Кровь на руках моих. Всё равно: виновен ты или нет. Меч иль топор — вот мой удел, Я вершитель людских судеб отныне… Эхом раздастся крик, Кровь прольётся в один миг. Меч иль топор — в руке моей, Палачу безразлична боль чужих потерь… Р.Д.
Еще было темно, хоть и предрассветный час. Беловолосый юноша, кутаясь в поношенный плащ, дрожа от холода, спешил домой. Он постоянно озирался, будто бы предчувствовал неладное. Животный страх скрутил внутренности, заставил перейти едва ли не на бег. К горлу подступила тошнота, а широко раскрытые серые глаза казались просто огромными на узком лице. Шаги за спиной заставили Дофну издать постыдный крик, больше похожий на визг, и броситься со всех ног в проулок. От страха он не понимал, что нужно бежать наоборот в людные места, а не в пустые проулки, где кроме крыс и редких нищих никого больше не было. Остановившись через какое-то время, Дофна обернулся. Тяжело дыша, он вглядывался в полумрак, но так никого и не смог заметить. — Показалось? — решил омежка, и тут же слегка стукнул себя кулаком по лбу. — Вот же я дурак. Собственной тени уже начал бояться. Посмеявшись над собой, выпрямившись, уже спокойным и уверенным шагом он двинулся дальше. Но из проулка к большой улице так и не смог выйти. Кто-то схватил его со спины, зажал рот рукой, заглушая готовый было сорваться крик о помощи. Острое лезвие кинжала тут же прошлось по откинутой назад шее, глубоко вгрызлось в плоть, перерезая глотку. Дофна забился в руках убийцы, завыл от боли. Кровь хлынула из раны, полилась на одежду, брызнула в разные стороны. Острое лезвие вновь прошлось по горлу, на этот раз с такой силой, что шея оказалась перерезала практически до позвонка. Серые глаза юноши закатились, тело обмякло. Отпустив его, позволяя трупу упасть на грязную землю, Ливит вытер клинок и руки о ткань плаща жертвы и отступил обратно в проулок. «Это было слишком просто», — про себя отметил парень, спрятав кинжал в ножны и уходя прочь. Слишком просто было поймать одного из работников борделя и расспросить о том, как протекает рабочий день Дофны. За несколько серебряных монет люди готовы продать друг друга. Узнав необходимое, Ливиту оставалось лишь дождаться, когда Дофна соберётся идти домой и проследить за ним. Можно было бы выждать более удобного момента, но руки чесались поскорее избавиться от мальчишки. Удивительно, что от юного проститута ничем не пахло. Совершенно никакого собственного запаха, кроме ароматов чужих альф. Впрочем, теперь это было неважно.***
— Воины из восточного гарнизона готовы вас поддержать, — сообщил Вальтер, глядя на задумчивого принца. — И люди из поместья вашего покойного отца — тоже. Собственно, они уже отправились в путь, чтобы присоединиться к кортежу короля. Они будут нашими глазами и ушами. В их обязанности входит следить за принцем Освальдом и его супругом. — Как думаешь, эти слухи правдивы? — неожиданно спросил Рун, разглядывая тонкое лезвие стилета. — Какие именно? — мужчина склонился над картой Налара и прикидывал, через сколько дней восточные гарнизоны доберутся до короля Харальда, присоединятся к его свите и когда южная армия из его, Вальтера, собственного гарнизона будет готова принять участие в плане младшего принца. — Что выродок Ферскьи не от Освальда? — Всё возможно, Ваше Высочество. Тем более, что Ферскья уже не был девственником, когда попал к вашему брату. — Тогда я, тем более не понимаю этого дурака. Зачем ему признавать чужого ублюдка? — Не мне вам объяснять, что такое чувство, как «любовь» - отупляет, ослепляет и оглушает. А в случае с Истинными, так там можно проститься со здравым смыслом, гордостью и честью. Так что не будет секретом, если я скажу вам, что Освальд просто любит своего супруга. Причем так сильно, что либо закрывает глаза на ублюдка, либо же настолько глуп, что верит, что тот его сын. — Дурак, — вынес вердикт Рун, убрав стилет обратно в сапог. — В любом случае, не имеет значения: ублюдок или нет, а от маленького выродка придётся избавиться. — Чтобы это сделать, нам лучше бы тогда действовать быстро и отправить к Освальду и его семье кого-то из наших людей, чтобы тот мог наблюдать. — Да, нужен тот, кто сможет втереться в доверие, быть рядом с Ферскьей и понимать его варварский язык… Альфы задумались. Дверь комнаты отворилась, пропуская Ливита, и тут же закрылась. Он весь промок из-за обрушившегося на голову ливня. Повесив на торчащий из стены крючок свой мокрый и тяжелый плащ, скинув сапоги с налипшей грязью на подошве, парень уже собирался пройти к кровати, но остановился. Удивлённо уставился на альф, нервно