Право Первой Ночи

Старый барон Алдераан дал свое разрешение на брак между Ункаром Платтом — мельником, и сиротой Рей. Их свадьба должна была состояться в ночь на Ивана Купала, но вскоре барон, зачахнув, умер от лихорадки и старости. Не было никаких причин не одобрять этот союз. Сиротка была подопечной Ункара и считалась достаточно старой и бесперспективной. Налог был уплачен. Старый барон никогда не имел привычки вмешиваться в дела своих крепостных. Он великодушно разрешал браки и собирал налоги, но ему не хватало сил и здоровья, чтобы быть властным тираном. Платт, несмотря на то, что был всего лишь мельником, наоборот, был властным тираном. Он без зазрения совести обманывал людей при продаже муки, и никто не мог пожаловаться на это. Он сильно избивал своего помощника-мальчика, чей отец каждый день получал совок муки в обмен на свой труд. Вероятнее всего, что Платт избивал бы и свою новую жену. И всё же, в каком-то смысле, его подопечной повезло. Платт был богачом, накопил своё богатство за сорок три года и был вдвое старше своей будущей невесты. Она никогда не будет голодать или мерзнуть. У неё всегда будет прочная соломенная крыша над головой и хлеб в животе. И, ко всему прочему, новый муж может предложить ей некоторое положение в обществе и статус. Только благодаря своей красоте сирота Рей могла стать женой мельника. Она, вероятно, была бастардом какого-нибудь странствующего рыцаря, но её мать умерла, и было куда менее оскорбительно называть её сиротой. Платт кормил её пятнадцать лет. Её мать покинула этот жестокий мир ночью, и если б не он, Рей давно бы умерла от голода. Сначала благотворительность Ункара была трактована выгодой. Рей была тощим, неуклюжим существом и трудилась либо в доме барона, выполняя его феодальные обязательства, либо на мельнице, не более чем за объедки и сухое место для сна. Когда она стала женщиной, — длинноногой, с блестящими волосами, Ункар нашёл другой способ оплаты за его «доброту». Но Рей была умна и прагматична. Она отказалась раздвинуть для него ноги, если их союз не будет одобрен церковью. Она показала своё благочестие в надежде на то, что у него хватит ума не жениться на сироте, бастарде, без имени и крова. Похоть Ункара взяла над ним верх, и старый барон дал своё разрешение, прежде чем преставиться, и вот так Рей стала невестой. Будучи крепостной, она была бесправной рабыней и не могла покинуть Альдераан. Девушка находилась под опекой Ункара, а это было равносильно рабству. Ункар был достаточно тщеславным, чтобы отпраздновать брак. Столики на колесиках были расставлены на пыльной площади между лесом и домами деревни у подножия холма. С вершины холма укреплённая усадьба отбрасывала длинную тень. Теперь Рей поняла, что будет жить в тени поместья, в доме Ункара Платта, до конца своей короткой и несчастной жизни. Её ногти впились в ладони под столом. Перед свадьбой она выкупалась и оделась в синее, позаимствованное платье. Она сидела как почетный гость — вот же нелепость! Ей казалось, что над ней насмехаются. Косые взгляды жителей деревни причиняли ей боль не меньше, чем сама мысль о брачной ночи. По мере того, как тень холма росла, неизбежная ночь приближалась. Ворота скромного укрепления открылись, когда она вытянула шею, чтобы оглядеть поместье. Мчась вместе с заходящим солнцем, четверо мужчин скакали по наклонной дороге к деревне. Когда они приблизились, копыта лошадей заставляли землю вибрировать, как будто барабаны войны, предвещающие её судьбу. Дыхание Ункара обожгло горячим воздухом её ухо. — Новый барон приехал поздравить меня с женитьбой. Рей отвела взгляд. Она сомневалась в том, что новый барон беспокоился о таких вещах. Его отец этого не сделал. На мгновение она предалась фантазии о том, что наступил какой-то кризис — война, или мор, или даже разверзлась геенна огненная. Рей бы вытерпела всё, чтобы положить этому конец. Её сердце ушло в пятки, когда четыре всадника обогнули деревню. На мгновение Рей показалось, что они не хотят прерывать скромное веселье. Затем первый всадник — самый высокий — прорвался через скопление домов, и, с дерзостью, которой мог обладать только Лорд, галопом пронесся прямо в середину пира. Новый Барон Альдераана облокотился на луку седла, рука его была согнута. Пыль, казалось, прилипла к его чёрному пальто, волосам и коже. Это сделало его бледность (признак его благородства) более заметной. Его кожа выглядела так, будто он никогда не работал в поле. Действительно, с тех пор, как он вернулся в Альдераан из Оксфорда, чтобы претендовать на свой титул по праву рождения, он скрылся в своём родовом поместье. — Мой господин… — залебезил Ункар Платт, распластываясь в льстивом поклоне почти по всей длине стола. — Я пришёл воспользоваться своим правом, — прервал его барон, не удостоив и взглядом. Перегнувшись через седло, он не отводил от Рей хищного взгляда, алчно пожирая глазами её стройную фигурку. Переходя на французский, как бы выставляя напоказ своё образование и статус, он добавил: — Lе droit de cuissage! При всей своей необразованности Рей поняла одно слово. Cuissage означало «бёдра». Как будто она была куском мяса, забитой куриной тушей, принадлежащая феодалу. Девственницы были положены барону, как скот и пшеница. Старый барон не проявлял к ним никакого интереса, но если бы он проявил интерес к кому-нибудь из них, он мог бы забрать её к себе и добиться своего. Никто не откажет ему в дочери — такой флирт может даже привести к