Женитьба

Что бы там злые языки не утверждали, а дело свое трудное Оксана делала лучше многих. Неблагодарные мужики да бабы вслед ей часто кулаками трясли, в бедах своих обвиняя, только ее вины в чужом семейном несчастии нет. Она же посредник, не более, по заказу находит и предлагает, а то, что приукрашивает… кто ж нынче честный-то? Желает альфа себе омегу найти, чтоб юн был и красив — извольте — но будет он беден или глуп. Желает себе омега альфу богатого, чином повыше — извольте — но лыс будет, толст и луком пахнуть за пять верст. Есть, без сомнения, такие, которые и красивы, и умны, и богаты, но такие со свахами дел не имеют. — Наше вам почтенье! — буркнула Оксана, едва войдя в дом. Битый час ей пришлось ждать, пока Яков Петрович ее принять соизволили-с. А если бы Ее сиятельство графиня визит омеге не нанесла, так и вовсе бы ушла ни с чем. Ну да и не с таких спесь сбивали. — Как ваше здоровьечко? Говорят, от скорой свадьбы может нервозность повышаться, ничего такого не ощущаете, часом? — Я прекрасно себя чувствую. Доброго дня, Елизавета Андреевна, не ждал, признаюсь, чему обязан? — Ничего особенного, Яков Петрович, мимо ехала. Дай, думаю, зайду. Вот и сваха здесь. Что скажешь, Оксана, как дела наши продвигаются. Не нашла никого? — Так уж и не нашла, милостивая государыня. Неужто я дела своего не знаю? Не извольте беспокоиться, нашла, да с запасом. Коль один не приглянется, так другой, коль не другой, так третий. — Несколько? — счеты, которые Яков Петрович подмышкой зажал, когда гости вошли, с громким стуком упали на пол, смешав все цифры. — Как – несколько? Об этом речи не шло. Что с ними делать-то?! — Известно что. Посмотрите на них, барин, поговорите. Их всего-то четверо, пустяк сущий… — Как побледнели-то, Яков Петрович, — Данишевская ручкой своей в перчатке Гуро под локоть взяла да на софу усадила от греха подальше. — Нехорошо вам? Может, за солью нюхательной послать? — Лучше за исповедальником моим, чувствую, отойду скоро в мир иной. — Глупости, дорогой мой, глупости. От женитьбы еще никто не умирал… — Елизавета Андреевна секунду помолчала. — До женитьбы еще никто не умирал, если быть точнее. — Значит, я буду первым… Ох, ладно. Раз несколько этих твоих женихов, то мне нужно посмотреть, когда я смогу их принять… — А они все сегодня обещали быть-с… Гуро обернулся к Оксане с таким жутким выражением лица, что она вмиг пожалела, что вошла в этот дом когда-то. Захотелось креститься и бежать прочь, подобрав подол юбки. А ведь ее вина здесь в чем? Делает все по науке, как всегда делала, как мать ее и бабка учили, тут помедлишь разок, и клиенты твои уже старые девы при смерти. — Вы, барин, на меня гневаетесь, а напрасно. Я по вашему велению все делаю. Обещалась найти — нашла. А дальше все как деды наши делали и прадеды. У вас товар, у нас купец… — Это я здесь купец, а вовсе не товар! На самом деле будь Яков альфой, он наверно зарядил свахе оплеуху и вышвырнул вон. Но это было не так, и, несмотря на несправедливость этого мира, он начал понимать, как все устроено. Если тобой не командует отец — командует брат, если не брат, то муж, и, как бы омеги не стремились к самостоятельности, в реальности ее не существовало. У Гуро нет права решать, выходить замуж или нет, есть только право выбрать одного из нескольких альф, которых он совершенно не знает. — Как будет вам угодно. Молчу, молчу. — Полно вам уже, — Елизавета Андреевна вложила в руку Гуро флакон с солью и заставила сжать ладонь в кулак. — Держите, мой друг, вам она еще пригодится сегодня, уверена. А ты рассказывай по очереди да поподробнее. Кого как зовут, в каком чине да что из себя представляет. — Извольте, расскажу. Таких женихов нашла, век благодарить