кашлянул: — Вы уже вернулись? — И достаточно давно, — Вальтер нахмурился, смерил раба недовольным взглядом. — Где ты был? — Гулял, — несмотря на спокойный голос, опытный воин заметил, что пальцы рук Ливита предательски дрожат, а глаза лихорадочно горят. — Тебя никто не отпускал. Или тебя, словно пса, нужно на привязи держать? Омега лишь устало усмехнулся, воздержался от язвительного ответа. Он устал. Тяжело плюхнулся на кровать, обратив внимание на буравящего его пристальным взгляд принца. — Что-то не так, Ваше Высочество? — склонив голову набок, Ливит устало зевнул. — Ничего, — буркнув, Рун тут же отвернулся. Но всё равно украдкой бросал на брюнета косые взгляды. Вальтер не переставал хмуриться. Уже собирался вернуться к карте, как его посетила мысль. — Нам ведь нужен тот, кто сможет находиться рядом с Ферскьей и его ублюдком? Тот, кто будет хорошо знать язык южан, при этом докладывать нам обо всём и быть на нашей стороне? Ливит навострил уши. Его не посвящали во все эти дела, которыми так увлеченно были заняты принц и генерал. Рун тут же напрягся. Повернулся к Вальтеру. Удивление отразилось на его лице. — ЕГО?! Ты предлагаешь послать к ним ЕГО?! Омега вопросительно приподнял брови. — По крайней мере, ему мы можем доверять, — холодно ответил Вальтер. — Да и он на нашей стороне. Ведь так, Ливит? — А для чего я вам нужен? — устроившись вальяжно на кровати, сложив руки за голову, брюнет заранее насторожился.***
Осень… Еще только самое её начало, а уже достаточно холодно и пасмурно. Без месяца год назад его, вместе с остальными омегами, везли на галере в Асхен, дабы они продолжили свою жизнь в роли подстилок колонистов. Что ж, отчасти они исполнили свою миссию. Те омеги, которых полностью оскопили, теперь удовлетворяли воинов на рубежах границ Налара, или же продавались в борделе. Может, кому-то повезло больше, но это неизвестно. Хотя, одному явно повезло больше, чем всем остальным. Ферскья, ныне младший супруг старшего принца Освальда Давена, а в прошлом всего лишь безродный мальчишка из Регно, по имени Флориан, теперь занимал одно из самых завидных мест, какое только может занимать омега. Ливит уже успел отметить, что мальчишка совсем не изменился. Блекло-голубые глаза всё так же смущенно смотрели куда угодно, только не на того, с кем происходил разговор. Считается, что это признак скромности. По крайней мере, это касалось знати и самого старшего принца. К слугам, рабам и стражникам было иное отношение. На них Ферскья смотрел свысока, пусть и с доброй улыбкой. «Что ж, — про себя решил Ливит, — имеет право. Всё же ему хватило мозгов добиться чего-то и удержать своё положение, пусть и строит из себя невинную овечку. И я здесь для того, чтобы отнять у него всё. Титул, богатства, семью и жизнь…» — Разве он не чудесный? — на регновском щебетал Ферскья, низко склонившись над колыбелью, в которой лежал его сын. И пусть юноша уже успел более-менее сносно выучить язык северян, он всё равно переходил на родной. По крайней мере, когда злился или был не в духе. Но с тех пор, как появился Ливит, Ферскья теперь часто вёл беседы на регновском. Просто так, потому что не хотел мысленно подбирать слова, формируя их в правильные предложения. — Как все дети, — сухо ответил Ливит, покосившись на маленького альфу. Слухи не врали. Ребёнок действительно уродился с зелёными, прямо-таки смарагдовыми глазами. И это заставило Ливита нахмуриться. — Злюка ты! — обиженно поджав губы, Ферскья выпрямился. Его коричневые волосы заметно отросли и по традиции были заплетены в тугую косу, символ замужества. Такие же косы носили замужние женщины. Правда подобные прически делали себе и альфы, и беты. Только те обычно не отращивали слишком длинные волосы, чаще не ниже лопаток. И украшали клыками и когтями животных, или же простыми шнурками и лентами. Это женщины и омеги могли позволить себе нити с драгоценными или полудрагоценными камнями, бусы из дерева или стекла. По скромному мнению Ливита, Ферскья мало чем отличался от барышни. И дело отнюдь не в наивности и сказочной доброте душевной, а в поведении, манерах, любви одеваться. На юноше было самое настоящее платье из серо-лавандового шелка, отороченное норковым мехом на манжетах и вороте. Однотонное, с серебристой вышивкой плюща по лифу. — Слушай, — склонив голову на бок, Ферскья задумчиво водил указательным и средним пальцами по поверхности круглого стола, — как к тебе относился твой хозяин? — Вальтер? Нормально, — холодно ответил старший омега, не особо горя желанием вступать в разговор. Но приходилось. Его задачей было находиться рядом