желанному бастарду или, по крайней мере, к молчаливой взятке. Точно так же ни один жених не откажет ему в новобрачной, даже в брачную ночь. Платт помедлил короткое мгновение — вся эта ситуация была нехарактерна для Альдераана, учитывая мягкое правление старого барона, — а затем снова поклонился, его лоб покрылся потом. Голос мельника звучал умоляюще, как будто знал, что не может спорить, но, возможно, мог льстить и унижаться. — Мой господин… Рей могла поклясться в том, что увидела, как молодой барон с раздражением закатил глаза. Он лениво указал на вассала справа от себя, и тот спешился. Он обошёл вокруг стола, и Рей поняла, что он двигается к ней. Внезапно вскочив из-за стола, она побежала. Другой вассал поджидал её на другом конце стола, перекрывая путь своей лошадью. Когда Рей споткнулась, чтобы её не затоптали, первый вассал схватил её за руку и толкнул к своей лошади. Он поднял девушку, избегая её взгляда, как будто ему было немного стыдно — не потому, что он забирал ее, как проданное имущество, а потому, что она бежала, как дикое животное, вместо того, чтобы подчиниться воле барона, как того требовал её статус. Вся сделка прошла без слов. Лошадь взбрыкнула под ней, и без дальнейших церемоний процессия удалилась прочь, пофыркивая и топая. Рей никогда раньше не ездила верхом. Она в ужасе схватила за руку мужчину, сидевшего позади неё, когда они поднимались по грязному холму и казалось, что земля уходит из-под ног. Желудок Рей переворачивался от ужаса. Они с грохотом ворвались во двор обнесённой стеной усадьбы, и барон спешился. Он подошёл к лошади своего вассала и взял Рей за руку. Без всякой грации он бесцеремонно стащил её со спины лошади, но ноги девушки так и не коснулись земли — её перекинули через плечо, как мешок с мукой. Рей знала своё место. Она знала, что это его право. Она знала, что если она не будет сопротивляться, он, скорее всего, будет нежным — или, по крайней мере, он не будет тащить её в светёлку за подол платья. Но в момент паники первобытный инстинкт взял верх. Девушка молотила своими маленькими кулачками по его массивной спине, как будто он был бандитом или разбойником, а не лордом. — Отпустите меня! Его рука резко опустилась на её бедра, чуть выше ягодиц, как будто Рей была непослушным ребенком или нервной лошадью. Она ещё сильнее извивалась, упираясь коленями ему в рёбра. При этом барон без церемоний бросил девушку на твёрдую землю. Царапая его, Рей попыталась отползти. Внезапно его рука сжалась на её спутавшихся волосах, кровь прилила к голове. Барон не дёргал Рей за волосы, а держал их, словно поводья лошади, удерживая её на месте. Глаза девушки наполнялись слезами, и даже если она только притворялась набожной, она задыхалась от ужаса: — Господи, помилуй! Барон с силой дёрнул её личико к своему. Он выглядел странно удивлённым, как будто ему нравилось укрощать её и он счёл её дерзость очаровательной. — Я — твой Господь и Бог. Мужчины, которые явились вместе с бароном, чтобы забрать её с собственной свадьбы (как будто он ожидал сопротивления от своих верных подданных, или, скорее, подданных, которые всё ещё были верны его отцу) имели достаточно мозгов для того, чтобы не издеваться, пока барон не утащил девушку за руку за широкий низкий порог двери на северной окраине замка. В Большом зале было тихо. Их шаги гулко отдавались по каменному полу, когда Рей бежала, чтобы не отставать от длинных шагов лорда. Старуха, чистившая очаг, подняла глаза и, широко раскрыв их, отвернулась. Она, казалось, делала вид, что не видит, как её хозяин избивает крестьянскую девушку в свадебном платье или не слышит шум со двора. Смех вассалов и непристойные шутки исчезли, когда они пересекли огромную комнату. Удивительно, что барон не сломал Рей руку, когда они поднимались по скрипучей деревянной лестнице в южном конце зала. Она была благодарна ему за силу хватки, когда он резко остановился наверху лестницы, и Рей чуть не упала обратно. — Мой господин! — Её испуганный голос эхом отозвался в пустых каменных сводах комнаты. Она прижалась к его рукам и отпрянула от деревянной двери, ведущей в светёлку. Рей знала, что за дверью находятся его личные комнаты. Она попыталась в последний раз помолиться о его порядочности — о приличном озорном мальчике, который вырос, играя в этом большом зале. — Я… Барон бесцеремонно положил свою огромную ладонь ей на спину — и толкнул девушку внутрь. Его тяжёлая, обутая в сапог нога захлопнула за ним дверь. Рей с ужасом огляделась. Единственные окна находились высоко над полом, и в комнате было светло. Похититель стоял между ней и тяжелой запертой дверью. Это была роскошная ловушка для охотника. Чернильные волосы барона упали на лицо, он тяжело дышал через нос. Он сильно изменился — из-за войны, веса своего нового титула и обязанностей или просто из-за времени. Рей задавалась вопросом, сделало ли его что-нибудь жестоким, или ему всегда было суждено быть жестоким, как и большинству людей его положения, а всё потому, что они могли совершать любые поступки безнаказанно. Несмотря на всю свою жестокость, он всё ещё выглядел смутно очарованным борьбой, которую она затеяла. Рей ожидала, что он накажет её за непослушание, а не найдёт это забавным. В уголке его сурового рта показалась ехидная улыбка, словно он знал некую тайну. Тогда она узнала в нём того самого мальчика.  — Ты, — изрёк барон, тяжело дыша от их борьбы, но в то же время смеясь, — была очень убедительна, моя милая!