будете, не нарадуетесь. Первый — видный мужчина. Ростом он, может, и не сильно вышел, но зато не кто-нибудь, а полицмейстер! Звать Александр Христофорович Бинх, характер у него боевой, но сам добрейшей души человек, не обидит. — Неужто сам полицмейстер Петербурга? — переспросила Данишевская. Оксана замялась. — Ну как Петербурга… Окрестностей скорее… — Да говори же конкретнее! — В селе Диканька он главный, в Полтаве. Но село большое! — И что же это вы мне предлагаете? — Яков погрозил флаконом свахе, если бы Елизавета не держала его за плечо, он бы точно вскочил. — Все бросить и в глухомань собираться? Здесь я купец третьей гильдии, а там печь топи, кур корми да стирай в реке? — Не хотите — воля ваша. Есть и другие. Например, Ковлейский Михаил Алексеевич, чин у него не абы какой, а титулярный советник! Все при нем: и высокий, и видный, лысоват, правда, да грамоте не обучен, но это такие пустяки. Хочет омегу покладистого, тихого, детишек двух обязательно, озорников… Яков Петрович еле успел рот рукой прикрыть. О детях речи вообще не шло. Какие там уж дети, не до них ему, работы и так непочатый край. Он послал Елизавете взгляд, в котором читалось очевидное «только через мой труп». И кстати мелькнувшая на миг мысль о смерти не показалась столько ужасной в этот момент. — Ну, а третий? — Третий? Третий уж такой интеллигентный, такой ученый! Дохтор это, в Петербурге известный, не лекарь вам какой-нибудь аль аптекарь! Леопольд Леопольдович – образованный человек, он дессертахцию защищал даже! — Больно мягко ты стелешь, — с сомнением сказала Елизавета. — В чем же подвох? Пьяница, что ли? В этом государстве столь интеллигентным на трезвую голову быть нельзя. — Помилуйте, Елизавета Андреевна, как можно. Пьет человек, как и любой другой, да и кто беленькой не накатывал по вечерам? Да и не постоянно он пьян же будет, по утрам как пить дать трезвым просыпается. Яков Петрович пьяниц не любил. Хлопнуть рюмашку мог, но до свинского состояния старался не доходить. Отец его, когда напивался, так менялся, что не узнавал его Гуро, мерзко все это было. Про трех женихов он услыхал достаточно, отказать им труда не составит, не проникся он к ним ни малейшей симпатией. Трудно представить, каким четвертый окажется, что еще есть на свете, от чего Якова воротить станет. — Понятно уже все. Рассказывай про последнего да иди ищи почище кого. Такие женихи мне не подходят, даже если они самые распоследние на земле. — Если уж эти вас не устроили, про последнего и говорить нечего, — Оксана махнула рукой. — У этих чины, профессии, а этот — тьфу — писатель. В Третьем отделении писарем трудится да книжонки печатает иногда. Я бы вам про него и говорить не стала, только очень за него Александр Сергеевич Пушкин просил. Но я такого мнения, что коль ни дворянин, ни купец и чина не имеешь, то кто ж за тебя пойдет. Он в доходном доме живет со слугой, сам из-под Полтавы, так в комнате у него стул, стол и кушетка колчаногая! — Как звать-то его? — Данишевская оживилась. — Николай Васильевич Гоголь, Ваше сиятельство. — Необычайное совпадение! Это ведь он написал ту книгу… — до них донесся звон от входной двери. — Это твои женихи, что ли? Мужайтесь, Яков Петрович. — Клянусь всеми апостолами, если только они начнут наседать, всех их выгоню взашей. Пусть обо мне дурная молва идет, но терпеть никого я не стану! — Ох, не зарекались бы… Оксана, вышедшая к гостям, этого не слышала уже, но уже дала себе обещание, что никаких женихов больше в этот дом звать не станет. Уж что бы там у господина Гуро на уме ни было, но женитьба наверняка в его планы вовсе и не входила. Альфа, который подошел бы Якову Петровичу, на земле еще не родился, а если и родился… … то благослови его бог.