с младшим супругом принца, следить за ним и по возможности докладывать людям принца Руна о каждом шаге мальчишки. Король со старшим сыном и двором решили остановиться в самом сердце Налара, и планировали оттуда больше никуда пока не ездить. Всё же Харальд уже не молод, да и здоровье стало подводить, а придворный лекарь велел пока воздержаться от длительных путешествий. О принце Руне, казалось, все успели позабыть. Все, кроме короля, который часто спрашивал о своём любимом сыне. Так что, едва Ливит прибыл ко двору, якобы по велению своего хозяина, генерала Вальтера Лейфа, правитель Налара первым вышел к нему и сразу же стал допрашивать о Руне. И лишь после отпустил. По легенде Вальтер устал от общества своего раба, и решил найти ему замену, но не мог просто взять и выкинуть его. Поэтому вспомнил, что Ливит с Ферскьей были земляками, и решил подарить первого последнему. Это было изложено в письме, которое генерал лично написал. И это же Ливит передал на словах, при пересказе ощутив странную тревогу и горечь. Невольно мелькнула мысль: «А вдруг это всё на самом деле? Вдруг Вальтер узнал, что я убил его любовника-проститута, поэтому всё это устроил?» Тогда он гнал от себя эти мысли, ведь глупости же! Освальд с подозрением отнёсся к Ливиту, но Ферскья не увидел в этом ничего плохого. Поэтому без лишних разговоров принял генеральского раба к себе в услужение. — Жаль, наверное, что хозяин решил от тебя избавиться, — Ферскья мило улыбался, во взгляде его была непомерная доброта, а вот голос. В нём слышались насмешка, презрение и злорадство. — Впрочем, это не сильно удивительно. Я же тебе говорил, что мужчины любят чистоту и порядочность. — Ваша Светлость, ваш супруг уже вас заждался, — сквозь зубы процедил Ливит. — Вы ведь собирались отправиться с ним на прогулку. — Ах да, точно! — убрав за ухо выбившуюся из прически прядку, юноша отдал нянькам и кормилицам распоряжение тщательно следить за сыном, а Ливиту сделал знак рукой, повелевая следовать рядом. Синие глаза гневно вспыхнули. Он шел следом за юным герцогом, супругом старшего принца, прожигая ровную спину ненавидящим взглядом. Ливит жалел, что Ферскья тогда ушел из его рук, спасённый старым лекарем и отданный Освальду. Но потом забыл о своём желании избавиться от двуличной овечки. И не вспомнил бы ни о самом Ферскье, ни о желании причинить ему боль, если бы мальчишка не пытался вновь задирать нос. Это отнюдь не первый раз, когда юноша смел насмехаться над «ссылкой» Ливита. Обычно это были поучения, в стиле: «Я подберу тебе потом хорошего хозяина, но боюсь, что тебе придётся перестать чувствовать всё ниже пояса, чтобы он не избавился от тебя, как генерал». Ферскью всегда окружало несколько стражников, с десяток знатных дочерей и сыновей-омег из родовитых домов, а также слуги. Ливит относился к последним, но приковывал куда больше внимания к себе, чем его господин. И похоже, что это не сильно нравилось самому Ферскье, который тут же сжимал кулаки и бросал на старшего омегу уничтожающие взгляды. Но успокаивался, стоило юноше оказаться рядом с мужем. — Ваше Высочество! — Ферскья поклонился Освальду, и тут же упал ему на грудь. Супруги обменялись нежными приветствиями, ласковыми словами. Глядя на них, добрая часть придворных, — особенно наивные слуги, — едва сдерживалась, чтобы не пустить слезу умиления. Ведь старший принц с супругом были воплощением нежной, чистой любви, какая может быть только между Истинными. А вот знатные особы от этого только плевались и закатывали глаза. Все подозревали, что это наглая ложь. Потому что одна из служанок проболталось, что родимое пятно, которое в своё время сочли признаком Истинности, пропало со спины Ферскьи. Увы, та служанка словно сквозь землю провалилась, а Освальд не позволил придворным лекарям и жрецам осмотреть своего супруга. Якобы это его бы оскорбило. Супруги двинулись по парку к запряженной карете. Им предстояла прогулка за пределами замка, и Ливит, увы, не мог их дальше сопровождать. Вынужденный остаться в замке, парень решил воспользоваться свободным временем и немного побыть наедине со своими мыслями. Он знал, что очень скоро, — через дней девять или чуть больше, — принц Рун явится в замок. Вальтер приведёт с собой войска, которые помогут захватить власть. Вернее, они нужны для того, чтобы первым делом избавиться от принца Освальда, а потом уже подавить все недовольства, что могут вспыхнуть среди знати. Только сегодня утром стало известно, что король Харальд очень плох. И именно эта новость послужила причиной для прогулки старшего принца с его супругом. Наверняка