горячий, крепкий чай, как он любит.       — Приятного аппетита.       — И тебе, любовь моя.       На ее бледном лице выступил предательский румянец, выдавая истинные чувства с головой. Блондин незаметно улыбнулся краешком губ. Его умилению не было предела. Он словами не мог описать, как был счастлив в этот миг.       Однако все хорошее заканчивается; только кто ж знал, что так скоро.       Адриан никогда не церемонился. Вот и сейчас, отомкнув дверь ключами, к которым он уже не притрагивался около года, он без прелюдий толкнул дверь ногой. Яростно. Едва не снеся ту с петель. Дюпен-Чен чуть не подскочила от неожиданности, а Габриэль с силой сжал вилку. Глаза его горели — даже стёклышки очков, кажется, запотели.       Вот стоило его сыну прервать этот чудесный завтрак! А ведь все так хорошо начиналось... Черт. Габриэль мысленно корил себя за то, что не сменил замки, а сына за то, что посмел заявиться в самый неподходящий момент, испугать его любимую женщину и, вообще, в один миг разрушить идиллию. Да уж, счастье длилось недолго.       — Ох, дом, милый дом, — самодовольно протянул Агрест младший, смакуя каждое слово, наслаждаясь реакцией отца и его новоиспеченной женушки.       Дюпен-Чен окаменела — так вот он каков, сын Габриэля. Конечно, она помнила его, ведь они учились в одном коллеже. Но, черт, это было так давно! Да и запомнился он ей как воспитанный, жизнерадостный парнишка, однако его нынешнее поведение говорило об обратном. Каждый раз, когда Мари пыталась завести с Габриэлем тему о его сыне, тот постоянно уклонялся от ответа, и теперь Маринетт знала, почему. Видно, что они сильно поссорились — атмосфера в комнате моментально вспыхнула. Девушке даже стало тяжело дышать. Она подумала о том, чтобы открыть окно, но не могла — тело словно приросло к стулу.       — Что тебе нужно? — резко спросил Габриэль, в тон своему сыну.       От холода в его голосе у девушки мурашки по коже пробежали, словно этот вопрос был предназначен ей. На ее памяти Агрест никогда ни с кем не разговаривал так сухо, жёстко, вкладывая в один лишь вопрос всю ту злобу, что копилась в нем годами.       — Разве так разговаривают с детьми, вернувшимися домой, папочка?       Дерзко. С вызовом. Хитро прищурив свои бойкие глаза, спросил младший Агрест. Его очи недобро сверкнули, и хоть он неотрывно смотрел на отца, Маринетт была готова поклясться, что краем глаза следил за ней.       — Ты давно уже не ребенок, — не сдавая позиции, хмуро пояснил Габри. Мари видела, как он сжимал вилку и понимала, что если она не вмешается, то ссоры не предотвратить. — Я не желаю окончательно портить с тобой отношения, но ты мог бы предупредить, что приезжаешь. Я недоволен тем, что ты буквально вламываешься в мой дом и начинаешь хамить.       — О, тебя это беспокоит, — с такой фальшивой улыбкой заговорил «дитя», что Дюпен-Чен с трудом сдержала смешок. Комично сложилась ситуация, не поспоришь. — Не волнуйся, папуля, наши отношения давно испорчены. Во-первых, это и мой дом тоже, поэтому я имею полное право приезжать сюда, когда захочу. Во-вторых, ты, дорогой отец, мог предупредить, что женишься. Да ещё на ком. На малолетке, которая тебе в дочери годится. Интересно, как я должен на отреагировать? Добро пожаловать в семью, мамочка?       Теперь он сосредоточил свое внимание на мачехе. Она чуть сгорбилась под тяжестью его взгляда, бросало то в холод, то в жар. Он смотрел на нее пристально, оценивающе, с нескрываемым превосходством. От его взора покалывало пальцы — он ее ненавидел, она почти физически ощущала его злость.       — Ничего так виды, — он похотливо присвистнул, заставляя Мари покрыться густой краской. Дураку понятно, на что он намекает. — Понятно, почему ты на ней женился. Неужели, эта шлюха настолько хороша, что даже смогла сломить тебя, папочка? Мне дико любопытно, на что способна эта крошка. Могу ли я одолжить ее у тебя хотя бы на ночь, а?       Габриэль всегда славился терпением, и он готов был выслушать любые необоснованные оскорбления сына в свой адрес, но позволить выставлять в дурном свете свою жену он не намерен. Нервы натянулись до предела. Сучонок! Габриэль рывком вскочил со стула, вплотную приблизившись к Адриану.       Он был голый, за исключением длинного полотенца, державшегося на его бедрах. Поэтому можно было заметить, как напряглись все мышцы его тела. Замахнувшись на сына, он отрывисто, с каким-то странным импульсом в голосе выпалил:       — Как ты смеешь так говорить, неблагодарный?! Эмили бы очень расстроилась, увидев, во что превратился ее сын!       Он уже готов был закончить начатое, как вдруг, Адриан перехватил его руку. Младшего Агреста захлестнула губительная волна цунами, снося дверь самоконтроля с петель.       — Не смей говорить о матери в таком тоне! Ты недостоин ее! Никогда не был достоин!..       Брюнетка понимала, что она единственная, кто может спасти положение. Встав между Агрестами, она положила руки на грудь обоих, призывая их к спокойствию. Они оба дышали тяжело, прерывисто, и она искренне удивлялась, как из их ноздрей ещё не повалили клубы пара. «Словно между двух огней», — с усмешкой подумала Чен, но сейчас было не до смеха.       Разум бил по вискам, крича о том, что это не ее бойня, и не ей воевать, но сердцем она понимала, что не может оставить отца и сына, которые, кажется, при любой выпавшей возможности готовы разорвать друг друга. Да ещё из-за кого? Из-за нее!       Скрипя зубами, Маринетт решалась. Она не любила идти на компромиссы потому, что свято верила в то, что любой компромисс — это зло. Идя на компромиссы мы делаем то, что нам не нравится. А делая то, что нам не нравится, мы становимся несчастными. Не о такой жизни Чен мечтала, но другого выхода из этой ситуации она не находила.       — Адриан, на втором этаже свободно несколько комнат. Пойдем, я тебя провожу. Все они обставлены мебелью, выбираешь любую, — она миролюбиво улыбнулась, а блондин готов был разразиться истеричным смехом       — Хорошая попытка, крошка. Но я хочу жить в своей старой комнате.       — Твоя старая комната принадлежит Маринетт, — глава семейства вступил в диалог, ехидно ухмыляясь. Вызов принят. — Раньше нужно было возвращаться домой, сынок.       «Габриэль! — мысленно взвыла брюнетка. — Пожалуйста, только не сейчас!»       — Что?! — взрыв. — Ты отдал мою комнату этой су...       Он не успел договорить, ибо терпение Маринетт тоже лопнуло. Взяв непослушного ребенка за руку, она поволокла его по лестнице. Достали все! Взрослые, а ведут себя, как дети малые! Что один, что второй! Габриэль зло посмотрел в след сыну, кажется, даже не моргая.       — Наверное, это я виноват. Прости, Эмили, мне стоило больше времени уделять его воспитанию...