обсуждают свои скорые коронации. Поёжившись от порыва северного ветра, от которого кожа покрылась мурашками, Ливит ступал по саду, уходя вглубь. По обе стороны от выложенной булыжниками дорожке росли цветы шиповников. Говорят, что это любимые растения короля Харальда. И он посадил его в память о любимом супруге, младшем короле Гваре, который пах шиповниками и закончил свою жизнь весьма трагично. Ливит никогда не думал, что будет ввязан в дворцовые и политические интриги. Честно сказать, он никогда не думал о том, что его ждёт в будущем. Да, он строил свою судьбу, управляя ею исходя из ситуации, но не представлял, что будет с ним через год или два. А теперь так складывалось, что нужно было думать не только о себе, но и о судьбе хозяина и государства, на службе у которого Вальтер находится. Не было сомнений, что едва заняв престол, Освальд избавится от предыдущих сторонников отца, в том числе и от генерала Лейфа, и заменит их своими людьми. Скорее всего даже теми, кто всегда был на стороне его матери, бывшей королевы Асты… Аста… первая жена короля Харальда, которая и сама была не рада своему браку, хотела развода, но стала строить из себя несчастную жертву, когда появился Гвар… Эта женщина была хитра, коварна, но отнюдь не осторожна. Иначе бы в руки принца Руна не попали сведения о её месте нахождения, обо всех ходах и выходах из её поместья, и о численности стражи. Ливит остановился посреди дороги, задумчиво посмотрел на отцветающие розовые цветки шиповника. Насколько он знал, отряд убийц уже был отправлен в поместье леди Асты. Её убьют, причем медленно и мучительно. Сначала пустят по кругу, отрежут волосы под корень, а затем начнут расчленять. Живую еще, молящую о пощаде, женщину будут резать на куски, время от времени нанося ей страшные, но отнюдь не смертельные удары ножом. Принц Рун хотел разделаться с ней так же, как когда-то очень давно её сыновья разделались с его отцом-омегой. И потом все эти искалеченные останки будут преподнесены Освальду. Действовать придётся быстро. Чтобы никто не успел доложить Освальду о случившемся. И Вальтер за это был ответственен. — О, раб генерала! — знакомый голос заставил вздрогнуть, напрячься и быстро обернуться. Хемлинг Кинриг шел к нему вальяжной походкой, насмешливо улыбаясь. — Вот так встреча. Не ожидал тебя увидеть здесь. — Взаимно, — поморщившись, Ливит настороженно покосился на него. Они были в саду одни. Ни слуг, ни стражи, которые бы могли в случае чего вмешаться, не было видно. И это напрягало, заставляло нервничать. Ровно как и удушающий аромат гвоздики, который начинал туманить разум. — Значит, теперь ты служишь юному герцогу, — не спрашивал, а констатировал Хемлинг, подходя ближе, практически вплотную. — Что, предыдущий твой хозяин устал от тебя? Или нашел кого получше? — Тебя это не касается, — раздражаясь, Ливит попытался пройти мимо, желая уйти, но был остановлен. Руки вцепились ему в плечи, рывком развернули лицом к начинающему гневаться альфе. — Я с тобой еще не закончил! За такое поведение тебя нужно высечь. Жаль, что Его Светлость сейчас отсутствует. Уж он бы прислушался к моим советам. — Ты всегда можешь подойти к нему с этим вопросом, или передать его в письменной форме через стражу или слуг, — огрызнулся омега, за что и получил пощечину. Стальные сегменты на верхней стороне перчатки прошлись по щеке, оцарапав кожу. Тут же проступила кровь. Её было совсем немного, на самой поверхности царапин. — Кто-то должен укоротить твой язык, — больно схватив Ливита за лицо, Хемлинг склонился к нему, обдавая несвежим дыханием. — И похоже, что это буду я. Брюнет ожидал чего угодно. Острого лезвия меж рёбер, удара в живот или болезненного толчка в плечи, но явно не поцелуя. Властного, жадного, болезненного. Зубы Хемлинга цепляли губы, пару раз прикусили язык, что заставило Ливита болезненно поморщиться. Растерявшись лишь на мгновение, позволяя альфе углубить поцелуй, парень сжал руку в кулак и ударил его со всей силы по уху, оглушая. Хемлинг застонал от боли, выругался, но отстранился. Вскинул на брюнета бешеный взгляд. — Сука! Я сразу понял, что ты с норовом, но думал, что это лишь для вида. Что ж, так даже будет интереснее тебя и дальше ломать. — Не того ты в жертву себе выбрал, пёсий выродок, — поморщившись, Ливит окинул его презрительным взглядом. — В следующий раз я сделаю с тобой то, что порой делают с пленёнными врагами. Отрежу тебе член с яйцами и заставлю сожрать. — Какие мы грозные, — сплюнув, всё еще переживая болезненный звон в правом ухе, Хемлинг оскалился. — Посмотрим, каким ты будешь через время. Нравится тебе это или нет, а тебе придётся принять меня. Принять нас. — Нас? — удивлённо вскинул тот бровь. Огляделся. — Ты здесь вроде бы один. Настолько с головой плохо, что ты говоришь о себе во множественном числе? Ну, с этой проблемой к лекарям. Или жрецам. Они любую хворь излечат. — Не строй из себя идиота! — взбеленился альфа. — Мы еще вернёмся к этому вопросу, сука регновская! Закатив глаза, даже не став провожать Хемлинга взглядом, Ливит поспешил прочь из сада, пока еще чего странного не произошло. «Странный этот альфа, — про себя отметил брюнет. — То вечно кидается, действует на нервы, то теперь несёт какую-то чушь и вешается… Еще и гвоздикой воняет хуже течного омеги! Мерзость…»***
Он давно перестал испытывать жалость и угрызения совести по отношению к слабым, которые в муках умирали от его руки или же по его приказу. Наверное, таким он стал после того, как убил своего любовника Растуса. Ведь все последующие убийства не вызывали у него совершенно никаких эмоций. Вот и сейчас, стоя в стороне, подперев плечом косяк, Вальтер наблюдал за тем, как воины разделывались с бывшей королевой Налара, леди Астой. Женщина сорока с небольшим лет всё еще не была лишена своей привлекательности. Но сейчас некогда густые и длинные русые волосы, которые укладывались в изящную прическу, были обрезаны и прядями лежали на грязном полу. Богатое платье из бордовой парчи, с отороченным лисьим мехом воротом, изодрано в лоскуты. В высокомерных серых глазах застыли боль и страх. Аста уже не сопротивлялась. Лежала неподвижно на мраморном полу. Едва люди Вальтера ворвались в поместье, как первым же делом стали убивать всех, кто находился здесь. Давно засланные приспешники принца Руна завели Асту в ловушку, не позволили ей уйти. Бывшая королева оставалась гордой и высокомерной до конца. Даже когда её насиловал с десяток бравых солдат, не позволила себе разрыдаться и опуститься до мольбы о пощаде. Лишь сжала кулаки, когда ей, точно рабыне или грязной шлюхе, обрезали волосы. Кричать и бояться она стала потом, когда ей стали отрубать части тела. Начали с пальцев на руках. Эти холёные тонкие пальчики, унизанные золотыми перстнями с яркими изумрудами и сапфирами — они были первыми безжалостно отрублены. Чтобы Аста не умерла от кровотечения раньше срока, раны тут же прижигали раскалённым железом. Вальтер практически не принимал участия в этих пытках. Он лишь отдавал приказы воинам, и следил за тем, чтобы принц Рун, который находился в этой же комнате, не навредил себе, когда брался за пытки. Может кто-то и скажет, что это бесчеловечно и жестоко. Что Рун последний ублюдок, посмевший поднять руку на женщину, которая не должна нести наказания за грехи своих детей. Однако Аста натаскивала своих сыновей против Гвара, отца Руна. Она приложила руку к тому, что произошло. Она же покрывала убийц младшего короля. Да, это жестоко. Но для мести не имеют значения ни пол, ни возраст, ни происхождение, ни занимаемое в обществе место. Для мести все едины, равно как и для смерти. У каждого своя правда. Каждый имеет право либо воспользоваться правом мести, либо простить и тем самым подставить вторую щеку. Последнее — удел глупцов, слабаков, которые верят, что нельзя отвечать злом на зло. Нужно быть умнее, милосерднее. На зло нужно отвечать еще большим злом. И никак иначе! Ничто не должно быть прощено, ничто не должно быть забыто. Расплата, пусть и затянется на какой-то срок, но должна быть свершена! — Что, сука, не ожидала такого? — Рун обошел изувеченное обнаженное тело, замахнулся топором, опуская острое лезвие на ногу женщины выше колена. Аста взвыла. Выгнулась, задрожала. Ногу удалось отсечь лишь с четвёртой попытки. Вальтер равнодушно наблюдал за тем, как принц разделывает бывшую королеву на куски. — Генерал, — подошедший воин, поклонился. — Только что стало известно, что из поместья удалось улизнуть мальчишке-поварёнку. — И как же так вышло? — холодно вопросил Вальтер, но от его тона воину стало не по себе и тот вжал голову в плечи. — Все были заняты устранением стражи и знати. Слугами занялись в последнюю очередь. — Идиоты, — фыркнул Рун, задумчиво оглядывая женщину, дожидаясь, пока ей прижгут рану калённым железом и прикидывая, куда нанести следующий удар. — Займитесь этим сами, Лейф. И не забудьте принести мне голову того беглеца. Хочу убедиться, что вы выполнили приказ. — Не советую сомневаться в моей исполнительности, — нахмурившись, Вальтер всё же решил подчиниться. Честно сказать, ему уже надоело просто стоять в стороне и отдавать приказы. Хотелось действовать. Поэтому он с радостью седлал лошадь и приказал своим людям разойтись, тщательно искать в округе. Мальчишка не мог слишком далеко уйти. Найти, но не убивать, а привести к генералу. Таков приказ. Но на счастье, никого никуда тащить не пришлось. Поварёнка Вальтер нашел довольно быстро. Тот никуда не убегал. Спрятался под поваленным деревом, всего в трёх милях от поместья и сидел, дрожа. Ждал, что всё закончится? Думал, что его не хватятся? Наивный. Такие и умирают рано, глупо. Вальтер спешился с коня, обнажил меч, потянувшись к забившемуся под бревном мальчику. Бета, кажется. — Не надо… — всхлипнул светловолосый поварёнок, подтянув коленки к груди. Глаза были мокрыми, большими, напуганными. — Прошу вас, пощадите… Я хочу жить. — Раньше надо было думать, — поморщившись, словно от отвращения, мужчина схватил его за волосы. Рывком вытащил из укрытия, и тут же нанёс несколько ударов мечом. Острая сталь пару раз вгрызлась в шею сзади, перерубая позвонки, отделяя голову от туловища. Мальчик только и успел, что всхлипнуть, прежде чем умереть в мимолётной агонии. Пряча голову в плотный походный мешок, Вальтер вытер меч и убрал его в ножны. «Что ж, скоро можно будет приниматься за основную часть нашего плана…» Ему хотелось уже увидеть Ливита. Шпионы сообщали, что с его рабом всё в порядке. Что тот справляется со своей задачей, но напрягли известия о том, что при дворе появился Хемлинг Кинриг, который теперь входит в число дворцовой стражи. Эта новость заставила Вальтера сжать кулаки и желать свернуть молодому альфе шею. Никто не имеет права покушаться на то, что принадлежит ему. Никто, даже подобные Хемлингу.***
— Король мёртв, да здравствует король! — лживо-дрожащим голосом возвестил принц Освальд, когда вышел из покоев своего отца. — О, ужас какой! — тут же озвучил всеобщую мысль Ферскья, прижав ладошку в губам. Шурша шелковыми юбками, подошел к мужу. Взял его руки в свои, склонил голову. — Мне очень жаль, любимый. — Примите наши соболезнования, Ваше Высочество, — придворные потянулись к Освальду, выражая своё глубокое разочарование. Но были и те, кто не спешил этого делать. Они застыли на своих местах, недоверчиво переглядывались и шептались. Ливит хмурился. Ему так же всё это казалось очень подозрительным. Король еще вчера был здоров, полон сил, а сегодня внезапно умер. Лекари расходятся во мнении: кто-то говорил, что Харальд умер от остановки сердца, кто-то твердит, что его травили. Но если последнее и правда, то искать убийцу никто не станет. Зачем, когда он и так стоит здесь? Не пытается спрятаться, лишь фальшиво изображает разочарование и скорбь. — Его Высочество такой сильный, — шепчутся придворные дамы, — так стойко переносит смерть отца. Настоящий мужчина. Такого же мнения и те, кто слепо принялся утешать «убитого» горем принца. И им совсем невдомёк, что на самом деле Освальду плевать на смерть отца. Что его заботят лишь мысли о предстоящей коронации. Впрочем, таковым же был и Ферскья, который сразу же повернулся к Ливиту и на регновском приказал: — Передай управляющему, чтобы нашел лучших портных. Я хочу сшить себе наряд, достойный младшего короля. Ливит лишь кивнул. Сам он был безразличен к этой ситуации. Он обязан был немедленно доложить связному о смерти короля. Рун и Вальтер должны действовать быстро, если хотят исполнить задуманное. Минуя коридоры, направляясь сначала на конюшню, где конюхом работал связной, Ливит был вынужден идти в обход. Меньше всего ему хотелось встречаться с Хемлингом, который взял за привычку чуть ли не каждый день попадаться на пути и приставать. Когда как: иногда это были оскорбления и угрозы, а иногда и попытки обнять, поцеловать. Ливита эта навязчивость раздражала. Как и аромат гвоздики, что заставлял горло першить, а голову идти кругом. Впрочем, реакция Хемлинга тоже была странной. Он жадно принюхивался к омеге, его взгляд туманился, а голос становился низким. «Может он не альфа, а омега? — про себя рассуждал Ливит. — Ведёт себя, как течный. Даже я таким никогда не был».***
Этот день настал. День, когда двор омоется кровью одного из принцев. А ведь утро не предвещало ничего дурного. Было лишь холодно, всё же исход второго месяца осени. С неба осыпались крупные снежинки, которые тут же таяли, едва ложились хоть на какую-то поверхность. Еще несколько дней и вскоре всё станет белым-бело, как и должно в это время года. В покоях Ферскьи было шумно и людно. Девушки и омеги из знатных домов щебетали, наслаждаясь игрой на лютне симпатичного беты. Они читали стихи, смеялись над шутками, обсуждали последние сплетни, поздравляли младшего мужа принца Освальда с грядущей коронацией, умилялись маленькому зелёноглазому альфе и желали обзавестись еще детьми. — Каждый получает то, что заслуживает, — на регновском заговорил Ферскья, обращаясь к слуге. Демонстративно положил руку на свой плоский живот, погладил его. — Ты сегодня очень задумчив. Что-то случилось? — Тебе кажется, — поморщился Ливит. Время от времени он поглядывал на двери. Когда всё начнётся, он должен будет впустить в покои людей принца Руна, а затем запереть двери до прихода Вальтера. Он уже предвкушал тот момент, когда Рун обрадуется известию, что Ферскья беременный. Сможет отомстить ему за смерть леди Илвы и её нерождённого ребёнка. И одновременно с этим боялся, что Вальтер признает в ублюдке Ферскьи своего сына и надумает не только сохранить ему жизнь, но и забрать себе. — А вот и не кажется, — Ферскья высоко задрал голову, победно ухмыльнулся. Подошел к Ливиту, цокая каблучками кожаных туфель, обтянутых нежно-голубым бархатом. — У тебя всё на лице написано. Я сразу понял, что с тобой что-то не так. Ты влюбился! От такого старший омега чуть воздухом не подавился. — Ты ошибаешься… — Нет-нет! Не пытайся меня обмануть. Я это уже давно заметил. Тот стражник, новенький, он так к тебе липнет… — Это не то, что ты подумал… — Не отпирайся! Я сам видел, как он не даёт тебе прохода. И ты к нему неровно дышишь, поэтому отталкиваешь и злишься. — Ч-чего.? — у Ливита нервно задёргался глаз. Нет, он всегда знал, что этот мальчишка до тошнотворного глуп и наивен, но не настолько же! — Всё же здорово, что ты наконец-то влюбился, — Ферскья просто светился от счастья. — В мире нет ничего важнее и ценнее любви. Ливит уже собирался возразить, но шум снаружи заставил прикусить язык. Все находящиеся в покоях тут же умолкли. Повытягивали шеи, с недоумением поглядывая на двери, которые мгновенно распахнулись. Вооруженные воины, в количестве тридцати человек, заполонили собой пространство. Обнажили мечи, тут же убивая тех, кто попытался двинуться к дверям. — Что всё это значит? — возмутился Ферскья, переходя на северный. — Кто вы такие? Немедленно объясните мне! — В этом мире, — громко и отчетливо проговорил Ливит, подойдя к дверям и заперев их изнутри на засов, — важнее и ценнее всего — жизнь. Увы, к никому из вас это не относится. — Что ты делаешь, Ливит?! — сжав кулаки, Ферскья сделал шаг, но тут же остановился из-за направленного ему в живот воинского меча. — Что ты такое говоришь? Что вообще происходит?! — То, что и должно, Флори, — старший омега обернулся к нему. Недобро оскалился. — Каждый получает по заслугам. Разве это не прекрасно? Убейте их. Короткий приказ, и десятки мечей тут же принялись безжалостно рубить девушек и омег, что находились в этих комнатах. Ферскью схватили, заломили руки ему за спину, заставили упасть на колени. Он дёргался, кричал, но его никто не слушал. Начавшего плакать в колыбели ребёнка пока не трогали. Его судьбу решат после. — Тварь! Убийца! Грязный потаскун! — кричал, надрываясь, Ферскья, переходя с одного языка на другой. — Ты за всё это еще ответишь! Я тебя ненавижу… Ливит его не слушал. Скрестив руки на груди, облокотился о стену, прислушиваясь к звукам за дверью. Скоро всё свершится. Он исполнит свою задачу и снова будет с Вальтером. Лишь бы та легенда, что он надоел хозяину, не оказалась правдой. Иначе Вальтер не жилец. — Ненавижу! — не унимался Ферскья. — Я тебе этого никогда не прощу. Слышишь, Ливит?! Я сделаю всё, чтобы Освальд заставил тебя страдать. Тебя кинут в темницу. Отдадут палачам. Изуродуют под стать твоей омерзительной душонке! Ливит лишь усмехнулся. Снаружи царили крики и звон оружия. — Я прикажу, чтобы тебе отрубили руки и ноги! — плевался ядом Ферскья, дёрнувшись в руках воинов. — А потом… потом… Потом тебя отправят в хлев, отдадут под псов и свиней! Такая тварь как ты просто не заслуживает жизни! Устало потерев висок, Ливит достал из-за голенища сапога кинжал с тонким длинным лезвием, чем-то похожий на стилет. И Ферскья тут же заткнулся, напряженно уставившись на оружие в руках старшего омеги. Стук в дверь заставил Ливита невольно вздрогнуть. Ему даже спрашивать не пришлось, чтобы знать, кто ломится к ним. Подняв засов, отворив дверь, он отошел в сторону. Кивнул головой, приветствуя принца Руна, облаченного в черные одежды из плотной льняной ткани и серебристую кольчугу. Его меч и руки были в чужой крови. Рядом шел генерал Лейф. И если Рун не удостоил Ливита взглядом, то Вальтер посмотрел на раба так, что у того невольно по спине пробежали мурашки. — Разденьте эту суку, — велел принц, поморщившись при виде трупов знатных особ. — Нет, не трогайте! — пискнул Ферскья, словно девица, прикрыв грудь, когда ему отпустили руки и сорвали с него одежду. Юноша дрожал, весь сжавшись, и глядя на Руна со страхом и ненавистью. — Освальд вам этого не простит! — Поверните, — Рун намеренно игнорировал слова иноземного омеги. Он должен был кое в чем убедиться. Когда приказ исполнили и Ферскью развернули к принцу спиной, юный альфа подошел ближе и принялся всматриваться в поясницу. — Где родимое пятно? Омега задрожал всем телом, всхлипнул. Вальтер и Ливит подошли ближе. Смогли заметить, что на пояснице Ферскьи нет ни единого пятнышка, напоминающего тот злосчастный знак, который покойный придворный жрец богинь судьбы посчитал признаком Истинности. — Где оно?! — оскалившись, Рун ударил кулаком по пояснице Ферскью, отчего тот вскрикнул и едва не рухнул вперёд. — Так и знал, что это всё ложь. Вальтер, разделайся с ним и его ублюдком. У меня еще впереди серьёзный разговор с Освальдом. Не хочу марать руки об регновскую суку. Убрав меч в ножны, принц развернулся на каблуках и удалился прочь, прихватив с собой практически всех воинов. В покоях остались лишь двое омег, альфа и надрывающийся младенец. — Я уж думал, что Рун сам надумает избавиться от него, — высказал своё предположение Ливит. — Я тоже, — поведя плечами, Вальтер сделал пару шагов вперёд, снимая с пояса боевой топор. — Нет! — взвизгнув, Ферскья кинулся к колыбели. Схватил рыдающего сына, прижимая его к себе спиной. — Нет, Вальтер, прошу вас! Пощадите. Ливит напрягся, заметил, как генерал пристально разглядывает младенца. «Плохо дело. Как бы действительно не надумал пощадить, решив, что перед ним его отпрыск». — Пощадите… — продолжал молить Ферскья. — Ради нашего с вами сына. Прошу вас, не убивайте нас. Дайте нам уйти. Вы же не убьёте отца своего ребёнка? — Своего ребёнка? — рука Вальтера, сжимавшая топор, дрогнула, ослабила хватку. Он хмурился, переводил угрюмый взгляд с напуганного лица омеги на заплаканное круглое пухлощекое личико ребёнка с большими зелёными глазами. Время для Ливита остановилось. Он чувствовал неладное. Понимал, что если не вмешается, то Ферскья сохранит жизнь. И неизвестно, что тогда будет. Может быть, Вальтер даже заберёт юного омегу с ребёнком, со СВОИМ ребёнком к себе. Этого нельзя допустить. Больше Ливит не позволит никаким невинным молям и двуличным мышам встать между ним и его собственностью! — Прошу… — Ферскья стал отступать, прижимая к себе сына. — Вальтер, я же вам ничего не сделал. Вы ведь не монстр. Вы не можете убить омегу с ребёнком на руках. — Почему ты так решил? — смарагдовые очи альфы недобро вспыхнули. Рука всё же сжала рукоять топора. — Потому, что я знаю, — юноша выдавил из себя робкую улыбку. — Вы не такой жестокий, каким хотите казаться. Вы другой. С трудом подавив смешок, Ливит рванул вперёд. Слишком легко выхватил из рук Вальтера топор, замахнулся и ударил им, вонзив острое лезвие в живот Ферскьи. Юноша вскрикнул, пошатнулся. Ошарашенно раскрыл глаза, когда топор с чавкающим звуком вышел из его тела, ударил сверху, вгрызаясь в плечо. Ребёнок выпал из ослабших рук родителя. С ним Ливит разделался легче всего, одним ударом разрубив маленькое тельце пополам. — НЕТ! — истошный вопль отразился от стен покоев. Ферскья схватился за голову, упал на колени. Не обращал внимания на то, что из пробитого плеча хлещет кровь, а из вспоротого живота вываливаются внутренности, он зашелся в вопле, рыдая. Поморщившись, раздражаясь, Ливит замахнулся, ударяя снизу. Лезвие вгрызлось в лицо Ферскьи, заставило тело откинуться назад, упасть на спину. Удары сыпались один за другим, больше калеча омегу, чем добивая его. Ливит остановился лишь тогда, когда устал. Выпрямившись, держа топор дрожащей рукой лезвием вниз, он ошалелыми глазами смотрел на изувеченный труп, который больше был похож на кровавое месиво. — Ты просил поделиться впечатлениями, когда я убью человека, — хриплым голосом заговорил Ливит. — Так вот: это гораздо проще, чем кажется. Особенно, если лезвие хорошо заточено. Не нужно Вальтеру знать, что это не первое целенаправленное убийство. Не нужно ему знать, что почти три месяца назад он уже убил мальчишку-проститута. — Пойдём, мы должны присутствовать на казни Освальда, — мягко забрав у парня топор, и положив руку ему на плечо, Вальтер вывёл его в коридор. Заметил, что Ливит довольно быстро пришел в себя, успокоил разбушевавшиеся нервы и эмоции, и с привычной трезвостью во взгляде, твёрдой походкой пошел рядом. Альфа едва заметно одобрительно улыбнулся.